Жил когда-то в русском царстве,
Средь хором своих в убранстве,
Затмевавшим красотой,
Весь тогдашний мир чесной,
Не зловреден, не коварен,
Любящий семью боярин.
Жил в хоромах он с супругой,
С многочисленной прислугой,
Да с родными дочерьми,
Да с служивыми людьми.
Дочки быстро подрастали.
Уж, принаряжаться стали;
Всех пленяли красотою,
Очень дивной - неземною!
Всякий ими любовался:
Скрыто ль, явно ль восхищался!
Были сёстры близнецами,
И родители их сами,
В раннем возрасте младом,
Различать могли с трудом.
Но, чем старше становились,
Тем в них ярче проявились,
За завесой красоты,
Характерные черты.
Имя первой дочки - Ясна.
Дочь была дерзка и властна,
Непомерно горделива,
И предвзята, и сварлива,
А кичливостью своей,
Поражала всех гостей.
Если что-то не по нраву,
То в сей миг она управу,
Находила "наглецу".
По прекрасному лицу,
Тут же злоба пробегала;
Лик чудесный искажала;
И, чем дольше Ясна злилась,
Тем отвратней становилась.
Образ девы был ужасен,
Мерзок, груб и безобразен.
Если что-то невзлюбила,
За обиду долго мстила.
Коль не вышло по другому,
То она слуге иному,
Позабыв про роль брюзги,
Чтобы вправить враз мозги,
Научить покорству впреть,
В руки брАла сходу плеть,
И секла слугу нещадно,
Чтобы было неповадно...
Матери с отцом грубила.
Старшим всякий раз хамила.
Унижать людей готова,
Оскорбляя снова, снова.
Презирала всех и вся,
Лишь любя одну себя.
А её сестрица Лада,
Всё ж была иного склада:
То тиха, то говорлива,
И скромна, и не спесива;
То улыбкой одарИт,
То словцом приободрит;
Доброй шуткою потешит;
Кто печален, тех утешит;
В трудный час не унывает;
Всем помочь не забывает.
С детства раннего она,
Благостью одарена.
Птичку сбитую найдёт;
На ладонь её кладёт.
Птица тут же оживает;
В небо синее взмывает;
В высях радостно поёт.
Солнце красное зовёт.
Как-то раз пошли сестрицы,
На прибрежный луг старИцы,
Порезвиться, поиграть,
Спелых ягод посберать;
Незаметно увлеклись;
Кто-куда по разбрелись:
Ясна с Ладой рядом шли,
Глядь, ан, нет сестры вдали.
Стих и сестрин голосок,
А вокруг не луг - лесок!
Чтоб в лесу не заплутать,
Ясна принялАсь кричать,
Но среди лесных стволов,
Звук блуждает лишь таков -
Эхо с эхом бойко спорит;
Им в ответ вновь эхо вторит.
И, успев, уж, испугаться,
Ясна принялась метаться,
Но, как бедная не билась,
Лишь сильнее заблудилась.
Угодила в глухомань.
С уст её слетает брань.
Ясна свирепеет, злиться.
Всё лицо её кривится.
Только в злобе нету проку...
Тут вдруг видит Ясна с боку,
Меж стволов, где княжник вьётся,
Бабка старая плетётся.
Вид отвратный у старухи:
В почерневшем правом ухе,
Ржавая серьга висит;
Левый глаз слегка косит;
Ноздреватый нос крючком;
Зуб один во рту торчком;
Волос клочьями седой;
Подбородок с бородой;
И лицо её кривое,
Всё в морщинах; и такое,
Неприятное на вид,
Что, аж, с вида воротит;
Рот в объедках и в слюне;
Горб огромный на спине.
Хоть была брезглива Ясна,
Но, намаявшись ужасно,
Вмиг к старухе подскочила;
За ворот её схватила,
И взялась в лицо орать,
Ей вопросы задавать:
Как из леса путь найти?
Как до дома добрести?
Хоть старуха та ведуньей,
Мерзкой злобною колдуньей,
Испокон веков была;
Многих со свету сжила,
Не предвидя нападенья,
От такого обращенья,
Ненадолго обомлела,
Но тот час рассвирепела,
И, придя в себя старуха,
Вынула серьгу из уха,
Принялася колдовать.
Ну, а Ясна прочь бежать.
Страх девицу обуял.
Сердце, как тисками, взял.
И она бежит, ломится;
И отсюда прочь стремится.
Страх нигде не отставал.
Страх быстрее ветра гнал.
Уж, далече оторвавшись,
Вся в комок от страха сжавшись,
У корней большого древа,
Умастилась тихо дева.
Травы головы склонили,
И собой её укрыли.
А колдунья, свистнув громко,
Посохом ударив звонко,
По росистой мать-земле,
Взмыла вверх на помеле,
И помчалась по округе.
Звери спрятались в испуге;
По своим норАм таяться,
Козней колдовских боятся.
Покружив вблизи немного;
Сверху вниз взирая строго;
Не увидев здесь девицы,
Что посмела заявиться,
В ведовской дремучий лес,
И, спеша наперерез,
Её нагло ухватила,
Накричала, оскорбила,
Старая колдунья гневом,
Исходя, звериным ревом,
Оглашает свой полёт;
Чая: что вот-вот найдёт,
Эту наглую девицу.
Пролетев уже старицу,
На цветущем на лужке,
На другом на бережке,
Видит ту, кого искала;
И колдунья вдруг взалкала,
Не расправы - мести страшной,
Изощрённой и ужасной.
Распаляя пуще гневы,
Опустившись подле девы,
Старая колдунья сходу,
Как кулик шагает в воду,
Сушу твёрдую покинув;
Так она, всё прочь отринув,
Заклинание читает,
И руками продолжает,
Что-то в воздухе крутить:
То ль фигуры выводить,
То ли надписи какие,
То ли символы сякие.
В воздухе они огнём,
Светят ярко даже днём.
Потеряв в лесу сестрицу,
И, вернувшись на старицу,
Лада долго здесь ждала;
Ясну-ясоньку звала.
Вдруг с небес старуха злая,
Что над нею пролетая,
Враз пред девой появилась,
И, глазами словно впилась.
Лада хочет взор отвесть,
Но не может. Слово "месть",
Перед Ладою мелькает.
Что за "месть"? Не понимает!
Вся трепещет. Вся в испуге.
О своей сестре-подруге,
Позабыла на мгновенье.
Всю её оцепененье,
Охватило в этот миг,
И она ни стон, ни крик,
Из груди издать не может.
Уж, никто ей не поможет.
А колдунья всё лютует.
А колдунья всё колдует,
И невнятное бормочет...
Что колдунья сделать хочет,
С нею?! Лада не поймёт.
Ужас пуще лишь гнетёт.
Скрежет всюду раздаётся...
Словно птица в клетке бьётся,
Сердце девицы в груди.
Что там будет впереди?
И каким коварным злом,
Обернётся всё потом?
Тело девицы пылает.
Дрожь всё тело содрогает.
Солнце вместе с небесами,
Расплылись перед глазами.
Верх и низ не различить.
Всё смешалось. Как же быть?
А земля бугры вздымает;
Ближе к Ладе их сдвигает.
Лада, чувствуя, боится,
Что вот-вот вся изменится.
Ноги вглубь земли вошли,
И, как корни, проросли.
Тело вдруг, как кожурой,
Стало обрастать корой.
Руки вытянулись ввысь,
И ветвями поднялись.
Волос длинный шелковистый,
Светлый и слегка волнистый,
Очень тонкими ветьми,
Стал, повиснув, как плетьми.
Там, где девица гуляла,
Деревце теперь стояло,
От всех поодаль на лужку,
Близ воды на бережку.
Одинока и красива,
С длинными ветвями ива,
Низко до воды склонилась;
И в воде той отразилась.
Месть содеяв в назиданье;
Деве юной в наказанье,
Скорый преподав урок:
В ствол древесный, как в силок,
Спрятав тело молодое.
Место это потайное,
Никому, уж, не сыскать,
Хоть решаться обыскать,
Всё в округе шаг за шагом -
Не додуматься беднягам,
Где красавица-девица,
В муках горестных томится!
И колдунья торжествует;
Перед ивою ликует,
Злодеяние верша.
Что невинная душа,
Хоть сама того не знала,
За сестрицу пострадала,
Злой старухе невдомёк...
Вот, уж, к вечеру денёк,
Между тем, уж, стал клониться,
И колдунье торопиться,
Надобно к своей избушке,
Где, улёгшись на дерюжке,
Надобно и ей поспать,
Чтоб потом всю ночь блукать,
(Из своей глуши лесной,
Выбравшись), на люд чесной,
Страх и ужас наводить;
Да посевы их губить.
В те места во эту пору,
Одолев крутую гору,
Путешествуя по свету;
Старших следуя совету -
Мир огромный посмотреть,
В жизни чтоб поднатореть;
Княжич молодой забрёл.
Долго он по свету шёл,
И, уставши, ближе к ночи,
Когда сон прекрасны очи,
Не спеша отяжелил,
Княжич Славен так решил:
"Здесь - на берегу старицы,
На краю чужой землицы,
Возле ивушки зелёной,
Низко до воды склонённой,
Я улягусь нынче спать;
Беззаботно почивать."
Но, едва лишь он улёгся,
И от дум дневных отвлёкся,
Перед тем, как задремать,
Слышит: ивушка стонать,
Очень тихо принялась;
Ровно в полночь разнялась,
И из треснувшего древа,
Вышла чаровница дева.
Ослабело колдовство,
В час полночный. Естество,
Доброй девичьей души,
Взяло верх, и средь глуши,
Ей позволило гулять;
Мир собою изумлять.
Княжич тихо отдалился.
"Уж, не призрак ли явился,
Средь ночи во свете лунном?"
И на инструменте струнном,
Принялся, грустя, играть;
Звуки ночи в песнь вплетать.
Нет, не призрак, то -девица,
Что средь мрака не боится,
В одиночестве сидеть,
И печально песни петь.
Княжич вскоре осмелел,
Подошёл, и рядом сел.
Средь небес себя являя,
Месяц пустошь освещая,
Лик девицы озарил,
Тусклым светом осветил.
Но и так Славену видно,
То, что взору очевидно:
Очень девица красива,
И скромна, и не злобива.
Княжич к деве чувством чудным,
Воспылал, и обоюдным,
Чувство кажется ему,
И слова здесь ни к чему.
Он не в силах взгляд отвесть.
Хочет он любовь обресть.
Он рукою дотянулся.
Он почти её коснулся.
Но расстаться должен с милой...
В то мгновенье чьей-то силой,
Ладу к древу увлекло;
Снова в иву облекло;
И, сокрыв внутри ствола,
Смрадным духом обдала.
Что-то скверное почуя;
Вёрсты на метле минуя,
Вновь колдунья заявилась,
И с небес на них свалилась.
И, завыв, как волчья стая,
Князя юного пугая,
Налетела на него,
С головы до ног всего,
В миг обдав кипящей слизью.
Мол, прощайся, княжич, с жизнью!
Но Славен хоть растерялся,
Всё ж испугу не поддался;
Прыгнув в воду, скрылся в ней,
Возле дна среди камней.
А колдунья покружила,
Покричала, поблажила,
И ни с чем умчалась прочь,
Огласивши визгом ночь.
Княжич, вынырнув из вод,
К иве, к ивушке идёт.
Листья, ветви он ласкает;
Ствол шершавый обнимает.
Ждёт, что чудо вновь свершится,
И опять к нему явится,
Не страшась колдуньи гнева,
Из ствола младая дева.
Только нынче всё напрасно:
Колдовство, вцепившись властно,
Деву ту не отпускает;
Ствол пред ним не разверзает.
Княжич очень огорчился.
Ночь и день в тоске томился.
Горевать когда устал,
То под вечер задремал.
Ровно в полночь вновь свершилось:
Чудом древо отворилось.
Княжич в миг про сон забыл;
Вежды, протерев, раскрыл.
Подлетел к зазнобе милой,
Словно голубь сизокрылой;
И красуется пред ней,
Видя блеск её очей.
Лес вдали стоит стеной.
Славен с Ладой под луной,
Взявшись за руки, как были,
Долго берегом бродили,
То молча, то говоря;
По траве свой путь торя.
Но от ивы колдовской,
(Хоть пытались раз-другой),
Им уйти не удалось,
Бегство лишь к тому свелось,
Что едва лишь Лада звала,
За незримый круг ступала,
Как мгновенно чувств лишалась;
На земь резко опускалась.
Княжич Ладу подхватив;
К древу быстро воротив,
Помогал прийти в себя.
Ладу всё сильней любя,
Покорившись божьей воле,
Он себя не мыслил боле,
Без неё, и был готов,
В сей же миг, без лишних слов,
Чтобы Ладе не страдать,
Ради девы жизнь отдать.
В Ладе он, души не чая,
С нею ноченьку встречая,
То под локоток возьмёт,
То к губам ладонь прижмёт;
Так они бы миловались,
Нежно за руки держались,
Только снова силой тайной,
Силищей необычайной,
Столь усердно, сколь могло,
Ладу к древу повлекло.
А Славен, не уступая,
Силу ту превозмогая,
Красну девицу обнял;
Рьяно, дерзко защищал,
Чтоб в стволе она не скрылась;
В древо чтоб не превратилась.
Снова старая горбунья -
Богомерзкая колдунья,
Среди ночи появилась,
Вновь с небес на них свалилась;
На метле круг них кружит,
То ревёт, а то визжит.
Диким воплем устрашает;
Стрелы из огня метает,
Во влюблённых раз за разом;
То хохочет страшным гласом;
Смрадом адским обдаёт,
Но ничто их не берёт.
Ладу защитив собою;
Спрятав деву за спиною,
Княжич встал пред ней горой,
Твердокаменной скалой,
И ни шагу не отступит,
И дубьём он ведьму лупит.
В нём самом каким-то чудом,
До поры таясь под спудом,
Дивна-силушка спала;
И любовь в тот миг была,
Той искрОй, что силу эту,
Вверясь Божьему завету,
Пробудила, подняла;
Стойкость к колдовству дала.
Оттого колдуньи стрелы,
Быстро в разные пределы,
Отскочив от двух влюблённых,
Божьей волей защищённых,
И любовным чувством страстным,
Не фальшивым, и прекрасным,
Разлетались вдаль, мелькая,
В тёмной ночи исчезая,
А огонь, что ливнем лил,
Их ни чуть не опалил.
Княжич, в силе укрепившись,
И к дубью приноровившись,
По колдунье так хватил,
Что с метлы мгновенно сбил.
Хоть колдунья и упала,
На земле лежать не стала;
Лишь немного пошатнулась,
Подскочила, отряхнулась,
И взялась она опять,
Огнь и стрелы направлять.
Княжич снова изловчился;
Он в дубьё своё вцепился,
По колдунье вновь ударил;
Так дубьём своим ужалил,
Что колдунья с ног свалилась,
Да, стеная, покатилась,
Кубарем по мать-земле,
И исчезла враз в стволе,
Древа, что потоком силы,
Ту колдунью ухватило,
И, на век внутри сокрыв,
На коре своей порыв,
Заживило, залатало;
Лучше прежней тут же стало.
Пламя, стрелы прекратились;
В мраке чёрном растворились,
А влюблённые вздохнули,
Облегчённо, и шагнули,
Враз в объятия друг друга.
Чтобы княжич звать "супруга",
Мог любимую свою,
И беречь в родном краю,
Воротясь домой - в усадьбу,
Молодые тут же свадьбу,
Справили, и пир горой,
Долго тешил мир чесной!
Что ж сестрица Лады - Ясна?
Испугавшись же ужасно,
Ясна в чащу удалилась,
И в лесу одна таилась.
Как-то к берегу старицы,
Где играли встарь сестрицы,
Ясна чудом забрела,
И у ивы там нашла,
Посох старый колдовской,
Что подняв своей рукой,
Посвящённой тут же стала -
Колдовство она познала;
Помело подобрала,
И серьгу с собой взяла...
22.11.2022. 22:22