КНИГА 4. ВЕСНА
Часть 3. Май-35
***
- Лариса, я на минутку...
По голосу завуча Лариса Антоновна уже поняла, что идея с психиатром провалилась. Ну... что же... жизнь - явление полосатое, это известно давно. Неудачный исход тоже был одним из ожидаемых вариантов. Но хоть и все понятно, выслушаем подробности - зря, что ли, человек старался? Тем более, это было ради нее.
- Я понимаю, что расстрою тебя...
- Да я уже самостоятельно расстроилась, - выдавила она из себя короткий нервный смешок. - Не согласились врачи? У них же тоже профессиональная солидарность... я, собственно, так и думала...
- Да вот знаешь - согласились. Но так сложилось... Не просто глупо вышло - а просто... идиотизм... дебилизм... кретинизм... Не знаю, что из всего этого - наивысшая ступень... В общем, главврач городского диспансера - родственник Гавриленко. Если совсем точно - троюродный брат отца. Валентина позвонила ему домой (он же на выходных не работает), сказала коротко, что надо поставить на учет одного мальчика, который сейчас находится в областной больнице, и дала мой телефон - мол, пусть ваш врач, который туда поедет, предварительно позвонит завучу. Без фамилий. Да, по-моему, ей я и не называла... Позвонила женщина, я ее в курс дела ввела, она мои слова записала в карточку - как бы разговор с директором, пообещала позвонить после того, как в областную съездит. Поехала - и нарвалась... и вроде сначала все удачно было: девчонка на вахте пропустила без вопросов, номер палаты сказала... и что сам Городецкий только что закончил операцию, отдыхает... Понятное дело: человек уже не первой молодости, несколько часов на ногах сегодня, да вчера еще с тем же твоим Гавриленко... он у себя в кабинете был и вряд ли куда-то сам пошел бы. А потом началось... Там, в палате, с Гавриленко был какой-то въедливый мальчишка, санитар... совсем молоденький, как она сказала... скорее всего, тот, из твоего класса... он же вроде опять на работу пошел?
- Да... Сафьянников... - сдавленным голосом подтвердила Лариса Антоновна. - Работает. Даже окончания года не стал ждать. Наверное, он. Тем более, одноклассник же...
- Вот... сначала, как щенок, тявкал, отогнать ее пытался - мол, он толком в себя не пришел, сотрясение, ему от громкого голоса плохо будет... Потом сбегал за Городецким. А у него, как назло, и директор наш был - племянника же его оперировали!.. Так что вы в июне без лаборанта будете... И Полякову туда занесло с директорским сыном - друзей пришли навестить... Городецкий сразу заявил, что никого он не вызывал, потребовал показать карточку. Эта врач, Ираида Владимировна, не хотела обнародовать - так школяры твои эту карточку прямо силой отняли!
- Ка-ак? - ахнула Лариса Антоновна.
- Руками! - невесело усмехнулась Зоя Алексеевна. - Другого способа пока не существует... у людей, по крайней мере... Городецкий протянул руку за карточкой, она чисто машинально спрятала за спину, а тут Алим подлетел, выхватил и Ольге передал через голову этой самой врачихи, а Ольга уж непосредственно... СВЕКРУ... - иронически подчеркнула она последнее слово. - Ну и вот... Профессор все это полистал, увидел, что там беседа как бы с директором записана, директор, естественно, взвился - знать, мол, ничего не знаю... В общем, страшных слов было сказано много - "подлог", "подтасовка", "статья", "служебная проверка" и прочая, прочая, как во времена Пушкина говорили.
- А отец Гавриленко... он при этом не присутствовал? - робко поинтересовалась Лариса Антоновна.
- Конкретно при этом - нет... он в это время у жены в кардиологии был, но пришел вскоре после ухода той женщины из диспансера, выслушал - и позвонил главврачу... ну и тоже много чего наговорил. Тому как обухом по голове - что сам племянника чуть не отдал в их систему. Ираида эта домой приехала, звонит главному - сказать, что ничего не получилось, а он извиняется, что она впустую время потратила... и пожаловался, что сам в дурацкое положение попал. Такая вот ситуация... - закончила Зоя Алексеевна совершенно безрадостно.
Наступило молчание. Лариса Антоновна попыталась продумать возможные варианты дальнейшего развития событий - и ни один особого оптимизма не вселял. Она, конечно, была уверена, что завуч по-прежнему на ее стороне, и еще люди нашлись бы... но слишком их мало... Особого чувства вины она не испытывала: любой трезвомыслящий классный руководитель на ее месте поступил точно так же - провели бы заседание классного актива, а может даже комсомольское собрание всего класса, осудили бы девчонку за распущенность в назидание всем прочим... ну, а то, что ситуация вышла из-под контроля - тоже ничего сверхъестественного, в жизни бывает всякое... хотя и неприятно...
Только против воли в памяти всплывал ночной парк, множество людей, голос дежурного милиционера в десятках громкоговорителей, разбросанных по всему парку, дрожащие от ночного холодка, но упрямо сидящие на месте девчонки из ее класса... две предательницы... студенты, идущие по аллее - казалось бы, им-то какое дело до ЧП в какой-то школе по соседству? Сессия на носу... точнее, она уже идет - зачеты уже кто-то сдает... - и фонари, фонари, фонари... В руках школьников, в руках их отцов, братьев и дедушек, в руках студентов... Одинаковые движения: лучом под ногами слева-направо или наоборот, потом чуть выше, еще выше - по веткам...
- Лариса... я... вот что хочу сказать, - наконец несвойственным ей неуверенным тоном заговорила Зоя Алексеевна. - Просто, сама понимаешь, последние дни в году и сами по себе беспокойные, а уж в связи с текущими событиями... Я уверена, что в школе нам с тобой без посторонних ушей и поговорить не удастся... У меня такое предчувствие, что в следующем году я работать не буду - вызовут, поблагодарят за многолетний добросовестный труд... и даже нареканий за личные симпатии не будет... просто скажут, что я свои возможности исчерпала и мне пора отдыхать. Мне искренне жаль, что ты не вступила в партию при мне... у партийного все-таки возможностей больше... теперь... трудно сказать, как будет - могут и отклонить. И что у Марины медаль срывается...
- Зоя Алексеевна, вы не переживайте, - сглотнув подкативший на мгновение к горлу комок, горячо заговорила Лариса Антоновна. - Не все и не всегда складывается так, как каждому из нас хотелось бы. И планировать что-то наперед... Я в последнее время вообще часто вспоминаю один момент... это на осенних каникулах было... мы с Сережкой Карповым на улице встретились... оба в магазины шли... заговорили о современной молодежи, об этих последних новшествах - когда слишком уж детей обглаживают и мнением их интересуются... Я сказала, что обстановка в школах через двадцать-тридцать лет будет невыносимой, дети обнаглеют настолько!.. в общем, мои Рогозин и Гудков ангелами будут казаться. Заспорили. Сергей мне: "Да ну, что ты! Никогда такого не будет!"... И Славка Смирнов подошел. Сергей: вот, мол, спорим - что будет через тридцать лет. А Славка еще посмеялся: "Вот это замахнулись вы, ребята... Тридцать лет!.. Ты, Лариска, до конца этого учебного года хоть доживи"... И знаете - прямо жутко сейчас все это вспоминать! Ладно, дожить-то я до конца учебного года дожила... но не с теми результатами, как хотелось бы. И ребята наши... Славка с Сергеем... кто думал, что такое случится? Одного нет, второй на двадцать лет загремел...
- Да... история... - вздохнула и Зоя Алексеевна.
- В общем, Зоя Алексеевна, как бы там ни было - я благодарна вам за все... и за то время, когда сама училась, и за вот это... когда работа... ем... вместе...
Лариса Антоновна едва не сказала в прошедшем времени - "работали", однако, хоть споткнувшись, произнесла это слово в настоящем: они действительно пока еще работают...
- Лариса, еще совет, - перебила ее завуч. - Если не предложат уволиться - сама не увольняйся. Пусть даже без классного руководства, и при отношении учеников... не особенно хорошем. Не срывайся. Все-таки в плане расположения наша школа для тебя - вариант идеальный. Ты одна, у тебя ребенок... Выслушай все, что будет сказано, отношение учеников вытерпишь - ты человек сильный. Если классной будет Люба, то за Марину можно не волноваться - уж она-то и сама не обидит, и в обиду не даст... это я отметила. И директор... я с ним в большинстве случаев была не согласна, но, мне кажется, он не должен бы тебя из школы выпроводить - семейные обстоятельства учтет. Может только устный разнос устроит на эмоциях. Выслушай, согласись, прими к сведению - ну и... работай дальше. Отношения с коллективом исключительно официальные - такой подход никогда никого не подводил. Ну... все вроде пока... занимайся своими делами. Я тебя, наверное, отвлекла от чего-нибудь?
- Да нет, серьезного ничего, - поспешила успокоить завуча Лариса Антоновна. - Тем более, это же все меня касалось. Спасибо вам, Зоя Алексеевна!
Она положила трубку и вздохнула, встретившись глазами с расстроенной Мариной: объяснять ничего было не надо - сестра все поняла.
***
Два выходных дня во Дворце культуры железнодорожников шли отчеты творческих коллективов, поэтому в субботу Эля Калинина в училище не была и всех новостей не знала. Вынужденный прогул ее не очень волновал: зачеты по общеобразовательным предметам ей выставили "автоматом", а экзамены начинались с первого июня. Приехав в понедельник на консультацию перед экзаменом по элементарной теории музыки, она увидела в вестибюле большой портрет в траурной рамке: строгий, красивый старик, похожий на композитора Равеля, с кларнетом в руке. "Ой, Анатолий Степанович умер!" - огорчилась девочка. Старый музыкант давно был знаком ей - еще с тех пор, когда мама была жива и преподавала в институте искусств. Точнее, мама работала концертмейстером у духовиков, учеников-пианистов у нее было всего три человека, но для начинающего преподавателя и это считалось неплохо, и мама со временем безусловно стала бы одним из ведущих преподавателей...
Эля вспомнила, как однажды во время каких-то внезапно возникших "накладок", когда некуда пристроить маленького ребенка, мама взяла ее с собой на работу... в такое же время - был конец мая или начало июня, и здание института с открытыми окнами гудело на всю улицу голосами всех существующих музыкальных инструментов. Почти весь день трехлетняя Эля, оставленная на попечение вахтерши, бродила по вестибюлю (ей было велено далеко от "бабушки" не уходить), периодически попадая в руки студенток, которые тут же начинали одергивать ей задравшееся платьице и перевязывать съехавший набок бант. Помнится, ее поразило то, что сразу у нескольких девчонок (очередные добровольные няньки, кинувшиеся приводить малышку в порядок) было одинаковое большое красное пятно на шее - и у всех слева. Позже узнала, что такое пятно натирают все без исключения скрипачи и альтисты уже в музыкальной школе, но тогда смотрела на девчонок как на диковинку, переводила взгляд то на одну, то на другую, а они не могли взять в толк, что же ее так заинтересовало... Несколько раз откуда-то прибегала мама, водила Элю в туалет, потом, помыв руки, вела в маленькую комнату, которая называлась "кафедра", и где сидела, обложившись горой бумаг, одна пожилая тетенька и никого больше - только сумки стояли на стульях. Мама наливала немного теплого чая из термоса, давала печенье или кусочек пирога, быстро перекусывала сама и при этом торопила Элю, и снова, оставив девочку в вестибюле, уходила. Потом Эле вестибюль надоел, и она в очередной мамин приход решительно увязалась с ней, несмотря на мамины причитания: "Да ты же там не выдержишь"...
"Там" - это в концертном зале института, где у студентов духового отделения шла репетиция: экзамен сдавали на сцене, поэтому надо было знать заранее, как будет звучать в зале - акустика ведь совсем другая, чем в классе. А мама им аккомпанировала. Когда играли флейтист или фаготист, Эля сидела спокойно, ей даже было интересно, и многое из того, что играли студенты, ей нравилось... и тоже удивило, что среди парней оказались две девушки - флейтистка и гобоистка... Но когда взревывали трубы и особенно тромбоны, Эле становилось страшно, и единственно, что не давало ей самой зареветь громче любого тромбона, - то, что никто не боялся. Она с опаской смотрела, как на сцену поднимается парень с совершенно ужасной, громадной блестящей "дудкой" - тубой, как позже узнала назание Эля. Однако против ожидания, голос у этого страшилища оказался мягкий - будто ворчит старый добрый медведь из сказки. И у странной "улитки" тоже... "Улитка" называлась валторной, как тоже узнала Эля позже, странной она в тот момент показалось потому, что раструб был не перед музыкантом, как у трубы или тромбона, не глядел вверх, как у тубы, а уходил куда-то под мышку, от чего сам инструмент казался каким-то неправильным... калека какая-то...
А потом вышел очередной тромбонист, который играл что-то совсем жуткое. Эля до сих пор не узнала названия того произведения, но в глазах стояло, как парень короткими движениями передвигал вперед противную гнутую загогулину, от чего звук становился все более низким и угрожающим, как у Змея-Горыныча... все страшнее, страшнее... и тут Эля не выдержала, а мама, услышавшая рев дочки во время короткой, в доли секунды, паузы, когда студент брал дыхание, не прерывая игры, закричала:
- Ну, сейчас! Сейчас!..
И тогда к ней подсел этот старик, спросил, как ее зовут (понятное дело - чтобы отвлечь)... Так и познакомились. Он тогда работал в институте, в училище у него было тоже всего несколько учеников. Потом они встречались много раз, и он среди всего прочего обязательно интересовался:
- Ну, как, тромбонов больше не боишься?
Хотя знал точно, что нет. И встретив Элю здесь, уже в качестве студентки училища, смеясь, задал тот же вопрос. Она потом отметила, что старый кларнетист работает в училище на полную ставку, и однажды, столкнувшись с ним в коридоре, поинтересовалась: неужели он ушел из института? Анатолий Степанович замялся, будто опасаясь чем-то обидеть девочку, но она ждала ответа, и он очень неохотно сказал:
- Да... давно уже... когда Володя... музыку бросил.
"Володя" - это Элин отец. И "музыку бросил" старик сказал исключительно из деликатности - выгнали Володю отовсюду, чего там...
- ...Я всех своих институтских студентов Вите Павленко отдал... Молодой, перспективный - чего ему на этой треть-ставки сидеть? "Большому кораблю"... сама знаешь... А сам уж по-стариковски - ближе к дому, на одном месте... Мне так удобнее - я же давно пенсионер... Кого можно вырастить - я уже вырастил... Витя вот... Да мне кажется, Володя тоже вернется...
Эля вздохнула, глядя на портрет, прочитала стоявшее рядом объявление о том, что похороны состоятся... СЕГОДНЯ... в два часа, подумала, что пойдет обязательно - она вполне успевала... приподняла согнувшуюся над краем невысокой вазы гвоздичку, передвинула в середину букета, оперев ее на другие, покрепче, чтобы не сломалась, потом повернулась к доске объявлений, где появились новые бумаги всех размеров - вдруг что-то касается и ее... Новые объявления студентов первого курса фортепианного отделения не касались. А вот копия приказа извещала, что в связи со смертью преподавателя по классу кларнета Бирюкова Анатолия Степановича назначен... Калинин Владимир Васильевич... образование: Московский музыкально-педагогический институт имени Гнесиных... лауреат... Анатолий Степанович оказался прав!..
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данного произведения.
Совпадения имен персонажей с именами реальных людей случайны.
______________________________________________________
Предлагаю ознакомиться с другими публикациями