Русско-японская война (1904-1905гг.) запомнилась поданным Российской империи массовым героизмом русских солдат и офицеров. Но сей героизм зачастую был проявлен лишь по велению русской души и от того, что иных эффективных средств противостоять японцам — не имелось.
Начало войны было встречено с величайшим патриотическим подъемом. Гимназисты рвались в вольноопределяющиеся, "бестужевки" — в медсестры, ученицы писали на фронт пылкие письма знакомым и незнакомым офицерам. Солдаты и казаки уходили на фронт с песнями и плясками. Офицеры мечтали о наградах и чинах.
Все вместе отыскивали на глобусах далекую Японию и понимали — делом за малым, примерно щелкнуть по носу самураям и склонить их к полной капитуляции.
Но фронтовые заметки в русских газетах довольно быстро из бравурных перешли в унылые. Русский флот терпел поражение, русская армия оставляла территории, а крепость-порт Порт-Артур оказался в японской осаде. Обыватель, не зная истинного положения дел, недоумевал — отчего доблестные русские войска терпят поражения, а затем и вовсе проиграли.
Между тем, еще до начала войны, в декабре 1903 года, в Генеральном штабе Русской императорской армии было очевидно — Япония подготовила сильную армию и флот и ждет лишь удобного момента ударить по русскому флоту и его базам.
На стороне Японии — удобная логистика, знание местности, а главное — искреннее желание победить. Отомстить за все унижения, причиненные Россией во время тройственной интервенции, когда Япония была вынуждена отказаться от лакомого Ляодунского полуострова.
Знал об этом и Николай II, но проявил себя нерешительно, а его нерешительность сказалась и на армейских и морских начальниках. Некоторые, как Плеве, и вовсе считали так: "Чтобы удержать революцию, нам нужна маленькая победоносная война".
Алексей Куропаткин, бывший главнокомандующий русской армии, позже писал:
"Главным свойством нашего высшего командного элемента <…> было отсутствие инициативы, неумение вести наступательный бой и недостаток настойчивости. Результатом этого всегда являлись несогласование действий крупных единиц, равнодушие к положению соседа. (...)
"Аттестации мирного времени во многом оказались несоответствующими при боевом испытании. Начальники, которые проходили службу всюду с отметками «выдающийся», <…>, на боевом поле <…> не выдерживали боевого испытания".
"Старшие возрастные сроки запасных в возрасте 39—43 лет <…> были наименее надежными и, по отзыву начальствующих лиц, не усиливали, а ослабляли боевую стойкость частей".
"Все их интересы и помыслы <…> были дома. <…> А тут еще сама война казалась непонятной".
Есть надежда, что подобное для российской армии больше никогда не повторится, а все временные трудности военачальники решат с пользой для подчиненных. Ибо нельзя каждый раз наступать на одни и те же грабли.