Жил Михаил Никитич один-одинёшенек с тех самых пор, как схоронил любимую супругу Шурочку.
Не нужен ему был никто.
Довелось Михаилу Никитичу познать много лет счастья и любви, быть обласканным и обихоженным.
Дружно жили они с женой, сына воспитали, дачный домик построили...
И вот, теперь, потерял он интерес к жизни.
Не сказать, чтобы жить ему не хотелось – нет. Просто, понимал Михаил Никитич, что наступил у него переломный этап, в котором нет её, Шурочки.
Это испытание свыше, был уверен он. Всю жизнь нам даются новые трудности, сложнее предыдущих, с которыми необходимо ежедневно справляться.
Пожил хорошо, поживи и плохо. И неси свой крест в тяжелый период достойно.
Брат Михаила, Виктор Никитич, не разделял теории чёрных и белых полос, он говорил, что нужно найти ему какую-нибудь женщину.
А Михаил упрямо отвечал:
– Да на что мне "какая-нибудь"? После Шурочки абы какая мне не подойдет, моя жена была лучшая... Приветливая, лёгкая....Солнышко.
... И так получилось, что прибилась к Михаилу Никитичу бездомная кошка на девятый день после похорон.
Да так интересно получилось: Люсинда, (а он назвал её так в честь своей учительши из начальной школы), попросилась к Михаилу Никитичу в квартиру сама.
Не прошмыгнула, а сидела, и жалобно мяукала под дверью. И ещё, как-то, слишком вдумчиво смотрела на него своими глазами серовато-зеленого цвета... Такими же, как у Люсинды Игнатьевны...
Сходство с учительшей придавала ещё белая мордочка и темные "волосы" с пробором... Только очков не хватало!
– Ну, заходи, – пригласил её Михаил Никитич. – Старый я, шестьдесят восемь годков. Не хотел уж никого заводить! Помру я, а как ты одна останешься?
Кошка потерлась о ногу, мол, не волнуйся. Будем жить день за днём, сколько получится.
– А, может быть, и ты старая? А, Люсинда Игнатьевна? Сколько тебе лет? А ну-ка, зубки покажи? – попросил он.
Люсинда снова теранулась о ногу.
Он отодвинул ей губу. Зубки кошки сверкнули белизной.
– Молодуха ты. До Игнатьевны тебе еще лет шесть! Ну, иди. Молока налью, – позвал он. – Учти, пенсия моя не сильно большая. Сухой корм буду тебе покупать.
– Мяу!
– Согласна? Хорошо. И помыться придется. От тебя плохо пахнет.
Вот так они и зажили.
... Михаил Никитич в день прихода кошки понял, что впервые с кем-то говорил за неделю.
На похоронах Шурочки был сын.
Они с Никитой скорбели каждый о своем.
Один о матери, второй о жене.
Сын почти сразу уехал домой, к своим жене и ребёнку. Переночевал денёк у отца – и назад. Не до него ему было: семья, работа.
И остался Михаил Никитич совсем один, если не считать брата Виктора, жившего отдельно...
– Не является к тебе сын? – спрашивал Виктор Никитич.
– Как помру, приедет. На наследство все налетают со скоростью звука, дважды звать не надо...
– Ну, что ты так о нём говоришь?
– Вить, у него семья. А моя семья кончилась.
... Для того, чтобы как-то разнообразить свою жизнь, стал ездить Михаил Никитич летом на дачу.
Теперь его прельщал не свежий воздух, морковка и капуста.
Поездки обрели иной смысл.
Он искал обездоленных животных, которых бросили хозяева, едва закрыв дачный сезон...
Он делал кормушки для птиц и развешивал на деревьях.
Как-то он понял их, после своей главной в жизни потери, проникся их голодом и страхом.
Вот, живешь ты чистый и залюбленный, думаешь, что так будет вечно. А оно раз – и заканчивается моментом!
Самое глупое в жизни заблуждение – думать, что всё в этом мире постоянно....
Шурочкина болезнь тоже, наверное, посмеялась бы над этим утверждением!
Михаил Никитич получал пенсию по возрасту, имел кров и добрую душу.
Он понял, запертый в своём одиночестве, что сможет ещё обогреть несколько несчастных животных.
Люсинда в нём что-то перевернула.
За два года он подобрал ещё четверых котов и кошек, брошенных на дачах.
Они забирали приличную часть его бюджета, поэтому, больше кошек он специально не искал. Этих бы прокормить.
Однако, всегда при нём было несколько пакетиков дешевого корма из супермаркета, и если по пути попадалась голодная уличная кошка, он кормил её.
... В заботах и хлопотах о своих питомцах проводил он дни и вечера. Кормил животных, убирал за ними. Они дарили ему добрые эмоции своими смешными драками, или, наоборот, умываниями друг друга и выстраиванием иерархии.
Конечно, Люсинда чувствовала превосходство и особое отношение к себе – как к первой кошке в доме. И имена у остальных котов были попроще. Фунтик, Белуха, Стёпка и Боська.
Михаил Никитич их любил. Они стали его "всем".
Как-то раз приехал к нему сын.
– Бать, а ты чего столько кошек развел? Запаха разве не чувствуешь?
– Они у меня чистые, я убираю.
– Так их пять... Тут, даже если круглосуточно убирать, не поможет!
– Никит. Ты мне морали приехал читать, как мне жить? Или, квартиру свою будущую от запаха хочешь уберечь?
– Бать, ну ты чего! Не это я имел в виду!
Обиделся на него отец.
Не приезжал сын два года. А явился, и с порога начал про кошек выговаривать? Не понимает он отца в своем благополучии...
Была бы мать жива, она бы сейчас Никиту урезонила. А так....
Некому их и помирить, и разговор в нужное русло перенастроить...
– Ну, чего ты обиделся, бать? Я же по-хорошему приехал. Может, тебе надо чего? Продуктов? Денег?
Посмотрел отец на него.
– Ничего. Всё у меня есть.
Сын уехал, оставив десять тысяч на тумбочке.
Михаил Никитич впал в тревожное состояние.
Он и расстраиваться-то не хотел, а, поди ж ты, расстроился! Даже кошкам его успокоить не удалось.
Они сами запереживали, и стали хором мяукать и ошиваться под ногами, хвосты вверх.
Решил Михаил Никитич выйти, подышать свежим воздухом. Пройтись.
Медленная прогулка в сквере возле дома его всегда успокаивала.
И он, пока ходил, понял, насколько одичал!
С сыном разговор не склеился...
С братом последний раз он говорил неделю назад. Он так вообще скоро в Робинзона превратится...
– А сегодня пятница? – вывела его из раздумий какая-то пожилая женщина.
Михаилу Никитичу впервые за долгое время стало смешно.
Как только он подумал про Робинзона, всплыла и пятница!
– Нет, суббота, – возразил он.
– Как, суббота? – испугалась женщина. – Я же должна была внучку в музыкальную школу вести! О, Боже! А времени сколько?
На мобильный телефон женщины уже кто-то настойчиво звонил.
Она взяла его, и только пыталась вставить слова оправдания:
– Мм.. да я... Да снотворное же... полночи... и... Нет, уже не успею. Извини, Даша...
Она нажала кнопку отбоя и приобрела такое же тревожное выражение лица, как у Михаила Никитича двадцатью минутами раньше.
– С дочерью поругались?
– Ага...
– А я с сыном. Пошёл в сквер, пар спустить.
– А как вас зовут? – спросила она. – Меня Нина Петровна.
– Я Михаил Никитич. Вдовец, – к чему-то добавил он.
– Давно?
– Два года, – ответил он, и почувствовал, как защемило душу.
Не лечит время. Так, приглушает слегка...
– И я два года, как вдова. Вообще-то, я пришла сюда голубей кормить.
Они меня знаете как ждут? Видите, сидят? – она показала на дерево, усыпанное птицами.
Они боялись Михаила Никитича, и не подлетали.
– Я каждую пятницу кормлю их от пуза. Они привыкли! А сейчас вот, дни недели попутала...
– Ну, так, кормите их, раз ждут! Я отойду!
Нина Петровна достала батон из пакета, отломила часть. Прилетели первые два голубя.
Было видно, что это занятие приносит пенсионерке удовольствие. Её глаза стали добрыми и счастливыми.
Ясно Солнышко, а не Нина Петровна!
Затем налетела вся стая!
Голуби стали драться, царапаться, гулить, рвать кусочки друг у друга!
Нина Петровна крошила батон, а Михаил Никитич стоял, и наслаждался зрелищем.
Он чувствовал, что нашёл в новой знакомой до боли родную душу.
По крайней мере, ощутил давно забытое желание – с кем-то поговорить, а не идти домой!
– А ну их, этих детей, – вдруг весело сказала Нина Петровна. Она не собиралась долго печалиться. – Сколько ни стараешься, всё равно плохая.
– Ага, кошки мои ему не угодили, – не стерпел Михаил Никитич. – Нина Петровна, а где вы живете?
– Вооон мой дом! – указала она на пятиэтажку. – А вы что, меня провожать решили? Ну так, я ещё ну ухожу!
– Так и я уходить не планирую. Что вы там говорили про музыкальную школу?...
– Кошки? Обожаю кошек, – пропустила она мимо ушей его фразу. – А кормушки для птичек вы делать умеете?
– Я-то? Да я так наловчился их делать из пластиковых бутылок... Знаете, такие большие есть из-под кваса...
– Вы-то мне и нужны! Повезло мне! Завтра, давайте, по этому поводу встретимся тут. У меня этих бутылок – видимо невидимо! И бечёвка есть. Вы только нож канцелярский прихватите, и семечек...
– Не вопрос, Нина Петровна. Договорились.
– До завтра!
Друзья, если Вам понравился рассказ, ставьте лайки, пишите комментарии. Приглашаю подписаться тех, кто ещё сомневается! У нас тут душевно!
С теплом, Ольга.