Одним из любимых поэтов советских ребятишек был С.Я. Маршак. Читала даже историю, что мальчик спросил про понравившееся стихотворение: "Мама, а его какой маршак написал?" Ребёнок искренне считал, что все стихи написаны "маршаками".
Когда я последний раз была в библиотеке, на глаза мне попалась книга С.Я. Маршака "В начале жизни". Оказалось, что это его воспоминания о своём детстве и отрочестве. Взяла почитать, ведь всегда интересно узнать о реальной жизни человека, создавшего такие замечательные произведения. Книга прочиталась очень легко и оставила светлое и теплое чувство. Хотя семья Маршака жила в стеснённых обстоятельствах, автор больше сосредоточен на своих впечатлениях, встречах с разными людьми, а не на трудностях.
Хочу поделиться, какие эпизоды мне особенно понравились и запомнились.
Раннее детство Маршак провёл в Воронеже, в пригородной слободе Чижовке в доме при мыловаренном заводе братьев Михайловых, где работал отец. С большой любовью пишет Маршак о родителях и особенно об отце:
Отец, по специальности химик-практик, не получил ни среднего, ни высшего образования, но читал Гумбольдта и Гёте в подлиннике и знал чуть ли не наизусть Гоголя и Салтыкова - Щедрина. В своём деле он считался настоящим мастером и владел какими-то особыми секретами в области мыловарения и очистки растительных масел. Его ценили и наперебой приглашали владельцы крупных заводов. Но служить он не любил и мечтал о своей лаборатории.
Однако мечты эти так и не сбылись.
У него не было ни денег, ни дипломов, и рассчитывать на большее, чем на должность заводского мастера, он не мог, несмотря на то, что отличался неисчерпаемой энергией и несокрушимой волей.
Одно из самых сильных впечатлений оставила в душе мальчика прогулка в городской сад, где играл военный оркестр.
У меня дух захватило, когда я впервые услышал медные и серебряные голоса оркестра. Весь мир преобразился от этих мерных и властных звуков, которые вылетали из блестящих, широкогорлых, витых и гнутых труб. Ноги мои не стояли на месте, руки рубили воздух.
Не только к музыкальным звукам, но и к звучащей речи чутко прислушивался маленький Самуил.
Лечить нас из города приезжал щеголеватый военный доктор, фамилия которого была Чириковер. Я любовался его военной формой, его военной выправкой. Самая фамилия доктора казалась мне звонкой, боевой. "Чириковер" - в этих звуках слышалось треньканье шпор, как и в нарядном слове "офицер".
Маршак - автор замечает, что дети очень серьёзно и доверчиво относятся к именам и фамилиям. В любом сочетании звуков они ощущают закономерность. Слова для них не отделимы от значения, а значение - от образа.
Очень трогательно читать, как Маршак вспоминает о своих детских проказах. Но эти шалости свидетельствуют о живом и подвижном характере мальчика, а не о его испорченности или избалованности. Его приключения часто вызывают улыбку.
Годы жизни в Воронеже были самым спокойным временем в жизни этой семьи. После того, как отец ушёл с завода Михайловых и уехал на поиски новой работы, мать с детьми почти полгода жили у дедушки с бабушкой (родители матери) в Витебске.
В это время Самуила и его старшего брата начинает обучать тётушка-гимназистка, младшая сестра матери. Когда занятия наладились, дедушка предложил добавить ещё один предмет - древнееврейский язык. К Самуилу стал приходить учитель. Правда ученик, который прекрасно справлялся с заданиями на уроке, никогда не готовил домашних заданий.
Я не слишком отчётливо запомнил то, что мы с ним проходили, хотя учился я у него на круглые пятёрки. Зато сам он запечатлелся в моей памяти неизгладимо - весь целиком, со всей своей бедностью, терпением и добротой.
Меня очень тронуло, что мальчик с добротой относился ко всем окружающим людям. Когда семья уже жила в Острогожске Воронежской губернии, Маршак познакомился со слепым горбуном Митрошкой.
Мне было тогда лет семь-восемь, а ему не меньше восемнадцати, но мы были почти одного роста. Может быть, потому-то я и считал его своим сверстником и вёл с ним долгие душевные беседы обо всём на свете - о мальчишках, которые обижали его и меня, о том, что люди должны общаться друг с другом по-доброму, по-хорошему и что, может быть, когда-нибудь так оно и будет... Говорили о разных странах, о боге, о земле. о звёздах, о хвостатой комете, про которую тогда было много толков.
Разговор с горбуном всегда успокаивал мои детские страхи и тревоги. Я верил ему - может быть, потому, что он отвечал на мои вопросы не сразу, а после серьёзного раздумья. А главное, он всегда надеялся, что всё обернётся к лучшему.
Таким он и запомнился мне на всю жизнь - тихим, солидным, в поношенном, но чистом коричневом пиджаке почти до колен, в жилетке и брюках навыпуск, в старом синем картузе на слегка запрокинутой из-за переднего горба голове.
И в дальнейшем Самуил часто оказывался среди тех, кто был старше его по возрасту. Он умел находить общий язык с разными людьми, и во взрослых компаниях к нему относились, как к равному. Ещё он был очень благодарным слушателем.
Не менее интересно читать о подготовке Самуила к поступлению в гимназию и учёбе сначала в Острогожской, а потом и в Петербургской гимназиях. Но об этом напишу в следующей статье.
