Владимир Бровкин
Ноги в тапки, тру глаза. За окном и в комнате отдыха темно. Ещё рано, очень рано. Я отработал первую половину ночи до трёх тридцати и теперь ворочался на кресле-кровати. Уснуть было тяжело. Потерев ещё глаза, потопал на «круг» (диспетчерский пункт круга).
Кресло и торчащая над ним голова, по бокам две задницы с расставленными широко ногами. Одна принадлежала диспетчеру посадки, вторая РП (руководителю полётов). РП тыкал в монитор и что-то быстро говорил диспетчеру, тот кивал, и голова пропадала и снова появлялась над креслом. На мой визит особо никто внимания не обратил, свой зад пристроить также не было куда. Я встал за креслом…
Вначале был звонок, потом пришла телеграмма. Они взлетали с Баку, осматривая полосу нашли куски пневматика. Принадлежали они им, о чём и сообщили.
РП, закончив с «кругом» бросил напоследок «я на старт», и, посмотрев на меня, «пошли со мной». Аэродром, точнее - полоса, как на ладони, горит своими огнями, восток уже становится немного светлей. Дав указания диспетчеру, ещё раз выслушав куда и как тот вызовет аварийно-спасательную команду, посмотрел на свои часы, хотя перед его лицом красовались двое часов, которые на пульте, провёл рукой по седому ёжику.
- Давай.
До посадки ещё оставалось сорок минут… Голос их был уставший и немного раздражённый, они провели всю ночь в кабине. Вопросами их замучили по всему маршруту, каждый считал своим долгом напомнить о злосчастном колесе и спросить решение.
АСК (аварийно-спасательная команда) стояла на рулёжной дорожке - много машин с проблесковыми маяками. Старший АСК каждые пять минут донимал диспетчера расспросами, и тот, гаркнув по внутри аэропортовой связи, успокоил его минут на десять, дальше началось всё по новой - теперь он переключился на своих и давал указания машинам. Видать, нервничал.
Солнышко ещё не взошло, но стало светло, день должен быть отличным.
Они начали снижаться, выходя с зоны ожидания. Два прохода, на малой высоте. Нарастающий гул, выпущенная механизация, самолёт красив особенно на таком расстоянии и в полёте.
С другой стороны полосы два человека с биноклями рассматривают злосчастную стойку. Пневматика нет, нет вообще, только куски резины. Экипаж бросил: «понял, заходим».
Голос их изменился, он стал другим. Позже смотря, атаку тигра, я понял изменения. Слова стали резкими и хлёсткими, подтверждения краткими. Они начали работать, обратного хода нет. И результат будет один. Какой - зависит только от них, зажатых в тесный кокпит троих людей.
Касание, пробег, стойкой они коснулись в самом конце, небольшой сноп искр, и всё. Как-то обыденно и по правилам доложили «сорок два четыреста… посадка». «Скажи, пусть выключаются» - уставшим голосом сказал РП. Машины облепили самолёт, трап выпущен. Странно наблюдать самолёт, стоящий без движения посреди полосы.
https://proza.ru/2018/05/26/1539