Не та порода
Это история охватывает период с 1920 г. до наших дней, описанные события происходили в районе небольшой железнодорожной станции, где протекала река Ульба (Восточно-Казахстанская область).
Илья Павлович.
Говорят, что природа даёт человеку всё, либо ничего, а бывает так, что она «одаривает сполна». Одним из таких «одарённых» являлся Илья Павлович, в народе просто Палыч. Это был мужчина лет тридцати пяти, маленького роста, с большой проплешиной на затылке, которую он тщательно скрывал под кепкой. Возможно, поэтому никто и никогда не видел Палыча без головного убора. Лицо его, из-за угревой болезни, было изрыто язвами, шрамами, особенно щеки, подбородок, а нос был всегда красно-бордовый и наливался, словно спелая слива в саду. К такому внешнему виду добавлялась сильная хромота, вызванная странной деформацией ног, что со стороны казалось будто кто-то нарочно вывернул ноги от бедра в обратную сторону, и тому, кто это сотворил, показалось этого мало, и он укоротил одну ногу, а вторую сделал длиннее.
В народе говорили, что такой недуг – это последствие застуженных ног, мол, мать его в детстве застудила. Правда это или нет никому неизвестно. Сама история рождения и «застуженных ног» толковалась всеми по–разному, но сам Илья Павлович помнит мало из этого, и только редкие обрывки иногда всплывали в его памяти.
Вот он совсем маленький, его ведёт за руку старуха. Идут они долго, на улице холодно, мальчик устал, плачет, ему больно идти, но старуха не слышит плач ребёнка, а только тянет его за руку. Затем маленький Илья видит большой дом, может и не сильно большой, но больше где он жил раньше. Старуха толкает мальчика в дом и заходит за ним следом. С растрепанными волосами, молодая толстеющая женщина что-то спрашивает у старухи, та отвечает. И вдруг молодая падает на пол и начинает плакать, горько, горько, тихо, тихо. Старуха оставляет мальчика и уходит. Здесь воспоминания обрываются.
Затем маленький Илья видит, как он сидит в большой комнате, молодая женщина плачет за столом, а другая, ни старая и ни молодая, успокаивает, целует её. За всем этим молча наблюдает мужчина хмурый такой, злой. Он смотрит на женщин, затем на ребёнка, и опять на женщин и снова на ребёнка, и как-то виновато опускает голову.
Хмурый мужчина за столом как узнал Илья позже его отец Павел Петрович. Просто как-то так получилось, что ни молодая жена, ни занимаемое положение среди односельчан не остановили мужчину от желания полюбить другую женщину. Случилось все это жарким летом, когда отца Ильи отправили на покос в один из близлежащих колхозов. Мужчина средних лет был горяч и силен, и недурен собой, а молодая Ирина полна надежд и радостей жизни. Связь с женатым мужчиной ничего хорошего не принесла молодой женщине. Людские языки вокруг быстро зашептались, зоркие глаза посторонних стали все замечать, и, спасаясь от молвы и всеобщего позора, Ирина уехала в тихую, глухую деревню. И оказавшись далеко от чужих глаз, она поняла, что ей не удастся просто пересидеть, переждать людскую молву, сердце ребёнка застучало у неё внутри.
Родился Илья зимой, в самые, что ни есть морозы. Избушка (полуземлянка) была холодной, у молодой матери не было ни дров, ни угля в достатке, чтобы печку топить, до и завернуть ребёнка толком было не во что, так ремки разные, да фуфайка старая. Ирина думала, что ребёнок умрет, не до живет до весны. Уж сильно он хворал, ночами не спал, кричал, да так сильно, что живот его надувался, становился большим и круглым как шар, а пуп выпирал весь наружу. А когда пришла весна, и первое тепло повеяло «радостью надежды», мать заметила, что ноги её малыша как-то странно искривились, и одна нога стала короче другой. Держа на руках больного ребёнка, она не знала, что хочет больше: смерти или жизни своему сыну, слишком тяжела была эта ноша.
Однако голод 1922 г.г. позволил ей окончательно принять решение, она поняла, что не выжить в этой деревне, нужно уезжать, а куда? С больным ребёнком - то? Смерть их настигнет сразу. Тут Ирина и приняла решение : « У меня силы еще есть, справлюсь и, возможно, выживу. Грех на себя брать не буду, и отправлю сына к отцу, пусть он и решает, как быть…». Собрав свои пожитки, и за полкотелка картошки она оговорилась с одной их местных, чтобы та увезла Илью по указанному адресу.
В новой семье Илью приняли, здесь было тепло, его кормили, одевали. Мачеха любви к пасынку не проявляла, но и не обижала. Своих дочерей она, конечно, баловала, целовала, а Илья был накормлен, вся одежда целая, все чистое. А бывало, мальчуган напроказничает, отец за ремень схватиться, то мачеха тут как тут, упадет на Илью и кричит: «Не смей его бить, он и так обижен! Калека он! Меня лучше бей, а его не тронь!». Отец покричит, на сына, на жену, махнет на все и уйдет.
Илья Павлович всю жизнь будет благодарен своей мачехе Дарьи Григорьевне за то, что приняла в семью, кормила, растила, в школу его водила, врачам разным показывала, лечила и за многое другое. Но любви к ней он не испытывал, жила в нём обида, что никогда она его не пожалела, не приласкала, да что там говорить, ни разу не обняла, и не поцеловала.
Окончив школу семилетку, совсем молоденький Илья устроился слесарем в местное ЖКО. Там-то он и проявил качества своего «хозяйского нрава»: любовь к порядку, к чистоте, практичность, которая сочеталась с житейской хитростью, смекалкой и твердостью духа. Но самое удивительное, он умел командовать (управлять) людьми, все его слушались, как-то побаивались, что вытекало во всеобщее уважение. Сюда еще надо добавить отсутствие страсти к спиртному, дракам, и другому непристойному поведению. Все эти качества характера и наличие семи классов образования позволили ему в свои тридцать с хвостиком занять должность начальника ЖКО (жилищно-коммунальное общество).
Начальник – он везде начальник! Так, и Палыч, если он, бывало, идет с работы и увидит коровью лепёшку, то сразу определял, чья корова, шёл к хозяину и таких ему «чертей» вставлял! Неудивительно, что, едва стадо коров прогонят, то тут же мужики бежали с лопатами и все убирали, пока начальник не увидел.
Одним словом везде у Ильи Павловича был порядок и контроль, на улицах чистота, в домах тепло, и каждая бумажка в конторе знало своё место.
«Невесту бы хорошую тебе, Палыч!» - так говорили ему мужики. «Ох, и повезет той, кого Палыч засватает, будет есть, да пить сладко!» - твердили бабы в округе.
Илья Палыч и сам знал, что невеста ему нужна, да такая, чтобы «породистая была»! Страсть он не любил маленьких, да с большой тазобедренной костью, курносые были у него не в почёте, а смуглых, вообще, «цыганьём» называл. И взор его остановился на Дине.
Дина.
Про отца Дины Якова Семёныча ходили разные слухи, одни говорили, что он рецидивист и человека убил, в Казахстан из Сибири приехал, прячется здесь, в розыске человек. По другим слухам, он поляк и приехал с Украины, третьи называли его беглым арестантом. Но кто он на самом деле, и как попал в эту местность, никто не знал. Одно ни у кого не вызывало сомнения, глядя как он рубит мясо на базаре, работал Яков мясником, было понятно, и человека убьёт и не дрогнет топор в его руках.
По характеру Яков Семёныч был из разряда таких, кто мало говорит, ни с кем дружбы не держит, с мужиками «не распивает», бабу свою не бьёт, но и особо не церемонится с ней. Внешность его соответствовала внутреннему содержанию. Это был высокий сухой мужчина с выступающими жилами по всему телу. Лицо его было худое, бледно-желтое с глубоко впавшими темно-зелёными глазами. Особую суровость и в то же время дикую красоту придавали густые лохматые черные брови, которые не сходились по обыкновению на переносице, а наоборот уходили ближе к вискам. Яков обладал страшной красотой, какой-то скрытой породой, силой и женщин влекло к нему. Он и сам когда-то был горяч к бабам, но «любил» их на один раз, и этот раз держал при себе. Но народ такой, сам все узнает и разнесет по свету. Может поэтому все удивились, когда Яков женился на местной Машке Прощиковой. Девкой она была приятной наружности, ростом маленькая, курносая, но прехорошенькая, и постоянно хохотала, и брызги радости расплескивались в её глазах.
Зачем Яков женился и на какой «леший» ему нужна была семья для всех было непонятно. Как ходил он по бабам, так и ходил, жену не любит, да что там жена, и к сыновьям был равнодушен. Однако взглянув на семью Якова, многих охватывала какая-то внутренняя тоска. Жена с годами превратилась в маленькую женщину с большим широким тазом, лицо её расплылось, курносый нос стал больше походить на человеческую фигу. И он прежней «хорошести» ничего не осталось, вместо радости, глаза её наполнились ревностью, ненавистью и обидой. Сыновья были под стать матери низкорослые, толстозадые, курносые. Да, и куда девалась все породистость и дикая красота Якова.
Однако все изменилось с рождением дочери. Высокая, тоненькая, жилистая девочка, с бездонными темно-зелеными глазами была копией своего отца, только нежнее, ласковее и удивительно красивой. Отец словно потерял рассудок, весь мир у него сошёлся на дочке. С самого рождения он не отходил от своей неожиданной радости, все женские заботы взял на себя купал, пеленал, кормил дочурку.
Раз девочка захворала, да сильно, уж думали, не выживет. Яков не раздумывая забил быков и на вырученные деньги привез врача из города. Сутками он не спал, дочку на руках носил, лекарство давал сам и никого не подпускал к ней. Болела девочка долго, всю зиму, но толи проданные быки, или врач попался хороший, а может это была любовь отца, и девочка к весне пошла на поправку.
Не смотря на любовь отца, Дина, так назвал отец дочку, не была избалованным ребёнком, с детства приучена к труду, к взрослым относилось с уважением, никто и никогда не слышал от неё грубого слова, была она вежлива, приветлива, и по-отцовски молчаливой.
Дина любила своего отца, и проявляла свою заботу к нему всем своим детским сердцем. Если отец спит ночью, то дочка ляжет рядом и принесет свое одеяло, чтобы папка не взмерз, и не захворал. Папка дрова колет, дочка их собирает, отец на работу, а она ему обед несет горячий, свежий.
Мать к дочери относилась странно, ни хорошо, ни плохо, как-то ревностно, со скрытой ненавистью. Внутри себя она ждала, когда дочку засватают и та покинет их дом. Но такое матери казалось маловероятным, ведь все девки ходят в простых платьях, валенках, кирзачах, а её и не знает, что такое платье, перешитое от матери. Отец порой сутками у магазина в городе дежурит, чтобы кусок ситца купить, да платье дочке у портного заказать. Сапоги у Дины кожаные со скрипцой, тоже чеботарь городской пошил. Кому нужна такая невеста? Нет, парни на Дину засматривались, но тут же вздыхали, нет, такую красавицу им не потянуть.
Свадьба
Может Дина и была «недоступной красавицей» для трактористов, механиков, но не для начальника ЖЭКа. Поэтому Илья Павлович прикупив гостинцев, надев новый пиджак, смелой походкой направился к дому Дины.
Мария, мать Дины, от радости только руками вскинула, и тут же на столе появилось, и выпить, и вкусно угоститься.
– Илья Павлович, проходите, за стол садитесь, щас табурет дам, вы как раз к обеду, – хозяйка нервно заулыбалась, глаза заблестели.
– От обеда не откажусь, я к вам по делу, – Палыч деловито присел, важно осмотрелся по сторонам, и словно чувствуя свою значимость, незримое уважение, продолжил, – Я по поводу сына вашего, Дмитрия, парень он работящий, думаем машину ему новую дать «Урал», а там может, и квартиру дадим, ребятишки у него, жена…..
– Димка у меня такой, он небуйный, много не пьёт, но если так …., а так да, квартира ему нужна, а то с нами тесниться, а у него семья, – радость и восторг чуть не вырвалась из груди женщины. Она понимала, что не в сыне дело, по другую душу пришёл Палыч.
«Ох, Динка, спасибо, какую радость в дом привела, и сыновья будут пристроены и тебе всегда будет и хлеб и масло» – мысли близкого хорошего, и полного достатка кружились в голове у Марии. Она всячески старалась угодить гостю, и представляла уже: «Дина замужем, нет её в доме! Сын на новой машине работает, и в казёной квартире, а там и младшего, глядишь, учиться отправят от колхоза и начальником поставят….»
Мысли радости оборвались мгновенно и канули в глубокую бездну, когда к столу подошел Яков. Тот молча ни сказав, ни «здрасти», ни «до свиданья», сел за стол и сходу выдал.
– Нашо ты Динке нужен? А?? – тихая злость отдалась в его голосе. – Породу портить?
Илья Палыч промолчал и про себя сказал: «Кому портить породу, а кому улучшать».
Обоим сразу было понятно, что речь сейчас пойдет не о благосостоянии сыновей Якова, а о его единственной гордости и любви Дине.
– Ты мужик хороший, знаю, – Яков замолчал, осмотрел собеседника и тихо продолжил, – Страшной ты, и седина вон уже лезит….
– С лица воды не пить, – перебил Илья, – И тебе нечего в меня тычить.
Наступила тишина, мужики молчали, хозяйка вся внутренне дрожала, она не знала какому богу молиться, чтобы Палыч стал её зятем и увел Дину за собой, и сыновьям помог, чтобы они все жили сладко, да гладко.
– Яков, не обижу, учится в город, на счетовода отправлю, на работу устрою, тяжелей ручки в конторе ничего поднимать не будет. Давай миром решим, поговори с Диной, может согласиться, а?
–Дорогу до дома знаешь, – Яков встал из-за стола и показал Илье Павловичу на дверь.
На этом их разговор и закончился.
Может быть, на этом бы все и успокоилось, но перспектива сладкой и сытой жизни не давало покоя матери Дины. Та плохо спала, её постоянно мучила жажда, и внутри все горело, что перехватывало дыханье. «Нет, такой шанс упустить было нельзя, где потом таких женихов искать? Да, страшной, немолод, хромой и ростом невелик, но бить жену не будет, по бабам, гляди, тоже лазать не станет. Что плохого, Дине уже 19, коль замуж не выйдет, будут её на покос по совхозам посылать, а там мужики разные, тоже ничего хорошего. Нет, нужно уговорить Якова, а тот и дочку свою надоумит» - и это мысль постоянно крутилась и не давала покоя матери.
Понимая, что с дочкой одной ей не справиться привлекла она к этому свою сестру и мать, и те как «воронье» налетели на Дину и давай «толдычить» во все уши, что нужно замуж за Илью Павловича выходить, а красота как говорят в глазах смотрящего.
Устав от нападок родственников Дина пригрозила матери, что пожалуется отцу, и тот сразу всю их «шайку» разгонит. И тут Марию как прорвало, и со слезами она истерично закричала.
– Ты о чем думаешь? Твой отец должен всю жизнь на тебя горбатиться? Сколько это можно! Платья, шуба, сапоги, вся ты у нас какая-то «важная», ни мать, ни братья тебе неровня, это я знаю! Ты хоть об отце подумай, у него спина больная, вон вены на ногах узлами, а он все день и ночь топором то в магазине, то на базаре машет, все для доченьки ненаглядной! На покос – отец, на работы – отец, учить тебя надумал! А коль помрет от работы, кому ты нужна будешь? Тебя, дуру, замуж берут, учить, одевать, кормить обещают, на работе горбатиться тоже не придется, в конторе сидеть будешь, бумажки перебирать. Может и отцу, глядишь, поможешь, полегче ему станет, поживет подольше.
Дина замолчала, слова о больных ногах отца и его возможной смерти пронзили насквозь девушку. Она зажмурила глаза, сжала кулаки и тихо прошептала.
– Илья Павлович, так Илья Павлович. Нечего сидеть мне, замуж пора.
Свадьбу играли в столовой жилищно-коммунального хозяйства. Илья Павлович постарался, все было оформлено красиво, еды хватало на всех, гармонь играла, люди пили и танцевали в хмельном угаре. Веселье лилось, народ хмелел и все равно был немного ошеломлен видом пары молодоженов. Низкорослый, с красно-сливовым носом и с лысиной на затылке Палыч никак не сочетался с молоденькой, сухожилистой зеленоглазой красавицей. Да и невеста на голову с лишним была выше жениха. Но кого это могло смутить, главное было что поесть, выпить и гармонь не умолкала. Поэтому никто и не заметил, что отец невесты на свадьбу не пришел, в то время как мать Дины была весела как никогда и огоньки радости вновь горели в её глазах.