Найти в Дзене

«Папа? Вилли? Весь мир? Держите книгу». Принц Гарри ностальгически вспоминает принца Филиппа и Диану и рассказывает о своих чувствах семье

И-и-и... Свершилось: официально вышла книга, которую мы так ждали! «Принц Гарри: Запасной». Посвящение — «Мег, Арчи и Лили... и, конечно, моей матери». Эпиграф — цитата из Уильяма Фолкнера: «Прошлое никогда не умирает. Оно даже не проходит» (просто очень подходит для принца Гарри, на самом деле: это как раз тот человек, для которого «прошлое», кажется, навсегда определило «настоящее»). Содержание — пролог, три большие части (с достаточно претенциозными названиями: 1. «Из ночи, которая окружает меня», 2. «Окровавлен, но не сломлен», 3. «Капитан моей души»), разбитые на пронумерованные «мини-главки» без подзаголовков, и эпилог.

Рискну заранее сказать: по первым страницам кажется, что «автор-невидимка» Джон Мерингер старательно отработал свой гонорар. Конечно, судить о литературных достоинствах книги в целом по одному прологу было бы неверно, но... у нас же есть с чем сравнить: например, «Обретение свободы» Омида Скоби и Кэролайн Дюран и «Придворные» Валентина Лоу читались гораздо тяжелее :)

Итак...

Фотография принца Филиппа и Дианы, использованная для коллажа, — из архива портала PopSugar (https://popsugar.co.uk)
Фотография принца Филиппа и Дианы, использованная для коллажа, — из архива портала PopSugar (https://popsugar.co.uk)

Пролог с ходу забрасывает читателя в апрель 2021 года. Принц Гарри вернулся в Великобританию, чтобы присутствовать на прощании с герцогом Эдинбургским, и договорился встретиться с отцом и братом через несколько часов после церемонии «в садах Фрогмора, у старых готических руин», которые на самом деле вовсе не старые и не готические — просто над ними работал «умный архитектор, умеющий оформлять сцену». Гарри приходит на встречу первым, нервно проверяет телефон, думает: «Должно быть, они опаздывают», убеждает себя сохранять спокойствие и погружается в ностальгические размышления:

«Погода была типично апрельская: уже не зима, но еще и не весна. Деревья еще стояли без листьев — но воздух был мягким. Небо еще было серым — но распускались тюльпаны. Свет был бледным — но озеро цвета индиго мерцало. Как это все красиво, подумал я, и как печально. Когда-то давным-давно это место должно было стать моим домом навсегда — но вместо этого оно оказалось просто еще одной короткой остановкой. Когда мы с женой бежали отсюда, опасаясь за свой рассудок и физическую безопасность, я не был уверен, что вернусь...»

Порыв холодного ветра внезапно напоминает Гарри о принце Филиппе, после чего ностальгия плавно перетекает в воспоминания о Диане:

«Забавно: это напомнило мне о дедушке. Может быть, о его холодной манере поведения. Или о его ледяном чувстве юмора. Я вспомнил один давний уик-энд. Мой приятель, просто пытаясь поддержать разговор, спросил деда, что он думает о моей бороде, которая вызывала беспокойство в семье и споры в прессе. «Должна ли королева заставить принца Гарри побриться?» Дед посмотрел на моего приятеля, глянул на мой подбородок и расплылся в дьявольской ухмылке: «ЭТО не борода!» Все засмеялись: «С бородой или без бороды, вот в чем вопрос», — но дед потребовал ЕЩЕ бороды: «Пусть у него отрастет роскошная щетина кровавого викинга!»
Я подумал о твердых убеждениях деда. О его многочисленных увлечениях — вождение экипажа, приготовление барбекю, стрельба, еда, пиво. О том, как он воспринимал жизнь. Это роднило его с моей матерью. Может быть, поэтому он был таким ее фанатом. Задолго до того, как она стала принцессой Дианой, когда она была просто Дианой Спенсер, воспитательницей в детском саду и тайной подругой принца Чарльза, мой дед был самым ярым ее защитником...»

Принц Чарльз и принц Уильям все еще опаздывают. Гарри разглядывает памятники фрогморской Королевской усыпальницы, думает о многих поколениях своих предков, включая Эдуарда VIII и Уоллис Симпсон, и снова многословно тоскует по матери. Диана была «самой узнаваемой и одной из самых любимых женщин планеты» и «одержимо, как она сама однажды призналась интервьюеру» любила своих сыновей, и Гарри чувствует ее присутствие рядом «всегда, но особенно сильно — в тот апрельский день во Фрогморе», потому что его терзают сомнения: может быть, отец и брат «передумали и не собираются приходить».

Но тут они наконец появляются — «плечом к плечу, они выглядели мрачно, почти угрожающе... мелькнула мысль: погодите, мы встретились, чтобы прогуляться, или пришли на дуэль?» — Гарри «делает неуверенный шаг» навстречу, «слабо улыбается», не получает даже тени улыбки в ответ, испытывает паническую атаку, подкрепленную «чувством своей чрезвычайной уязвимости», и снова мысленно обращается к Диане: «Окей, мамочка, пожелай мне удачи».

Откровенный разговор почему-то не складывается:

«Светская болтовня. Самая незначительная. Мы затронули все второстепенные темы, и я продолжал ждать, когда же мы перейдем к главному вопросу, удивляясь: почему это все занимает так много времени, и как, черт возьми, мои отец и брат могут казаться такими спокойными?
...Я попытался объяснить свою точку зрения на происходящее. Я был не в лучшей форме. Для начала, я все еще нервничал, изо всех сил стараясь держать эмоции под контролем — и в то же время стремясь говорить кратко и точно. Более того, я поклялся не допустить, чтобы эта встреча переросла в еще один спор, — но очень быстро обнаружил, что это зависит не от меня. Папа и Вилли должны были сыграть свою роль, и они были готовы к бою. Каждый раз, когда я начинал новое объяснение, один из них — или оба они — прерывали меня. Вилли, в частности, ничего не хотел слышать. После того как он несколько раз меня перебил, мы начали язвить, высказывая друг другу все, что говорили до этого месяцами и годами. Обстановка накалилась так, что папа поднял руки:
— Хватит! — он встал между нами, глядя на наши раскрасневшиеся лица. — Пожалуйста, мальчики, не превращайте мои последние годы в страдание.
Его голос звучал хрипло и слабо. Честно говоря, он звучал, как у старика. Я подумал о дедушке.
Внезапно что-то внутри меня дрогнуло. Я посмотрел на Вилли — по-настоящему посмотрел на него, может быть, впервые с тех пор, как мы были детьми. Я увидел все: его знакомый хмурый вид, обычный в общении со мной; его лысину — больше, чем моя собственная; его знаменитое сходство с мамой, которое выцвело со временем. С возрастом. В некотором смысле он был моим зеркальным отражением, в некотором — моей противоположностью. Мой любимый брат, мой заклятый враг, как мы к этому пришли?»

Гарри «чувствует ужасную усталость», очень скучает по дому и пытается в последний раз воззвать к родственным чувствам Уильяма и Чарльза, но натыкается на непробиваемую стену: ему говорят, что здесь был их общий дом, но он сам решил уйти, — он отвечает: «Вы прекрасно знаете, почему я ушел», — получает в ответ: «Нет, мы не знаем», — и в шоке осознает: «Если они действительно не знают, почему я ушел, может быть, они ВООБЩЕ не знают меня и никогда не знали».

Вот к чему привел этот внезапный инсайт: к книге, которую мы держим в руках. Гарри решил все объяснить. «Папа? Вилли? Весь мир? Держите».