Никита на миг замер, потом резко сел и включил ночник, вглядываясь в лицо жены.
- Ничего, - спокойно и твёрдо сказал он, и его голос сильно контрастировал с беспокойным и растерянным выражением лица. - Ничего из того, что ты подразумеваешь, не было.
Оксана не пыталась ловить мужа, унижать и ставить в неловкое положение, задавая вопросы, типа: "А что я подразумеваю?"
Внимательно посмотрев в глаза Никиты, Оксана кивнула: она поверила ему.
Но он, хоть и был растерян, вопросу не удивился. И не стал восклицать, как Семён Семёнович Горбунков: "Как ты могла подумать такое, жена моя, мать моих детей?!"
Значит, закономерность вопроса Никита подразумевал. Оксана размышляла, невидящим взглядом рассматривая стену.
Никита попытался обнять жену, но она встала и замоталась в простыню. Кажется, в её голове сформировался следующий закономерный вопрос.
- Но если бы это зависело только от Елены Львовны, то было бы?
Никита молчал, потупившись. Лицо его было бледнее обычного.
- Никита, для меня это важно. И я имею право задать подобный вопрос, потому что мы тогда уже были женаты почти год.
- Да, если бы зависело только от неё, - было бы, - тихо ответил Никита.
- Но, поскольку соло в данном случае невозможно, а дуэта из вас не вышло, Елена Львовна осталась несолоно хлебавши, о чём до сих пор сожалеет?
- Понятия не имею, о чём сожалеет Елена Львовна. Мне это не интересно.
- А мне интересно, Никита, - устало сказала Оксана и присела на край кровати. - Это ведь она пыталась заманить тебя в Новосибирск? Организовала стажировку?
- Она. Но стажировка предполагалась самая настоящая. Это не было каким-то фиктивным поводом.
- Видимо, это должно как-то утешить меня? - усмехнулась Оксана. - Примирить с тем фактом, что ты всё скрыл от меня тогда? И скрывал в течение длительного времени.
Теперь лицо Никиты вспыхнуло. Он понимал, к чему подводит разговор Оксана, и знал, что никак не сможет остановить процесс её рассуждений.
- То есть, ты отказался от стажировки не потому, что не хотел надолго расставаться со мной, так ведь? Ты отказался, потому что знал, во что это выльется. А мне-то что говорил? Совестил меня!
Никита встал с кровати и быстро натянул боксеры.
- Оксана, я отказался, и это главное. И ты сейчас не права: я никогда не хотел, не хочу и не захочу надолго расстаться с тобой. Эта причина отказа была не менее важной, чем та, другая.
- А потом, когда я собралась в Китай, ты согласился лететь в Новосибирск, помнишь?
Никита отвернулся к окну, сложив руки на груди, прямо как тогда, семнадцать лет назад.
- Молчишь? - Оксана подошла и заглянула в напряжённое лицо мужа. - Дал согласие, оформил документы, купил билет и даже приехал в аэропорт. Наверняка зная, чем обернётся эта стажировка. Зная, куда и к кому ты собрался лететь! Полностью отдавая себе отчёт в своих действиях! Я тогда собиралась лететь на стажировку. А ты собирался лететь к Елене Львовне!
- Нет! - покачал головой Никита.
В глазах его была паника.
- Да!
Оксана отошла от мужа, взяла подушку и быстро пошла к выходу из спальни.
- Ты куда?
Никита попытался преградить дорогу Оксане, но у неё было такое лицо, что он не решился и отступил. Захлопнув двери спальни, Оксана прошла в гостиную, свернулась калачиком на диване, накрылась простыней прямо с головой и заплакала. Состояние это было очень непривычным, потому что плакала Оксана крайне редко.
Сначала она плакала беззвучно, слёзы просто стекали и капали на подушку. Но постепенно ей становилось всё труднее сдерживать рыдания.
Никита вышел из спальни, бесшумно, чтобы не разбудить детей, подошёл к дивану, вместе с подушкой взял на руки пытающуюся вырваться Оксану и вернулся в спальню, закрыв ногой двери.
- Я никуда не улетел, если ты помнишь! И я вернулся задолго до того, как узнал, что ты не полетела в Китай!
Никита говорил резко, почти грубо, и Оксана перестала всхлипывать, глядя в его хмурое лицо.
- И я никому не позволю между нами становиться, Оксанка! Тем более, каким-то ничего не значащим, посторонним людям. И прошлому, пусть даже нашему с тобой, не позволю. Понятно?
- Понятно, - шмыгнула носом Оксана.
- Очень надеюсь, что ты говоришь правду, - кивнул Никита и осторожно опустил жену на кровать.
Потом сразу лёг рядом и тесно прижал Оксану к себе.
Больше супруги Красных к этому разговору не возвращались. Их семейная жизнь вошла в привычное русло, отпуск закончился. Оксана окунулась в работу, однако мысли, появившиеся в голове в ту памятную ночь после возвращения с побережья, не отпускали.
Мысль о том, что Никита... Её Никита, которому она доверяла больше, чем самой себе, её опора, её сила и вдохновение, её идеал, был готов сознательно разрушить их семью, казалась невыносимой.
Да, она собиралась уехать на целых десять месяцев, и это его очень расстроило, оскорбило. Но ведь Никита, в отличие от неё, наверняка знал и о характере стажировки Оксаны, и о характере своей стажировки.
Конечно, теперь, спустя семнадцать лет, Оксана даже не задумалась бы о том, чтобы расстаться с семьёй на длительный срок, сразу бы отказалась. Но тогда, в двадцать два года, она мыслила по-другому.
"Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь", - эти слова Соломона звучали в голове Оксаны на все лады, и порой ей казалось, что она доведёт себя до нервного срыва.
В какой-то момент Оксана поняла, что перестала доверять мужу, успешно и ничуть не напрягаясь скрывающему от неё правду в течение семнадцати лет. А ведь именно это доверие было основой и стержнем её чувств.
Продолжение здесь: