27 декабря 1888 года умерла Анна Алексеевна Андро, в девичестве Оленина.
«Еще дай честное и бескорыстное управление внутренней частью государства, ограничь лихоимство, позволь последнему нищему жаловаться на богатого вельможу, суд чини публично и справедливо, по установленным однажды навсегда законам. Наконец, установи, чтобы один Указ не противоречил другому, чтобы, подписанный однажды, он навсегда сохранял свою силу и точность. Вот в чем состояло бы счастье России».
Это не цитата из статьи публициста и не предвыборная программа политика. Это дневник златокудрой прелестницы, двадцатилетней Анеты Олениной. В «Дон-Жуанском списке» Пушкина, составленном им собственноручно, имя Олениной стоит непосредственно перед именем Натальи Гончаровой.
Разумная Анета не была ученым сухарем и «синим чулком». Можете представить себе Пушкина, влюбленного в «синий чулок»? Мысли о справедливом устройстве государства чередуются в ее дневнике с тем, что больше всего интересовало великосветских барышень той эпохи: «17-го у гр. Потоцкого был в честь принца большой бал, на котором у меня было чудесное платье: белое дымковое с рисованными цветами, а на голове натуральная зелень и искусственные цветы. Я была одета очень к лицу».
Кто бы сомневался! Вяземский писал жене: «Мы с Пушкиным играли в кошку и мышку, то есть волочились за Зубовой-Щербатовой, сестрою покойницы Юсуповой, которая похожа на кошку, и малюткой Олениной, которая мала и резва, как мышь». В другом письме: «Девица Оленина довольно бойкая штучка: Пушкин называет ее «драгунчиком» и за этим драгунчиком ухаживает».
Несмотря на ироничные замечания Вяземского, Пушкин увлекся Анетой не на шутку, тем более что к этому имелись все предпосылки. Салон директора Публичной библиотеки, президента Академии художеств Алексея Николаевича Оленина и его загородное имение Приютино были одними из самых притягательных мест для поэта, вернувшегося в Петербург из шестилетней ссылки. Постоянными гостями Олениных были Жуковский, Гнедич, Карамзин, Батюшков, Брюллов, Глинка, Мицкевич, здесь музицировали, играли в шарады, а Иван Андреич Крылов мастерски изображал четвероногих героев своих басен.
Играть в карты в оленинском доме не было принято, зато здесь много говорили об искусстве. Хозяин никогда не требовал, чтобы гости-художники рисовали, а литераторы читали свои произведения. У него на даче каждый мог делать что хотел: гулять, ездить верхом, стрелять в лесу из ружей, пистолетов и из лука, причем Алексей Николаевич во избежание увечий показывал, как правильно натягивать тетиву. Единственное, что досаждало гостям Приютино, - комариное царство. Как рассказывал Вяземский, Пушкин был весь в прыщах и, осаждаемый комарами, восклицал: «сладко!».
Вряд ли эти восклицания относились к комарам. Наверно, самым сильным центром притяжения у Олениных была умная, образованная и общительная хозяйская дочка, так не похожая на провинциальных тригорских девиц, обладательница прекрасного голоса («Не пой, красавица, при мне Ты песен Грузии печальной» - это ей, Олениной адресовано), чудесных локонов и не менее чудесных ножек. Вот что весьма самокритично пишет она сама о себе в третьем лице: «Среди особенностей поэта была та, что он питал страсть к маленьким ножкам, о которых он в одной из своих поэм признавался, что предпочитает их даже красоте. Анета соединяла с посредственной внешностью две вещи: у нее были глаза, которые порой бывали хороши, порой глупы. Но ее нога была действительно очень мала, и почти никто из ее подруг не мог надеть ее туфель. Пушкин заметил это преимущество, и его жадные глаза следили по блестящему паркету за ножками молодой Олениной».
Насчет ножек - правда, чистая правда! Ради них Пушкин многое был готов простить чопорному, бездушному и безвоздушному Петербургу:
Город пышный, город бедный,
Дух неволи, стройный вид,
Свод небес зелено-бледный,
Скука, холод и гранит –
Все же мне вас жаль немножко,
Потому что здесь порой
Ходит маленькая ножка,
Вьется локон золотой.
Хотя Анета и назвала Пушкина самым интересным человеком своего времени, его увлечение не нашло взаимности. Почему – отчасти понятно из того же дневника: «Бог, даровав ему гений единственный, не наградил его привлекательной наружностью. Лицо его было выразительно, конечно, но некоторая злоба и насмешливость затмевали тот ум, который виден был в голубых или, лучше сказать, стеклянных глазах его. Арапский профиль, заимствованный от поколения матери, не украшал лица его. Да и прибавьте к тому ужасные бакенбарды, растрепанные волосы, ногти, как когти, маленький рост, жеманство в манерах, дерзкий взор на женщин, которых он отличал своей любовью, странность нрава природного и неограниченное самолюбие… Говорили еще, что он дурной сын, но в семейных делах невозможно все знать; что он распутный человек, но, впрочем, вся молодежь почти такова. Итак, все, что Анета могла сказать после короткого знакомства, есть то, что он умен, иногда любезен, очень ревнив, несносно самолюбив и неделикатен».
Что поделать, сердцу не прикажешь. Удивительно другое - насколько точна и проницательна эта, казалось бы, неискушенная девушка, описывая отношение общества к человеку - Гулливеру среди лилипутов по части таланта и ума. «Все – мужчины и женщины – старались оказывать ему внимание, которое всегда питают к гению. Одни делали это ради моды, другие – чтобы иметь прелестные стихи и приобрести благодаря этому репутацию, иные, наконец, вследствие истинного почтения к гению, но большинство – потому, что он был в милости у государя Николая Павловича, который был его цензором».
А Пушкин тем временем влюблен по уши и мечтает о женитьбе. На полях его рукописей то и дело встречаются рисунки прелестной головки и имя предмета страсти – по-русски, по-французски, справа налево – Eninelo и однажды даже тщательно зачеркнутое Annete Pouchkine. Есть гипотеза, что знаменитое стихотворение «Я вас любил» тоже посвящено Анете - во всяком случае, так утверждала ее внучка Ольга Оом.
Как всегда в таких случаях, Пушкин недолго думая пришел свататься, но от матери получил решительный отказ. Потенциальный зять был неблагонадежным: началось следствие по делу о «Гавриилиаде», скандальной пробе молодого шаловливого пера, повлекшей за собой обвинения в оскорблении религии, и незадачливый поэт вновь попал под тайный надзор. Подлили масла в огонь и слова «Мне бы только с родными сладить, а с девчонкой я уж слажу сам», сказанные приятелям и переданные Олениным. «Я пустился в свет, потому что бесприютен», - писал тогда Пушкин Вяземскому. Тот понял грустный каламбур друга: «Ты говоришь, что ты бесприютен: разве уже тебя не пускают в Приютино?».
Дальше показания свидетелей расходятся. Почти полвека спустя племянник Анны Алексеевны, которая к тому времени была женой президента Варшавы Федора Андро, спросил ее, почему она не вышла за Пушкина. «Он был вертопрах, не имел никакого положения в обществе и, наконец, не был богат», - ответила старушка, в преклонные годы не утратившая рассудительности.
Существует и другая легенда. Брюллов рассказывал своему ученику Михаилу Железнову, что много лет назад Пушкин был влюблен в прехорошенькую Анету, хотел на ней жениться, но она за него не пошла. «Рассказ Брюллова так поразил меня, что я просил его объяснить мне, каким образом Анна Алексеевна, особа очень бойкая, не смекнула, что быть женою Пушкина было лучше, чем женою г. Андро? - пишет Железнов. - Брюллов, после минутного молчания, отвечал: «Сказать правду, тогда она была влюблена в меня и бросала мне такие взгляды, что я чуть-чуть не женился». - «За чем же дело стало?» - «Я заболел и более месяца пролежал в постели, зато оставил ее свободной и от болезни, и от любви».
Лукавил Карл Павлович, лукавил. В 1828 году, когда Пушкин был увлечен Олениной, он находился в Италии и даже о своих близких узнавал лишь из редких писем. Ну да ладно, тем более что имеется еще одна довольно распространная версия: согласие Пушкину все-таки было дано, старик Оленин купил шампанское, созвал родных и друзей, чтобы объявить о помолвке. Пришли все, кроме жениха, и гости сели за стол без него. Пушкин приехал уже под вечер, Оленин взял его под руку и повел в кабинет для объяснений. О чем говорили – неизвестно, только свадьба была отменена. Рассказывают, что после этого Пушкин умчался в Москву, чтобы возобновить ухаживания за прежней пассией, Екатериной Ушаковой. Не тут-то было: та, оказывается, уже была помолвлена с каким-то князем. «С чем же я-то остался?» - огорченно воскликнул Пушкин. «С оленьими рогами», - ответила сбежавшая невеста.
Огорчение Пушкина продлится недолго: на горизонте скоро замаячит новый предмет мечтаний – снежная принцесса, фарфоровая кукла, первая красавица Москвы. А в черновиках восьмой главы «Евгения Онегина» - слава Богу, только в черновиках - появится карикатурный персонаж Лизы Лосиной: «Уж так жеманна, так мала, Так неопрятна, так писклива, Что поневоле каждый гость Предполагал в ней ум и злость»...
Но все это потом, а пока он целые дни проводит рядом с Анетой и вроде бы пользуется ее благосклонностью. После одного особенно душевного разговора были написаны, возможно, самые проникновенные строки русской лирики:
Пустое вы сердечным ты
Она, обмолвясь, заменила
И все счастливые мечты
В душе влюбленной возбудила.
Пред ней задумчиво стою,
Свести очей с нее нет силы;
И говорю ей: как вы милы!
И мыслю: как тебя люблю!
Когда в одном из самых моих любимых и самых печальных рассказов Набокова главный герой неожиданно для самого себя признается своей стихийной жизненной попутчице в любви, ты и вы вновь сделают оборот и вернутся на изначальные места, чтобы только что осознанное чувство освободилось от грубой шелухи обыденщины, стало чистым и строгим. Так Набоков, знавший всего Пушкина наизусть, через столетие посылал старшему собрату не видимый посторонним ответ.
Если статья понравилась, наградой автору будут лайки и подписка на дзен-канал "Строки и судьбы". https://zen.yandex.ru/stroki_i_sudby