Найти тему

Рассказ "Мы еще..." Из сборника под ред. Анны Гутиевой "Забытый человек"

Павел шёл по коридорам здания ВНИИПО, избегая взглядов и изо всех сил стараясь сохранять нейтральное выражение лица. В ушах всё ещё звучал издевательский голос начальника отдела, куда Павел ходил, чтобы показать свою придумку: предварительный расчёт устройства с датчиками, реагирующими на критическую концентрацию водорода в воздухе. «Твоя функция – выдавать предписания, — едва взглянув на чертёж и поясниловку, выдал подтянутый ухоженный подполковник, с жидкими русыми волосами, будто только что уложенными парикмахером, — вот и выдавай, как только поймешь, что водорода скапливается больше, чем положено. Пусть принимают меры, чистят вентиляцию. Ты для ленивых, что ли, хочешь сделать полезное? Чтобы они стали ещё ленивее и жирнее, так?» Не так. Павел хотел помочь, да, и сделать что-то полезное, да. Но ещё ему хотелось, чтобы похвалили, оценили. Устройство было нужным. В глубине души Павел это точно знал.

На одном из объектов, которые Павел курировал после окончания этим летом Академии пожарной МЧС, а именно на хлебозаводе, находился гараж с собственным парком машин, которые бодро гремя разболтанными кузовами, развозили продукцию по магазинам города. Машины, как и всё на заводе: стены помещений, оборудование, системы вентиляции, были старыми и изношенными. А гараж стал особенной головной болью Павла. В боксе, где заряжали аккумуляторы, постоянно ломалась вытяжная вентиляция. Ремонт должен был начаться в ближайшие дни, а пока Павел, когда приходил с проверкой, первым делом шёл в гараж, проверяя, всё ли в порядке.

Оказавшись на улице, Павел с силой выдохнул накопившееся раздражение в стылый октябрьский воздух, достал сигареты, закурил и оглядел унылые сумерки. Октябрь в этом году был холодным. Холодным и грязным. Мокрый снег сменялся затяжными осенними дождями, а ночные заморозки хмурой оттепелью. Настроение было унылым. Что дальше делать? Настаивать на полезности прибора? Не получится. Куда ему против холёного подполковника!

Павел присел на скамейку, не замечая, что она мокрая, нахохлился, и стал похож на одного из воробьёв, в куче своих собратьев греющихся недалеко, на теплотрассе. Почему-то подполковник напомнил Павлу мать и школьные годы. Примерно так она отчитывала его за неверно сделанное домашнее задание. Трясла тетрадкой, зажатой в ухоженной руке с маникюром прямо перед его лицом. Даже слова похожие кричала. «Твоя функция — учиться на отлично» — словно наяву услышал Павел голос матери. Надо, кстати, позвонить, вчера по телефону её голос показался Павлу совсем больным. После пережитого в прошлом году воспаления лёгких, у неё бывали теперь периоды обострения. Он достал мобильник.

— Мам, привет! Как ты себя чувствуешь?

В трубке забулькало, захрипело, и мать, прокашлявшись, выдала:

— А ты сам не слышишь? Мне плохо. Ты приедешь сегодня? Мне нужны лекарства и прогревания.

— Мам, какие нужны лекарства? Такие же, как я привозил на выходных, или что-то другое? Я зайду сначала в аптеку.

— Не знаю я! Спроси у аптекаря.

— Мам… может, всё-таки, вызовем врача на дом? Он выпишет рецепт, антибиотики сейчас просто так не продают, и …

— Сам жуй свои антибиотики! — перебила мать. Павлу показалось, что голос её вот-вот исчезнет совсем, но мать продолжила тихо, сипло, с расстановкой, — мне соседка… посоветовала пить траву солодку... Вот её купи.

— Мам, траву нужно заваривать…

— Вот приедешь и заваришь. Всё.

В трубке послышались гудки. Ну, точно подполковник. Не хватило только финального «Выполнять!»

Павел снова почувствовал раздражение и, чтобы успокоиться, резко подышал мерзлым воздухом, выпуская пар. Выполнять, так выполнять. Павел поднялся, растёр в пальцах до трухи остывший окурок и ссыпал на землю, – поблизости не обнаружилось ни одной мусорной тумбы, — и пошёл по направлению к метро.

Мама жила в Москве, а Павел снимал квартиру в области, в городе, куда получил распределение. После визита к матери, ему придется добираться до дома не менее полутора часов. Можно было остаться ночевать и проследить за тем, как она принимает сиропы и настойки, но завтра с утра на смену. А утром выехать из Москвы очень проблематично.

А ещё можно было два раза за вечер зайти в аптеку, которая находилась прямо во дворе маминого дома. В первый раз за травой солодкой, а потом, перед тем, как поехать домой, ещё раз. Поболтать с Аней. Поздно вечером посетителей обычно мало, аптека работает допоздна, так что времени пообщаться с девушкой, которая подрабатывала в этой аптеке вечерами, будет достаточно.

Павел спустился в метро, прошел турникет и побежал, увидев, что поезд только подошел и можно успеть. Успел! Заскочил в последний вагон и прислонился к закрывшимся дверям спиной. Улыбнулся, представив, как удивится Аня, увидев его через полчаса на пороге аптеки.

Он познакомился с ней год назад. Мама болела воспалением легких, в больницу ехать отказалась, и Павел носился между Академией и домом три недели, ведь нужно было ставить уколы матери каждые четыре часа, пока длилась болезнь. Он не успевал иногда поесть и выспаться. И нельзя было перестать учиться даже на время, даже по такой уважительной причине, — это был последний курс, самый сложный. Разговорившись как-то в аптеке с Аней о новом средстве, которое все вокруг считали панацеей от злого ковида, Павел, измотанный бесконечными придирками и капризами матери, чувствовавший себя ни на что не годным, вдруг понял, что нашёл родственную душу. У Ани только что переболел ковидом отец, она, как и Павел, день и ночь ухаживала за ним, а получала в ответ только презрительное «неумёха». Павел стал заглядывать в аптеку «просто так», выдумывая причины. «Маме нужно снотворное, она стала часто просыпаться по ночам», «Маме прописали глазные капли, но она хочет другие».

Когда Павел понял, что влюбился, то запаниковал. Не знал, как ухаживать, всё время боялся попасть впросак, и ужасно стеснялся. Но Аня и сама терялась и краснела, когда видела его. И Павел понемногу успокоился. На Восьмое марта подарил цветы и дорогущий парфюм, который ему помогла выбрать продавщица в Л`Этуали. Аня отнекивалась, прятала руки за спину, потом согласилась принять и прижала коробочку и цветы к груди, словно боялась, что отнимут. После этого, каждый раз встречая Павла, она робко улыбалась, и Павел вдруг поверил, что у них могут быть «отношения». Дурацкое слово, но Павлу нравилось.

Летом они виделись редко, Павлу нужно было защитить диплом, потом найти жильё и устроиться на новом месте, куда его распределили после защиты. Мама, ожидавшая, что это будет место в столице, горько поджала губы и разочарованно покачала головой, услышав название города в области. Павел начал оправдываться, что не виноват, и всё толкал по столу поближе к матери диплом с отличием и вкладыш с оценками (ни одной тройки!), но она встала из-за стола, развернулась грузным телом, бросила через плечо «Я так и знала, что ты не сможешь за себя постоять», ушла к себе в комнату и закрыла дверь.

Но Павел больше боялся реакции Ани. Что она тоже, как и мать, подожмёт губы и покачает головой. Сама Аня с отцом жила недалеко от аптеки, на соседней улице. Аня лишь пожала плечами и тихо, глядя в пол, проговорила:

— Это ничего, главное, чтобы коллектив на работе был добрым.

Сентябрь Павел все выходные проводил у матери, и каждый вечер заходил в аптеку. Он всё не решался пригласить Аню в кино или кафе, боялся отказа, а потом наступил октябрь, двое из отдела ушли в отпуск, Павлу передали их объекты, и о выходных пришлось забыть. Он каждый день присылал Ане по вотсапу видео смешных котиков и собак, она как-то обмолвилась, что хотела бы завести котёнка, но отец против.

А сегодня Павел взял на работе отгул, сославшись на болезнь матери. У него были на этот день грандиозные планы. Во-первых, он надеялся, что его устройство оценят и предложат доработать, а потом оформить и внедрить. А во-вторых, Павел хотел похвастаться перед Аней, вот, смотри, какой я умный, и наконец, пригласить в кино. Отпускники вернулись на работу, и жизнь должна была снова войти в привычную колею, значит, и время на свидание найдётся.

Выйдя из метро, Павел, до этого торопившийся поскорее увидеть девушку, вдруг стал притормаживать. Какой был замечательный план: рассказать о приборе и пригласить в кино. И все рухнуло из-за этого подполковника! «Твоя функция — выдавать предписания!» вспомнил Павел и почувствовал в груди тупую боль. Да ладно, разозлился на себя Павел, подумаешь, отказал, может, у него настроение было плохое или в семье что-то случилось. Он ускорил шаг, почти вбежал во двор маминого дома, увидел освещённые окна аптеки и счастливо улыбнулся. Сейчас он увидит Аню и расскажет ей и про подполковника и про устройство, которое придумал. Сейчас…

Он проскочил тамбур, распахнул дверь и застыл, словно наткнулся на препятствие. Аня стояла в зале и показывала посетителю — высокому молодому мужчине в дорогом пальто и модных, по виду совсем новых ботинках, средства для волос в стеклянной витрине. Не то поразило Павла, что рядом стоял привлекательный посетитель, а то, как девушка смотрела на него: краснея, робко улыбаясь, немного щуря глаза.

Оба, посетитель и Аня, повернули головы и одинаково растерянно уставились на вошедшего Павла, гулко громыхнувшего дверью. Тот деревянной походкой пересёк зал и остановился возле окошка выдачи, спиной к парочке. И закрыл глаза, потому что видел их отражения в стекле. Мужчина попрощался, сказал, что подумает, и ушёл, а Аня зашла из зала в отдел и подошла к окошку. Павел чужим голосом сказал, не глядя:

— Мне солодку от кашля.

— Сироп или траву?

Павел посмотрел на девушку и снова почувствовал тупую боль в груди: её лицо радостно светилось.

— То и то давайте, разберусь, — опустил глаза, приложил взмокшей рукой карточку к терминалу, схватил сверток и быстро вышел. Дверь опять гулко бабахнула.

Дома он молча выслушивал обычные обвинения матери в том, что он плохой сын, что она пожертвовала своей молодостью ради его рождения, а в итоге получила рохлю и размазню, который не может даже стукнуть кулаком по столу начальства и потребовать работу в столице, ведь здесь живет его больная мать. Павел натирал ей спину, укутывал ноги в толстые носки с порошком горчицы, заваривал в термосе траву и кормил с ложечки сиропом солодки. И думал, думал. Мама поворчит и успокоится. Они будут жить вдвоем, Павел будет о ней заботиться, всё равно она когда-нибудь поймет, что ближе сына никого нет. Не нужны им другие в семье. Пусть выходят замуж за франтов в ботинках.

— Я наняла сиделку, — вдруг донеслось до него из вороха одеяла, пледа и подушек.

— А я?

— Тебе некогда, ты все время на работе, и не умеешь делать уколы.

— Я же делал, ты не говорила, что тебе не нравится.

— Больно делал, у меня потом шишки никак не рассасывались. В общем, завтра с утра сиделка выходит на работу. А ты можешь не приезжать. Если ночевать останешься, сам ей утром откроешь, я, наверное, спать еще буду.

— Мне завтра на работу с утра. Я поеду к себе. До свидания, мама.

Полчаса в метро и час в необогреваемом автобусе Павел будто временами терял сознание, не мог ни о чём думать, мысли путались, перед глазами стояли то подполковник, то франт из аптеки с радостной Аней, то мать, укутанная в одеяло и шаль. Все твердили: «Ты не нужен, не нужен, не нужен…»

Он даже задумался в какой-то момент, может и правда, незачем жить?

И ночью ворочался на жесткой кровати, повторяя про себя: «Зачем жить, если никому не нужен?»

Утром он машинально почистил зубы, умылся, позавтракал и отправился на работу. На улице шёл мокрый снег, Павел не надел шапку, но не вернулся домой, а безучастно продолжил путь. А мысль о никчёмности жизни не отпускала, крутилась в мозгу. Может, если его не станет, мать поймёт, кого потеряла? А когда Аня выйдет замуж за этого франта, и он будет её обижать, она вспомнит, что добрый человек по имени Павел за ней робко ухаживал? Боль в груди разрасталась, ныла, словно напоминала о вчерашних событиях.

Неожиданно Павел вздрогнул: мимо, разгоняя утренний сумрак всполохами синих сигналов, включив на полную громкость сирену, промчались две машины скорой помощи с надписью на бортах «Реанимация».

— Это с хлебозавода едут, говорят, там люди погибли! — услышал Павел за спиной и обернулся.

— А что случилось?

— Только что новостях передали, ты, что, не слышал? Час назад гараж хдебозавода взорвался. Хорошо, что до начала утренней смены. Иначе жертв было бы — ужас!

Павел зажмурил на секунду глаза, выдавил «Не успел», и побежал. Воздуха не хватало, и он жадно дышал открытым ртом, глотая снежинки, несущиеся прямо в лицо.

Вокруг развороченного здания гаража съехались машины пожарной МЧС. Начальник СПТ командовал, начкар со своими бойцами выполнял команды, вода из рукавов выбивала упругие струи, гася остатки пламени. Над пожарищем поднимался в небо белёсый дым. Работники завода, негромко переговариваясь, стояли за оцеплением.

— Есть жертвы? — спросил Павел, зайдя за оцепление и останавливаясь возле знакомого дознавателя из отдела.

— Двое с ночной смены.

— Причина взрыва?

— Ну… Ты же в курсе порядка? Проведём расследование, назначим пожарно-техническую экспертизу, тогда и причину установим. Но предварительно — неисправная вентиляция. Видел твоё предписание. И смету на ремонт вентиляции мне принёс менеджер администрации. Очаг взрыва и так видно, вон там, где был бокс зарядки аккумуляторов. Аккумуляторы при зарядке выделяют водород. Вентиляция не работала, водород скопился, смешался с кислородом. Гремучий газ. Малейшая искра — взрыв. Другой вариант: кто-то из рабочих, пользуясь тем, что раннее утро, и никто не видит, закурил, что строжайше запрещено. Вентиляции нет. Водород в воздухе. Взрыв. Хочешь третий вариант?

— Нет, всё ясно. А я видел две машины реанимации. Кто-то ещё пострадал?

— Случайные люди. Точно не скажу. Увезли четверых, двое тяжелых. Твоя смена с утра? Сочувствую. Сейчас весь гнев на тебя обрушится. Мол, зря хлеб жуёшь и все такое. Им же, — инспектор махнул рукой в сторону толпы, — не докажешь, что и предписание было, и вентиляция г..но, ремонт запланирован. Петька закурил? Да ерунда, подумаешь, покурил мужик. Многие курят, когда начальство далеко. А то, что Петька покурил и взорвался, значит, судьба у мужика такая. А пожарные все бездельники. Ну, сам знаешь. Или не знаешь? Первый раз на взрыве?

— Первый.

— Всё парень, удачи, вон подъехал начальник отряда, мне надо официально представиться для протокола.

Павел покачал головой в ответ своим мыслям. «Я даже не спас людей, которых мне доверили. Мечтал быть спасателем, нужным людям. Специально поступал в Академию МЧС, у которой девиз: «Предупреждение. Спасение. Помощь.» А я предупредил? Нет, я взял отгул и не попросил в отделе присмотреть за вентиляцией в боксе гаража хлебозавода. А помог? Нет, принёс на рассмотрение проект устройства, а как только подполковник отказал, сразу поджал хвост и убежал. От меня отказалась мать, отказалась Аня, а теперь я ещё оказался и никчёмным спасателем. Зачем жить такому никому не нужному, ни на что не годному ничтожеству?»

Павел словно оглох. Ничего не слыша вокруг, он представлял себя в гробу, и глаза щипало от жалости.

В кармане завибрировал телефон. Павел машинально вытащил его и поднёс к лицу. «Анечка» увидел он, быстро вытер повлажневшие глаза, и стараясь, чтобы голос звучал равнодушно, произнес:

— Слушаю.

— Это Аня.

Павел молчал.

— Я хотела сказать, — заторопилась девушка, — что с твоей мамой всё в порядке. Поставила ей уколы, проконтролировала, чтобы она приняла все лекарства. Мы попили чаю, и мама показала мне твои школьные фотографии. Ты на них такой смешной…

— Подожди, подожди… — Павел покашлял, чтобы прочистить горло, — это ты — новая мамина сиделка?

— Да! Я хотела тебе вчера в аптеке рассказать, но ты был таким сердитым и быстро ушёл.

Павел с силой выдохнул, и вдруг окружающие звуки вернулись: зычно отдавал команды начальник отряда, гомонили люди в толпе, матерились бойцы и начкар, вода из рукавов заливала остатки пожара.

— Я не хотел тебе мешать. Ты что-то рассказывала такому модному парню…

— А-а-а, — Анечка засмеялась, — это муж моей одноклассницы. Она недавно родила, и вдруг начались проблемы с выпадением волос.

— Ты так радовалась…

— Юра рассказывал о малыше, представляешь, они с женой всё ждали, какое будет первое слово «папа» или «мама», а он сказал «дай». Ой, так смешно!

— Пойдём в кино, Аня? Я, правда, не знаю, какие фильмы сейчас идут, но я…

— Конечно! Только нужно по времени посмотреть, чтобы не быть занятой в аптеке, или с мамой. У тебя голос странный. Всё в порядке?

— Нет, не всё. Но я тебе потом расскажу, когда приеду. Мне пора.

Павел даже хотел сказать «Целую», но застеснялся и просто нажал «Отбой». Потом глубоко втянул в себя воздух, пахнущий гарью. В груди потеплело, все недавние мысли о никчёмности вмиг растаяли. Он представлял картину — мать, которая показывает его детские фото, Аня рядом, заботится о его матери. Он не знал, что об этом думать, и тепло от представленной картины всё ширилось. И вот он уже был другим — ненужность оказалась шелухой, он был нужен маме и Ане, он был нужен на работе. Пускай они говорят иное, пускай сердятся и ноют, но он-то теперь знал, все это ложь. Он сам виноват, что дал лжи окутать его сознание.

И, кстати, насчёт того, что с подполковником невозможно справиться. «Почему он, Павел, решил, что его прибор никому не интересен? Не интересен только одному подполковнику. После сегодняшнего взрыва и гибели людей положение должно измениться. Необходимо добиваться, чтобы устройство признали нужным и полезным. Отправить статью в газету. Снова посетить подполковника и сказать ему… Сказать, что если он не согласится принять пояснительную и чертежи к рассмотрению, то придётся написать на него докладную и приложить результаты расследования причин взрыва на хлебозаводе».

Павел вдруг представил, как подполковник испугается, как сомнется его укладка на редких волосах, как погаснет в глазах превосходство. То-то!

Мы ещё повоюем!

Забытый человек