Уже начинало рассветать. Даша осталась в дне вчерашнем. Начинался новый день, в котором её уже не было. И никаких зацепок. Лида сидела на том же месте, ждала. Кинологи уехали. Парень с ротвейлером прошёл мимо Лиды, молча. Галя задержалась. Стояла в двух шагах, медлила заговорить.
— Амбал сделал всё, что мог. Дальше след просто обрывается. И вокруг — ничего, даже намека. Никаких запахов.
Повисла пауза. Лида не знала, сколько она длилась. Когда она, встрепенувшись, посмотрела на место, где стояла Галя, той уже не было. Один из полицейских сказал, что информация о пропавшей девочке уже сегодня будет передана по местному телевидению, радио, а завтра появится в газетах. По городу расклеят листовки.
Но гору люди покидали. И полицейские, и волонтёры. Тут уже всё обшарили тысячу раз, и понимали, что теперь надо искать Дашу в других местах, может быть – далеко отсюда.
— Хотя бы держите постоянно при себе включённый телефон, — сказала, расставаясь с Лидой женщина-следователь, — Мы должны всё время быть с вами на связи. Какие-то новости… Какие-то вопросы…
Лида смертельно устала, она понимала, что может вот-вот опуститься на траву и заснуть, точнее провалиться в небытиё на какое-то время, хоть на несколько минут. Но она боялась заснуть. Ей может присниться какой-нибудь счастливый или просто спокойный сон. А потом она проснётся и заново осознает, что Даши нет. Это будут такие качели, что у неё разорвётся сердце.
Там, где по вершине горы была проложена дорога, проезжали машины, вышли на работу те, кто обслуживал телевидение. Сменились сторожа. Появятся скоро и туристы.
… Она не удивилась, увидев идущего к ней знакомого врача. В самые трудные минуты он всегда возникал, точно из неоткуда. Не зря они с дочерью звали его «ангелом-хранителем». Более точных и не таких банальных слов, описывающих суть их отношений, нельзя было найти. Лучше бы сейчас Олег был с Дашей.
— Пошли, — сказал он, подойдя к Лиде.
Она покачала головой.
— Пошли, — повторил он, и крепко взял её под локоть.
У него были изящные руки с длинными пальцами. Они могли принадлежать и музыканту, и хирургу. Но его сил сейчас хватило, чтобы заставить Лиду встать. Олег повёл её к своей машине, белой «тойоте». У неё был номер «911». Наверное, гаишники специально такой дали. Был ли кто-то у них в городе, кому Олег не помог, кого он не лечил?
Лида не спрашивала его, откуда он узнал. Наверное, знал уже весь город.
Он привёз её к себе в больницу, в приёмное отделение, которое возглавлял, которым «володел». Все медсёстры тут боготворили его, заглядывали ему в рот. Он провёл Лиду в свой кабинет, где не только работал, но и жил в прямом смысле. Сколько раз он ночевал здесь, на диване!
— Ложись, — сказал он Лиде, доставая из шкафа подушку и одеяло.
Она покачала головой.
— Мне нельзя спать, — сказала она, и он не узнал её голос. Было в нем что-то механическое, не вполне человеческое.
— Я сделаю укол.
Положить голову на подушку было удобно в том смысле, что теперь слёзы текли вбок, впитывалась в наволочку. Расплывался свет от зажжённой лампы на письменном столе Олега. У него в кабинете всегда было немного полутемно.
Когда игла вошла в её руку, Лида вспомнила.
— Да, телефон… — оказывается, он был зажат в её руке. Не так-то просто было разжать пальцы. Она сунула аппарат – горячий и влажный от её ладони — Олегу, — Мне же могут звонить. Если какие-то новости…
Он кивнул, погасил лампу и вышел, унося её мобильник. Она услышала, как в двери повернулся ключ. Потом, уже сквозь сон, она несколько раз понимала, что в дверь стучат, ищут Олега. В этом сне или забытьи Лида провела весь день. Лишь когда стало темнеть, она села на диване, пытаясь прийти в себя. Голова была такой тяжёлой, что она трясла ей, как лошадь.
Вошёл Олег. Наверное, он заходил к ней и раньше, время от времени, проверял, как она.
— Никаких новостей, — сказал он, понимая, что ей раньше всего надо от него знать, — Ищут. Все ищут. Я сейчас сварю кофе. Тебе с сахаром или с шоколадкой… Лида... Перестань. Тебе надо что-то поесть. Хотя бы выпить кофе. У тебя сейчас дома будет как штаб-квартира. Надо держаться. Тебе станут звонить…
— Звать на опознание? Ты понимаешь, что если её до сих пор не нашли, значит, Дашки уже нет в живых!
И Лида наконец-то разрыдалась, страшно, со стонами, с подвываниями. Больнице не впервые было слышать такие рыдания. На первый этаж, в приёмник, привозили бывало, таких тяжёлых, что врачи ничего не могли сделать. На четвёртом этаже была операционная, и там тоже порой «оставляли на столе» больных. Или они уходили чуть позже, в реанимации. И сейчас, если кто-то шёл по коридору мимо кабинета, то может, лишь вздрогнул чуть, поежился, подумал, что кто-то только что умер.
Олег не сказал, что Даша обязательно найдётся. Он не умел врать.
— Лида, — сказал он, — Сейчас всё равно придётся собраться. Пройти через всё это. А там как Бог даст.
— Бог? — вскинулась она, — Я помню эту легенду, что тебе рассказали в монастыре. Двое парней рыбачили и утонули в Волге. У одного мать была верующая, и молилась страстно. И тело этого парня нашли, она смогла его похоронить. А второй так и сгинул. Типа «молитва матери со дна достанет». Зачем ты это мне рассказываешь?! Зачем?! Я вообще не смогу ни в кого верить, если с Дашкой…
— Пей кофе, — сказал он, — У меня кончился рабочий день, я отвезу тебя сейчас домой. Правда, там тебя ждут журналисты. Дежурят у подъезда. И не мотай головой, на гору ты сейчас не вернёшься.
— Не на гору. К себе на дачу. Телефон будет у меня, так что полиции не важно, где я осяду. Главное, чтобы была на связи.
— Ах да, мобильник, — Олег достал телефон из кармана, протянул ей, — Ну на дачу ещё ладно.
… Тут никого не было. Никто из прессы не прознал пока, что она купила этот убогий домик, обнесённый ветхим деревянным забором. Машина ныряла, подъезжая, точно лодка в волнах. Дом стоял, глядя на них тёмными окнами. Последний раз они уходили отсюда с Дашей.
Но вокруг люди жили. Огоньки светились. И Олег сдержался, не задал вопрос, который собирался: «Не страшно тебе здесь будет?». Вместо этого он сказал:
— Мне бы не хотелось, чтобы ты сделала какую-нибудь глупость.
— Я не пойду ночью на вершину. И не наложу на себя руки, если ты об этом. Спасибо за то, что ты сделал. Спасибо, что побыл рядом. А теперь я хочу остаться одна, понимаешь? Поезжай к маме.
У него была старенькая мама, которая давно бы уже как пушинка одуванчика сорвалась с этой земли в вечность, если бы не его искусные руки и то, что он каждую минуту был начеку.
Лида пошла к дому. Ему и, правда, было страшно оставлять её одну. Он очень устал, как почти каждый день смертельно уставал на работе, но ему было бы легче сейчас сидеть рядом с Лидой, и хвататься за мобильник, принимая звонки. Надеясь каждый раз, что вот сейчас всё-таки будет чудо… А что станется с Лидой, если её действительно попросят приехать на опознание?
Когда он ехал обратно – Лида была права, маму, которой девяносто с лишним лет, невозможно оставить одну на ночь – но слёзы стояли и у него в горле, и трудно было дышать.
… В ту ночь, уже вторую ночь, как не было Даши рядом, Лиде не звонили. Она звонила в полицию, заставляла себя отсчитать пару часов, и снова нажимала на кнопки мобильника. Когда-то она так звонила в реанимацию, когда там лежала её мать после операции. У матери начался перитонит, и неизвестно было, доживёт ли она до утра. Звонок давал острое чувство облегчения – пока жива, которое уже через несколько минут сменялось тревогой и ожиданием следующего звонка.
Так и сейчас, для Лиды важнее всего была весть, что Дашу не нашли ещё мёртвой. А значит – поиски продолжаются. Она понимала разницу — в реанимации всё решилось в течение нескольких часов. Матери, в конце концов, стало лучше. А сейчас сколько придётся ждать? День за днём, неделя за неделей, может быть, год за годом, или всю жизнь ждать… Может, настанет миг, когда она не выдержит этой пытки надеждой, и возжелает, чтобы нашли хотя бы тело дочери. Чтобы всё кончилось.
Но пока – нет, только не это…
Утром пришёл Василий. Лида вскинулась на стук открывшейся калитки, но увидев, кто это – снова застыла. С горы её прогнали. Но тут она сможет сидеть, сколько захочет, погрузившись в полуоцепенение. Единственное, что принесло ей облегчение – то, что Василию ничего не надо было объяснять. Всё уже знали.
— Пойдёмте к нам, — сказал мальчик, — Поживите у нас. Дедушка зовёт. Места много. Сюда скоро доберутся журналисты, и покоя вам не будет. А наш замок они не смогут взять, он выдержит любую осаду.
Васька руководил Лидой, как будто он был старшим:
— Я помогу вам перенести вещи. В несколько приёмов всё утащу. И швейную машинку, и манекены.
— Ты думаешь, я смогу шить? — спросила Лида.
… Лето было прекрасным. Безмятежным. Полным ласковой истомы.
Лида представляла, что могли сделать с Дашей те, кто её увез или те, кому её отдали — и её накрывал такой ужас, что она вскакивала, и выбегала на балкон, и как-то удерживала себя на грани, чтобы не броситься вниз…
Один шанс… Может есть ещё один-единственный шанс из миллиона, что Даша жива. Неподалёку шумел ночной лес, пахло озёрной водой, и маттиолой, которая росла во дворе, в больших глиняных вазонах.
Выйдя утром за молоком, Васька нередко видел распущенные волосы Лиды, перевесившиеся через железное ограждение. Значит, она опять уснула на балконе, уронив голову на руки.
Вести ещё приходили, поиски Даши ещё велись. Но не было в её деле зацепок, как в других делах. Достоверного — того, что кто-то где-то видел именно её. Ничего, кроме слухов. Женщина сказала. Мужчина позвонил. Ворожея нагадала. Кажется, похожая девочка мелькнула… Слухи не подтверждались. И Лида знала, что и поиски вскоре неизбежно сойдут на нет, затухнут.
А теперь Лида стояла посреди камеры и с ужасом озиралась. Такого она и в страшном сне вообразить не могла. Никогда она не соприкасалась тесно с миром тюрьмы, и люди, получившие срок, всегда были далеки от нее. Все ее познания об этом мире ограничивались книгами по истории, политзаключенными двадцатого века, печальной пятьдесят восьмой статьей, реабилитацией…
А эти скалящиеся рожи, которые теперь были вокруг нее, явно были далеки от политики. Они хотели одного… За что Сергей придумал ей такое наказание – хуже смерти?
Бывший муж этого и хотел. Когда-то он сделал вид, что поступил благородно – ушел от Лиды и дочки с одной спортивной сумкой, все оставил им. При этом опускалось, что квартира изначально была Лидина. Правда Сергей сделал ремонт, но не мог же он унести его с собой? Машину он забрал, конечно, и Лида слова не сказала. Алименты на Дашу отец тоже платил символические – знакомые помогли ему смухлевать с документами. И никогда Лида не спорила, не просила у него денег, подарков для дочки.
Сергей думал, что легко вычеркнет ее из жизни. В конце концов, он еще молод, очевидно, скоро женится, будут и еще дети, сыновья….
Однако все пошло вкривь и вкось. От Лиды Сергей вернулся к матери. Средний брат уехал в другой город, осел там, а младший начал пить. Мать пыталась с этим бороться, но каждый вечер, когда Сергей приходил домой, он заставал брата в невменяемом состоянии. По этой лестнице, ведущей только вниз, Андрюха скатывался очень быстро. Мать прятала спиртное, не давала младшенькому ни копейки, но он начал выносить из дома вещи, продавал их за копейки, лишь бы хватило на опохмел.
Мать лишь в последние годы с помощью сыновей купила себе несколько платьев, меховую шапку, хорошие сапоги. Даже приобрела первые в жизни золотые серьги. Дома появился ковер, потом цветной телевизор… И вот все это Андрюха выносил и сбывал. Мать приходила в отчаянье, не знала, что делать.
Сергей попробовал сдать брата в наркологию. Но там, хоть и были прочные двери, и запирали их надежно, удержать Андрея не смогли. И все началось по новой.
Сергей махнул рукой. Лида не ошиблась, у ее мужа время от времени появлялись любовницы. И сейчас он ушел к одной из них, которая казалась ему наиболее подходящей на роль жены. Валентина жила в своем доме, сделала его уютным – шила и вязала, плела кружева. После Сергей подумал, что его тянет к определенному типу женщин. Кроткие рукодельницы… Но девятнадцатый век все же миновал, и ни Валя, ни одна из последующих подруг Сергея не соглашалась считать его своим безоговорочным хозяином, не хотела делать все именно так, как он скажет, подстраивать свою жизнь под его интересы.
Валентина хорошо пела, несколько раз в неделю ходила во Дворец культуры, где была солисткой ансамбля. И в эти вечера Сергею приходилось довольствоваться холодным ужином. А еще ансамбль этот нередко ездил выступать. Сергею не удавалось внушить женщине, что муж должен быть для нее на первом месте. И детей Валентина тоже не хотела. Она, как и Сергей, выросла старшей в большой семье, нанянчилась в свое время с малышами, и теперь не желала вновь погружаться в «эти пеленки и кашки». И ведь ничего Сергей не мог сказать – дом принадлежал Валентине.
После у него была Люда, они встречались в квартире, которая принадлежала ее подруге, уехавшей заграницу. Потом Света, хозяйка отличной дачи… Вот Света его и доконала. Богатая женщина, она была замужем, о супруге своем отзывалась с легким пренебрежением – немолодой, внешность неказистая…
Сергей не раз предлагал Свете развестись с мужем и выйти замуж за него, за Сережу. Но женщина лишь пренебрежительно махнула рукой:
— Ты на мои хотелки не заработаешь.
Это больно уязвило Сергея, и все больше в нем зрела злость на Лиду – самую тихую из всех его женщин. У них могла быть хорошая семья, вслед за дочерью родился бы, наконец, мальчик. Но Лида все разрушила. И когда пропала Даша, в нем как молния полыхнула – он решил отомстить бывшей жене.
Этот садистский план он придумал, хорошо зная Лиду. Она не пойдет никому жаловаться – слишком стыдлива, застенчива. Пусть же живет и мучается, считает себя навсегда замаранной, после того, как ее оттреплет вся камера.
Но когда на другой день он открыл дверь, ожидая встретить истерзанную жену, он обомлел на пороге. Лида дремала, и голова ее лежала на коленях у пожилого уголовника. И, судя по одежде женщины, к ней вообще никто не прикасался.
Старик легко потрепал спящую за плечо:
— Лида… вставай… За тобой пришли.
Сергей отступил к стене. Вот теперь ему стало страшно. Что сделала, что сказала его кроткая мышка, бывшая жена? Почему зеки приняли ее за свою?
Лида прошла мимо него, как мимо пустого места. Она торопилась домой.
Когда вчера она стояла посреди камеры, готовая упасть в обморок от ужаса и отвращения, этот старик, видимо, авторитет, сказал ей:
— Не бойся, Лида, иди сюда…
Это показалось ей мистикой. Он никак не мог знать ее имени.
— Хороший человек за тебя попросил. Мы искали твою дочку.
— Что?!
Зек усмехнулся:
— Не так важно, в тюрьме мы или на воле. Свои каналы имеются. Долго мы ее искали, и все-таки нашли.
— Она жива?!
— Жива, — кивнул старик, — Псих там один появился, Отморозок. Но обаятельный, шельма. Подманивал хорошеньких девочек, А потом – тряпку к носу, и в машину. Дальше уж решал – что с ними делать. Кого помладше – бездетным супругам в дочки отдавал, а кто постарше – мужчинам богатым, в прислуги, в подруги…. Не кричи только. С твоей все в порядке. Не успел он с рук ее сбыть. Выпустят тебя отсюда и пойдешь к ней.
…Лиде налили крепкого сладкого чаю, а ночь она проспала, укрытая курткой старика.
— Кто ж за меня попросил? — спросила она его.
Во взгляде зека появилась непривычная теплота, словно он вспомнил что-то хорошее.
— Один кореш мой бывший. Молодые мы тогда еще были. В горы вместе ходили. И когда я упал в трещину, он меня вытащил. Сам переломался, инвалидом стал, а меня успел спасти. Так что должок за мной числился…
И теперь Лида торопилась домой. Она знала, что там ее ждет Даша.