(это) ОДИН
Одинокие дни в преддверии праздника, украшенные улицы напоминают о былом уюте, что ждал дома, в те годы, когда счастье было осязаемой величиной. В преддверии конца сложного года не только для меня, а для целой страны. Мой взгляд избегал встречи от спешно идущих парочек, бегущих с переполненными пакетами, как опаздывающие челноки. Тяжесть былого рабочего дня потихоньку выветривалась из моей головы, а дорожка все отчетливей вела меня в заведение, где правил зеленый змей. В то место, где не изменится ничего и не будут решены проблемы, и, вполне возможно, будут даже удвоены. Но атмосфера спиртных запахов точно введет инъекцию бальзама на самоедскую душу. Вдали, из-за угла, уже видна яркая зеленая надпись, отражаемая бликами от талого снега. Подходя к массивной двери, сделанной в средневековом стиле, промелькнула какая-то слабая умирающая мысль. МОЖЕТ, НЕ СТОИТ? На какую-то долю секунды я подумал идти домой. Но выходящая пьяная братия из нескольких человек навсегда ее отогнали, заткнув на прочь ангела на правом плече. Молодые люди, с явным перепоем, едва стоя на ногах, вышли и, опираясь друг на друга, побрели дальше по освещенной праздничными огнями улице. Легкий мотив из современной долбежки, что молодежь называет музыкой, и галдежа не совсем адекватных людей навеял старое знакомое чувство. Как будто в гостях у старого друга, ведомый чертом, побрел в злачное место. Дверь тихо скрипнула, не оставив шанса к отступлению. Я подошел к барной стойке в надежде остаться особняком. Бармен был занят, и я просто начал осматривать безликую массу, в которой выделялась лишь одна особа женского пола. Пухлые губы, зеленый взгляд, словно лезвие искусного воина, скользнул по мне. Отвлекшись на бармена, я указал пальцами на свою в последнее время лучшую подругу кровавую мэри. Осматривая странное поведение уже совсем превратившихся в общую массу людей, я не понимал, что это был первый акт моей смерти. Хотя даже если б я знал, что произойдет, вряд ли бы что-то заставило меня идти туда, где боги морозов и хлада разбрасывал свои конфетти, создавая проблемы коммунальным службам.
Рядом подсела рыжая бестия. И взгляд, словно шпилька, вонзился в меня, убив единственную здравую мысль. После очередной бутылки люминесцентный свет начал ярче показывать ее красоту, а ее голос стал напоминать ангела. Не будь я настолько надравшись, наверняка бы разглядел и крылья. Мои пороки и грязные желания уже все решили за меня, так что приходилось лишь следовать за ними по пятам. Размазанная картинка, в фокусировке моих глаз, уже потеряла резкость с последующей темнотой, а тело отдалось сплошному ощущению свободы.
Лучики желтого весеннего солнца ласкали мое лицо, и уже не в душе теплилась надежда. Надежда на то, что моя жизнь не закончится в темном зимнем переулке, с пятью с половиной граммов свинца в моем теле. Рыжеволосый ангел, с зелеными глазами и пухлыми губками, как у одной известной актрисы, меня постоянно отправляла в рай, ласково будила, прижимаясь как можно ближе. Если б каждый бадун был таким. Постельный режим продолжался месяцами, и за эти месяцы я познакомился с ее слабостями, с ее желаниями, целями и вечно позитивными родными. Теплые приемы в их обителях пьянили и уговаривали забыть прошлое. Словно мои грехи, они было отпущены, и осталось, нигде не напортачив, просто дожить. Полный радости мир заставил повесить мой пистолет и мою тоскливую скорбь у зеркала в коридоре. В сказочной обители воздушные замки строились прямо на глазах, а мы с моей принцессой восседали в самой высокой башне. Время и женщина точили из меня что-то новое, что-то, чего я не знал о себе. За всю свою жизнь мне не приходилось испытывать более приятного ощущения собственной радости. Постоянный день, люди на улице улыбаются, и я перестал замечать грубости. Моя женщина, не стыдясь своего тела, постоянно находилась рядом и ласково шептала. «Мы вместе со всем справимся, дорогой». Да, дорогая моя, мы все преодолеем, и ничто в этом идеальном мире…СТОП! С чем мы справимся? Этот мир идеален! И почему не наступает пресловутая ночь?
Старое знакомое чувство посетило меня, улыбка сошла с моего лица. Я попытался встать, но моя благоверная, поцеловав меня пышными губами, запустила процесс счастья по новой, у нее козыри, и лучшая раскладка. Поставив рядом приготовленный ужин и бутылочку хорошего коньяка, восхитившись ее кулинарными способностями, взглянул на нее. Я ее вижу, но представляю ночь, я хочу говорю, что мечтаю о счастье, но шепчу за тоску. Разум в тяжелой борьбе с телом все же потащил мою жирную тушу к зеркалу. Я смотрел на себя и не помнил, куда делись последние годы. В ночных кошмарах, что были наяву, в зеркале всегда появлялся разум, голосом маленькой дочери шептал мне правду. Но днем, я вижу лишь жирного козла, с собственным голосом врача, дающий наркоз. Воровка моего сердца обняла меня, поцеловала в шею и за руку повела как телочка на убой в кухню. Прекрасное чувство снова разразилось в моем неутомимом сердце. Налив коньяка, я с улыбкой чеширского кота, наигранно и раздосадовано, как ребенок в идеальной семье, выразил желание закурить. Моя любовь протянула мне зажигалку. В дыму и ее бесстыжей любви растворились мои новые мысли. А когда дым рассеялся, кровать изгибалась под нашим общим весом. Словно котенок, свернувшись в клубок, она вместо подушки взяла мою руку как в капкан. Мы начали засыпать.
Солнце отражалось от зеркала, долбанный свет из окна не давал мне уснуть. Тонкий лучик необычной полоской осветил, оружие и словно поводырь, манил к себе. Холодком повеяло сознание, когда я увидел пыль на моём пистолете. Вынув его из кобуры, я за спиной четко услышал: «Солнце, тебе не спится?».
Мне не спится из-за солнца, - подумал я.
Сжав пистолет, медленным шагом, словно отсчитывая секунды, подошел к самой красивой женщине в мире. Она не стеснялась своего красивого тела формы песочных часов. Растворяла мое недоверие. «Личико попроще, зайка, не хмурься, тебе не идет». Этими словами она, словно кукушка, подкидывала новую надежду. И я верил, да, я поверил в эти слова. Я осознал, что где самый настоящий оптимист. Когда дела совсем плохи, остаётся только смеяться.
Мы в облачном замке, на самой верхушке, где не было дракона, как в старых легендах, и хохотали так, как никогда этого не делали. Мы вообще не жили эти годы. И я не имел понятия, что это было, словно стрелой вонзилась мысль: «Как муха в паутине». Моя улыбка внезапно сошла на нет. Думаю, хмурый взгляд навеял облака на вечное сияние солнца этого лживого мира. И мне они не нравились. Медленно предохранитель был снят с полномочий, затвор издал звук старой присяги. Со словами, в которые и сам едва ли я верил.
Столько слов красивых было сказано за этот пьяный вечер. А на деле поганая ложь льется из твоего рта. У всех своя правда, у всех свое мнение, но законы физики это лишь простая истина.
Словно гром среди ясного неба, эхом раздалась эта фраза. Ствол моего пистолета, гонимый самым центром бурей, как флюгер указал направление прямо к ее лбу. Локон ее волоса едва ли касался черной стали. У беды глаза зеленые, и эта беда уже произошла со мной. Она что-то произносила с периодичностью 25-го кадра в моем сознании, изредка вырисовывая воспоминания бара и яркой зеленой вывески. Губы ее сомкнулись, и на секунду она замерла. Моя истина вылилась сама собой, козырем покрывая отдельную правду. Ты ничуть не лучше всех тех, кого я когда-либо знал.
Оглушительный выстрел прогремел одновременно с раскатами грома. Ее голову закинуло назад, красной вуалью накрыло половину кухни. Завяла как шестерка перед тузом, в пропагандисткой истине. Она медленно упала на спину. Кровь расползалась по кафелю, играя в салки с моими пальцами ног. Шаг назад мог, заставил поверить, что я ошибся. Ночь за окном заставляла вернуться в холодную реальность повседневных дней, и вестники бури кричали о моей правоте. Поднимающаяся буря медленно, этаж за этажом, разрушала наш общий воздушный мир. Пол стал неустойчивым, тело окаменело и начало сковываться. Обрушение стен, как карточный домик, сдуваемый ветром. Мое отражение осуждало меня из лужи ее крови. Буря подхватила огромный замок и обвалилась в бушующую тьму. Мы вместе с щепками рухнули обильными осадками на ледяной асфальт. Из тьмы падали конфетти, как отметка финала довольных моим положением чертей.
Рыжая бестия копошилась в моих карманах. Лежа на спине, я достал пистолет и подставил ей ко лбу. Девушка застопорилась, я разглядывал, как зеленый змей с витрины бара ее страстно обнимает и показывает мне раздвоенный язык, а яд капал с его клыков. Прищурясь, чтобы покончить с гадиной одним выстрелом, мне помешала парочка каких-то туристов, они заслонили бестию, и та благополучно сбежала с награбленным. Выронив пистолет, сознание начало проваливаться в яму.
Странное ощущение, описывая голосом, словно в рупор… Я словно падший ангел, пронзив землю, с грохотом падал с небес. Все ниже, ниже, ниже, ниже.
Уставшие и изрядно измученные фельдшер и водитель Скорой помощи стояли в садоводстве, за городом. За окном была метель, глаза застилала пелена, пропадал голос, и по телу пробегал озноб от хронического недосыпания. Они с надеждой ждали ответа от диспетчера по телефону. Спустя 15 минут ожидания на линии они услышали долгожданное. «Едем на станцию». Водитель, услышав три слова, тут же завёл двигатель и полетел в сторону города. «Слава Богу, неужели можно будет дописать карты вызовов и немножко протянуть свои вонючие копыта? - смеясь, перекидывалась фразами бригада, заострив внимание на очертания лежащего человеческого тела. Рядом стояли двое туристов. «Ну почему именно сейчас»? - недовольно брякнул водитель. Когда машина остановилась, фельдшер поспешно вылез из машины и направился к телу, подозрительно оглядываясь по сторонам... Прощупывая пульс и посчитав дыхательные движения грудной клетки, сотрудник скорой обрадовался, что попал не на труп.
Фельдшер позвал водителя, чтобы загрузить тело в машину, и уже более спокойно начал осматривать человека и снимать с него мокрую вонючую одежду. Оценив окрас кожных поверхностей, понял, что тело лежало на дороге не более чем два часа. Оно открыло глаза, осмотрело обстановку и, не придавая особого значения манипуляциям, снова предалось глубокому сну. Тело игнорировало ощущения от проколотого пальца, откуда брали кровь на сахар. Давление было 160/90, поэтому фельдшер не паниковал, было ясно - острое нарушение мозгового кровообращения.
- Этот подснежник ужрался.
Лениво, но пересиливая себя, он организовал венозный доступ и поставил капельницу цитофлавина.
- Поехали, Серега, в ЦРБ, сдадим его.
- Плакал мой обед, который стоит на станции со вчерашнего дня.
- Ой, да ладно, может успеем.
Машина тихо покатилась, разрезая холодным светом маячков еще более холодную бурю.