Глава 69
– А так всё прекрасно. Готовимся к посвящению в студенты.
– Я приеду.
– Как приедешь?
– На посвящение. Или ты не позовёшь?
– С ума сошёл? Конечно, позову! Малиновский, кстати, тоже собрался притащиться.
– Зачем?
– Говорит, что охранять меня. Мало ли, водка, мальчики, всё такое. Но на самом деле, думаю, у него иной повод. На нашем курсе много… симпатичных поводов.
– Мне тоже так кажется… Так, Катька, тебе спать пора.
– Это тебе пора.
– Нет, тебе…
Когда Андрей повесил трубку, ухо у него уже было красным. Они болтали с Катей почти каждый день, но всё равно – ему нужно было съездить в Москву. Показаться в институте, договориться насчёт переноса всех экзаменов на весну. Ромка, правда, рвался утрясти все эти вопросы и без него, но Андрей уже месяц не видел Катю, очень соскучился и считал, что пора поехать. Её рассказы о странном математике, который не моет руки и поэтому и волосы, и пиджак, и даже штаны у него в мелу, конечно, очень интересны, но этого недостаточно… Как недостаточно и звонков и длинных писем, для которых Катька находила не переданную по телефону информацию… Андрей, конечно, на такие подвиги был не способен. Пару раз он садился с твёрдым намерением – сочинить письмо, но, подумав, понимал – все новости уже сообщил и что писать – не знает. Поэтому выбрал открытки. Купил сразу пачку – на каждой какой-нибудь вид Петербурга – и в ответ на очередной Катин опус писал, что любит её и ждёт встречи. И опускал открытку в ящик. Сначала в конверте – опасаясь, что открытку получит Елена Александровна или Валерий Сергеевич, а потом и без конверта, потому что честная и открытая Катенька, оказывается, выложила всё своим родителям так же смело, как он – своей маме. Судя по всему, обмороков не случилось и у Катиного семейства. Но, может, потому, что Катя сообщила и о степени их, так сказать, близости? Один поцелуй перед отъездом? Таких моментов он у Кати не выяснял, сейчас в этом не было смысла. Вот вернётся в Москву – и… А пока – у него работа, телефон, Катины письма и ощущение, что здесь он не так уж и надолго. Ирочка в офисе цвела и пахла, судя по всему, найдя со своим бойфрендом какой-то компромисс, а дружбы с Егором у Андрея не вышло из-за странного выверта собственного организма. Неприятие алкоголя, проявлявшееся раньше только головной болью, в тот вечер в казино почему-то привело к сильнейшей тошноте. Конечно, ему пришлось спешно попрощаться со всеми и уйти. Всю ночь после этого Андрей чувствовал себя плохо – не мог уснуть, вскакивал с колотящимся сердцем и к утру подумал – возможно, коктейль был некачественный и он просто отравился. В офисе Егор, поинтересовавшись самочувствием и отдав выигрыш – Андрей не смог его забрать, опасаясь, как бы его не вывернуло прямо у стола с фишками, – предложил посетить казино ещё раз.
Мол, и везло Андрею, и Маргарите он очень понравился, а девушка она – просто торнадо. Но Андрей отказался. Объяснил, что признаёт необходимым риск в бизнесе, основанный на уверенности в своих силах и нужный ради какой-то конкретной цели, а рисковать непонятно для чего, опираясь на случайно выпавшие цифры, ему не нравится. Да и Маргарита… хоть торнадо, хоть цунами – ему не нужна, у него есть невеста. И кстати, что там насчёт смены тканей? Надо позвонить отцу? Егор махнул рукой – сам уже понял, что идея глупая. Обойдутся без этого. Да и не только ради дела он Андрея звал с собой, хотел, мол, пообщаться в неформальной обстановке и, возможно, подружиться… Но раз Андрей не разделяет его интересов… что ж, так бывает сплошь и рядом. Обо всей этой истории Андрей скоро забыл, стараясь быстрее проделать как можно больше работы, ведь срок его командировки зависел в том числе и от того, когда он наладит деятельность отдела продаж. Созваниваясь с отцом, узнавал, что отчёты из филиала идут путаные, и неплохо бы президенту приехать самому или прислать своего финансиста, но сейчас никакой возможности это сделать нет – в Москве тоже масса проблем. Андрей же в финансовой отчётности не разбирался, лишь подумал – вроде Егор профессионал, да и с работы не бегает раньше времени – сидит допоздна, явно прилагает все возможные усилия. Наверное, дело в этом постдефолтном бардаке, но вот-вот всё изменится к лучшему…
Поездка в Москву запомнилась тем, что он будто вернулся на семь лет назад – рядом любимая девочка, а тебе лечь с ней в постель негде, некогда и немного страшно. Приехал Андрей на сутки. Утром – сразу в «Зималетто» к отцу, оттуда – в свой институт, договариваться насчёт сессии, потом – в МГУ, где Катеньку посвящали в студенты. На посвящении Катя почти всё время была на сцене, а ему оставалось только смотреть на неё из зрительного зала. Затем были танцы, а когда основная масса народа переместилась в бар, они с Катей вышли на улицу. Был чудесный тёплый октябрьский вечер, и Андрей чувствовал себя одновременно счастливым – ведь такая любовь, взаимная, сильная и какая-то очень правильная, с ним впервые, но и несчастным оттого, что во всю эту взаимность сейчас и не погрузишься полностью – утром надо уезжать. Они ещё долго гуляли, держась за руки, целовались, пили чай с пирожными в первой попавшейся на глаза кафешке. Катя уверяла, что всё у них будет замечательно, как только он вернётся, она ведь так его любит и дождалась бы даже из далёкой ссылки, что уж говорить о какой-то командировке. Что вот он приехал – и ей уже безумно хорошо. Проводив Катю домой, он застал там только Елену Александровну, впервые наблюдающую его в новой роли – Катиного не то парня, не то сразу жениха. Перспектива этой встречи немного пугала, но Катина мама всегда казалась ему вменяемой женщиной, такая не будет запрещать им общаться и не начнёт промывать мозг насчёт того, что Катеньке всего шестнадцать. Эта надежда оправдалась. Не поднимая тему перемены их статуса, Елена Александровна побеседовала с ним о работе, о Катиной учёбе и о том, как повезло «Зималетто» с президентом. Сколько фирм разорилось и компаний рухнуло в последнее время, а вот Павел Олегович – молодец, продержался. Кивнув на монитор их совместной собственности, Катя сказала, что когда её что-то раздражает, она стреляет в чертей, Малиновский прав – это очень помогает. В подъезде Катя поцеловала его напоследок, закрыв дверной глазок ладонью, будто Елене Александровне приспичило бы подглядывать, и он поехал ночевать к родителям, чтобы утром сесть на поезд. Мама, впервые после его отъезда получившая возможность нормально поговорить с ним, конечно же, жаждала узнать подробности – когда чадо решило, что влюблено, насколько это серьёзно и что оно по этому поводу планирует предпринять. Маме он сказал, что всё очень серьёзно и он собирается жениться, правда, не знает когда, ведь невесте до совершеннолетия расти и расти. Но зато точно понял – никакие другие женщины ему больше не нужны. Увидев, как мама недоверчиво подняла бровь, привёл пример – вот совсем недавно на него вешалась девушка-торнадо с офигительным именем Марго, но он, между прочим, устоял. Хотя, конечно, это могло быть потому, что все девушки с этим именем обречены на провал, и он подсознательно сравнивает их с образцом, заданным собственной матерью. А такой высокой планки достигнуть может не каждая. Выговорив это, он почему-то огрёб подзатыльник и совет так грубо женщинам не льстить, а практиковаться делать это более изящно, например, как умеет Ромка. Шутки шутками, а ему всерьёз казалось – да, он способен ждать сколько понадобится. Пока что – до возвращения в Москву, а потом – по обстоятельствам. Мама сдержанно попросила учитывать, какая Катенька маленькая и какая хорошая, сто раз подумать и если не уверен – не морочить девочке голову. Больше ей, разумеется, нечего было сказать…
В следующий раз Андрей планировал приехать в Москву на Катин день рождения и Новый год. И даже заранее купил билет. Но за неделю до его отъезда директор филиала попал в больницу, всё-таки допсиховавшись до микроинфаркта. В филиале шла подготовка к небольшому показу в честь Нового 1999 года. Показ должен был состояться как раз в Катин день рождения, а уехать теперь не представлялось возможным, потому что и сотрудники филиала, и отец вдруг разом решили, что открывать презентацию в сложившейся ситуации должен Андрей…
– Ты точно не приедешь? – за два дня до своего семнадцатилетия уточнила Катя.
– Никак не получится…
Катенька сменила тему разговора, и Андрей это особенно оценил. Конечно, ей наверняка обидно, что он не приедет, ведь так хотели встретиться, но она понимает, как важно ему сейчас оставаться в Питере, не давит на него и не заставляет испытывать чувство вины, как сделала бы любая из его предыдущих девушек… Ему повезло, как же ему повезло…
Накануне показа денёк выдался суматошный, с размахом дурдома чуть меньшим, чем в головном офисе, но тоже внушительным. Даже Милко позвонил из Москвы, чтобы угрожать Андрею – мол, не дай бог ты провалишь открытие показа… Детки Милко – они и в Питере, и в Африке должны быть поданы публике наилучшим образом, а человек, который не может грамотно преподнести их достоинства и гениальность творца, – отъявленный негодяй. Выслушав нервный монолог дизайнера, Андрей повесил трубку и решил уйти домой пораньше. От его личного присутствия в офисе всё равно уже ничего не зависит, и лучше будет для всех, если он выспится и ещё раз повторит комментарии к моделям, чтобы на подиуме не приходилось заглядывать в папку с описаниями. Какие там из них нежные, какие воздушные, а в каких сквозит скрытый эротизм. Вернувшись домой, пошёл в душ, после которого почувствовал, как ему легко и хорошо – даже в голове прояснилось. Огромная чашка кофе, бутерброд с колбасой и заметки Милко – не такой уж плохой план на вечер.
В дверь позвонили, что было совсем неожиданно – здесь к нему никто не приходил. Один раз, правда, заглянула квартирная хозяйка, пожелавшая припарковать на шкафу пустую коробку от нового телевизора, которую планировала хранить до истечения срока гарантии, – не захламлять же ту квартиру, в которой сама обитала. Может быть, она разжилась ещё каким-нибудь имуществом и сейчас он обретёт очередную картонную тару?
Распахивая дверь одной рукой, второй Андрей невоспитанно запихивал в рот остатки еды. Он никого не звал и прерывать ужин не собирается.
– Неправильно ты бутерброд ешь, – заявила Катя. На шапке и пуховике у неё блестел мокрый снег, – надо колбасой на язык класть, если уж борщ варить не умеешь…
Создание, которого тут быть никак не могло, бодро внедрилось в прихожую.
– Ну что ты застыл? Это я. На самом деле. Целоваться будем?
Через пять минут избавленная от заснеженной одежды Катя допивала его кофе, отвечая на посыпавшиеся из него вопросы со спокойствием, достойным античных статуй.
– Разумеется, мама меня отпустила. Ты не находишь, что я не склонна тайно убегать из дома? Более того, она даже посадила меня на поезд. Правда, папа этого не знает, но думаю, с ним она как-нибудь договорится.
– Бедная Елена Александровна, что же ты с ней сделала, что она тебя выслала ко мне?
– Разрушила ей мозг, – покивала Катя. – Тем, что я тебя люблю, имею право на личную жизнь и вообще мне уже семнадцать.
– Пока нет, – напомнил Андрей.
– Завтра будет, не придирайся по пустякам.
– Ты останешься на Новый год?
– Конечно. А ещё я сдала два экзамена автоматом, так что в Москву могу поехать аж к четырнадцатому января. Учебники к следующим двум экзаменам я прихватила. И платье, чтобы завтра пойти с тобой на показ. Платье, кстати, мне подарила твоя мама. Сказала, что в нём я неотразима.
– То есть и моя мама в курсе, что ты здесь?
– Не вижу смысла делать из этого тайну, – пожала плечами Катя. – А твои родители вообще должны быть счастливы, что я за тобой присмотрю. Прерву твою порочную практику питания одной колбасой.
– Припоминаю, как весной Зорькин забраковал твои кулинарные умения.
– Я усовершенствовалась. Видишь ли, мне было нечем заняться, пока ты сидел в Питере. Всё время учиться – свихнёшься, гулять, когда у тебя есть парень и он не рядом, – вроде как неприлично, стрелять чертей на компе – надоедает. Поэтому я извела дома кучу продуктов, но заметь – даже папа признал, что я молодец и скоро не страшно будет отдать меня замуж. Мужа не отравлю. Но ты отрежь мне ещё колбаски, вкусно. А вот завтра я могу соорудить котлеток или даже напечь блинчиков. А, нет, завтра показ. Тогда послезавтра. Не беспокойся, теперь ты в надёжных руках!
Катя болтала и болтала, в подробностях излагая одну единственную мысль: я к вам пришла навеки поселиться. Потом спохватилась:
– Надо же позвонить маме.
Отчитавшись, что доехала, повесила трубку.
– Слава богу, к телефону не подошёл папа. Ну что ты на меня так смотришь? Я не могла больше ждать, соскучилась и приехала. Да и вообще…
– Что вообще?
– У меня гены! – заявила Катя. – Папа сам рассказывал, как его мать в шестнадцать лет сбежала к любимому в другое село. А я дотянула аж до семнадцати.
– Сутки не дотянула.
– Нет проблем, могу ещё сутки к тебе не прикасаться. Столько лет ждала, подожду ещё. Раз ты так… привязан к цифрам.
– Не уверен, что тогда, в оранжевых бантах, ты ждала именно того, о чём мы сейчас так непрямо выражаемся.
– Ты плохо знаешь женщин. Тогда я уже в мечтах родила тебе пару детей…
Идея подождать чего-то… возвращения в Москву, Катиного совершеннолетия, завтрашнего дня… казалась теперь такой же умной, как потянуть до второго пришествия. Что изменит отсрочка? Ничего. Катя смотрела ему в глаза так, как смотрят только в одном случае – она твёрдо решила быть с ним, и теперь его ход…