Глава 25 Когда захлопывается дверь, открывается форточка
По возвращении в Волховск Алисе пришлось побегать по инстанциям. Нужно было прописаться, чтобы найти детский сад и устроиться на работу.
Времени на раздумья и переживания не было вовсе. Она решительно отхватила второй кусок своей жизни и выкинула его из памяти.
Там вместе с ужасом оставила акварели затянутых утренней дымкой Курил. Литые сапфировые волны Тихого. Колониальный колорит жизни и культуры между двумя Азиями – нашей и заморской. Вкус соли на губах и запах белья, высушенного на морском ветру.
Работников моря с тяжёлой, пронизанной наперекор всему серебряными романтическими нитями жизнью. И дорогих друзей – Таню и Сашу у привалочного костра с вёдрами, полными «клоповки».
– Плачь, девочка, плачь. Ведь единственное письмо от Тани осталось без ответа.
Всё сожрала тревога – тёмный ангел на плече на долгие годы. Как ни старайся контролировать свою жизнь, но на бегу нет-нет да и столкнёшься с неопределённостью. Та срабатывала как спусковой механизм страха.
Он заморозил её истинные чувства и наделил слепой целеустремлённостью.
Аля только начала привыкать к коллективу. К доброму доктору Клюшкину (работала участковой медсестрой). Ухаживая за тяжёлыми больными, только стала постигать неформальность и важность своей профессии…
Память хранит три хрупких образа.
Молодая миниатюрная Нина, рассудительная и активная. Если бы не рассеянный склероз, позволявший ей использовать интеллект, волю и характер только для того, чтобы вовремя, правильнее будет сказать – иногда вовремя, соскальзывать с высокой кровати, чтобы ту не намочить.
Алёна, женщина лет сорока пяти с неоперабельным раком груди. От безысходности посвятившая сестричку в историю отношений с супругом. Каждый выходной тот приводил в квартиру шлюху. Ходили в чём мать родила, и благоверный просил жену поскорей сдохнуть.
И старушка Антонина Степановна, у которой по телу ползали вши, и трудно было найти мякоть, чтобы сделать инъекцию.
Алиса обмывала, обрабатывала, перевязывала, делала назначения, выслушивала, мягчела ненадолго сердцем и бежала дальше по адресам.
Утром торопилась с сыном на автобус – в детский сад и на работу. Вечером – в детский сад и домой, чтобы успеть сготовить, постирать, накормить, почитать сыну книжку на ночь.
– И ради всего святого! Только бы ни о чём не думать!
Смириться с чем-либо в жизни ей удастся ох, как не скоро… Чем крепче
завинчивала гайки самоконтроля наша героиня, тем беспощаднее демонстрировала жизнь ей иные, более страшные выходы. Клин-клином вышибала, как говорится. И тогда под тонкой кожей искрили оголённые провода нервов, пока молодая женщина крысой бежала по незнакомому лабиринту, пытаясь выбраться на свет.
Она припоминает.
Смена только началась, доктор ещё не пришёл. Сестры и врачи высыпали из кабинетов, потому что в коридоре раздались крики. Звуки, нарастая, приближались. Медсестра Нина, обычно тихая и скромная, в противовес своему крупному телосложению, напоминала стремительно надвигающийся крейсер, разрезая невидимые волны полами халата. Изо рта пулемётной очередью сыпались проклятья и отборная брань. Алиса вжалась в стену. Нина резко остановилась и, глядя прямо в глаза, чётко по слогам проговорила: «А ты–ы!!! Ске-ди! – с-су-ка!»
Запущенная шизофрения. Всё так. Но, словно молотком треснула.
Минут через пять, когда больная получила увесистую оплеуху от Клюшкина и уже сидела на стуле с его пальцами на сонной артерии, с расфокусировавшимся взглядом, и ещё через мгновение, когда уснула, Алиса начала свободно дышать и смогла слушать бешеный стук собственного сердца…
Через несколько дней её вызвали из кабинета. В коридоре под лестницей с покаянным видом стоял Пашка. В руках пакет и коричневый бумажный кулёк. Рассказал, что рассчитался на прежней работе и устроился на речной пароход на Волхов. Что в пригороде ему выделили однокомнатную квартиру в новостройке. Что «пидор»-сосед стал к нему подкатываться, и Павлик, быстро сообразив, решил того шантажировать, вымогая деньги на еду.
– Вот, Аля, тут хлеб, яйца, молоко. Я вам принёс. Бери!
Скромно, аккуратно одетый, коротко постриженный... Круглые птичьи глаза. Здоровый румянец во всю щёку... Большие красные кисти рук... Кулёк с яйцами уместился в ладони.
Она шарахнулась в сторону – будто током ударило.
– Как же он их нашёл?
Но вопреки здравому смыслу (несколько недель – до её дня рождения) эти двое безуспешно пытались реанимировать мёртвое тело их брака.
Сначала Лиза по неосторожности и из самоуверенности впустила Пашку в квартиру поговорить. Начала неправильно – с нотаций. И получила кулаком в лицо. Младшая сестра тут же из жертвы превратилась в соучастницу и отправилась с сыном на новую квартиру.
Там – шаром покати – одни голые стены.
Мама, игнорируя происходящее, захотела им помочь. Например, посидеть с Алёшей. Но после того, как Пашка передал ей внука, подобно футбольному мячу, ногой по полу, резво уехала восвояси.
Алиса вернулась к сестре. И однажды (так велико было желание свить своё гнездо, вопреки здравому смыслу), через непролазную грязь новостроек пошла на ту квартиру.
В холодной ванне под вялой струёй воды из бессильного рассеивателя, они в последний раз попытались вернуть человечность в их общую жизнь.
Тогда, будто со стороны, уже в точке невозврата, Аля увидела, какие у нелюбви большие красные ступни, синюшная пластилиновая кожа, тёмные провалы глаз, запах мокрой штукатурки и стыда. И какое страшное эхо.
– Чёртово сострадание! Чёртово чувство вины! Чёртов инфантилизм!
Через несколько дней она не нашла в детском саду Алёшу. Воспитательница сообщила, что малыша забрал папа.
Подскакивая на колдобинах, по весенней распутице милицейский «козёл» загнал Пашку в самую глубокую лужу, где тот с неопределённым кроличьим выражением на лице остался стоять, пока они забирали обмочившегося сына.
Казалось, пьеса их жизни отыграна, но до занавеса оставались ещё день, принятие решения и… смерть одного.
Свой день рождения Алиса любит за то, что он летом. В тот раз был просто выходной и никаких планов. На ней любимая рубашка и юбка, сшитая из льняных кусков. Ещё рошанская.
Она мало изменилась, всё та же голенастая девочка. Только трёхлетний сын пристроился на эмалированном горшке в углу между стеной и кроватью.
В дверь позвонили. Пришёл Пашка. Окинул взглядом, молча схватил за воротник, стал рвать застёжку:
– Ну, давай!
Как всегда, чувствуя абсурдность ситуации, она сопротивлялась не на жизнь, а насмерть. На пол посыпались пуговки. Сын врос в горшок и превратился в мышь.
Вдруг муж, будто, разочаровавшись, отступил, резко откинул голову назад и с размаху влетел этой головой ей в лоб. Аля упала. Лежала и слушала сквозь звон, как захлёбывался в плаче сын. Смотрела, как пожёвывая губу, о чём-то размышлял Павлик. Как занёс над ней серую подошву сорок пятого, перешагнул и, щёлкнув замком, ушёл...
Возвратился через час (Голливуд может отдыхать). По избитому сценарию, героиня могла уже не пускать в комнату негодяя. Тот чувствовал себя виноватым. Страшное колесо провернулось.
Она села на деревянный холодильник «Снайге» у входной двери, и, собрав в кулак всю свою комсомольскую веру, очень спокойно и убедительно сказала: «Уезжай отсюда, пожалуйста, ты здесь сопьёшься и пропадёшь».
Алиса как жена заботилась о муже – так и прозвучало. Неважно, что её долго трясло после случившегося.
Павел уехал. Развели их раньше, заочно, когда нужно было с сыном прописаться у сестры.
Впереди пару ждало ещё одно совместное светское дело – последняя отравляющая капля. И потом большая часть её души, подобно земле после массированной бомбардировки, перемешанная с искорёженным металлом, пропитанная ржавчиной и селитрой, десятилетия лежала мёртвой. Не давая зёрнам понимания прорастать.
Начался самый изнурительный отрезок путешествия нашей Алисы. Приступы панического страха приходили всё чаще после неизбежных в жизни стрессов.
Она не могла знать, насколько глубоко травмирована – защиты ещё держали на поверхности.
Жизнь сочилась летними погожими днями. Работа и ребёнок поглощали всё внимание. В августе Лиза забрала их в пионерский лагерь на смену на Валдай. Сестре предложила поработать в медпункте.
Второго августа, перед началом сезона вдвоём они шли по широкой, тщательно подметённой центральной аллее между домиками отрядов. На младшей голубое, какого-то уж совсем детского фасона, хлопчатобумажное платье на поясе. С короткими рукавами «фонариком», завязанными бейкой на бантик. Волосы заплетены в косички.
В лагере послеобеденный тихий час. Пахло прогретой на солнце хвоей и близкой озёрной водой. На ветках солнечные зайчики устроили салки и слепили глаза.
Навстречу шли двое. Невысокий молодой парень и подросток в красном галстуке. У молодого человека тренированное гибкое тело, затянутое во «вранглеры», смуглая кожа, тёмные волосы и «синий» подбородок. Большущие серо-зелёные глаза и нежные губы она обнаружила позднее.
– Так должен выглядеть герой писателя Райнова, – мелькнула глупая мысль.
Болгарин и разведчик.
Она опустила голову, чтобы скрыть улыбку.
– Познакомьтесь! Илья, Алиса, – представила их Лиза.
Ребята ушли, но это не имело значения. Всё уже было решено.
На следующий день, второго августа – поднятие флага, торжественная линейка и открытие смены. А вечером танцы.
На этот раз она в японской плиссированной юбке и шифоновой с шёлковым шитьём кофточке без рукавов. На голове пшеничная грива. Без шансов справиться с сиянием глаз и дрожащей внутри струной. Так бы и полетела.
Какой-то дурацкий танец с выбором партнёра по очереди. Перед ней, легко отбивая чечётку, улыбался Илья. Тогда девушка не знала про Маргариту и Мастера. Только про чёрта.
Алиса улыбается воспоминанию.
Илья пластичен, ловко ведёт партнёршу в медленном танце. Она чувствует лёгкое прикосновение губ у себя за ухом и тает… Чувствует запах кедровых орешков от его рубахи… – и через несколько минут, несовместимых с приличием, эти двое уже продираются сквозь колючий ельник без тропок. Там мать-земля немного позабавилась, принимая голую попку на сучки, шишки и еловые иглы, пока торопливые руки Илюши подсовывали под неё шифоновую кофточку. Эта близость была подобна близости незрелых подростков – такой же неудержимой и безрассудной.
Голова Алисы оказалась в раю, а тело по-прежнему оставалось в цепях, ключ от которых давно был выброшен. Так и встретились пламя его желания с пламенем в девичьей голове.
Вместе они прошли большой земной путь и каждый – несметное количество путаных душевных тропок. Алиса – от ощущения восторга, полного слияния и поклонения до почти полного отчуждения. Илья – стойко перенося семейные невзгоды, смиряясь со «сложным» характером жены. Не зная ничегошеньки о её прошлом и в силу природной осторожности, не пытаясь узнавать.
Прошли десятилетия, прежде чем ты поняла, что в том августе на другое плечо к тебе присел светлый ангел. И ты встретила своего главного героя.
А до той поры с завидным упорством примеряла на безропотного мужа разнообразные маски: героя-спасителя, отца, обывателя.
От разрыва с ним остановил собственный опыт. Всегда есть что-то, чего люди не знают друг о друге.
Эти двое обрели покой и равновесие, когда жена рассказала о себе всё как есть.
– Удивительное дело – открывать друг в друге незнакомцев. Не спеша, наслаждаясь картиной волшебного превращения напряжённых тягот будней (когда всё делается для того только, чтобы заполнить каждое мгновение житейской суетой, лишь бы не встречаться со страхом оказаться осуждённым и отвергнутым, будучи самим собой), в синхронный любовный танец. И рука об руку отправиться дальше, в стремлении укрепить берег их единой истории. Наблюдать, как распускаются цветы доверия в семье. Как здоровеет их род. Видеть безмятежные лица детей и благодарить за это друг друга.
В то время Валдай в нашей стране считался курортной зоной. Мягкий и сухой климат возвышенности резко отличался от соседней, кишащей летом комарами низменной Волховщины.
Здесь, вокруг красивого озера, среди густого елового леса понастроили пансионаты и пионерские лагеря, в которых отдыхали рабочие и служащие из Волховска и проводили летние каникулы их дети.
Пионервожатыми работали молодые инженеры и профсоюзные активисты градообразующих предприятий. В лагере царила атмосфера коммунистической «утопии», где всё подчинено законам дружбы, справедливости и преемственности. Она не помнила никакого начальства. Молодые люди и девушки весело выполняли свои обязанности. Подопечные с удовольствием подчинялись порядку и участвовали в общественной жизни.
– Боже! Такое невозможно! – неожиданно она искренно удивляется. – Как же быстро песком времени заносит даже самые неординарные события!
Алиса вставала до горна. За кабинетом ельник уходил вверх по склону. Воздух влажный и прохладный. Туман тянулся над землёй и неохотно вместе с сумерками отступал в укромные места. Подошвы скользили на рыжих иглах, устлавших чёрную землю. Остро пахло хвоей и близкой водой. Рядом назойливо тенькала незаметная синица и эхо далеко разносило сухую и короткую дробь дятла.
Несколько минут ты просто травина-акселерат, выбившаяся из круга своих соплеменниц, которую из стороны в сторону качает лёгкий порыв ветра. Просто прозрачная золотистая трепещущая чешуя на стволе сосны. Просто зацепившаяся за берёзовую ветку, уже бесполезная для хозяина порванная паутина.
Она всё это видела и чувствовала в том, что видела, себя. Наступит в жизни момент – до неё дойдёт смысл слов «будь спокойна и знай: я – Господь».
Ничто не обещало солнечный летний день, пока острый луч, как удар шпаги, не пробил этот сумрачный мир, на миг ослепляя, выбивая слезу, заставляя ощутить каждой жилкой, насколько она живая, насколько всё вокруг необходимо и значимо.
Насколько она не одинока (недалеко за стеной посапывал сын).
Ещё миг – и в воздухе во все пределы разнеслась бодрость горна.
Из всех домиков в стоптанных сандалиях уже летела лохматая ребятня. Прихватив вафельные полотенца, розовый кусок земляничного мыла, тюбик «поморина» и зубную щётку. Из кранов в жёлоб хлестали кривые ледяные струи, падали мимо на землю, и детские ноги покрывались мурашками и брызгами грязи. Девчонки визжали на радость хохочущим пацанам. До завтрака во рту сохранялся привкус мяты и мела.
На линейке все отряды выглядели как одно целое – умытое, свежее, причёсанное с блестящими глазами существо. С красными значками или галстуками на груди.
Безмятежное, счастливое детство поднимало флаг нового дня.
Алиса надевала белый халат и шла в столовую резать хлеб. На большой разделочной доске огромным ножом. Через несколько дней вместе с мозолями пришёл навык, доведённый до автоматизма. Раз – и буханка напополам. Два – одну половину мякотью вниз. Щёлкнуть ножом раз тринадцать, почти не отрывая кончик от доски, подвигая хлеб левой рукой. Также разделаться со второй. Куски складывала на полотенце в алюминиевый таз. Их разносили помощники.
После завтрака в детском муравейнике кипела работа. Убирали закреплённые территории. Репетировали номера, готовились к соревнованиям, походам и зарнице.
В их семейном альбоме хранится несколько дорогих фотографий. На одной – Алиса на качелях с Алёшей. Сын, играя, протягивает раскрытые ладошки и смеётся. На другой – Илья. В кругу со своим отрядом на корточках изображает то ли зайца, то ли волка. Молодой парень, мечтавший закончить аспирантуру, выбрал таскать на плечах чужого парнишку, который больше никогда в своей жизни не будет бояться папы.
Вечерами все они, маленькие и большие, собирались на открытой сцене. Устраивали танцы. Дети изображали каскадёров с землянами. Взрослых уносило грустным течением Юрия Антонова. У них была летящая походка, их качал белый теплоход.
Наконец звучал «отбой», и, когда лагерь засыпал, они с Ильёй уходили к озеру, к тому месту, где днём друг оставлял привязанную лодку с байковыми одеялами и рюкзаком.
Сначала уплывали за периметр. Лодка бесшумно скользила в тёмном пространстве. В те ночи луна и звёзды не были их союзниками. Только при повороте с неработающего весла в бездну звонко падали капли. У самого берега темнота ещё более сгущалась, и лодка шумно въезжала в прибрежные кусты. Оглянувшись, привыкшими глазами можно было видеть маслянистую поверхность озера. Свет, пусть скудный, всё же проникал сквозь затянувшие небо облака.
Они выбирались на влажный песок берега, разводили костёр и шли купаться.
Илья, не оглядываясь, шумно оступаясь, скрывался в воде – по пояс, по грудь… Она громким шёпотом просила подождать, не решаясь при нём раздеваться. Но, когда ночь овладевала обнажённым телом, бросалась к берегу. Морщась, ахая и почти не дыша, преодолевала узкую прибрежную, скользкую топь. Наполненную цепкими ветвями, твёрдыми кривыми палками, камнями, и ещё Бог знает какими, обязательно поджидающими в ней, чудовищами.
Молясь стать бестелесной и нечувствительной, вытягивала вперёд руки, чтобы дотянуться, дотронуться до живого. И вот их пальцы соприкасались, она отталкивала ногами ужасный берег и оказывалась на руках любимого. Он держал молча. Так долго, пока мир вокруг не становился дружелюбным.
Тут где-то обязательно должен быть нежный поцелуй, и он точно был, но она не помнит. Помнит, что могла уплыть из рук Ильи, парень легко отпускал. И сердце взрывалось от восторга. Теперь всё вокруг выглядело уютным: и мягкий полог неба, и тёплый шёлк воды.
Обратно на берег выходили, словно одевшись, уже не стесняясь. Илья растирал её полотенцем, согревая. Надевали спортивные штаны, свитера, кеды и плащёвые куртки. Ей на голову – белый ситцевый платок (длинные волосы долго сохнут).
После оживляли костёр.
Блики пламени освещали на лицах то, что не могло бы прочесть солнце и что не передать словами. Эти двое нашли свою землю обетованную. Ленивые пурпурные языки лизали прутики с салом и хлебом. Короткие волны смирялись с мыслью, что им не добраться до огня, и с лимонадным шипением убирались восвояси.
Юноша и девушка забрались в спальник, и танец любви выбросил их бренные тела на беспощадный берег-жизнь. Беззащитными перед её натиском и бессмысленностью. Готовыми на любые жертвы ради того, чтобы сохранить свою хрупкую связь. Чтобы создать новую жизнь и наполнить её смыслом.
– Можете не сомневаться – без жертв им не обойтись.
Продолжение следует
Начало: Вместо предисловия Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 5 Глава 6 Глава 7 Глава 8 Часть 1 Глава 8 Часть 2 Глава 9 Глава 10 Глава 11 Глава 12 Глава 13 Глава 14 Глава 15 Глава 16 Глава 17 Глава 18 Глава 19 Глава 20 Глава 21 Глава 22 Глава 23 Глава 24
