Здравствуйте!
Сегодня я решился на авантюру: предлагаю вам почитать первую главу моего несостоявшегося романа о Динамо. Он был задуман как альтернативная фантастика, поэтому не сомневался. что справлюсь: с фантазией у меня никогда не было проблем. Но к четвёртой главе с унынием констатировал, что моих знаний футбола явно не хватает, и я стал пороть откровенную чушь.
Сдаваться - не в моих правилах, поэтому на Форуме Динамо (где мой роман многим нравился), задавал вопросы по истории Динамо (действие моего романа - 1963-й год), искал живых свидетелей, мне помогли. Но этого всё равно не хватило, и я, в конце концов, от этого отказался. Правильно сделал, считаю.
Последнее. Долго не мог выбрать имя для героя. Все не нравились. А это очень действует на нервы: уже готов писать, но не знаешь, как именовать героя. Плюнул, назвал его своим именем и фамилией - потом, мол, заменю, ненадолго же! - так что это потому вот. На Форуме мне даже советовали всё так и оставить. Один человек написал: нормально всё! Ну. кто же из нас не мечтал играть за Динамо!
Но сейчас это всё вообще не имеет значения: я ведь всё это бросил. так что ничего не переделываю.
Глава первая
Они начали отрабатывать пе́нали – можно вздохнуть спокойно. Редко они с одиннадцати метров промахиваются, так что за мячом сейчас не придётся бегать. Вшивцев, Короленков, Фадеев свои, как всегда, положили. Игорёше было скучно, он захотел непременно всадить в левую «девятку», ну и промахнулся. Я быстро догнал мяч и кинул им.
Игорёша мог бы и не стараться: Лёва, как всегда, реагировал на каждый третий удар. Ему тоже было скучно.
Прибежал красный от гнева Семёныч и стал орать на Лёву.
- Ты почему? А? Ты тренироваться собираешься? Какого хрена? Ты на прогулку пришёл?
- Чего вам надо? Я же в игре всё тащу!
Нудятина. Всё это я уже слышал. Сейчас Семёныч скажет, что Лёва – лучший вратарь страны, а возможно, и мира. Но это всё на его, Семёныча, нервах. Потому что Лёва – лентяй, каких мир не видел. И если он перестанет его гонять, то Лёва очень быстро станет ничем не лучше Антоняна.
Но сегодня разговор принял неожиданное направление. Семёныч из красного сделался багровым и стал водить глазами в стороны.
Вдруг его взгляд остановился на мне.
- Эй, пацан! – махнул он мне рукой. – Иди сюда!
Я подбежал. Он сам поставил мне мяч на одиннадцать и махнул в направлении ворот.
- Забей ему!
Вот это да! Я глянул на левую бровку и мысленно заскулил: Женьки нету! Он не увидит, как я бил пе́наль самому́ Яшину!
Семёныч зашептал мне на ухо:
- Тебя ведь не зря на мячи поставили! Значит, в футбол играешь! Очень прошу тебя: забей! Мне это очень нужно! Понимаешь, пацан? В прошлом году, когда я их взял, команда заняла одиннадцатое место. Сейчас они на первом. Я очень хочу, чтобы они стали чемпионами! Но мне Лёву надо воспитать. Забей, пожалуйста! Бей в левый от него: он оттуда хуже тащит!
Я отошёл для разбега.
- Сейчас пацан из тебя котлету сделает, - внушительно сказал Семёныч, - и ты реально увидишь, что такое вратарь без тренировки.
Я увидел, что Лёва стал очень серьёзным. Такого его я уже видел – по телевизору. Когда в матче Италия – СССР Маццола бил нашим пенальти, камера показала лицо Лёвы. Он был очень сосредоточен, смотрел Маццоле в глаза и пенальти взял.
А сейчас смотрит на меня.
Я вдруг завёлся. Такой шанс бывает раз в жизни! Не стал, конечно, слушать тренера: у Лёвы нет слабых углов! – сделал так, как в нашей юношеской делаю. Перед разбегом пристально смотрел в левый от Лёвы угол; не отводил от угла глаз, пока разбегался, а мяч положил в левую от себя «девятку».
- Оу! – послышался крик откуда-то с поля, и я по голосу узнал Игоря Численко.
Ну да, я положил мяч туда, куда у него не получилось.
Пономарёв подскочил ко мне.
- Не то, пацан, - зашептал он мне на ухо. – Такой, как ты зафигачил, вообще ни один вратарь не возьмёт. Вижу, удар у тебя поставлен. А сможешь катануть лениво и Лёву на замахе обмануть?
Я кивнул и сделал это – три раза. После последнего великий Яшин выбежал из ворот и обнял меня.
- Хорошо, что ты ещё маленький! – сказал он, смеясь. – Не хотел бы играть против тебя!
- Я буду играть только за Динамо, - пояснил я. – Если не возьмут – вообще ни за кого.
- Спасибо, порадовал, - со смехом сказал Лёва, прижимая к себе.
- Слушай, а сколько тебе лет? – спросил подошедший Семёныч, и в его глазах я увидел неподдельный интерес.
- Семнадцать.
- Ха, в заявку можно включить! – сказал Гена Гусаров.
Я и не заметил, что вся команда бросила тренировку и подошла к нам.
Семёныч выставил руку вверх.
- Стоп! Если у человека есть удар, ещё не значит, что он играть может. Пацан, - кивнул он мне, - ты в юношах кого играешь?
- Левого крайнего.
Вся команда захохотала. Тренер тоже.
- Володя, твоя работа, - кивнул он Кесареву и бросил ему мяч.
Женьки нету сегодня! Он не увидит, как я сейчас Кесарева склею!
Владимир Петрович бросил мне мяч.
- Давай!
- Вы слишком близко стои́те, - сказал я, поражаясь собственной наглости, - мне ход набрать нужно.
Кесарев захохотал, подбежал к мячу и пнул его на другую половину поля.
- Ха, беги оттуда, раз не лень.
Мне, конечно, было не лень. Я догнал мяч, развернулся и пошёл на Кесарева. Сразу решил, что обойду его финтом Гарринчи (у нас в стране он называется финт Месхи).
Когда между нами осталось метров пять, Кесарев начал сближаться. Я корпусом показал ему, что иду вправо на ворота и побежал туда, а пяткой правой ноги прокинул мяч по левой бровке, оббежал Кесарева, получил свободную зону и хренанул по пустым воротам. Попал.
Громче всех аплодировал Кесарев.
- Слышь, пацан, как тебя зовут? – спросил Семёныч.
- Миша.
- В общем, Миша, включаю тебя в заявку на второй круг. Через неделю матч с минским Динамо, на лавку сядешь. А может, минуты на две-три на поле выпущу – если выигрывать будем.
Слышал бы Хасаныч! Тренер нашей юношеской. Вечно меня гнобит за то, что я сам в штрафную войти хочу финтами и только после этого передачу в центр сделать. Где-то он прав: 90% моих финтов не проходит, зато если получается!... Я в игре со Спартаком на Женьку такой пас выложил, что ему и делать-то ничего не надо было, кроме, как ногу подставить.
Хотя Хасаныч, конечно, об этом узнает.
- Все свободны, сказал Семёныч, - до вечера. А ты, Миша, приходи в день матча.
За неделю я получил четыре «двойки». Даже по немецкому, в котором был лучшим учеником класса. Без проблем наболтал бы на «четвёрку» по любой теме, но училку заело, что я даже из-за парты выходить не стал. Её понять можно: я всегда был её спасательным кругом; когда остофигеют ей все эти Уваров и Бандышев, вызывает меня и слушает мой уверенный немецкий, а на лице выражение счастливого телёнка.
А у меня такое всю неделю: «Я – в основе Динамо!»
Мама, конечно, за меня взялась. Через папу. Решила, что я влюбился, значит, для разговора нужен мужчина. Я слышал, как они переругиваются. Папа, естественно, со смены пришёл, ему бы лёжа телевизор посмотреть, но «у сына есть, наконец, отец?» и ещё куча примеров про Латвию, куда папа попал совсем молодым сразу после госпиталя в 44-м и где, судя по язвительным репликам мамы, у него было немало поклонниц. После очередного имени с сопроводиловкой «вот и женился бы на ней» папа не выдержал и пошёл ко мне в комнату.
«Нервы у старика уже не те», - грустно констатировал я, - раньше аж до Велдзы держался, а сегодня уже на Ирме сдался».
- Привет! – сказал он, входя в комнату. – Хочешь, имя угадаю? У тебя же Наташи ни разу не было?
- Пап, - вяло начал я.
- Ну, ты даёшь, старик, - изумился он. – Неужто по второму кругу пошёл? Тогда я за Любу! Плюсы: далеко ходить не надо, живёт прямо над нами; фигурка – обалдеть! – он воровато оглянулся в сторону большой комнаты и, понизив голос, сказал:
- Я бы на твоём месте…
- Пап, совсем не то! Маме я сказать боюсь. Начнёт своё: тебе учиться надо, а потом…
- А что тут неправильно то?
- Да ты меня послушай! Меня взяли в основу Динамо! Во вторник игра с Минском, я буду на лавке сидеть! Рядом с Балясниковым, а может даже с Авруцким и Глотовым! А если выигрывать будем, то меня на две-три минуты на поле выпустят! Тренер обещал!
- Пономарёв? Вот это да! Не врёшь? – вдруг недоверчиво спросил он и тут же просветлел:
- Хасаныч рекомендовал? (Папа играл с Хасанычем за молодёжку Локомотива)
- Ага, щас! Я Лёве три пе́наля забил! И Кесарева обвёл!
Папа обалдело присел ко мне на кровать.
- Старик, - сказал он, наконец, - Лёве? Самому́ Лёве?
Я кивнул.
- Сильно, - признал он. – Когда, говоришь, игра?
- Во вторник.
- Значит, так, – сказал он, вставая, - чтобы до вторника я даже случайно тебя дома не обнаружил. Турник во дворе, пробежки… В школу не ходи – прикрою. И мячом в дверь сарая обязательно. Я же тебе там всё нарисовал, куда попасть надо… Ёлки-палки, - вдруг спохватился он. – Мяч-то у тебя волейбольный! Вес совсем другой… Завтра до вечера никаких тренировок с мячом. Принесу тебе настоящий – футбольный, ниппельный.
- Пап, таких не продают. Мы же с тобой ходили в «Спорттовары»… Футбольный только с камерой за шесть пятьдесят…
- Не твоё дело! Сказал – принесу, значит, принесу!
Папа был бы не папа, если бы при выходе не сказал:
- А вообще-то я мечтал, что ты будешь играть за Локомотив… Ладно. Готовься. В школе прикрою, от мамы отмажу.
И уже совсем уходя, грустно:
- А я думал, что ты просто в очередной раз влюбился… Насколько это проще!
Он махнул рукой и ушёл.
……………………………………………..
Сорок пятая минута заканчивается. Хана тайму, игре и моим надеждам. Летим 0:3 Минску, и шансов на мой выход никаких. Всё, чёрный свистнул. Подождали, пока пройдут основные, потом тоже пошли. Наши болельщики массово стали уходить с трибун. Кричали нам, конечно: «Позорники!»
В раздевалке Семёныч, как всегда, никому ни упрёка, ни намёка. Просто стал им схему рисовать.
Они обречённо смотрели, понимали, что уже не отыграться. Только Лёва хохмил:
- Тренер, я всё понял! Ставь на ворота Авруцкого, а я пойду на его место. Много не обещаю, но четыре забью!
Семёныч пошаркал челюстью и сказал:
- Здоровое зерно в этом есть. Юра, отдохнёшь, вместо тебя пацана ставлю.
Мы с Авруцким посмотрели друг на друга.
«На хрен тебя сюда принесло?» - прочитал я в его взгляде.
«Я же левый край, а не левый полусредний!» - конечно, я же не сказал это Семёнычу, просто подумал. Я ведь сейчас выйду на поле!
………………………….
Когда понуро стали выходить под свист трибун, сразу увидели, сколько на матче было наших болельщиков! Трибуны стали чуть ли не вообще пустые.
Когда диктор стал объявлять «Замена в команде Динамо! Вместо Юрия Авруцкого номер десять играет Михаил Акимов номер тринадцать!», я понял: что такое свист болельщиков. А до этого просто не знал, каким неприятным он может быть.
Лёва обернулся к трибунам и выставил вверх руку. Этого хватило, чтобы тут же наступила тишина. Лёва показал на меня рукой и поднял вверх руку с выставленным большим пальцем.
Ему не поверили – даже ему. Свист прекратился, перешёл в разочарованное гудение. Смысл я понял: матч всё равно не спасти, можно всяких-разных попробовать.
Минут десять мне мяча вообще не давали. Защитники Минска сначала за мной приглядывали – чёрт его знает, кто это такой? – потом, увидев, что команда меня явно игнорирует, бросили. Только Савостиков иногда на меня смотрел: где, мол, этот?
После перерыва у нас вообще не пошло. Тренер убрал Юру Авруцкого, поэтому все наши атаки шли только через Численко. А на того наваливалось сразу трое, отбирали мяч и, не торопясь, шли на наши ворота.
Лёва трижды вытаскивал такие мячи, что просто сердце ёкало.
Потом они вообще уверенно осели на нашей половине и уходить оттуда не собирались.
Я понял, что надо что-то делать самому.
Погальников отдавал Рёмину – как-то вполсилы, лениво, я перехватил мяч на середине и попёр к их воротам. Слышал, что где-то справа и сзади пыхтит Зарембо. Не догнать ему меня! Мне – семнадцать!
Уже издалека увидел, что вратарь вышел из штрафной. Ну, и приложился изо всей силы черпаком!
Попал!
Но это ещё только 1:3.
Никто меня даже не поздравлял. Игорь слабо махнул со своего фланга – вот и всё.
Ко мне подбежал Зарембо.
- Хрен у тебя больше так получится, - сказал он. – мы просто расслабились. А встречу дожмём.
И убежал на свой фланг.
И тут вдруг загремело:
- Мяч в ворота Динамо Минск забил Михаил Акимов, номер тринадцать!
Я посмотрел направо и вбок: папа поднял руку. Мама, похоже, не видела.
Минчане разыграли мяч с центра. Видно было, что они ничуть не обескуражены.Ага! Я увидел, как завёлся Численко! Ребята, сейчас вам мало не покажется! Когда Игорь Леонидович такой – никто его не остановит.
Ну, так и пошло. Валера Маслов неожиданно отдал на меня. С переводом через голову Малофеева. Я аж сначала не поверил. Но он крикнул с придыханием:
- Лови, пентюх!
Валера просто пнул в мою сторону. Но я такое принимать умею: подставил под прямой удар носок стопы и стал его при касании плавно отводить назад и положил мяч на землю.
- Пацан, мне! - услышал я хриплый голос подбегающего Гоши Рябова и, не раздумывая, отдал назад ему, а сам побежал вперёд.
Я уже знал, что будет. Семёныч – гений, никаких вопросов. Из-за того, что гол забил я, пацан, у Минска не осталось никаких шансов. Ну, и что, что 1:3? Сейчас Игорь заведётся из-за того, что забил не он, а попробуйте-ка вы его удержать!
Гоша и отдал на Игоря.
Тот попёр неудержимо. Финтами двоих разбросал и – остановился!
«Чего, Игорёша, солярка кончилась? – спрашивал его в таких случаях после игры тренер.
- Отстань, Семёныч, - просил тогда великий Маслов, - Число с похмелюги вообще остановить невозможно!
Я знал это и просто бежал. Уже не на левого полусреднего, куда меня поставил тренер, а на свой фланг. И гений Игорёшечка – как мы его называли всегда с трибун! – всё это понял и с места! пыром шлёпнул прямо на мою ногу. Я как всадил – воротчик не шелохнулся!
Меня уронили свои – теперь это уже для меня свои! – похлопывали, пинали в шутку.
Когда я поднялся, увидел, что меня ждёт Игорь.
- Следующий должен забить я, - сказал он и пошёл.
Минск был обречён. Хотя мы ещё и проигрывали, но по их лицам было заметно, что они уже сделаны.
Но игра не пошла.
Игорь уж слишком упёрся, что забить должен именно он. Хватал мяч, пёр по своему флангу, смещался в центр и.. терял мяч.
После одной из таких атак к нему подбежал злющий, как сто чертей, Валера Маслов:
- Ты чего выпендриваешься? В рог от меня давно не получал? Кроме тебя в Динамо играть больше некому? Мы ведь реально выиграть теперь можем!
И добавил, убегая на свой фланг:
- Не выиграем – именно тебе рожу набью!
Снова всё поехало.
Нет, не всё. Минчане по ходу перестроились; увидели, что мы на подъёме и ушли в глухую.
Но нас было не удержать!
Игорёша, получив от Маслова, творил на фланге вообще невообразимое. Затерзал всех, и Минску давно бы уже пришёл конец, если бы мы поняли, чего он хочет.
А мы в это время, как дураки, бегали то сюда, то туда и никак не могли понять, куда бежать надо.
Игорь тоже, видно, всё про нас понял, продрался непостижимо через двух защитников и выстрелил в центр.
- Смотри! – завопил мне офигевший от такой удачи Юра Вшивцев.
Да я и сам всё видел. Минчане набросились на Игоря, оставив в штрафной только мощного Зарембу, а он перебросил прямо в центр через его голову. Я – один! Подскочил к мячу и приготовился взять его грудью и ударить по воротам…
Но тут сзади меня сильно ударили, я воткнулся носом в газон и потерял сознание.
Пришёл в себя от запаха нашатыря. Надо мной два наших врача. Кое-как поднялся.
Увиденная картина меня не обрадовала.
Судья, по всей видимости, собрался удалить Игоря с поля. Тот, как всегда, кипятился и кричал на Савостикова:
- Пацану семнадцать лет, а ты с ним как с большим! Ты меня в спину толкни, сука! Я тебе так отвечу – мало не покажется!
Савостиков ничего не говорил. Они с Игорем друзья – это знали все.
Помирятся.
Меня больше волновало, чего на трибуне. На Северной.
Глянул краем глаза. Судя по тому, что папа держит маму за плечи, Савостиков сейчас очень легко отделался. Только папа может маму в таких случаях удержать. А то бы Савостикову пришлось иметь дело не с Игорем, а с моей мамой. Это хуже!
Источник: https://www.litprichal.ru/work/237768/