И не скажешь ведь никому, не поделишься ни с кем и не посоветуешься. Эх, бабуля, бабуля, как же мне тебя не хватает! Ты и в кошках понимала, да и вообще, с тобой всем поделиться можно было. Ты и посоветуешь, и подскажешь. А мне и к психологу даже не сходить… Кошачий гипноз! Пальцем у виска покрутят, в лучшем случае, а в худшем… О худшем лучше и не думать. Рубашечку такую, модную, белую, с длинными рукавами наденут в момент, да упекут месяца на два, а то и на все полгода.
Николай сидел, смотрел то на монитор, то на эскиз коттеджа, принесенный накануне архитектором Зеленцовым, по его собственному поручению, между прочим, но, не видел ни составленной сметы, ни планов этажей, ничего. Мысли его скакали с одного на другое и причудливо переплетались между собой. Воспоминания о бабушке тут же менялись картинами того, что он не так давно видел.
То ли видел, то ли придумал. То ли правда, то ли глюк.
Здравствуйте, дорогие, любимые читатели и подписчики канала «ДиНа»!
Рассказ «"Эффект бабочки" и конфета в кофе (иногда, чтобы "с глузду не съехать" надо просто с кем-то поговорить)» — это 61-я часть рассказа про странную белую кошку Томасину.
Для тех, кто не знаком с Томасиной, но хочет познакомиться — ниже приведены ссылки на начало рассказа и на предыдущую часть.
А еще ниже — ссылка на вполне себе самостоятельный вбоквел, который, тем не менее, имеет прямое отношение к «Томасине».
Может, вообще, ничего не было? И он ничего не видел? Вот, взял — и только что придумал. Нарисовал страшные картинки в своем воображении и — поверил в них.
Но, стоило только прикрыть глаза, как картины увиденного вновь вставали перед глазами. Да так реалистично, что не поверить в них было крайне сложно.
Вот, его, маленького, родители ругают за странные, по их мнению, игры, когда он из одеял, подушек и покрывал, что собрал со всех кроватей и диванов в доме, пытается построить дом. Круглый. И с лифтом. И не понимает, почему дом падает. Ведь он же все продумал. И обижается, почему его ругают? — ведь он же дом строит! А родители не понимают. Какой такой дом? Что за выдумки! Опять собрал всё с кроватей, на пол сложил, опять всё хлопать да стирать надо. Разве это игры для мальчика?
Вот, бабушка, она, наоборот, улыбается, уводит его к себе в комнату, успокаивает родителей, говорит, что ребенок растет, ему все интересно, так он познает мир. Да, по-своему, со своей точки зрения, но ничего странного или плохого в этом нет. Может, он конструктором будет. Или изобретателем. Циолковским или Менделеевым. А что?
А ему потом читает рассказ «Все тенали бороговы» Генри Каттнера. Он тогда толком и не понимал рассказ, маленький был. Но слушать его нравилось. Гораздо больше, чем сказки. Которые он уже все знал наизусть. Он бы и сам мог прочитать, умел уже читать, хоть и пять лет всего было, но больше нравилось, когда бабушка читала. Она всегда читала с выражением, объясняла, если что непонятно. Рассказывала про героев, авторов, добавляла свои истории. Думать заставляла.
Рассказ этот он уже много позже неоднократно сам читал. Когда был студентом — захватывало, восхищало, подталкивало фантазию. Когда перечитал взрослым — стало почему-то страшно. Вспомнил себя, свои игры, и… И, кто знает, как можно заиграться? — не заметив придумать что-то такое, что и не понять, а оно — возьмет и сработает.
Взрослым — непонятно, а детям — всё ясно. «Все тенали бороговы»…
И вот сейчас опять. Почти такое же состояние. Только хуже. Страшнее. Одно дело, когда какой-то абстрактный страх, выдуманный, нафантазированный, и, совсем другое дело, когда в центре этого твоя дочь. И страшно уже за неё.
А ведь она может. У неё и сейчас в друзьях те, кто в компах разбирается. Да, она пока мала, но в его ноутбуке моментально разобралась. Это он, если что не знает, в интернет лезет, чтобы посмотреть, а как в той или иной программе работать, а она, как будто на интуиции, каким-то внутренним чутьем понимает, как оно работает. Тык-тык, клик-клик — и, опа, уже рисует что-то в фотошопе. И неплохо так рисует.
Не зря про современных детей говорят, что они с гаджетами в руках рождаются.
Да, Ангелина никаким программированием сейчас не интересуется, ей рисовать больше нравится. С удовольствием рисует. С графическими редакторами быстро разобралась. На бумаге, красками, карандашами ей тоже нравится. Но… Но ей же десять лет пока всего! Кто знает, решит сама разобраться со своим телефоном, чтобы избавиться от всевидящего ока мамы. Найдет друзей, кто в этом соображает. А там и сама потом заинтересуется.
Может, реально заинтересуется, может — чисто из протеста.
Всё может быть.
Тем более, что сейчас айтишники востребованы, и всё это поощряется.
Тенали бороговы, блин! Эффект бабочки! Чтоб его! Как там у Лоренца? — порхание насекомого в Гонконге может вызвать целую бурю в Нью-Йорке? Бабочка махнула крыльями на Камчатке, а в Подмосковье начался ураган…
Сегодня ты отложил на завтра разговор с юристом, требование пришло не пятого, а десятого, а через одиннадцать лет твой ребенок в федеральном розыске. Прячется по каким-то заброшкам, общается не поймешь с кем, и найти её можно только в сети. И то, если знать, где и как…
Хакеры, диггеры… Слова-то какие! Тенали бороговы, блин!
Вот в этот чудесный момент раздумий и застала шефа Ангельсина Сергеевна, когда принесла тому кофе.
Господи, то Римскую империю завоевывать собирается, то, будто, её крах наблюдает и пытается этому воспрепятствовать. И ведь никто практически не догадывается, какой он, по сути, эмоциональный человек. Спроси кого угодно из сотрудников, каждый скажет, что шеф — сухарь.
— Ваш кофе, Николай Анатольевич.
— Да, спасибо, Ангельсина Сергеевна. Вы, как никогда, вовремя. Кофе мне сейчас очень кстати будет.
Ангельсина Сергеевна уже давно поставила кофе, вазочку с конфетами, тарелочку с бутербродами и тарталетками перед Николашей, как она, любя и про себя называла своего шефа, но из кабинета выходить не торопилась. Чувствовала, что тот сделает пару глотков кофе и — «расколется». Поговорить, поделиться иногда всем надо. А Николаше — особенно. Один ведь живет. И пообщаться по душам даже не с кем. Так что она делала вид, что проверяет цветочки — не пересохли ли, не пора ли поливать. Хотя прекрасно знала, что сама, лично, полила их еще утром, до прихода шефа на работу.
Долго ждать не пришлось.
— Ангельсина Сергеевна, у вас ведь есть кошки?
— Да, две. Точнее, кот и кошка. Марсик и Анфиса.
— И…, — Николай замолчал на какое-то время, потом собрался с духом и спросил, — А вы с ними разговариваете?
Ангельсина Сергеевна смотрела на Николашу — серьезный, сосредоточенный, но при этом какой-то взъерошенный что ли немного, и переживает, сильно переживает о чем-то. И вопрос про разговоры с кошками для него отнюдь не праздный.
— Конечно, разговариваю. Часто и постоянно. А теперь, Николай Анатольевич, колитесь давайте, что вас так беспокоит? Явно ведь не кошки. И не разговоры с ними.
— Меня? Беспокоит? С чего вы взяли?
— Да как-то раньше вы никогда конфеты вместо сахара в кофе не клали. Да и потом, я же столько времени уже с вами работаю, что знаю как облупленного, можно сказать.
Николай посмотрел в свою чашку. Там действительно плавала конфета. Плавала и таяла. А он и не заметил, как её положил. Еще и ложечкой размешивал.
Да уж… Так и с глузду съехать недолго…
Николай выловил конфету из чашки. Посмотрел на кофе, пить или не пить, в смысле допивать его или нет, потом глянул на свою секретаршу, Ангельсину Сергеевну, и… И полилась речь.
Продолжение — «Обычный рабочий день. Свадебное платье, обмен информацией и — "жаль, что Томасины нет рядом"» — см. ссылку ниже.