Часть первая.
Решила, несмотря на обострившуюся невралгию, написать о сестре, о ее нелегкой и в тоже время счастливой судьбе.
Таня в детстве отличалась серьёзностью, была застенчивой, скромной девочкой. Но мама ее из этого состояния скромняшки вывела тем, что сделала из нее солистку танцевального кружка, которой все восхищались. Я думаю, что этот факт был решающим в ее жизни. Она почувствовала себя значимой, всеми любимой артисткой.
В классе ее уважали. Были, конечно, мальчишки, которым она нравилась, выражавшие свою симпатию приставаниями, дёрганьем за косички. Был такой Вовка, полноватый, неопрятный парнишка, не дававший ей прохода. Его мать, бабушка звала ее Райка, постоянно помогала нашей бабусе мыть пол, прибираться за кусок мяса или мешочек сахара или крупы. Для нас этот Вовка был олицетворением всего самого противного, что есть в мальчишках. Из Сенгилея мы уехали, когда Таня училась в девятом классе. Уже тогда этот Вовка стал превращаться в настоящего красавца, вырос, стал стройным, глаза большие, синие. Вот тебе и Вовка! И от Танюшки отстал давно, наверное, другие симпатии появились.
Переехали мы в Никольское в 1968 году в октябре. Нам предоставили директорский дом на территории школы- интерната. Дом был большой, щитовой, но теплый. В нем было и паровое отопление, и печки (может быть, поэтому теплый). На паровое отопление надежды было мало. Кочегары в основном были пьяницами. Папа спал, держа руку на батарее. Как только чувствовал, что батарея остывает, одевался на ходу и бежал в кочегарку будить принявшего на грудь работника.
У нас с Таней, как и везде, где бы мы ни жили, была своя комната. Кровати с коврами на стенах, стоящие напротив друг друга, между ними стол и два стула, на которых мы сидели,делая уроки, а на ночь вешали свою одежду. Напротив стола - шкаф для нашей одежды, который по субботам проверяла мама.
Не дай Бог, она найдет ношеную одёжку среди чистого белья! Заставит стирать и то, и это. Виновницей была, конечно, я. Танюша таких оплошностей не допускала, была аккуратистка, вся в маму, хотя похожа была на папу и всех Ваняшиных.
У нас с сестрой были одинаковые голубые портфели, очень красивые. Однажды Таня пришла в школу, открыла портфель и из него посыпались карандаши. Сосед по парте рассмеялся и сказал ей, что это не ее портфель. Точно, она или я перепутали их.
И косички она заплетала аккуратнее, и банты завязывала красивее. А уж как она умела ставить ножки, это просто искусство. Я все детство косолапила, выворачивая ноги носками внутрь. Но мамин танцевальный кружок наладил и мою походку. Я в последних классах, когда Таня уже училась в пединституте, солировала в танцах, поставленных мамой. Танцевать любила очень. Но, сейчас не обо мне.
Мне всегда казалось, что я ростом выше сестры, но на фото, где мы взрослые, мы одинаковые ростом. У нее тоньше кость, поэтому она казалась миниатюрнее.
Мы переехали в Никольское в октябре, а 7 ноября, когда мы пили лимонад с Наташей Софроновой и слушали пластинки, а родители были в гостях у ее матери, завуча школы-интерната, в окно к нам постучался будущий муж Тани, Володя Калмыков. Он держал нашего кота Аристократа так, что мы видели только кота. Володя объявил, что если сейчас Таня к нему не выйдет, он подпалит хвост нашему любимцу, красивейший, голубовато-серый с белым кончиком хвост. Аристократ извивался, жалобно мяукал. К Володе вышла Наташа, отняла кота, отругала кавалера. Но кавалер не отстал от Тани, каждый день шел за ней из школы, приглашал на школьных вечерах на танцы. Делал подарки, подкладывая их ей в парту. Добился своего. Танюша ответила ему взаимностью. Провожая Вову в армию, бежала за поездом по шпалам, пока не упала. Плакала, как будто он на войну уходил. Пока Володя служил, они переписывались. Наверное, каждый день писали друг другу. Огромная пачка писем у Танюши хранилась. Писала она в Воркуту, а служил он на острове в Северном Ледовитом океане. Был на острове небольшой отряд, охраняли станцию радиолокационного слежения. Служба была - не бей лежачего. Медвежат кормили сгущенкой. Красота. Фотографию не нашла. Володя очень был доволен тем, где и с кем ему довелось служить.
А Таня закончила успешно с двумя четверками в аттестате школу, поступила в институт. Танюша училась, Володя служил. А когда вернулся, была свадьба, пир на весь мир, больше ста человек пришли.
У Калмыковых родни было полсела. Большинство очень любили выпить и повеселиться. Мама была, конечно, не в своей тарелке. Ей не очень нравилось такое разудалое гулянье. Чувствовало ее материнское сердце, что не будет счастья в этом союзе.
А Танечка предстояло учиться ещё один год. Жить молодые стали в квартире тети Тани, где до этого жила Танюша. Она все четыре года жила на квартирах. Об общежитии даже не шла речь. На первой каартире Таня прожила только месяц. Рядом с этой квартирой жила женщина, торгующая собой в полном смысле слова.
Когда Танюша возвращалась из института, ее приходилось перешагивать через ноги сидящих на ступеньках клиентов, ждущих своей очереди. Говорили, что эта женщина, ещё красивая, была женой директора автозавода, но что-то с ней приключилось, что она стала такой, ребенок, кажется, погиб. Да и сама хозяйка была со странностями. У нее была старая облезлая кошка, которая ела с ней вместе из одной тарелки, сидя на столе. А хозяйка целыми днями сидела на горшке с диареей, туалета дома не было, удобства были во дворе. Одним словом - мрак.
Переехала Танюша на другую квартиру. И хозяйка прекрасная, и дом хороший, но приходила дочь шизофреничка, ее отпускали из Карамзинки на побывку. Карамзинкой у нас назввают психиатрическую больницу. Эта дочь ночами не спала, ходила по дому, разглядывала спящих, бормотала что-то, угрожала кому-то.
И опять переехала наша Таня на следующую, третью и последнюю квартиру к тете Тане, ее тезке. Хозяйка была замечательная, добрая, аккуратная. Все было бы прекрасно, но был сынок-алкаголик, которого жена периодически выгоняла из дома и он являлся к матери. Он не дебоширил, только воровал у матери деньги, выпил все Танюшкины духи. Однажды зимой прибежал ночью в одних трусах. Этого товарища застал вернувшийся муж спящим с его женой. Всю одежду сынок оставил у любовницы, ходил потом всю зиму в осеннем пальто и в резиновых материнских сапожках, которые чудом натянул на ноги, а потом месяц в них спал, пока не отдали ему его вещи. Сапоги разрезали, чтобы снять.Рассказывая эти истории, Танюшка смеялась. Уходить из-за этого с квартиры не хотела, полюбила свою хозяйку, как родную.
Продолжение следует
