Можно найти много догадок о том, кто был прототипом Воланда. Называют имена чекиста Глеба Бокия, иллюзиониста Мессинга, Ленина, Сталина, других людей, обсуждают происхождение имени Воланд. Булгаковеды, с одной стороны, часто называют образ Воланда собирательным, а с другой, пишут со слов самого автора Михаила Афанасьевича Булгакова, что прототипа у этого образа нет.
Удивительным образом упускается, что на первых же страницах своего романа автор дает недвусмысленное указание на прототипа Воланда!
"Тут в государственной библиотеке обнаружены подлинные рукописи чернокнижника Герберта Аврилакского, десятого века, так вот требуется, чтобы я их разобрал. Я единственный в мире специалист.
– А-а! Вы историк? – с большим облегчением и уважением спросил Берлиоз.
– Я – историк, – подтвердил ученый и добавил ни к селу ни к городу: – Сегодня вечером на Патриарших прудах будет интересная история!"
Итак перед нами ученый-историк, единственный в мире специалист по Герберту Аврилакскому. И по догадке Бездомного и Берлиоза - русский эмигрант. На карточке Воланда указано, что он - профессор.
Разумеется, личность Герберта Аврилакского не могла не привлечь внимания булгаковедов. Вот основные сведения о нем из сетевой энциклопедии:
Сильве́стр II (лат. Silvester PP. II), Ге́рберт Орилья́кский (Аврила́кский) (лат. Gerbertus Aureliacus, фр. Gerbert d'Aurillac), также Герберт Реймсский ( ок. 938 или ок. 946 — 12 мая 1003) — средневековый учёный и церковный деятель, Папа Римский со 2 апреля 999 года по 12 мая 1003 года. Он популяризировал арабские научные достижения в математике и астрономии в Европе. Возродил использование абака, армиллярной сферы и астролябии, забытых в Европе после падения Римской империи. Герберт стал первым папой французского происхождения. Его имя было окутано легендами.
Большинство булгаковедов обсуждают разнообразные легенды о Герберте Аврилакском. Наиболее интересными представляются статьи В. Шилова "Герберт Аврилакский в романе "Мастер и Маргарита" - (ре)конструкция ассоциаций" и О. Костанди "К проблеме криптографии в романе «Мастер и Маргарита» М. Булгакова".
Именно статья Олега Костанди, а еще ранее статья киевского ученого Алексея Николаевича Боголюбова и обращает внимание на то, что профессор-эмигрант, историк, единственный специалист по Герберту Аврилакскому - реальное лицо. Это киевский профессор Николай Михайлович Бубнов (1858, Киев - 1943, Любляна), эмигрировавший из России в 1919 году.
Работа Н.М.Бубнова о Герберте Аврилакском принесла ему широкую известность, докторскую степень, полную Макариевскую премию и серебряную медаль от папы Римского Льва XIII.
О. Костанди в своей статье показал, что не только личность Герберта Аврилакского, но и открытия, сделанные Н.М.Бубновым, раскрывающие смысл трудов средневекового ученого, его язык, криптографию, повлияли на роман "Мастер и Маргарита".
Н.М.Бубнов преподавал в Киевском Свято-Владимирском университете как раз тогда, когда там учился М.А.Булгаков. Кроме того, отец Булгакова был коллегой Н.М.Бубнова, также преподававшим западноевропейскую историю, только не в университете, а в Киевской духовной академии. Известность Бубнова привела к тому, что он был избран в Киеве гласным Городской Думы. Николай Михайлович увлекался велопутешествиями, проехав по Военно-Грузинской дороге 250 км.
Добавим, что дополнительный интерес к личности и работе Н.М.Бубнова у М.А.Булгакова мог возникнуть в связи с тем, что тот был пасынком писателя Николая Семеновича Лескова, чья биография также тесно связана с Киевом, и чьи произведения как раз в начале 20 в., в юношеские годы Булгакова привлекли внимание как писателей, так и читающей публики.
Не так давно были издавны очень интересные мемуары Н.М.Бубнова "Сквозь череду времен". Нет смысла их пересказывать, их надо читать, но отметим два момента: происхождение Бубнова и его советский опыт. По матери Н.М.Бубнов принадлежал к старому украинскому роду. Хотя он, по-видимому, и не знал его истории достаточно хорошо, нам удалось установить довольно любопытную генеалогию. Что касается жизни при большевиках, то Бубнов успел сполна вкусить ее и с хорошей, и с страшной стороны, даже был избран деканом факультета в один из моментов, когда Киев перешел в руки красных. Впоследствии он немало писал и рассказывал о советской жизни, столь сатирически изображенной в романе Булгакова.
Мать Н.М.Бубнова Екатерина Степановна Савицкая была женщиной замечательной. Дочь Стефан Семеновича Савицкого (1801) и Марии Романовны Барской (1811). Жена купца Михаила Николаевича Бубнова. Купчиха 2-й гильдии. Владелица торговых бань на Подоле и дома на Андреевской, 21. По просьбе Е. Бубновой ее сыновья были уволены из купеческого сословия для поступления Николая в университет, а Бориса на военную службу. Дети от первого брака с М.Н.Бубновым: Николай (21.1.1858-2.6.1943) - профессор истории, Михаил (2.8.1859), Борис (1860-1904), Вера (1862-1918). Дети от второго брака с Н.С.Лесковым: Андрей (12.7.1866-5.11.1953) - генерал, писатель, Варвара (1879).
В книге "Жизнь Николая Лескова по его личным, семейным и несемейным записям и памятям" Андрей Лесков прекрасно описал свою мать.
Мать моя, Катерина Степановна Савицкая, родилась в Киеве 24 ноября 1838 года. Родители ее были весьма достаточные потомственные старожилы патриархальной части этого поэтического города -- Печерска, изобиловавшей, как известно, воспетыми впоследствии Лесковым "печерскими антиками". Она получила прекрасное по тогдашним требованиям воспитание: и музыка, и французский язык, и -- что всего, пожалуй, удивительнее -- исключительное знакомство с родной литературой, с годами воспитавшее в ней горячую любовь к этой литературе, живую заинтересованность ею. Уже на моей памяти она поражала нас, ее детей, безупречным чтением наизусть длиннейших од не только Державина, но и Ломоносова, а то и Тредьяковского или Хераскова. Особенно любила она, не без некоторой восторженности, декламировать нам оды "На смерть Мещерского" и всего больше -- "Бог". О знании Пушкина и Лермонтова, Фета, Тютчева и позднейших поэтов и говорить нечего.
По строго соблюдавшемуся обычаю, ее рано выдали, судя по свидетельству современников, за неплохого, но заурядного и слабовольного, довольно богатого и подходящего по годам владельца значительного имущества на Подоле М. Бубнова. Родителям казалось, что он представлял собою хорошую "партию". Но жена была много выше мужа, и супружество не ладилось. Она год от года росла и становилась взыскательнее в вопросах мысли и знания; он стоял на месте, а вернее и опускался.
Первое время шли погодки -- три сына и дочь. Муж с друзьями и прихлебателями бражничал, проигрывал в карты и постепенно расточал... Был поднят вопрос об опеке. На шестом году супруги окончательно разошлись.
"Разбилась на одно колено". Пришлось перейти на вдовье положение, чтобы оберечь детей от разорения. Нужен был характер, воля, чтобы все это пройти и двадцатипятилетнею женщиной взять на свои плечи опеку и все мужские обязанности по ведению больших денежных дел, по воспитанию четверых детей, и все это без помощника, не говоря уже -- без заступника и заботника.
Но хотя она росла и в строгом родительском дому и подчинении, в жилах ее текла кровь вольной Украины, где женщина давно была полноправнее, чем на севере.
В Киеве до 1840 года действовало еще так называвшееся "Магдебургское право". По этому "праву" город имел даже свое "муниципальное войско" из местных обывателей. В каменной "палатке" с чудовищной толщины стенами, узенькими оконцами под самой крышей, перехваченными хитрыми железными решетками, стоявшей посреди громадного двора материнской усадьбы на Подоле, хранилось много любопытного добра. Среди последнего особенно занимала мое воображение длинная и широкая "карабеля" (сабля) в изъеденных молью, бархатом крытых ножнах и не менее выцветший и источенный временем алый шелковый "жупан" с золотыми позументами материнского отца или деда -- полковника этого "посполитого" * войска. В этом жупане и с этою карабелей обладатель этих доспехов в высокоторжественных случаях, как например на "Владимирском" параде 15 июля, с сознанием собственного достоинства и исключительности событий, после прохода бесконечной церковной процессии к "каплице", стоявшей на месте, на котором, по преданию, стоял Владимир при крещении киевлян, зычно командовал: "Рушници товстим кинцем до чо-бо-ттааа!" Не чета нынешнему скаредному "к ноо-гге!". "Вы, нанешние, ну-тка!"
В 1864 году мать моя была в полном расцвете красоты. На счету недюжинных красавиц считалась она даже в таком богатом ими городе, каким славился Киев. Рослая, стройная брюнетка, с густо-васильковыми глазами, умевшими по-украински улыбаться без участия губ, тонкие, так сказать "классические", черты, деловитая, в беседе самобытная, начитанная, скромная в личных требованиях и совершенно чуждая тому, чему много лет спустя присвоили чужеземное понятие -- "флирт".
Это была натура цельная, стойкая. Это был верный спутник на весь век".
Упомянутый жупан и сабля-карабеля принадлежали на самом деле прадеду Екатерины Степановны со стороны матери - Александру Ивановичу Григорович-Барскому (1749-1794), который помимо своих бургомистерских обязанностей был помощником командира Киевского вооруженного мещанского корпуса, сформированного в 1790 г.
Отцом его был знаменитый киевский зодчий, творивший в стиле "казацкого барокко" Иван Григорович-Барский, старший брат которого Василий был писателем-путешественником, оставившим знаменитую книгу своих странствий по Европе и Ближнему Востоку, продолжавшихся более 20 лет, и не раз принимавших авантюрный характер. Между прочим, побывал он и на приеме папы Римского.
***
Не знаю, можно ли таким хвалиться - прототип Волонда, профессор Николай Бубнов, пасынок Лескова, прапраправнук Ивана Григоровича-Барского и праправнучатый племянник Василия Григорович-Барского был моим родственником.