Интервью «Татар-информа» с мусульманином-командиром роты – о религии в зоне специальной военной операции (имя не указано по соображениям безопасности).
«Специально под наши нужды никто еду не привозит»
– Как вы оказались в зоне СВО?
– Все довольно просто: я окончил школу, затем поступил в военный институт, проучился там пять лет и получил лейтенанта. После этого я попал на Дальний Восток, в Хабаровск, где продолжил службу. Сейчас являюсь командиром роты. Сам изъявил желание приехать сюда.
– А с чего начался ваш путь в религию?
– Все началось со старшего двоюродного брата – именно он направил меня и наставил на этот путь. Был, можно сказать, решающий момент, когда он попробовал поучаствовать в конкурсе на поездку в хадж. Видимо, это судьба, потому что ему повезло. Он выиграл билет и отправился в Мекку. Уже после этого все двоюродные братья встали на правильный путь и начали молиться.
– То есть, можно сказать, он привез вам религию из Мекки?
– Можно сказать и так. Вообще мой дедушка тоже молился и всегда рассказывал про важность религии. А я сам начал совершать намаз, когда мне было 15-16 лет.
– Получается ли соблюдать обряды в зоне боевых действий? Что с намазом, к примеру?
– Да, все получается. Коврики с собой носим, и, если где-то есть момент: вышли, сделали омовение, почитали намаз и поехали дальше. Если не успеваем, то приезжаем домой и восстанавливаем все пропущенное. Тут по-другому никак.
– А как вы поступаете с едой?
– Еду нам привозят, кормят хорошо: курица, гречка и так далее. Касательно религиозных моментов – в целом ничего сложного: достали, прочитали молитву, съели. Если есть свинина, то мы просто ее не едим. Да, есть халяль, но тут по-другому просто никак. Специально под наши нужды никто еду не привозит, мы уже сами на месте разбираемся – что есть, а что не есть.
«Прошу у Всевышнего, чтобы хотя бы вернуться обратно»
– Встречала неоднократно новости о священниках в зоне СВО, а есть ли там представители мусульманского духовенства?
– Честно говоря, сколько бы я ни ездил по разным задачам (в основном я провожу разведку), ни разу ни одного священника не встретил. Ни разу. Военных мулл тоже.
– Мусульман много встречаете среди российских военных?
– Встречаю в основном только своих земляков из Дагестана. Опознаю только потому, что у них на автомобилях, к примеру, изображен флаг или другие знаки отличия. Вообще это сложно определить, конечно.
– Что вы думаете об участии мусульман на стороне противника?
– Я встречал информацию, в том числе видеоролики, о том, что с их стороны участвуют крымские татары, которые исповедуют ислам. Видел видеообращение украинского муллы, который говорил, что «это неправильно», что «это не джихад». Я с ним в чем-то могу согласиться, но если отталкиваться от этого, давайте вспомним чеченские кампании. Получается, тогда был джихад – вся Чечня против православных. Почему тогда не дали поддержку Чечне? Где были эти муллы, которые сейчас обращаются ко всем мусульманам? Почему в то время не оказали поддержку? Почему в Палестине наших братьев-мусульман убивают, почему их не поддерживают? Почему именно насчет Украины сразу взялись высказываться? Это просто манипуляция религией получается.
– А что религия говорит о происходящем? И что вы сами думаете?
– Я считаю, что нахожусь на правильном пути. Это моя родина. Мой дед так же воевал в 1941-1945 годах. Я офицер – честь превыше всего. Это моя военная обязанность.
– Религия на войне и религия в мирное время – разные вещи?
– Если человек находится на правильном пути, то неважно, какая обстановка вокруг него. Каждый раз, когда я выдвигаюсь на очередную задачу, молюсь, прошу у Всевышнего, чтобы хотя бы вернуться обратно. Впереди минное поле – прочел суру из Корана и пошел дальше. Это очень сильно помогает, на самом деле.
Лина Саримова