Дрожал, спешил, летел,
И думал – счастье близко.
Кондуктор, нажми на тормоза!
Я искренне хотел,
И в этом дам подписку,
Увидеть вас всего на полчаса.
Я вновь у ваших ног,
Фрегат мой здесь причалил –
Затем лишь, чтоб опять увидеть вас!
Но, как тупой сапог,
Внимает вам Молчалин,
И лишь с него не сводите вы глаз.
Сидите дальше с ним,
А я сейчас уеду.
А он тебе не скажет даже «му»!
Я просто пилигрим,
Карету мне, карету!
Смотреть на вас мне скучно самому!
Л.П.
Много имеется предположений, кто был прототипом Чацкого.
И все кандидаты – люди достойные и подходящие на эту роль.
Например, Байрон жил в то время, когда Грибоедов писал «Горе от ума». Он не считался с законами общества, и распустили слух о его сумасшествии, причем первой этот слух пустила его жена.
Кюхельбекер, лицейский приятель Пушкина и друг Грибоедова, в это время вернулся из Европы.
Будучи секретарем Нарышкина, он прочитал в тамошнем Академическом обществе наук и искусств лекции, проникнутые вольнолюбивым духом, и был за это выслан из Парижа.
Директор Царскосельского лицея Энгельгардт писал:
«Черт его дернул забраться в политику и либеральные идеи, на коих он рехнулся, запорол чепуху, так что Нарышкин его от себя прогнал... Он свихнулся, и более ничего».
Позже Кюхельбекер выйдет на Сенатскую площадь и закончит жизнь в сибирской ссылке.
Третий кандидат на роль Чацкого – Чаадаев.
Про него писал Пушкин:
Он вышней волею небес
Рожден в оковах службы царской:
Он в Риме был бы Брут, в Афинах Периклес,
А здесь он – офицер гусарский.
К Чаадаеву также обращены слова: «Товарищ, верь, взойдет она, звезда пленительного счастья...»
Чаадаев, как Чацкий, сперва влачил дни «в оковах службы царской», затем вышел в отставку, уехал за границу, вернулся.
Одно время карьера Чаадаева пошла вверх, и все думали, что царь собирается сделать его советником. Но царь вызвал его к себе, и после долгого разговора последовал разрыв.
На это намекает Чацкому Молчалин:
Татьяна Юрьевна рассказывала что-то,
Из Петербурга воротясь,
С министрами про вашу связь,
Потом разрыв...
В первом варианте «Горя от ума» даже фамилия Чацкого была «Чадский».
Современники были уверены, что герой комедии - Чаадаев, даже Пушкин писал:
«Что такое Грибоедов? Мне сказывали, что он написал комедию на Чедаева».
(Друзья называли Чаадаева Чедаевым).
Но есть и ещё кандидат на роль Чацкого: Альцест из комедии Мольера «Мизантроп».
Его монолог весьма похож на монолог Чацкого:
А я, быв жертвою коварства и измены,
Оставлю навсегда те пагубные стены,
Ту бездну адскую, где царствует разврат,
Где ближний ближнему враг лютый, а не брат!
Пойду искать угла в краю, отсель далеком,
Где можно как-нибудь быть честным человеком!
Чацкий то же самое говорит:
Вон из Москвы! Сюда я больше не ездок!
Бегу, не оглянусь! Пойду искать по свету,
Где оскорбленному есть чувству уголок.
Карету мне, карету!
Альцест у Мольера:
Не создан я судьбой для жизни при дворе,
К дипломатической не склонен я игре.
И Чацкий у Грибоедова:
Служить бы рад, прислуживаться тошно.
Альцест:
Все люди так гнусны, так жалки мне они!
Быть умным в их глазах – да боже сохрани!
Чацкий, как эхо:
Я странен? А не странен кто ж?
Тот, кто на всех глупцов похож.
Русский переводчик Федор Кокошкин напечатал «Мизантропа» в 1816 году – за 9 лет до того, как Грибоедов написал свою комедию.
И наконец – «вишенка на торте» – самая подходящая, на мой взгляд версия.
У Грибоедова был друг, обрусевший англичанин Эванс. Он жил в России сорок лет, его даже звали по-русски: Фома Яковлевич.
И он поведал следующую историю.
По Москве разнесся слух, что Грибоедов сошел с ума. Озабоченный Эванс поспешил его навестить.
Грибоедов встретил его вопросом:
- Зачем вы приехали?
Эвансу вопрос показался подтверждением печального известия. Он смутился:
- Я ожидал более любезного приема.
Грибоедов настаивал:
- Скажите правду, зачем вы приехали? Хотели посмотреть: точно ли я сошел с ума? Ведь вы уже не первый.
И Грибоедов рассказал, что дало повод к этой басне.
За два дня до этого он был на вечере, где его возмутили дикие выходки тамошнего общества, подобострастное внимание, которым окружали пустого болтуна, какого-то француза.
Грибоедов не сдержал гнева и желчно высказался, чем оскорбил всю компанию.
У кого-то сорвалось с языка, что «этот умник сошел с ума», слово подхватили всякие Загорецкие, и разнесли по Москве.
Грибоедов бегал по комнате и возмущался:
Я им докажу, что я в своем уме! Я в них пущу такой комедией, что им не поздоровится!
И было написано «Горе от ума». Фамусовское общество получило по заслугам.
Всё-таки основной материал, из которого создается литературный образ – душевный опыт самого писателя.