В экспозиции, которая будет работать до 22 января следующего года, чудесные работы Антона Ломаева занимают два зала. Эти 45 иллюстраций к книге «Щелкунчик» уже видели в Санкт-Петербурге, Карелии, Москве. Теперь пришло время Калининграда.
ИСКАТЬ СМЫСЛ, СТИЛЬ ПОЯВИТСЯ САМ
- Часть графических листов посвящены Кёнигсбергу, - говорит Ломаев. - Когда я работал над иллюстрациями к «Щелкунчику», у меня было сильное желание съездить в город, в котором жил Гофман. Но я себя сознательно сдержал. Решил, что если поеду, то увижу то, что будет мешать моей фантазии. Я выдумывал свой город, но черепичных крыш на моих иллюстрациях полно. Жаль, в Калининграде их осталось не так много.
- Вы говорили: «Есть убеждение, что, если «хорошо нарисовано», значит, художник работает добротно и качественно. Я понимаю, что это не так». А как же тогда?
- Понятие «нарисовано хорошо» связано со школой рисования. Искусство же развивается стремительно, особенно искусство иллюстрации. Мне 52 года, и я с огромным удовольствием гляжу на эксперименты молодых художников-иллюстраторов. Часто они как раз не укладываются в рамки этого «хорошо». Очень много рисования, где, конечно, нет никаких законов анатомии и перспективы. Но это рисование может быть выразительным, ярким, интересным и запоминающимся. В области эксперимента в иллюстрации нет законов вообще. Иллюстрация может быть сделана качественно, но при этом будет скучной и унылой.
- Как вы для себя формулируете понятие стиля и каков ваш стиль?
- Вопрос стиля очень интересует молодых художников. Я без конца сталкиваюсь с мыслью о том, что если хочешь быть успешным, интересным и узнаваемым, то прежде всего нужно выдумать некий стиль. Это не совсем верный путь. Каждый человек индивидуален, и повторить другого сложно, если не пытаться это делать специально. В современном контексте стиль может быть вещью вредной и даже ругательной. Когда человек начинает творческий путь с поиска внешнего стиля - это плохо.
Мой стиль как раз характеризуется количеством деталей. Когда я рисую, я не только пытаюсь насытить картинку образами, но стараюсь рассказать истории. А характеристики персонажей выражаю через детали костюма, внешности.
Я работаю и со взрослыми книгами, и с детскими. И каждый раз мне хочется найти свой подход, который можно в итоге назвать стилем. Но я скорее ищу свой цвет, линию и колорит, который наслаивается на опыт. Лучше заниматься смыслами, стиль сам собой появится.
ИСТОРИЯ ВО МНОЖЕСТВЕ ДЕТАЛЕЙ
- И все же работы иллюстраторов можно часто определить по какой-то фишке: как они изображают глаза или, например, нос. У вас есть такая фишка?
- Больше всего в работе меня вот что занимает. Особенно последние годы я стараюсь работать над точностью изображения эмоций. Пропорции тела, взгляд, положение рук. Это немного уже театральная история. К примеру, сейчас я работаю над авторской книгой «Про дождь, пиратов и цветные карандаши», где и текст мой, и изображения. В этой книжке всего два героя: папа и сын. Их приходится рисовать практически на каждой странице. Это непростая задача - показать гамму их настроений и движений. Да, текст «говорит», но важно, чтобы «говорили» и рисунки. Здесь нужно показать мельчайшие эмоции, «оживить» фигуру. Как в театре: если Гамлет на сцене, одним костюмом и гримом тут не ограничиться. Он должен двигаться, полноценно жить - и только тогда будет понятен и интересен зрителю.
- Прочитал такой критический отзыв на вас: «Иллюстрации очень перегружены деталями и подробностями, которые детям совсем не нужны». Что ответите?
- Чувствуется, что взрослый писал. У меня в этом смысле просто. Я сам - многодетный отец. То, что я рисую, я рисую прежде всего для своих детей. По общению с ними и меряю успехи свои или неудачи. Да и потом книга - это такое дело, что я без конца получаю обратную реакцию. Например, на каких-то встречах. Я знаю, что очень многие мои книги любят и собирают, ждут новые. У меня есть основания думать, что моя работа какой-то части детской аудитории понятна точно. А деталей у меня действительно много. Но это от желания рассказать историю.
ДУРНАЯ МУЛЬТЯШНОСТЬ
- Я изучил ваши работы и понял, что вы, если позволите, художник-универсалист. Потому что ваша «Русалочка» отличается от «Свинопаса» и уж тем более от истории про цирк «Бом-Бом-Бом!», где изображены клоуны, силачи, львы, акробаты в невероятной пестроте гастрольной жизни. Кто не знает, подумает, что это делали три разных художника.
- Воспринимаю как комплимент. Каждый текст требует поиска своего подхода. В этом смысле поиски стиля и вредны. К очередной работе нужно подходить с нуля и всякий раз пытаться сделать ее новой. Это порой нереализуемая задача, ведь художник отягощен старым опытом и старыми приемами. Это сильно отличается от станковой живописи, в которой рынок приветствует прежде всего стопроцентную узнаваемость. Работа же с книгой своеобразна. В ней много театрального духа перевоплощения. Я беру Шекспира и ставлю его по-своему. А завтра у меня детский утренник, и для него тоже нужно искать свой язык. Аудитория-то разная.
- В этом смысле неповторяемость - признак мастерства.
- Уверяю вас, несмотря на опыт, я во время работы чувствую кучу проблем. Результат - это всегда остаток от намерений. Художник редко доволен собственной работой. Я с трудом открываю свои старые книги, потому что всегда находится повод для недовольства: кажется, что можно было сделать лучше. Когда был моложе, я этим чувством мучался! Сейчас же я понимаю, что неуверенность в себе и сомнения - это большое благо. Да, это болезненно, но это надо принимать как очень важный элемент творчества. Если садишься к листу с холодной головой и уверенностью в себе, если знаешь точно, как и что нужно сделать, это как минимум скучно! Я каждый раз, садясь рисовать, не знаю, что у меня получится.
- У вас много иллюстраций с героями-животными. Это особая работа?
- Мене было бы скучно рисовать только людей. И животных можно по-разному рисовать, это прежде всего идет от текста. У меня есть книга «Охотники на волков» - там волки совершенно не детские. А в «Красной Шапочке» волк выдуманный, такой театральный.
- Мультяшный. Вы используете это слово?
- Да. Я вижу вокруг много мультяшности. Но она разного рода. Есть Юрий Норштейн (автор мультфильма «Ежик в тумане». - Ред.), а есть что-то совсем примитивное, вроде современных попыток сделать «Ну, погоди!» или «Каникулы в Простоквашино». Эта мультяшность дурная, она без конца пытается быть милой, веселой, красивой, а это плохие задачи. Рисование должно быть разнообразным.
ВАЖНОСТЬ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПРАВДЫ
- Какие есть запреты для детской иллюстрации? Понятно - курение и алкоголь. Хотя если это «Остров сокровищ», то как пират может быть без бутылки рома?
- Да. Или Шерлок Холмс без трубки. Тут все решается маркировкой 12+ или 16+. Вот книг 18+ у меня еще не было. Хотя поставь ее и рисуй что хочешь!
- Существуют ли какие-то другие ограничения? Как они диктуются и воспринимаются в разных странах?
- Меня это очень беспокоит. До меня доносится, что в Америке или Европе художником могут руководить, что-то запрещать или указывать, что делать. К счастью, меня это не касалось. А мои книги выходили в Китае, Японии, Южной Корее, США, Франции, Германии, Литве, Украине, Болгарии и Румынии. Если бы я был моложе, я, может быть, и принял бы это. А вообще-то неприятно. Иллюстратор, конечно, служебная профессия. Но я пытаюсь из этих рамок выскочить и быть художником. Тем более что последние книги делаю сам, независимо от издательства. И если бы мне в «Золушке» предложили насытить состав героев людьми разного цвета кожи, которых, скажем так, не очень широко можно было встретить во Франции XVII века, или, например, гендерным разнообразием, я бы воспротивился. Мне важен мой взгляд и взгляд Шарля Перро, то есть историческая правда.
О СВОБОДЕ СОВРЕМЕННЫХ ХУДОЖНИКОВ
- Над советскими книгами для детей работали гениальные иллюстраторы. Вспоминаются Иван Билибин и его русские сказки с былинами, Леонид Владимирский и его Буратино, Евгений Рачев с миром сказочных животных. В чем их главное отличие от современных художников?
- Наша иллюстрация признана во всем мире. Это замечательные авторы, на которых лежит печать образования. Кто-то был под сильным влиянием конструктивизма и экспериментов в искусстве. На разных периодах они свой опыт транслировали в иллюстрациях. Это делает их манкими для международной истории искусств, потому что в них есть следы русского авангарда.
Но стиль рисования определяли также вещи, связанные с техникой и полиграфией. «Мирискусники» (участники существовавшего с 1889 по 1920-е годы художественного объединения «Мир искусства», творчески подходившие к иллюстрированию книг. - Ред.) еще в начале XX века могли делать очень сложные работы, цветную графику и не беспокоиться о том, как она будет воспроизведена. А Лебедев (основатель ленинградской школы книжной графики, активно работал в Петрограде с 1918 года. - Ред.) думал о том, как это будет напечатано. А печаталось часто ужасно. Был один литографский камень или очень примитивная полиграфическая техника. Хороший книжный художник знал технологию печати, и это диктовало стиль.
И агитационные рисунки Владимира Маяковского определялись не только тем, что это был авангард, а еще и тем, что это должно было делаться на трафаретах. Поэтому и стиль такой.
Сегодня же художник опять может почти не думать о том, как это будет сделано. Все что угодно можно напечатать, и это дает большую свободу.
- Вы же рисуете вручную: цветной карандаш, акварель, перо, никакого компьютера?
- Я могу сделать в фотошопе любую картинку. Но мне ближе традиционные материалы. Сегодня такая традиционная графика на фоне компьютерной становится локальной и уникальной. Работы я на компьютере практически не довожу. То, что читатель видит в книге, - это рисунки, которые лежат у меня на столе. И на выставке в Калининграде это показано: есть с одной стороны книга, а с другой представлен оригинал рисунка.
ОСОБЫЕ ЛЮДИ, КОСТЮМЫ И ПОЗЫ
- Вы можете увидеть книжного персонажа в жизни? Скажем, у метро подсмотреть человека и изобразить его потом?
- Да. У меня хорошая зрительная память, что иногда мешает - я утомляюсь от лишней визуальной информации, узнаю незнакомых людей, которых вижу повторно в городе... Но! Я недавно рисовал бал для «Золушки». Там на иллюстрации человек 60. Если бы я не имел фантазии, то, наверное, завис бы с этой картинкой на полгода. Потому что нужно сделать наброски, найти прототип, подобрать костюм. Я часто рисую знакомых и друзей по памяти, своих детей, жену. И на этом торжественном балу есть и прохожие, которых я встречал в Петербурге на улицах.
- У вас много исторических иллюстраций, которые немыслимы без точных деталей костюма, предметов быта. Как вы это изучаете?
- Стараюсь не смешивать работу, не веду одновременно два-три проекта. Работаю над книгой от полугода до года. Сейчас закончил «Золушку», во Франции конца XVII века «прожил» 8 месяцев. Погружался глубоко. Сейчас перехожу на другую книгу и понимаю, что я с таким же удовольствием, с каким «входил» во Францию, теперь из нее «выхожу», оставляя надолго.
Или недавний мой проект «Снежная королева». Это сказка Андерсена начала XIX века. Но я решил, что буду делать ее со смещением во времени. Мой сюжет проходит на фоне 30-х годов Европы и зарождающегося фашизма. Я смотрел итальянские фильмы 30-х годов, немецкие фильмы 40-х. Это создает дух эпохи и ощущение атмосферы времени. Это особые люди, костюмы, позы. Даже другой цвет!