Сказочная повестушка для взрослых и не очень взрослых читателей.
1.
Владимир Семенович Лунев, техник – смотритель ДЭЗ № 18, молодой мужчина двадцати пяти лет, с отвращением смотрел сквозь пыльное, засиженное мухами окно на блекло-сиреневые дрожащие сумерки, неспешно опускающиеся на Арбатские переулки. Крупные снежинки, кружась и вихляя в беззвучной агонии, нехотя опускались на ломкую, промороженную траву газонов и облупленные скамейки, расставленные в ряд в центре двора. На старинные тополя с коротко опиленными сучьями и растрескавшийся серый асфальт в выбоинах и буграх. На побитую молью старуху под кружевным зонтом эпохи Николая Кровавого и приблудную суку желтой, почти канареечной окраски отзывающуюся на кличку Бобик .
Этот первый, пушистый снег совершил, казалось невозможное, практически чудо: прикрыв собой, своей нетронутой ещё девственно – искристой белизной всю ту неказистость, грязь и разруху, издавна царившую в этих переулках, почти в самом центре Москвы .
Вот ещё немного, совсем чуть-чуть, самое большое одна ночь подобного снегопада, и во дворе станут практически незаметны ломаные кусты белоягодника, тяжелые, бетонного литья урны, уродливые кучи земли, вывороченные аварийщиками при замене канализационных труб. Да и сами трубы, в беспорядке сваленные возле озябшего под слоем побелки безрукого пионера невесть когда установленного посреди двора, превратятся в нечто загадочное и поэтическое. Чем-то схожее с лунными пейзажами в малобюджетных фантастических фильмах.
Протяжно и нудно, словно гигантский, неведомый восточный музыкальный инструмент, запели где-то под потолком трубы парового отопления, за окном звякнула пружиной входная дверь, пьяная соседка за тонкой, фанерной перегородкой в сердцах помянула чью-то маму, и вновь наступила почти полная тишина, столь обыденная для подобных дворов - колодцев.
Владимир, затягивая на шее ненавистный ему галстук, тоже помянул чью-то маму, но сразу понять было трудно, чья ж это все-таки была мать: галстука, никак не желающего завязываться в приличный узел, или же того самого собрания правления жилищного кооператива, на которое Лунев, как техник-смотритель и собирался в настоящий момент.
- Какое скотство… (в связи с тем, что данные записки могут попасться на глаза юным, неокрепшим - в моральном смысле читателям, автор иногда будет заменять нецензурные выражения своих героев на более приемлемые. Прим. Автора.)-
думал он, набрасывая на тщедушные плечики единственный (на выход) пиджак.
- Этим старым перхунам, которые, небось, еще в девятьсот пятом с красными флажками по Москве бродили, просто не сидится дома. А тебе перед ними, как шлюхе дешевой приходится выступать, выпендриваться.…Видите ли, они желают знать о планах моего, первого участка на второй квартал. Суки нафталиновые! –
Владимир горько вздохнул, твердо осознавая, что на собрание идти все ж таки придется. Эти самые, старые коммунисты, ныне оставшиеся не у дел, с легкостью смогут добиться его, Лунева увольнения, и тогда все: прощай надежды, прощай Москва, прощай эта малюсенькая служебная квартирка на Арбате.
- Нет! Этого просто никак допускать нельзя.
С сожалением самому себе констатировал Владимир и поплелся, старчески шаркая растоптанными тапками к себе на кухоньку, курнуть в последний раз.
Кухня в его квартире (в прошлом дворницкой), представляла собой комнатушку пяти метров площадью, половину из которой занимала большая русская печь, на которой Лунев держал крупы, макароны, спички и соль, мятые кастрюли и кастрюльки и прочий всяческий кухонный хлам, иногда столь необходимый в хозяйстве.
С бутылочным звуком, Лунев выдернул из печки круглую жестяную пробку и неторопливо прикурив, выпустил бледные кудри дыма в сторону открывшейся отдушины. Как ни странно, дым против обыкновения не желал заползать в отверстие юшки и покачивающимися пластами повис под потолком.
- Неужто засорилось, сволочь!? Как всегда кстати…-
обиженно сплюнул Владимир и выбрав из кучки столовых приборов длинную деревянную ложку для варки варенья с силой пошурудил ею в круглом жерле отдушины. Что-то там, в ее глубине хрустнуло, зашуршало, и к ногам Лунева упал небольшой, прокопченный сверток….
- Ни чего себе!-
охнул пораженный Владимир и еще глубже, по самые свои пальцы засунул ложку в черное лоно печи. С противным, стеклянным скрипом ему удалось вытащить на свет Божий небольшую бутылочку, на линялой этикетке которой тем ни менее легко читалось: « С РАЗРЕШЕНИЯ ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВА, СТАРШЕГО ЛЕЙБ – ЛЕКАРЯ РОСИЙСКОЙ ИМПЕРИИ - ЛУЧШЕЕ СРЕДСТВО ДЛЯ ЛЕЧЕНИЯ ЗАСТАРЕЛОГО ТРИППЕРА”.
- Нда!- выдохнул Лунев, и брезгливо отбросив в сторону склянку с явно просроченным лекарством, наклонился за свертком. Это уже было более интересной, таинственной и интригующей находкой. Но если бы любопытный Володя заведомо знал, чем закончится более детальное ознакомление с этим свертком, кто знает, может быть, он бы предпочел одним махом проглотить содержание ранее отброшенной бутылочки. Кто знает? Одним словом, заинтригованный Лунев, бегло взглянув на ручные часы и машинально отметив, что до этого, столь не желанного собрания еще более получаса, а значит, ознакомиться с таинственной находкой он вполне успеет.
Включив свет, и зачем-то, задернув занавески на оконце, техник – смотритель присел за стол и слегка подрагивающими руками взялся за заскорузлую бечевку, которой сверток был добросовестно опутан.
На куске желтой, свиной кожи, величиной не более листка из школьной тетради, кто-то старательно вывел черной тушью, несколько, правда побуревшей от времени план его, Лунева нынешней квартиры, с заостренными стрелками и жирным крестиком в углу.
А под планом уже менее старательно начертал крупными, слегка наклонными буквами:
- НЕ БОЛЕЕ ТРЕХ РАЗ КРЯДУ!-
-Тоже мне, ‘’Пиковая дама’’, какая, не более трех раз кряду!-
передразнил Владимир автора послания и отчего-то испуганно огляделся по сторонам.
Бывшая дворницкая, а ныне служебная квартира Лунева расположенная в полуподвале, своими небольшими окнами с неаккуратно заштукатуренными откосами и тяжелыми дверями, сбитыми из толстенных досок, похоже мало изменилась со времен своего первого хозяина - дворника. Та же печка, все те же голые лампочки, висевшие под округлым, аркообразным потолком и еще массивный дубовый шкаф, стоящий в углу комнаты, возле самого окна.
Если верить плану и стрелкам, изображенным на нем, крестик должен находиться прямо под днищем этого мебельного мастодонта.
Владимир безнадежно прошел в комнату, взялся за угол шкафа и дернул.
Шкаф неожиданно легко отошел от стены и в дощатом, давно некрашеном полу Владимир увидел небольшую крышку люка с кольцом посередке.
- А шкафчик – то, с секретом!-
изумился Лунев и резко, словно в омут головой дернул кольцо вверх.
2.
Из подземелья пахнуло сыростью и осенними прелыми листьями. Проржавелые, осклизлые скобы уходили вниз и терялись в плотном сумраке.
- Да гори оно огнем, это собрание! – громко (что бы отогнать подступивший к горлу страх), озвучил свое решение Владимир, и неумело перекрестившись, шагнул на первую ступень.
Как только ноги его коснулись дна колодца, при дрожащем свете газовой зажигалки Лунев с удивлением обнаружил, что оказался в длинном коридоре подземного хода, пол и стены которого искусно выложены темно-красным, влажным кирпичом.
Не мудрствуя лукаво, техник – смотритель резко повернул налево, изредка щелкая накалившейся уже зажигалкой, шел в основном на ощупь, аккуратно выставляя вперед ногу и не отрывая руки от влажной шероховатости стены. Шел он, как ему показалось довольно долго. Иногда, мимо него пробегал кто-то довольно крупный и невидимый, судя по топоту его лап, или ног?
А иной раз, Луневу казалось, что где-то, совсем рядом, может быть прямо за стеной, пролетают вагоны метро и чей-то простуженный голос скучно объявляет:
- Следующая станция Библиотека имени Ленина, поезд дальше не пойдет, просьба освободить вагоны….-
Владимир уже хотел, было плюнуть, и повернуть назад, как вдруг, впереди, явственно услышал чей-то хриплый, словно прокуренный голос.
- А ну стоять, сволочь!-
Лунев нерешительно остановился, внимательно, во все глаза, вглядываясь в плотную темноту, и как можно тише шарил руками и ногами вокруг себя в поисках, хоть какого ни будь оружия: палки или кирпича.
Увы, поиски Владимира Семеновича оказались тщетны – на полу этого странного подземного хода не валялось ничего лишнего.
- Еще шаг сделаешь,-
грозно пообещал все тот же голос,
- Врежу промеж ушей, сразу же копыта отбросишь….-
…Луневу где-то в глубине души стало стыдно за свой страх и он, втянув шею в плечи и, невзирая на невидимого, но надо полагать бесстрашного забияку, шагнул вперед.
За небольшой, плотно прикрытой, обитой жестью дверью находился все тот же Арбат. А дверь эта оказалась ничем иным, как угольным люком в крайнем доме Серебреного переулка, на котором иногда отдыхал, разложив немудреную закусь, уставший от ежедневного трудового подвига местный сантехник дядя Паша, вызывая своим антисанитарным видом возмущение общественности и пожилого участкового, сержанта милиции Лазарева.
Владимир облегченно вздохнул, и уже было поспешил в свой родной двор, как вдруг с ужасом заметил, что рядом с ним, прямо на Арбатскую брусчатку подняв грязный, серо-белый хвост, чья-то лохматая, запряженная в замызганную бричку лошадь, никого не стесняясь, исторгала из задницы своей, рыжеватые яблоки навоза. На облучке, подложив под зад потертую бархатную подушку, в драном тулупе неопределенного цвета, сидел отчаянно пьяный возница и, хлопая рукавицами по заиндевевшему крупу своей кобылки как видно по привычке громко ругался, густо перемежая обыкновенную речь отборным матом.
- Да что же это такое?- поразился Лунев.- Кино что ли снимают?
Хотя сам тут же понял, что ни один режиссер в Советском Союзе, насколько б он не был знаменит и обласкан властью, не рискнул бы снимать подобное. К тому же, если это все ж таки киносъемки, где вся их обязательная атрибутика, где кинокамеры, где раскаленные лампы юпитеров, где баба кричащая в голос: дубль такой-то, где толпы зевак, без которых не обходятся ни одни съемки? Где все это?
- Так что же это такое, если не съемки!?- Почти в голос возопил удрученный техник-смотритель. Испуганная его криком, лошадка вывалила последнее свое яблоко и рванула куда-то вверх, к ресторану Прага.
Подбитые железными обручами колеса пролетки звонко задребезжали по мостовой, разбрасывая в разные стороны грязную, снежную воду из довольно глубоких луж.
Только сейчас Лунев обратил внимание, что на улице гораздо теплее, чем он предполагал, собираясь на собрание. Снега почти не было, а если он и остался где, так только в аккуратных, утрамбованных кучах в центре улицы, собранных надо полагать старательными дворниками. Кстати один из них, в подшитых кожей валенках и сером, пусть и не свежем, но все ж таки фартуке, опираясь на большую деревянную лопату, смотрел, смеясь вслед убегающей лошади.
Владимир, отряхнув пиджак и брюки, от паутины и кирпичной пыли, и робко озираясь по сторонам, прикрыв за собой угольный люк, ступил на Арбатскую мостовую.
...- А вот сбитень горяч! Кипит горяч! Пьет приказный, пьет подьячий!-
Молодой, хамоватый мужик с металлической, обмотанной тряпьем флягой на спине чуть не сбил зазевавшегося Лунева с ног.
- А ну-ка, посторонись барин, как бы мне тебя не ошпарить!-
Крупные, как у лошади зубы лоточника, сверкнули в коротком смешке, а Владимир, жадно и одновременно испуганно озираясь, уже бежал вниз по Арбату, инстинктивно и необдуманно, бежал по направлению дома, где сейчас его должны были ждать старперовцы - активисты: в помещение ДЭЗ № 18.
…Все было на месте: и кованое крыльцо, и вековой вросший в землю точеный камень, для уздечек торчащий возле ворот, и пыльный витраж в подъезде - все это было.…Но вот чего не было на фасаде этого старинного, трех этажного дома, так это черной, под стеклом таблички с номером ДЭЗ, и бумажного объявления о часах и днях приема населения, пришпиленного канцелярскими кнопками к двери.
А вместо всего этого, над дверью играла золотом и вензелями реклама юридической фирмы: «БЕЛЬФЕРМАН И ДОЧЕРИ.»
- Какой еще на хрен Бельферман!? Какие еще на хрен дочери!?-
Володя взвыл в голос и со стоном опустился на крыльцо.
- …А вот это барин совершенно напрасно.-
Пробурчал швейцар в золоченой ливрее, выглянувший из двери конторы.
- Камень холодный. Не дай Бог простудитесь, или геморрой-с заработаете. Шли бы вы домой. Сегодня суббота, а по субботам оне не принимают.
- Да-да, конечно, я уже ухожу, -
скороговоркой проговорил удрученный техник – смотритель и, отряхивая брюки, поплелся дальше, в сторону дома с рыцарем на фасаде.
По правую руку, в витрине зоомагазина, где всегда красовались чучела птиц и животных, и где белка задрав свой облезлый хвост, часами носилась в прозрачном, плексигласовом колесе, сейчас отчего-то, всего этого вышеперечисленного не было, а было зеркало, на котором двоилась красная надпись выполненная старательной вязью:
« КОЛОНИАЛЬНЫЕ ТОВАРЫ. Чай, кофе, имбирь и прочая».
А зоомагазина, как ни странно и не было. Дом был, витрина толстого стекла была, а вот магазина, как такового и не было.
Лунев остановился напротив зеркальной вывески и тупо уставился в собственное отражение, пересеченное уже вышеупомянутой надписью.
Тот Лунев, который смотрел на странно видоизмененный Арбат из толстого венецианского стекла, выглядел еще более-менее приемлемо: мало ли чудаков бродит зимой по улицам первопрестольной, в пиджаке и штиблетах на тонкой подошве. Этот же, который настоящий, ощущал себя, мягко говоря, несколько не в своей тарелке, и этой тарелкой были явно не промокшие туфли, и не костюм “ на выход”, несколько неуместный на фоне зимнего Арбата.
Нет! Тут было что-то другое и это другое вертелось где-то рядом, казалось, брось взгляд, и вот он долгожданный ответ, вот он...
И Владимир бросил этот взгляд... Рядом с ним, остановился приличного вида гражданин (Лунев непонятно отчего сразу же мысленно назвал его господином), в распахнутой пышной, енотовой шубе на черной, шелковой подкладке и енотовой же шапке. В правой руке его, вместе с кожаными перчатками покоилась массивная трость, а вот левая, левая держала явно свежую, отчетливо пахнувшую типографией газету, с жирными и черными буквами на заглавии, которые упорно не желали складываться в слова в глазах побелевшего как снег техника – смотрителя.
Еще бы, ведь, в конце концов, он все-таки прочитал заголовок, с трудом веря самому себе.
«МОСКОВСКИЕ ВЕДОМОСТИ. 1884 годъ.”
Лунев уже хотел, было обратиться к человеку в шубе, спросить о чем-то, может быть даже выпросить у того его газету, но тот опередил Владимира.
- Милостивый государь, если вы надумали покупать табак в этом магазинчике, откровенно не советую. На Тверской и дешевле, и суше, а значит и легче. Да и продавец там из крещенных, не то, что этот, христопродавец! Но чай здесь, честно говоря, все ж таки получше будет, да и сортов поболее-с, чем в других местах. Как ни как, прямые поставки из самого Китая напрямую через Челябинск. А впрочем, как хотите, долгие раздумья на грех наводят. Ну-с, всего вам доброго.
Господин в шубе слегка поклонился и не торопясь, проследовал за соседний угол дома.
- 1884 год…. - прошептал Лунев и вытер ладонью враз вспотевшее лицо.
3.
…Владимир Семенович Лунев, техник-смотритель ДЭЗ№18, брел по Арбату конца девятнадцатого века, без копейки денег (пять рублей мелочью какие деньги, тем более, если в оборот они вступят не ранее чем лет через сто), без зимней одежды и в промокших туфлях на тонкой подошве, а главное без единой мало-мальски путной мысли в голове.
Так, просто шел себе и шел, отмечая на ходу, что воздух в этой, прошлой Москве несравненно чище, чем в его, Луневское время, разве что иной раз пахнЕт резко конским потом или свежим навозом, но к этому запаху, Владимир необыкновенно быстро привык. Что-то было в этих ароматах свое, давно забытое, исконно Русское... И здесь было несравненно тише: редкий цокот подков, далекий перезвон колоколов, да обрывки разговоров прохожих - да разве ж это шум по сравнению с вечным, неумолкающим гулом Калининского проспекта? Правда, мальчишки с газетами с их пронзительно-охрипшщими голосами несколько донимали:
– Купите барин, купите газету...-
Рад бы купить.…Но когда Лунев попытался рассчитаться за прессу медным пятачком выпуска семьдесят шестого года, такой хай, подняли, что Владимир поспешил вернуть газету нахальному пацаненку и скрыться за углом дома с рыцарем на фасаде.
Пробежав по инерции еще несколько шагов, он постарался остепениться и успокоиться, тем более что правая подошва его штиблет, зацепившись за выступающий булыжник мостовой, предательски крякнула, и холодная, грязная вода радостно и свободно ринулась омывать уже, давно, наверное, посиневшие от холода Володины пальцы.
Было чертовски холодно и неуютно.
Лунев пошарил в кармане, выудил смятую сигарету и, закурив, привалился к кованой оградке, окружающей небольшой особнячок, веселого, голубого цвета...
На торце особнячка краснел крест под скромной вывеской:
«Гомеопатическая аптека мадам Урванцевой».
А еще ниже, мелом на небольшой, черной дощечке аккуратным почерком выведено:
- Поступил в продажу германский кокаин ‘’Марк’’,- дешево и забористо!
- Ну, ни чего себе, монархия!-
вскричал Владимир и только сейчас заметил, что несколько в стороне от аптеки, возле настежь открытой двери надо полагать чайной, откуда с клубами жидкого пара, вырывался отнюдь не чайный аромат, появилась необычайно колоритная парочка.
Он, совсем еще мальчишка со светлыми, вьющимися волосами и легким, первым пушком на бледных щеках, одетый в нечто подобное коротенькому полушубку, она - светловолосая красавица в длинном, до пят черном пальто, черной же шали наброшенной на плечи, и странно – пунцовыми пятнами румянца на щеках, по азиатски слегка высоковатых. Даже беглого взгляда хватало, что бы заметить необычайное сходство этих людей.
- Брат и сестра.-
Решил про себя Владимир и во все глаза уставился на них.
Пацан в это время снял черный, тряпичный футляр с громоздкого прямоугольного предмета и пораженному взору техника-смотрителя открылась необычайно красивая, вся в каких-то золоченых финтифлюшках шарманка. Установив ее на членистую ногу и просунув кисть левой руки за ремень, укрепленный сбоку своего сверкающего инструмента, он правой, не спеша начал крутить изогнутую, сверкающую рукоятку. Послышался трагический, глубокий выдох, и вдруг шарманка ожила, зазвучала неожиданно чистым и глубоким, несколько правда металлическим звуком. А девушка, посмотрела на брата чистыми, зеленоватыми глазами и поймав такт запела, негромко, но очень выразительно и красиво:
- «У церкви стояла карета, там пышная свадьба была,
Все гости нарядно одеты, невеста всех краше была...»
Лунев, позабыв обо всем на свете, слушал эту песню, столь трогательную в этом ее, наивном, и может быть и не несовершенном исполнении но..., Господь свидетель, до чего же хорошо она пела и до чего же она была и сама хороша...
«... Напрасно девицу сгубили,
И вышел я вслед за толпой....»
Песня закончилась и тотчас же, Лунев увидел, несколько человек стоящих возле чайной и, так же как и он, сосредоточенно слушающих девушку.
- Молодец Наташка,–
вытирая крупные, пьяные слезы обшарпанным рукавом полинялой шинели, прорыдал крупный, совершенно лысый мужик, и высыпал в подставленную братом певицы шапку несколько глухо-звякнувших монет.
- Всю душу, ты во мне перевернула, сучка!-
Он высморкался, еще раз вытер покрасневшее лицо и вновь вошел в чайную. Остальные слушатели тоже как могли, одарили медяками мальчишку и вернулись в теплое нутро питейного заведения.
Младший брат Наташи, уже было направился к Луневу, предполагая, что и он внесет какую-то свою лепту, но в это время сильный и резкий приступ кашля словно сломал пополам девушку, она резко побледнела и, выпустив из рук шарманку, выхватила из рукава светлый, в темно-красных пятнах платок прижала его ко рту.
И Владимир и мальчишка почти одновременно подбежали к Наташе. Лунев суетился, не зная чем и как помочь больной девушке, пытался поддержать ее, враз превратившимися в неуклюжие, руками. Бормотал что-то несвязное, горячими, высохшими губами, обещая вылечить ее, Наташу, там, у себя в его времени, где туберкулез, мол, и не болезнь, дескать, а так, что-то вроде насморка.
Когда пыл его несколько поостыл, он заметил, что и ее брат, и сама девушка, которой уже стало значительно лучше, внимательно смотрят на него, робко и недоверчиво улыбаясь. А в глазах паренька, так же зеленых, Владимир явно увидел откровенное недоверие.
- Хорошо, хорошо, -
пробормотал сконфуженно техник-смотритель, несколько обиженный их недоверием,
- Дайте только срок, я здесь получше осмотрюсь, и обязательно отведу вас туда, где чахотка лечится, и очень даже просто -.
- Это точно!-
Пробормотал парнишка усмехаясь,
-Ино плюнешь, да и то на лету не перехватишь. А уж обещанье бросить... Уже год, как в первопрестольной поем, и то на приличного лекаря не насобирали. А в бесплатных клиниках долго не держат - неделю другую подлечат и вперед, опять на улицу.
- Так вы что, на улице ночуете!?-
Поразился Володя.
- И это с Наташиной – то болезнью!?
- Да нет, барин – проговорил мальчуган, поднимая с брусчатки оброненную девушкой шарманку и горестно разглядывая покарябанную витую ее ручку.
- Мы у Шмелева, что на Самотеке комнату снимаем. Без жилья нельзя. Никак нельзя. Особливо если зима такая гнилая. Да ладно, сколько можно болтать? Вы барин, дадите копеечку, или как?-
Лунев засунул руку в карман и, вытащив всю мелочь, протянул ее мальчишке.
- Я бы вам все свои деньги отдал, но вот только боюсь, что с ними у вас могут возникнуть определенные проблемы. Не примут их нигде, да еще и в полицию того гляди потащат...-
Недоверчивый парнишка покопался в луневских медяках и, повернувшись к Наташе, тихим голосом, почти шепотом произнес,
- Смотри сестренка, какие деньги странные. И вроде бы надписи-то русские, да чудно как-то...
- Я вижу, Юрок. –
Наташа взяла тонкими, почти прозрачными пальчиками пятикопеечную монету, перевернула ее и тихо ахнула.
– Господи, и орла на них нет, листики какие-то, молоток и серп. Знаешь Юрок, барин правду говорит. Нельзя эти деньги брать. За них, любой городовой в участок поволочет. Да еще и статью припишет.
Она положила монетку на ладонь Владимиру и почти приказала ему, тихим своим голоском.
- Спрячьте их, пожалуйста, подальше. Боюсь я что-то. Как бы с вами плохого не случилось. Мне отчего-то кажется, что вы человек очень добрый, только какой-то не такой как все... Блаженный что ли?-
Она повернулась к брату и спросила его, улыбаясь кротко и как-то уж очень по-детски.
- А что братец, может, угостим барина обедом? Что-то мне его платье доверия не внушает, да и ботинки у него без калош. Боюсь, что озяб он топтаться-то возле нас, бедолага.-
Лунев попытался гордо отказаться от угощения, но Наташа все еще держала его за руку, а из чайной вырывался такой вкусный и сытный запах чего-то мясного и сдобного, и ..., одним словом Владимир согласился.
Юрок хотел, было снова съязвить, но, взглянув на сестру, передумал.
…Несмотря на плотные слои табачного дыма, пара и чада подгорелого жира в чайной было по-своему уютно. Но главное: там было тепло.
Две голландские печи, стоящие в противоположенных углах большого зала были жарко натоплены. И у той и у другой, в углу лежали небольшие березовые чурки, сияя кучеряшками бересты. Пол, мошенный красным кирпичом под елочку, во всем зале был обильно засыпан желтовато-белыми опилками. Вдоль столов, грубых и тяжелых, с большими чайниками носились половые, в темно-красных, мокрых от пота рубахах и белых, залапанных фартуках. Отовсюду слышался монотонный звук стука ложек о тяжелую, керамическую посуду, звон стаканов, бульканье водки наливаемой из высоких, волнистого стекла штофов, сытная отрыжка и гомон, гомон, гомон.
Юрок занял свободный стол, стоящий возле небольшого оконца, и, пошевелив пальцами поднятой вверх руки, присел рядом с сестрой, напротив Владимира.
- Чего изволите-с?
Проговорил проворный половой, подбежавший к столу и отчего-то, как показалось Луневу неодобрительно посмотревший на его прикид. Засаленным полотенцем, шестерка быстро провел по столу, якобы сбрасывая с него крошки на пол, но провел так ловко, что полотенце, практически не касаясь поверхности стола, вновь оказалось у него за поясом.
Юрка, посмотрел на сестру, окинул взглядом разомлевшего в тепле техника- смотрителя и обстоятельно, загибая пальцы, заказал:
- Щи с зайчатиной на двоих, рубец, жаренный с картошкой на двоих, хлеба - малый каравайчик, киселя молочного на двоих и...( мальчик вновь бросил взгляд на бледную сестру продолжил),
- молоко кипяченое со смальцем, ватрушку с творогом и медом для Наташи. Но молоко что б обязательно горячее и с пенкой.-
Половой понятливо тряхнул кудрявой, до сального блеска намасленной головой и бросил почтительно, уже убегая.
– Сей момент-с.…Будет-с испонено-с!-
Продолжение:
Автор: Господин Борисов
Источник: https://litclubbs.ru/articles/38044-ne-bolee-treh-raz-krjadu.html
Содержание:
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь и ставьте лайк.
Читайте также: