В прошлой части мы остановились на том, что судьба Милана, кажется, была решена: герцог Моро лишён власти, схвачен и заточён во Франции, его армии частью были перебиты и пленены, а частью попросту откочевали назад в Швейцарию, где и были наняты. Наконец, император Священной Римской Империи Максимилиан подтвердил завоевания французов. Король Людовик XII мог торжествовать (и в самом деле торжествовал)! Но был и ещё кое-кто, кто вполне мог бы присоединиться к ликованию – особенно когда стало ясно, что на Милане всё не окончится, что армия французов двинется дальше на юг – это Чезаре Борджиа. Как мы помним, с 1497 года, после смерти своего брата Джованни, новоявленный Цезарь (во всяком случае, в собственных мечтах и амбициях) становится, как и мечтал, генерал-капитаном Церкви, или главнокомандующим войск папской области. Этим фактом в предыдущей заметке мы и ограничились. Но это – ещё не всё – в 1498 году Чезаре становится герцогом Валентинуа. Само по себе это – сравнительно небольшое владение, но куда интереснее – это где оно расположено. Герцогство Валентинуа – это часть исторической провинции Дофине. Французской провинции.
Дело в том, что как только Джованни умер, старейший и хитрейший из Борха – папа Александр VI оказывается вынужден менять свои планы. Он желает создать могучее и цельное государство в Италии – во главе со своим родом, но может ли это быть церковное государство, папское государство? Нет. Даже его хитрости и могуществу не по силам изменить фундаментальный порядок католической Церкви – избрание папы Римского кардиналами. Да, влияния Борджиа может оказаться достаточно, чтобы несколько поколений подряд побеждали на выборах именно они, но это всё равно не династия. Необходимо светское государство и светский государь для него. В 1499 году Чезаре стал свататься к дочери нового (после первой войны и первого похода французов) Неаполитанского короля – Розетте. Браку должен был поспособствовать французский король – как символ и знак взаимного благожелательного нейтралитета папских сил и французов в грядущих событиях в Италии, которые к этому моменту становились уже всё более близкими и явными. Чезаре поехал во Францию – убивая тем самым двух зайцев – решая свои династические задачи, а с другой стороны – укрепляя, в том числе и подкупом, свои связи в среде французской аристократии, приближая и упрочивая вероятность нового вторжения. Не зря по свидетельствам того времени, Чезаре Борджиа и его свита просто поражали воображение французов, пока он двигался от Марселя до Шинона, где располагался король со своим двором. Встречали его тоже торжественно и пышно – с церемониалом и почестями наследного принца.
Вот только брак так и не состоялся! История здесь весьма запутанная и тёмная, но суть её, по-видимому, в том, что и лично невеста и стоявшие за ней политические круги просто испугались проявившего себя за время небольшого путешествия во всей красе и силе Чезаре. И уж конечно они поняли, что совершенно не имеет значения, что одна сторона в этом браке – королевская кровь, а другая – формально всё ещё почти худородное небольшое испанское владетельное семейство. Вести в паре явно будет Чезаре. Но даже в этой ситуации сын главного хитреца эпохи, вполне достойный отца, сумел не остаться в накладе – ему удалось обернуть дело так, что король Людовик оказался в положении виноватого: его помощь оказалась бесполезной, расходы Чезаре понёс существенные, а весь его французский вояж приобрёл черты почти что позорные, отбрасывая тень и на пригласившую сторону. Королю не оставалось ничего иного, кроме как заполнить пробел из своего кармана – герцогство Валентинуа и женитьба в 1499 году Чезаре на французской аристократке Шарлотте д’Альбре стали такой вот своеобразной компенсацией, попутно введя Чезаре Борджиа в круг французского дворянства.
Дальнейшие сведения о действиях Чезаре начинают сильно разниться – почти наверняка из-за его собственных усилий и стремления скрыть свои, ставшие в одночасье быстрыми и резкими ходы. Когда началась Вторая Итальянская война, и армия короля Людовика вошла в герцогство Миланское, Чезаре вроде бы, находился в её рядах – но ни он, ни его отряд не принимают участия в сражениях на стороне французов – во всяком случае, не напрямую. И в то же самое время ещё до того, как французы в первый раз захватывают Милан, в центральной Италии именем генерал-капитана Церкви начинают брать города… Скорее всего, при первых сражениях в Романье и Урбино Чезаре лично не присутствовал, иначе придётся допустить совершенно безумную для эпохи скорость его передвижений. Но вот то, что он их продумывал и подготавливал лично – это бесспорный факт. И наверняка эта подготовка началась даже не за один год до начала похода французов. Неплохим подспорьем ему было то, что земельно-феодальные права папства в Италии были очень трудно определяемы. Одно время папы Римские полу-формально, но и полу-всерьёз и вовсе заявляли, что они – верховные сюзерены для любых владетелей в Италии. Реально подобного не было никогда. Часть дворян всегда ориентировалась на императора (реально или номинально), часть, как тот же король Неаполя, вроде бы признавала себя вассалами папы – но никогда и ничего не предпринимала по этому поводу и не давала возможностей и повода усомниться в своих суверенных правах. Похожей ситуация была и во множестве других, более мелких владений. Примером может послужить городок Имола – один из первых взятых именем Чезаре. С 920 года им владело семейство Алидози, в 1001 году оно по ряду причин признало сюзеренитет папы Римского, но порой на протяжении веков отказывалось от него. Раз или два влияние папы усиливалось – но никогда до такой степени, чтобы у города вообще отсутствовал местный правитель. Шли годы, менялись фамилии – Алидози, Гвиди, Манфреди, наконец, Висконти – но суть оставалась прежней – самое большее, чего мог добиться очередной папа, это реальное признание себя сюзереном.
Чезаре покончил с этим раз и навсегда. Он не выставлял требований, не вёл переговоров, тем самым не покупаясь на хитрости. Момент был выгадан, высчитан и подготовлен – теперь можно было действовать, опираясь на силу – и он действовал. Или безоговорочное подчинение – или гибель! Армия Чезаре состояла из 2000 всадников и 6000 пехотинцев – частью швейцарцев, частью французов, небольшой частью, конечно, и итальянцев – но строго таких, которые не были связаны ни с каким-либо феодальным родом, ни с одной из старых групп кондотьеров. Это войско отличали дисциплина, слаженность действий, скорость, а ещё – забота командира о своих бойцах. Да-да, Чезаре, возможно подражая Цезарю, уделял солдатам, их настроениям, духу и материальному обеспечению большое внимание. Выражалось это в двух взаимосвязанных ипостасях – с одной стороны солдаты Чезаре (а формально папы) регулярно получали жалование, сыто ели, никогда не бывали обделены добычей, но было и нечто ещё – в компактном войске генерал-капитана почти отсутствовал аристократический компонент! Чезаре был с ними, был их вождём – он – и только он! Никаких глупых и бестолковых дворянских сыночков, никаких чванливых графов и блистающих золотом и спесью герцогов. Чезаре был не самого высокого происхождения сам, смотрел на него, очевидно, скептически, ценил способности, искоренял непокорство как раз в аристократической среде – и как искоренял! Некогда настоящий Цезарь смог сломать стену, отделявшую патриция поздней Республики от солдата, заставить этого солдата поверить, что он и только он понимает, принимает и чувствует его интересы – и будет за них бороться. Нечто близкое удалось и Чезаре. Сходную тактику он применял и в отношении городов, которые брал – они часто получали права коммун и хозяйственное самоуправление, становились подданными сравнительно далёкого и без них богатого папы Римского, но сбрасывали – реально, до основания, собственных набивших оскомину полу-князей, полу-кондотьеров. Если город сдавался без боя, то Чезаре строго воспрещал грабёж и буйство – и ему подчинялись – из уважения и из страха. Он вообще старался сделать так, чтобы бойцы никогда не перегибали палку, чтобы они, имея возможность регулярно и безопасно получать своё немалое жалование, не предавались самоуправному разгулу. Это и усиливало дисциплину, и укрепляло боеспособность – никогда за армией Борджиа не тянулся обоз, превосходивший размерами само войско, и позволяло лучше контролировать и привязывать солдат – ведь именно их командир становился главным источником их благополучия. Иными словами, благами Чезаре оделял понемногу, но регулярно. А вот бил резко, безжалостно и наотмашь, не давая противнику опомниться. Те, кто ещё не уловил намёка на незабвенного Макиавелли и его рекомендации Государю – самое время это сделать, а так же вспомнить, кого именно он полагал в этом смысле образцом.
В кратчайшие сроки Борджиа покоряют Имолу, Форли, Чезено, Пизару, Фаэнцу и некоторые другие города и земли. Причём не так, как это раньше бывало в Италии, и даже не так, как французы – и многие годы спустя после смерти и папы, и самого Чезаре все названные пункты оставались в составе папской области – вплоть до самого 1861 года! Разумеется, даже Чезаре не смог бы сделать всего этого, если бы все крупные игроки – как итальянские, так и внешние, не оказались критически заняты друг другом – но вот об этом как раз позаботился его отец. Французы были в Италии, они побеждали – и никто не желал ссориться с хитрым и влиятельным папой и его талантливым и жестоким сыном в присутствии амбиций и мечей Людовика XII. Самое время вернуться к нему.
Дело было в 1500 году – ещё до того, как французские успехи в Милане были формально признаны империей, но уже после того, как весной потерпел своё последнее поражение Лодовико Моро, герцог Сфорца. Именно тогда Людовик решил – да, он пойдёт дальше! Он пойдёт на Неаполь! Это было ошибкой, но, даже ошибаясь, новый король был куда осторожнее своего неудачливого и мечтательного предшественника Карла. Вместо открытой войны с испанцами он решил договориться с ними – благо появился и повод. Первая Итальянская война завершилась тем, что именно испанские силы стали доминировать в южной Италии и заняли Неаполь. Испанцы тогда могли делать то, что считали нужным. И они восстановили на престоле Неаполя свою, Арагонскую династию – но всё же король Фердинанд Арагонский не стал правителем Неаполя напрямую сам. Почему? Возможно, дело было в том, что испанцы опасались, что как вся Италия только что объединилась в Лигу, чтобы изгнать французов, так теперь она может объединиться и против них, если их власть окажется слишком прямой и очевидной. Возможно, в основе лежали династические планы – в конце концов, та самая несостоявшаяся женитьба Чезаре возникла не на пустом месте. Но, как бы то ни было, король Неаполя Федериго стал проявлять неожиданно и обидно много самостоятельности. Нет-нет, конечно он почитает своего родича Фердинанда, прислушивается к его мнению, но он – не его вассал!
Летом и осенью французы предложили испанцам следующее – наконец завершить историю Неаполитанского королевства, разделив его между собой – прямо и безусловно. И испанцы… согласились! 11 ноября 1500 года в Гранаде был заключён секретный договор, согласно которому Фердинанд должен был поддержать французские претензии на неаполитанскую корону, получив за это впоследствии часть неаполитанских земель. Именно с этой убеждённостью двигался к югу король Людовик со своим войском, обходя области, где добивал своих врагов Чезаре. Он шёл быстро. Он шёл уверенно. Он вторгся в неаполитанские пределы в 1501 году. Одновременно Фердинанд II Арагонский лицемерно обещал помочь неаполитанскому королю Федериго армией и флотом в войне с французами. Федериго, надеясь на испанскую помощь, летом 1501 года был готов во главе армии противостоять французам. Вот, наконец, испанцы высадились в Калабрии и… Узнав о том, что армия и флот Фердинанда II Арагонского прибыли для содействия французам, а не Неаполю, Федериго понял, что у него нет шансов противостоять двум мощным противникам. Король бежал из Неаполя, а затем сдался – что характерно, не своему вероломному родственнику, который не простил ему и тени независимости, а Людовику XII. Остаток жизни Федериго провел в плену во Франции – в противовес Моро, к нему относились с почётом…
Казалось, что ситуация фантастическим образом вернулась на несколько лет назад – ко временам первого похода – вот только теперь позиции французов были ещё основательнее – Милан был за ними, Неаполь пал вообще без сражений, папа, кажется, тоже их друг – а его сын покорил весь центр полуострова. Людовик был благоразумнее своего предшественника – но он считал, что уж теперь он все же может ощущать себя уверенно. Сюжет стремительно повторялся, как в разыгрываемой раз за разом не площади кукольной постановке – испанцы и французы снова не поделили завоёванное, снова поссорились, снова довели дело до войны. Трудно сказать рассчитывал ли на такой исход король Испании с самого начала – или же это было стечение обстоятельств и упрямств действующих лиц? С учётом того, что он довольно быстро объявил себя королём Неаполя – скорее всего все же да. Но война продолжилась – теперь это была французско-испанская война. После почти года манёвров – дипломатических и военных, армии сошлись – 28 апреля 1503 года в районе селения Чериньола что в 40 километрах к югу от города Фоджа в регионе Апулия. Силы были почти равны – 9500 человек у французов, 9150 – у испанцев. По артиллерии, казалось бы, французы имели двукратной превосходство – но в реальности это значило, что у них лишь 26 орудий против 13 испанских. Да и могущество бога войны пока ещё проявлялось в большей степени в осадах крепостей, а не в полевых битвах. Во главе французов стоял герцог Немурский – с одной стороны, он был участником ещё первого похода, где командовал авангардом короля Карла, а с другой – всё же больше аристократом, чем настоящим профессиональным воином. С другой стороны противостоял ему Гонсало Фернандес де Кордова – гранд Капитан – и он уже потерпел своё единственное в жизни поражение.
Какие выводы он из него сделал, а так же как протекала битва, решившая, кому господствовать на юге Италии – в следующей части.