Именно так прозвали в нашем селе бабушку Теклю. По правде сказать, так оно и было, так что обижаться было не с руки. И она не обижалась, слушая иногда совсем не добрый выговор:
— Угомонилась бы ты Текля, бросила бы этих собак, зачем тебе эта морока? Посмотри на себя? Вся пенсия аккурат на этих разбойников и уходит, а сама в чем душа- то держится? — выговаривала моя соседка баба Гандзя.
Бабушка Текля не спорила, она смотрела на Гандзю своими спокойными голубыми глазами, улыбаясь и кивая головой.
Каждый день она приходила за хлебом в магазин, и если он был закрыт, или случалось так, что машина с хлебом опаздывала, бабушка Текля заходила в гости к моей бабушке Любе. В нашем домике всегда были люди, так как магазин был напротив, и тут же автобусная остановка. Она была нелегальной, но в самом удобном месте - в центре села.
А так, как скамеек не было и в помине, то народ ожидающий автобус, смело заходил к нам во двор, усаживался на длинную скамейку и ожидал своего часа. Кто- то автобус, а кто- то открытия магазина.
Были времена, что и хлеб нужно было вовремя успеть купить, так что люди приходили загодя и присаживались на нашей лавочке. Заборы в те времена были из штакетника, обзор хорош, и все в двух шагах от нашего домика. Удобно во всех смыслах.
Бабушка Текля была совсем не разговорчивой, да можно сказать нелюдимой. Жила она одна, в уединенном месте, дочь Миля, как она ее называла, давно уехала в город и приезжала очень редко. Худенькая, одетая в темную, немаркую одежду, в светлом платке, она заходила к нам, присаживалась и разговаривала с моей бабушкой.
Бабушка ни разу ее не упрекнула, но тоже иногда поглядывала с жалостью.
Жалели ее почти все. А как не жалеть — завела у себя дома собачий приют. Около 30 собак жили вместе с ней. А она только этому была и рада. Всю пенсию отдавала на своих любимцев, и ни разу не пожаловалась на свою горькую судьбу.
Конечно, был у нее небольшой огород, десяток курочек, поросята, как у всех.
Но никто не мог понять — зачем этой уже пожилой женщине такая морока?
Иногда ей грубо кидали:
— Хватит уже возиться с этой сворой, зачем ты их всех собрала?
Текля молчала, но в разговоре с бабушкой она открывала свою душу:
— Люба, ну куда я их могу деть? Пропадут же они без меня, совсем пропадут, — говорила она сквозь слезы.
Мы с сестрой собак тоже очень любили, и бабушке Текле сочувствовали, надеясь, что она ни в жизнь не бросит своих подопечных.
У нас своих было двое — Тузик и Бобик и мы их обожали.
Шли годы, бабушка Текля все так же возилась со своими собаками. Для нее они были родными существами. Только им она могла открыть свое израненное сердце. Очень уж часто приходилось выслушивать ей горькие упреки. Жалея ее, люди даже не подозревали, что делают ей очень больно.
А они не понимали, как можно все свои сбережения тратить на бездомных собак.
После каждого выговора она твердой походкой шла в магазин и закупала еду на день. Ни разу не огрызнулась она в ответ, не сказала резкого слова. Тихонько делала то, что считала нужным.
Часто сопровождали ее подопечные. Как же они любили свою хозяйку. Сидели и смирно ждали ее возле магазина, а как только она выходила, бросались ей навстречу, словно бы сто лет не видели.
Подпрыгивали, облизывали руки, терлись по ногам, вовсю выражая свою огромную радость и любовь.
Так и жили они в мире и согласии — не богато, но дружно. Бабушка Текля жила ради них и жизнь эта была совсем не простой, но особенной. Всю свою жизнь она слышала грубые слова жалеющих ее.
Людей раздражала ее непонятность, ее упрямый, ежедневный выбор — жить ради братьев своих меньших. Ни разу не пожалела она об однажды принятом решении. Никогда не жаловалась, не плакалась на свою горькую судьбинушку.
Единственное, что печалило ее — это скоротечность жизни. Но она жила, она все силы собрала в кулак, шла и улыбалась своим мыслям. Какие они были?
Не сомневаюсь — чистые и светлые.
Легкие, как перышко из крыла небесного Ангела, однажды залетевшего и навсегда оставшегося в ее чистой душе.