Когда сияющий вертопрах удалялся от нас своей легкой танцующей походкой, Оля сначала смотрела ему вслед, а потом вновь на меня, тем взглядом, который я уже выучил. Взгляд подстреленной лани, который вопрошал об одном: "Как все странно! Почему он так на меня смотрел?". "А что ты хотела?" - был мой бессловесный ответ. Давно известно, что россиянки привлекают турок и, этот хлюст, разумеется был не исключением. И скажу честно - осадок от этого был пренеприятный.
Это подтвердилось, когда он появился снова, и не отходил от Оли ни на шаг - меня в его измерении кажется, вообще не существовало. Теперь его обаяние, его хвастливость и улыбка (не скажу, что она была идеальной с стоматологической точки зрения) были направлены на одну цель - произвести впечатление на эту испуганную россиянку. Поднять бурю, зажечь страстный огонь в ее сознании, покорить и укротить. Но все его потуги выглядели нелепо и натружено. Как я и упоминал выше подобные молодые люди часто преувеличивают свои возможности и в настоящем деле показывают свою полную несостоятельность.
Как факир он извлек из своей папки билет и помахал им перед Олей. Он должен был сопроводить ее до посадки и передать экипажу в руки паспорт и прочие документы. Эти минуты были последними в истории пересечения наших с Олей судеб.
Мы стояли и смеялись (я - больше из вежливости, Оля - чтобы подыграть турку, щеголь - чтобы завладеть сердцем Оли). Сцена была до боли приторной и... даже чуть идиотской. Турок что-то тараторил на смешанном турецко-английском, Оля что-то спрашивала и красноречиво кивала, когда понимала, в противном случае растерянно смотрела на меня.
Они уже собирались тронуться в свой путь, но тут я совершил грубую ошибку, которая едва не стоила мне больших последствий. Я достал телефон и направив его на Олю и щеголеватого сотрудника сфотографировал их. Совершенно без злого умысла и… веской причины.
Я сделал это почти машинально, на память о веселом турке и довольно-таки затянувшейся турецкой части депортации. Но щеголь моего порыва сохранить веселый миг для потомков не разделил.
В одно мгновенье маска радости и беспечного веселья была сброшена и растоптана. Вы не представляете как неожиданна и скора была перемена на его лице! Щеголь явно выбрал не ту профессию - актерская стезя была его призванием уж поверьте мне на слово! Изменилось не только лицо, но и фигура, каждый мускул этого пышущего здоровьем тела напрягся и принял боевое положение.
Теперь передо мной стоял средневековый турецкий воин, если хотите, янычар, захватчик, который в любую секунду мог снять голову в плеч иноверцу за любое неповиновение своим острым ятаганом. Губы его искривились в злобе, а глаза сощурились. В эту секунду я стал его злейшим врагом. И если в неловкой попытке произвести впечатление на Олю он выглядел нелепо, то в этой роли он был великолепен. Резкий переход от бурного веселья к неоправданной, почти психопатической злобе увы был свидетельством скрытых личностных проблем.
И если у турка эта перемена была быстрой, то я еще не успел осознать серьезность случившегося и продолжал улыбаться наивно надеясь, что это...недоразумение, стамбульский казус. И, видимо, зря я это делал дорогие читатели. Еще через мгновенье лицо его, этот беззаботный еще совсем недавно лик прожигателя жизни, мота и сердцееда, оказался рядом с моим лицом настолько близко, что я оторопел, меня словно парализовало.
Я почувствовал гнилостные запахи исходящие из его рта ("нездоровое питание, курение, проблемы с пищеварением" - выстроил я логический ряд, который был совсем неуместен). Это было настолько мерзостно, что, думаю не каждый бы смог сдержать позывы к рвоте, но я уже приходил в себя и собирал волю в кулак, пытаясь сдержать турецкий натиск на христианские святыни.
Как огнедышащий дракон он стал кричать, изрыгая потоки гнилостных запахов из своей нездоровой утробы:
- Но фото! Вхай фото?! Вхай фото?! – его исступлению не было предела. Голос его стал высоким, достигнув каких-то небывалых истеричных высот. Желтые глаза и всё лицо его выказывали праведный гнев: по меркам этого господина я натворил деяний не меньше чем на несколько лет тюремного заключения в самой жестокой турецкой тюрьме. Где веселый, бесшабашный весельчак и щеголь, стоявший здесь еще несколько секунд назад? Его как будто и не было: как мираж в сирийской пустыне он растворился в моей памяти, уничтоженный тем, что я видел.
Я молчал: моя спина похолодела, а голова отказывалась думать. А турок продолжал наступление и вдруг стал тыкать меня в грудь повторяя как заклинание: "Вхай фото? Вхай фото?!". Тычки были достаточно ощутимыми - я неширокой поступью стал отходить назад и это движение наконец привело меня в чувство: шутки кончились. Отвечать насилием на насилие я не хотел - этим бы я закопал себя еще глубже. Нападение на сотрудника при исполнении в чужой стране было для меня гибельным. И тем не менее я не мог остановить нарастающую злобу внутри, а в голове была одна мысль: "Ах скотина ты эдакая!".
Неожиданно даже сам для себя я резким движением сбросил его руку в сторону и что-то закричал (кажется "хватит"). Маневр удался: турок видимо, понял, что перегнул палку и остановился.
Тут раздался крик, который вывел меня из тягучего состояния неразрешенного конфликта. Кричала Оля: она видимо подумала, что ее задержат уже здесь, в Турции, подумав, что мы заодно и ее мытарства никогда не кончатся. Теперь, кажется, моей персоне в ее рассказе будет уделено совсем иное место, если вообще я удостоюсь этой чести. Как приятно оставить память о себе в чужой жизни! Разумеется, это был не тот случай...