Солнце стояло в зените и нещадно припекало землю. Начало июня выдалось дождливым, но ближе к середине месяца лето все же потихоньку вступило в свои права и погода восстановилась.
Шурка лениво развалился на лавке, которую очень удачно скрывала от материных глаз небольшая ранетка, похожая больше на пушистый куст, чем на дерево. Воскресный день тянулся медленно, неспешно. Парень смолил сигаретку пока мать хлопотала на кухне и не видела, чем занимается сынок. А то Шурке бы уже влетело столовым полотенцем вдоль спины.
Начало.
- Куришь опять? - из ниоткуда появилась сестра Валя. - А я маме скажу!
- Только попробуй! Я тебе скажу! - подскочил с лавочки Шурка.
- Вот и скажу! - девочка отбежала на безопасное расстояние и состроила брату гримасу.- Скажу! Скажу!
"Валька дурачится, - подумал успокоившийся Шурка. - Ничего не скажет."
Шурке шел восемнадцатый год. Из угловатого длинного нескладного подростка он превратился в крепкого юношу с открытой улыбкой и хитрыми глазами. Куда подевался чуткий и добрый мальчуган он и сам не понимал. Сверху оброс колкими иглами, чтобы ни одна душа не догадывалась, что бойким и наглым он только прикидывается, а на самом деле где-то в глубине себя он почти прежний. И когда хамит и дерзит матери, и когда зло насмехается над сестренкой, то это вовсе не он, а какой-то новый незнакомый ему самому пацан.
Работа в колхозе для Шурки стала каторгой, которую он не выносил на дух. С утра и до вечера в поле. Однообразие, рутина из года в год.
Когда наступила долгожданная выстраданная победа и люди, стоя на улице обнимались и плакали, не зная куда бежать, что делать от радости, с того момента Шурка поверил в чудо и всеми фибрами души надеялся, что жизнь станет проще, а труд легче. Но этого не случилось. Надежды разбились о горькую правду. Стране требовалась рабочая сила, страна лежала в руинах, обескровленная, обессиленная, раздавленная. Множество городов сравняли с землей. Бессчетное количество деревень стояли обуглившимися силуэтами. Тяжелый труд не закончился, а только набирал обороты. В Сибири послевоенные годы были очень тяжелыми. Началась череда неурожаев. До середины лета стояла адская жара. Земля под ногами трескалась, трава не зеленела, а торчала жухлыми желтыми клочками. Природа просила воды. Но на небе будто вся влага закончилась и на землю до середины июля не упало ни капли. Но как только наступил август, тонны воды полились потоками на людские головы. Дождь лил сутками, не давая продохнуть. Урожаю пришел конец. Коровы ходили по самый живот в воде, что уж говорить про мелкий скот и птицу. Поля с зерном местами топило по щиколотку. Люди приходили в отчаяние - голодная зима не радовала никого и пугала перспективами. Страна не бросила сибиряков, помогали южные хлеба, где налаживали и восстанавливали колхозные хозяйства. Где на полях, недавно политых людской кровью, вскопанных гусеницами танков, с воронками от взрывов снарядов, садили первые зерна и снимали первые урожаи. Люди выстояли. Замученные войной, людскими потерями, разрухой, недоеданием, выстояли наперекор. Находили в себе мужество идти дальше, жить, растить детей, работать, строить новые школы и заводы.
Когда Шурка заикнулся председателю о том, что хочет ехать в город и там пойти на завод, то наткнулся на жесткое молчание.
- По распоряжению вышестоящих управленцев ничем тебе, Александр, помочь не могу. Ты нужен здесь. Здесь и работай. Документы выдавать не велено.
- То есть, я как раб без права на выбор, куда скажет партия - туда и пойду?! - со злостью чуть ли не крикнул Шурка.
Председатель изменился в лице и бесцветно отчеканил:
- Ты, пацан, выбирай выражения, а то поедешь туда, куда Макар телят не гонял. - затем уткнулся в документы, лежащие перед ним на столе, и молча взмахом руки, не поднимая глаз, указал на дверь.
Шурка выскочил как ошпаренный, громко хлопнув дверью. В нем кипела дикая злость. Не отпускают! Неволят!
Но против системы не попрешь. Она в миг раздавит. Должен быть какой-то способ ее обхитрить. И способ нашелся сразу, только реализовать получилось его только через два года.
В гости к соседям Астраханцевым приехала на месяц девушка. Она приходилась троюродной племянницей тетке Любке, которая когда-то февральской ночью вместе с матерью отпаивала Шурку и его сестренку молоком. Девушку звали Надя. Стройная, невысокого росточка, вся тонкая, как веточка, она имела веселый характер и милые черты лица. Проживала она в Кемерово, а к тетке приехала немного отдохнуть перед предстоящим поступлением в институт. Папа Наденьки был инженером и дочь росла в интеллигентной обстановке. Говорила складно, певуче, отличалась манерами, не свойственными деревенским. На громкий смех и шуточки, не понятные ей, городской девчонке, отвечала лишь скромной растерянной улыбкой.
Шурка воспрянул духом: вот он шанс попытать судьбу!
Чтобы уехать из колхоза в город, и самое главное чтобы отдали паспорт, можно просто жениться на городской с пропиской. Вот и все. Проблема всегда была в другом: где бы найти такую сговорчивую дурочку, которая и замуж пойдет и пропишет в квартире. А тут девчонка, только что из под крыла родителей. Наивная, мечтательная, послушная. Такую можно охмурить и глазом не моргнуть. Деревенскую попробуй обмани: они хорошо обученные матерями, их не обманешь. Деревенская в таких вещах думают головой, редко ведется на гулянья с продолжением. Это в городе у каждого своя жизнь и до соседей дела нет, в сельской местности все на виду, все знают обо всех подробности, все видят и все слышат. Такие гулянья с парнями заканчиваются печально: могут и ворота смолой вымазать, а вдогонку будут говорить гадости или презрительно хмыкать. И все, абсолютно все будут тыкать пальцем. Девушка должна быть чиста и невинна. Должна беречь себя, свою девичью честь для будущего мужа, не верить в сладкие речи парня, а расчетливо думать холодной головой. Ну а если любовь неземная свершиться, то должна настаивать на свадьбе и никаких глупостей.
Городская Надя, по деревенским меркам, вставала поздно. Уже и скотина накормлена, и позавтракали все, а Наденька только в кроватке потягивается.
Но Шурке не было дело никакого до девчонки и ее привычек. Его заботило одно: как все провернуть, как зажечь в девчонке интерес к своей персоне.
Стал он каждый день невзначай прибегать к тетке Любкиному сыну Павлу. Был он постарше Шурки на пару месяцев - годОк. Вместе ходили в школу, вместе на рыбалку бегали. Но особо близкими товарищами, а тем более друзьями не были.
- Что это ты, Санька, к нам зачастил? - как-то поинтересовался Павел, когда Шурка в очередной раз пришел к соседу. - Не иначе на сестричку мою бегаешь смотреть?
Пашка шутил, но Шурка вдруг покраснел и ничего не смог сказать от растерянности.
Павел заметил красноту на лице приятеля и рассмеялся:
- Так давай вас познакомлю! Надя! - прокричал он в сторону дома, - Выйди во двор!
Шурка замахал руками, но девчонка уже появилась на крыльце и молча смотрела на троюродного брата. В руке она держала книгу.
- Знакомься. Это Шурка - мой приятель.
Девушка молча кивнула. А Шурка сглотнул комок, вставший в глотке.
С того дня стал Шурка отмечать в себе непонятные ему изменения. Стоило ему столкнуться с девушкой, он заливался краской и начинал заикаться. Пашка хохотал будто чумной.
- Да ты никак влюбился! - подначивал он дружка. - Смотри, скоро уедет она в свой город, а ты останешься.
- Глупости говоришь, какая любовь! - злился Шурка, а сам никак не мог успокоить в груди сердце, стучащее в два раза чаще и отдающее прямо в ушах.
Первая любовь коснулся Александра, который пытался по началу выискать из этого какую-либо выгоду. Но видно не такой он расчетливый и холодный как был его отец Иван. Горячая цыганская кровь кипятком разгоняла адреналин по венам при виде девчонки. Шурка махнул рукой и стал просто искать повода для встреч с Надей. Ни о какой расчетливой женитьбе больше не думал. Теперь все его мысли занимала сама девушка: что сказала, как встала, как улыбнулась. Во время работы в колхозе все его мысли стали только ней - Шурка влюбился.