***
— Ой, ну как же хорошо, — радостно пропела Соня. — Ронечка, иди поскорее сюда! Очнулась наша девочка, очнулась наша красавица!
Роню Тамара тоже заметила. Он улыбался своей белоснежной улыбкой и гладил её по голове.
— Ну вот и хорошо! — воскликнул он. — Можно позвонить врачу и сказать, что наша принцесса открыла свои глазки.
"Кромка льда" 32 / 31 / 1
«Красавица, принцесса…» — Тамара таяла от этих слов.
Следующие три дня и Роня, и Соня исполняли все желания девочки. Приносили конфеты, всевозможные компоты. Роня жарил картошку тоненькими ломтиками и подавал их на расписном деревянном подносе с соусом из кислых слив.
На четвёртый день Соня уже смотрела на девочку строго.
— Милая моя, кажется, впереди меня висят чьи-то ноги. И это ноги маленькой невоспитанной девочки, которая решила, что мир крутится вокруг неё.
Это неверные рассуждения. И у меня, и у Рони достаточно своих дел. Ты уже сама в состоянии себя обслуживать. Вставай немедленно, сегодня после обеда мы идём-таки в театр. Из-за твоей болезни Иван Абрамович вынужден был приостановить репетиции нового спектакля.
Сегодня от него пришла весточка о том, что заболела Гуля. Девушка неважно себя чувствует. Ты будешь замещать её завтра и послезавтра. Поэтому сегодня один день, чтобы вникнуть в суть. А дальше дело привычки. Её роль вполне тебе под силу.
Тамара расцвела! Щёки порозовели. Она представила себя в чёрном одеянии пантеры, вспомнила слова песни, что пела Гуля.
Быстро вскочила с кровати и заметалась по комнате.
— Ты чего мечешься? — удивилась Соня.
— Так собираться надобно! Репетиция же! — воскликнула девочка.
— Да обожди! — махнула рукой Соня. — Было бы чему радоваться. Репетиция… Было у меня их за всю жизнь больше ста. Но я так не скакала по комнате.
Ух, хитрющая ты, Тамара! Как та лиса. Это и хорошо, и плохо. Хитрить нужно уметь. И показывать это в подходящий момент. Но превращать хитрость в наглость особенно с теми, кто тебя кормит, больше не нужно.
Я не люблю таких людей. Мы с Роней совершенно бескорыстные и открытые люди. Именно поэтому нам до сих пор удаётся жить в комфортных условиях, несмотря на то что новая власть не любит таких, как мы.
Это искусство, Тамара! И научилась я этому будучи актрисой. Актёр — очень умный человек. Он нигде не пропадёт, если не станет возвышать себя над другими. Возвышение подобно смepти.
Тамара долго ждала часа, когда наконец-то пойдёт на репетицию.
По дороге напевала:
— Кошкой рождена не зря,
Я достойна короля!
Звери все в округе
От меня в испуге!
Кошкой рождена не зря,
Позовите короля!
Звери все по норам.
Лев прибудет скоро.
— Похвально! — говорила ей Соня. — Хорошая память всегда похвально!
Каким жестоким разочарованием для девочки было то, что на репетиции ей придётся быть деревом!
— Как же так? — возмущалась Тамара. — А как же роль Гули?
Иван Абрамович смотрел на Тамару с удивлением.
— А это и есть роль Гули. Её самая настоящая роль.
— Я же хотела быть пантерой! — Тамара захныкала, небрежно бросила костюм на пол, отвернулась от Ивана Абрамовича.
Тот был настолько шокирован, что поднял костюм и стал напяливать его на себя.
— До чего пошли люди, — возмущался он. — Подавай им пантеру. Ни рожи, ни опыта, а метит туда, куда не каждому дано. Ну ничего, мне не зазорно побыть деревом.
Когда Соня вошла в зал и увидела Ивана Абрамовича в костюме, засмеялась.
— Иван Абрамович, ну вы как всегда бесподобны! Даже если наденете детский чепчик и панталончики, я буду вами восхищаться.
Тамара обиженно поджала губы.
— Надену, — сказал Иван. — Всё сделаю для процветания театра. А свою пигалицу забирай домой. Деньги за неё можешь не возвращать. Я понимаю, Соня, ты становишься старше и стараешься разглядеть только добро в людях. Но ты не стараешься разглядеть зло. А это очень плохо.
— Что произошло? — возмутилась Соня и схватила Тамару за руку.
Девочка упрямо молчала.
За неё ответил Иван Абрамович:
— Ваша, как бы так мягко выразиться, претендентка на роль, не соответствует кодексу актёра. В связи с этим я вынужден стать деревом. И я стану столько раз, сколько нужно. И даже если Гуля будет болеть долго, я никому не отдам эту роль.
Соня схватила Тамару за другую руку и строго посмотрела на неё:
— Что ты натворила? Почему Иван Абрамович так разговаривает со мной?
— Я не хочу быть деревом! — Тамара говорила со слезами на глазах. — Я не хочу! Гуля бросается на всё и на всех, а я нет!
— Так-так-так… — Иван Абрамович с интересом посмотрел на девочку. — Откуда такие познания о нашей лучшей актрисе? Или я чего-то не знаю?
— Она, она! Какая она актриса! Она уборщица из госпиталя душевнобольных!
— Хм-м-м, — усмехнулась Соня. — Если уборщица может так петь, то ей нельзя быть уборщицей. Всё очень хорошо и справедливо. Я удивлена, что вы знакомы. Обычно знакомые люди хоть как-то себя обозначают. У вас же даже искорки не было. И думается мне, что неспроста это.
Давай-ка, Тамарочка, ты сейчас всё нам с Иваном Абрамовичем расскажешь. Зависть, Тамара, может быть разной. Она или толкает вперёд, или тянет назад.
Тебя тянет назад. Потому что ты не станешь актрисой со своим упрямством.
Я начинала в театре с чистки сапог богатым посетителям. Когда я в перерыве между спектаклями спела партию одной актрисы, то услышала из-за кулис аплодисменты самого режиссёра. Он восхитился и попросил повторить. Узнав о том, что я чищу сапоги, он сказал, что я могу застудить голос и пригласил меня на подпевки. Так постепенно я вышла в люди. Так что смеяться над тем, что кто-то мыл полы — не делает тебе чести. Быстро переодевайся в костюм дерева.
Иван Абрамович костюм снял. Помог Тамаре облачиться в него.
После скучной репетиции директор театра подозвал Тамару и Соню, пригласил в свою комнатушку-кабинет.
На маленьком столике стояло блюдо с виноградом, кусочками белоснежного сыра и чего-то угольно-чёрного.
Иван Абрамович протянул Софье Фёдоровне бокал.
Она с радостью взяла и пригубила напиток.
— Ну что, с дебютом! — весело произнёс Иван Абрамович. — А теперь о Гуле…
Тамара уплетала за обе щеки виноград и рассказывала о подземелье.
Директор театра в процессе рассказа взял тетрадь и что-то записывал.
Иногда мог шепнуть на ухо Соне:
— Восхитительно! Жизнь детей в тяжёлых условиях. У нас будет успех, Сонечка!
В два голоса Иван и Соня жалели маленького Женьку, ругали Ингу.
Когда Тамара закончила свой рассказ, Иван Абрамович произнёс:
— А Гуля-то меня обманула! Она сказала, что всю жизнь провела в цыганском таборе в плену. И едва вырвалась из него. И театральные навыки у неё именно от цыган.
Интересно было это всё и очень правдоподобно. Я, однако, поверил. И даже мысленно благодарил цыган за то, что они научили Гулю петь. А тут душевнобольные, подземелье, первая любовь. А по Гуле и не скажешь, что она кого-то любила раньше. Даже не верится. Герман шепнул мне, что причина Гулиного отсутствия — беременность. Вот как-то так…
Директор театра вздохнул тяжело.
Наступила тишина. Виноград закончился, и Тамара ёрзала по стулу.
Соня была слегка хмельна.
Оба взрослых перестали обращать внимание на Тамару. Стали вспоминать свои прошлые роли.
В какой-то момент Иван поднялся на ноги, уткнулся носом в макушку Сони и прошептал:
— Моя милая, славная девочка! Я жалею, что на месте Рони не я…
Соня засмеялась.
— Ванечка, если ты произносишь эти слова, значит тебе пора спать, мой дорогой. Спи… А мы с Тамарой пойдём домой. Уж не держи зла на неё. Девочкин характер очень сложный. Но что-то в ней есть.
— Сонечка, — прошептал Иван Абрамович, — скажи мне, если вдруг Рони не станет, ты будешь моей женой?
Соня покраснела, зарядила мужчине звонкую пощёчину и крикнула громко:
— Не смей так говорить! Я уйду вместе с Роней, и ты знаешь об этом, — и обратилась к Тамаре: — Пойдём отсюда, а то не дай бог нас тут и похоронят. Прощай, Ваня! Это было моей последней каплей.
Наутро Иван Абрамович стоял на коленях в дверях Сониной квартиры и молил о прощении.