Стою на самой северной точке Садового кольца, на Большой Сухаревке, привычно оглядываюсь по сторонам и размышляю.
Текст: Павел Васильев, фот: Александр Бурый
Так… Впереди скучноватая Мещанка, домик поэта Брюсова, Аптекарский огород, а правее двухэтажное с колоннами дворянское полукружье, фасад Шереметевской странноприимной больницы, а совсем справа блестит на солнышке зеленой керамикой бывший доходный дом Елены Миансаровой. Чуть позади невесело как-то улыбается с мемориальной доски Юрий Визбор, проживший в том вон бледно-голубом немецком доме с мансардой семь детских военных и послевоенных лет… И вместо навсегда уехавшего в прошлое троллейбуса подходит к остановке строго по электронному расписанию синий автобус «Б». Прокатиться, что ли, куда-нибудь? Куда?
Когда я здесь оказался в первый раз? Далеко ведь от нас… Мы-то живем на юге… Кажется, лет в 16. Искали тут с мамой что-то мучительно важное, то ли сменную обувь, то ли новую школьную форму к началу учебного года. В очереди стояли.
Сейчас циферки моего возраста поменялись местами, и никаких таких забот не осталось, просто гуляю по городу, как говорится, «по старым адресам» – хорошая была рубрика в одной давно уже исчезнувшей газете.
Между тем жена призывает вернуться к действительности. Поесть, например, чебуреков в местном заведении, раз уж мы здесь. Выпить? Можно немного и выпить, на улице холодно, ветерок… А потом неплохо бы навестить Сретенку, переулочки и бульвары, это уж как пойдет. Где-нибудь посидеть за кофе.
И мы идем в «Дружбу». Мы слагаем такой натюрморт. Чебуреки – два раза по три, два по пятьдесят водки и два пакетика яблочного сока с трубочкой. Очередь небольшая. После того как чебуреки стали стоить 120 рэ за штуку, народу тут поуменьшилось. Да и рановато еще.
Впрочем, в уголке, у окна, уже стоит небольшая компания. С теми же – сразу ясно – ностальгическими воспоминаниями о прошлом. О том, как приходили сюда студентами. О том, что чебурек стоил тогда 16 копеек. О том, что туалета не было и надо было – хочешь не хочешь – иногда отлучаться в арку. Или в скверик, если темно. Они даже фотографируются на память и просят шуструю уборщицу заснять их всех вместе – стоящих за одним столиком, с чебуреками, пластиковыми стаканчиками и на улице, под вывеской заведения – семерых хорошо одетых мужчин в возрасте, уверенно обходящихся без мата и современных жаргонизмов.
– Студенты! – говорит жена.
– Студенты, – отвечаю я.
Чебуреки здесь по-прежнему вкусные. Нигде теперь таких нет. Мы едим их не торопясь, посматривая из большого окна на площадь.
Как ни странно, это местечко для нас в том же самом историческом ряду, что я перечислял выше: Юрий Визбор, граф Николай Петрович Шереметев, купчиха Миансарова, немецкие строители, поэт Брюсов, Никита Сергеевич Хрущев, переименовавший Мещанскую в проспект Мира.
Мы приходим сюда, страшно сказать, лет сорок. Площадь раньше называлась Колхозной.
***
Перекуриваем на лавочке, в сквере по соседству. Тут же появляется местный бомж, резво уловивший наше добродушное настроение. Он и говорит психологически точно, без экивоков:
– Батя, помог бы… Поправиться надо малёк… Да и холодновато.
Отсыпаю в протянутую ладонь оставшуюся от чебуреков сдачу.
– Вот спасибо, выручили. Курить не прошу. Имеются…
Память услужливо подсказывает, что неподалеку, в самом низу Малого Сухаревского переулка, в странном на вид сероватом домике с башней под номером 6, находится нынче факультет психологии МПГУ. Не учился ли там когда-то этот вежливый мужчина без определенного места жительства? Кто знает… Раньше факультет психологии располагался на Усачёвке, а институт назывался не МПГУ, а МГПИ, и я именно на Усачёвке сдавал самый сложный из всех вступительных экзаменов на истфак – русский язык и литература – устно. Тяжеленько пришлось, да Грибоедов выручил…
Да, пожалуй, в самом деле надо дойти до Чистых, постоять минутку у памятника Александру Сергеевичу. Тем более что институт наш в этом году отметил 150-летие…
МПГУ. МГПИ. 2-й МГУ. Бывшие женские курсы Герье. Главное здание – на Пироговке. Альма-матер.
***
Последний кружок по площади. Последний взгляд на Склиф, на памятничек в честь некогда стоявшей здесь знаменитой на весь мир Сухаревской башни, помешавшей развитию города в 30-х годах прошлого века, на аккуратные домики, построенные тогда же немецкими инженерами для работников ВСНХ, на здание, возведенное в честь американского фастфуда, прилепившееся к церкви с поэтичным названием «храм Троицы Живоначальной в Листах».
Помню, как же: жуешь на втором этаже чизбургер этак с картошечкой фри, запиваешь стаканчиком сладковатого, слабенького латте, а в окно видишь церковные строгие башенки и кресты… Словно глядят на тебя с укоризною глаза из древних веков. Даже аппетит пропадает. Нет, не стал больше сюда ходить.
Смешение времен. Смешение стилей. Смешение устоев и правд. Все это крепко-накрепко замешано-перемешано, сжато и сбито здесь, на бывшей Колхозной площади, накручено по-московски, причудливо и навечно. И дальше крутиться будет, да так, что не разберешь.
Ну и, конечно, родная городская нелепица… Торчит она отовсюду.
Привычна, а потому вроде и не удивляет. Москвичи со стажем привыкли. Да и маловато их. Приезжим – совсем не до этого. И все-таки…
С Большой Сухаревской площадью все понятно. А вы попробуйте отыскать Малую! Ее и на карте не сразу найдешь. Что уж про местность говорить… Ну никак эта Малая не походит на площадь.
Вот Панкратьевский переулок… А переулка-то, собственно, и нет никакого, дорогие товарищи. Переулок предполагает два ряда домов и тропку между ними, правильно? А тут – ряд домов один-одинешенек в линию, а второй ряд сломан давным-давно в пользу площади. Так что Панкратьевский – переулок из редких.
Или такое оптимистическое название – «Последний переулок». Это ж надо придумать! Последний переулок! Сказка, а не название… Ты где живешь? В Последнем переулке!
Он направо от Сретенки, если идти в центр. Он к Трубной бежит… Но ведь совсем не последний он. У него в соседях, что справа, что слева, переулки имеются. Один из них, одноименный с площадью, Большой Сухаревский, другой – Большой Головин. И напротив, через улицу – тоже Головин, но Малый, а еще здесь же есть Даев переулок. Почему же Последний назван Последним, если он со всех сторон окружен, так сказать, коллегами?
Сретенка, наверное, рекордсмен Москвы по прилегающим к ней переулкам и тупикам! Не такая уж она и длинная, а скорее, короткая, эта Сретенка, лежащая между Садовым и Бульварным кольцом, минут 15 неспешного хода…
А переулков у нее в обе стороны – поди посчитай, если не собьешься. Ну уж точно более десятка!
Сказать вам – сколько? Нет. Не скажу. Боюсь, знаете ли, и сам ошибиться.
А сколько раньше в переулках этих было дворов, свежевыстиранного белья на веревках, игр в классики, прятки, футбол, волейбол, салочки, штандер, ножички, чижик; сколько выросло веселых задиристых парней и симпатичных девчонок, сколько коммунальных дрязг и ссор за домино на больших деревянных столах наблюдалось. Сколько походов в баню по выходным! И сколько было теплого единения людей, ощущавших себя одной большой семьей. Тепло теперь в большом дефиците.
Юрий Визбор точно подметил:
Да, уходит наше поколенье,
Рудиментом в нынешних мирах.
Словно полужесткие крепления
Или радиолы во дворах.
И еще:
Я вплываю в свой сретенский двор,
Словно в порт, из которого вышел…
И:
Отставить крики!
Тихо, Сретенка, не плачь!
Мы стали все твоею общею судьбой.
Ныне по сретенским дворам пройти-проехать не очень просто.
Надо точно знать, как обойти высокие черные запирающиеся заборы и где именно понавешаны длинные оранжевые сторожа-шлагбаумы. Впрочем, так ведь по всей Москве. В пределах Садового кольца – особенно.
– Пешеходов на Сретенке почему-то стало меньше – говорю я.
– Зато тротуары расширили, – отвечает жена.
– А вывески какие? Прелесть! «Магазин усиленного питания»!
– Мне больше нравится «Трудовой мозоль», – отвечает жена.
– Косметический салон?
– Нет, это хозяйственный. И не здесь. В наших краях, – отвечает жена.
Самое главное на Сретенке – живо. Знаете, что для меня главное? Застройка прежняя жива, старомосковская, малоэтажная. Никакой новодел не мозолит глаза своим исполинским ростом.
***
Пьем кофе у Сретенских Ворот. Ворот, естественно, никаких рядом не наблюдается. Остальное – знакомо. Сретенка здесь, на нашем пути, заканчивается, а в смысле адресном, наоборот, начинается, счет домов от Кремля (!), рубится перпендикулярно Бульварным кольцом и плавно переходит в Большую Лубянку.
Влево почти под прямым углом идет Сретенский бульвар, вправо спускается на Трубу бульвар Рождественский. Ну а мы, по существу, находимся прямо на площади Сретенских Ворот, за которой не числится ни одного здания, тоже типичный штришок московский, площадь вроде бы есть, а домов на ней вроде бы нет.
Вот – Успенская церковь, отстроенная заново после пожара 1812 года, в советские времена в ней располагался морской музей, вот дом, в котором в комиссионном магазине работал Дима Семицветов, и вот там, чуть впереди, между этим домом и церковью, Юрий Деточкин неудачно пытался украсть его «Волгу», купив для начала операции сигареты «Друг», потому что «Беломор» тогда не завезли.
Ах, нет теперь сигарет «Друг», нет табачных палаток и нет желающих ездить на машине «Волга». Какие же мы старые старички! Мы любим фильм «Берегись автомобиля»!
Чтобы не грустить по этому поводу, вспоминаем старинные московские улицы, оканчивающие на «-ка». По очереди. Кто в ответ не придумает, не вспомнит, тот проиграл.
Сретенка, Лубянка, Полянка, Волхонка, Стромынка, Ленивка, Знаменка. А народ наш и улицу Дзержинского в свое время ласково переиначил в Дзержинку. Варварка, Ордынка, Солянка, Ильинка, Петровка, Рождественка… Нет, в смартфон не надо подглядывать, это лишнее.
Сколько же мы увидели на Сретенке кафе, закусочных, фастфудных, баров, ресторанов и рестораций, точек, где кофе с собой и кофе навынос… Всюду, всюду они, доблестные друзья желудка! Не сосчитать. Вот простой булочной не встретили. И книжного тоже.
И все же некий торговый дух над Сретенкой витает, он неистребим, прочен, его надо только почувствовать, он поселился здесь со времен большого Сухаревского рынка, о котором так смачно пишет Владимир Гиляровский.
«После войны 1812 года, как только стали возвращаться в Москву москвичи и начали разыскивать свое разграбленное имущество, генерал-губернатор Растопчин издал приказ, в котором объявил, что «все вещи, откуда бы они взяты ни были, являются неотъемлемой собственностью того, кто в данный момент ими владеет, и что всякий владелец может их продавать, но только один раз в неделю, в воскресенье, в одном только месте, а именно на площади против Сухаревской башни». И в первое же воскресенье горы награбленного имущества запрудили огромную площадь, и хлынула Москва на невиданный рынок.
Это было торжественное открытие вековой Сухаревки».
Гениальный ход городской власти, не правда ли?
Приведу еще один фрагмент: «Сухаревка была особым миром, никогда более не повторяемым. Она вся в этом анекдоте:
Один из посетителей шмаровинских «сред», художник-реставратор, возвращался в одно из воскресений с дачи и прямо с вокзала, по обыкновению, заехал на Сухаревку, где и купил великолепную старую вазу, точь-в-точь под пару имеющейся у него.
Можете себе представить радость настоящего любителя, приобретающего такое ценное сокровище!
А дома его встретила прислуга и сообщила, что накануне громилы обокрали его квартиру.
Он купил свою собственную вазу!»
А вот отрывок из мемуаров купца Ивана Слонова. В них все прозаичнее, без особого криминала: «В жизни москвичей, преимущественно бедного класса, Сухарева башня играет довольно видную роль, около нее и в ближайших к ней переулках находится много лавок, торгующих дешевым платьем, бельем, обувью, картузами и подержанной мебелью.
…Как известно, вскоре после отмены крепостного права, начался развал и обеднение дворянских гнезд, в то время на Сухаревку попадало множество старинных драгоценных вещей, продававшихся за бесценок. Туда приносили продавать стильную мебель, люстры, статуи, севрский фарфор, гобелены, ковры, редкие книги, картины знаменитых художников и прочее, эти вещи продавались буквально за гроши. Поэтому многие антикварии и коллекционеры, такие как Перлов, Фирсанов, Иванов и другие, приобретали на Сухаревке за баснословно дешевые цены множество шедевров, оцениваемых теперь знатоками в сотни тысяч рублей. Бывали случаи, когда сухаревские букинисты покупали за две-три сотни целые дворянские библиотеки и на другой же день продавали их за 8–10 тысяч рублей».
Нет-нет, не спорьте, разве можно сравнить Сретенку… ну, скажем, с Пречистенкой? Конечно нет, совсем иная флора и фауна в том воздухе растворена.
Итак, Пречистенка… Воздвиженка, Маросейка, Покровка… Нет, Сретенка не отпускает, и мы берем по второй чашке. А перекуриваем мы на площади Сретенских Ворот – по очереди.
***
Ну, и немного исторической топонимики напоследок. Без топонимики как-то не солидно.
Сретенка, одна из древнейших московских улиц, получила свое название от Сретенского монастыря, основанного в XIV веке как небольшая крепость. В свою очередь, монастырь был основан в память о «сретении» – торжественной встрече жителями Москвы чудотворной иконы Владимирской Богородицы, принесенной из Владимира в Москву на руках для защиты от ожидавшегося нападения Тамерлана в 1395 году.
И ведь защитила икона! Славящийся своей жестокостью предводитель на Москву не пошел.
Ну а Сухаревка, Сухаревская башня и все сухаревские переулки пошли от фамилии полковника стрелецких войск Лаврентия Сухарева. Именно полк Сухарева стал первым, не поддержавшим знаменитый Стрелецкий бунт 1689 года против молодого царя Петра.
Царь верность Сухарева высоко оценил.
Новые каменные ворота в этих местах и прочие постройки были специально поименованы: «А начато то строение строить в лето 1692, а совершено в 1699, а в то время будущаго у того полка стольника и полковника Лаврентия Панкратьева Сухарева».
Позже над воротами был надстроен второй этаж, в нем расположилась первая русская математическая и мореходная школа, а еще позже была возведена и Сухаревская башня.
Так полковник, сделавший однажды правильный выбор, навсегда прописался в московской картографии.
***
Ну а мы с женой вдруг передумали идти к Грибоедову, видимо, внутренне сообща осознав, что бульвары, пруды, метро, памятники Крупской, Шухову, Грибоедову – совсем иная история, иной столичный мирок, немножко другой город, и его стоит посетить и рассказать о нем отдельно, и что не надо суетиться, путать конституцию и севрюжатину с хреном.
Тем более что и синенький автобус до МЦК «ЗИЛ» аккуратно нарисовался на остановке, совсем к тому же пустой, свободный. Видно, никто не спешит пока уехать из центра и пересечь столицу с севера на юг.
Ну а мы-то как раз живем на юге. Сели в автобус, помахали Сретенке, Сухаревке и поехали – через весь город.
Уже в автобусе жена вдруг говорит: «Остоженка». И я ничего не могу придумать в ответ и проигрываю, таким образом, партию.