Если бы не телефон, я бы никогда не поверила, что Вениамин Карлович обладает вполне оперным фальцетом: мощным, с переливами и довольно широким диапазоном. Мечта Большого театра, клянусь. Фальцет вихрем идёт из широкой Вениковой груди, внося в жизнь маман веселье и разнообразие, а в душу – наоборот, смятение, тоску и желание немедленно ЭТО прекратить любым способом.
Но увы, способ есть только один: заткнуть фонтан красноречия приличным количеством еды. Но маман называет это культурным словом "накормить котика".
Давеча маман зашла ко мне «на минуточку», по пути из магазина. Утром. Но там кофеёк, волосы мне покрасить, за жизнь потрындеть… Часам к пяти вечера маман сказала:
- Пойду. Отец, наверное, меня уже потерял, да и Веник… Ора-а-а-ать бу-у-удет!
Мне всегда трудно поверить в то, что Веничек способен произносить какие-то звуки, кроме злобного шипения и плевков в мою сторону. Да и то сказать: сидя под батареей, широкую грудь развернуть сложно, да и вообще лучше не привлекать лишнего внимания, а то вдруг – кошмар! – схватят и – о ужас! – начнут любить изо всех сил! А Веничке вполне достаточно любви одной женщины. Потому что там любовь правильная: приправлена отварной курочкой и паштетами. А задаром любить – это вам не сюда, ясно?
Поэтому в качестве доказательства маман, придя домой, позвонила мне:
- Вот послушай!
И я услышала, да.
Не знаю… Вообще-то, я была уверена почти на сто процентов, что Вениамин Карлович – кот. Ну, без разных там подробностей, конечно, но всё-таки – кот. У него нос, как у кота, рот, как у кота, хвост, как у кота. И даже глаза, как у кота.
Но в этих душераздирающих воплях не было практически ничего кошачьего: там смешались ненависть, отчаяние, страдание, ужас в предвидении гибели неминучей (от голода, разумеется). Единственное, что там было от кошачьего – явно различимая обсценная лексика, в просторечии – мат.
Говорят же, что иностранцы, попадая в другую страну, первое, что учат из нового языка – матерные выражения: их немного, они легко ложатся в память и при этом, несмотря на малое количество, в зависимости от интонации могут выразить любые чувства – от любви до ненависти. И даже – где находится библиотека.
По крайней мере, в России – точно. Обожаю русский язык.
А чем коты хуже иностранцев, правда? По многим параметрам – даже намного лучше.
- Соскучился! – констатировала маман.
Я не стала её разубеждать. Она – интеллигентный инженер на пенсии, ей простительно не знать обсценной лексики. Пусть думает, что соскучился.
Поэтому едва вымыв руки, маман, конечно, ринулась на кухню. Веничка ринулся следом, едва не сбив хозяйку с ног. Там он – из последних, разумеется, сил вскарабкался на кресло – упал и умер от голода. Труп кота здорово подстегнул маман в скорости: она молниеносно вскрыла упаковку паштета и замолотила вилкой: Веник не любит, когда паштет кусочками.
Труп кота время от времени поднимал голову и издавал утробный, последний в жизни, крик отчаяния. И несмотря на многолетнюю совместную жизнь, маман всегда пугается, как первый раз. Хотя знает, у Веника этих криков – как у китайцев последних предупреждений: полно. Но сердцу не прикажешь.
Наконец Веничек получил вымученную пайку, стрескал её и, слегка успокоившись, отбыл на диван: лечить нервы глубоким сытым сном.
Маман начала печь обещанный внуку пирог. С мясом, разумеется. Сыночек мой не понимает, как бывают пироги без мяса. Это же не пироги вообще. Высокое звание пирога может носить только мясная выпечка и никакая другая.
Я уже рассказывала, но вдруг кто не в курсе. Когда моему отпрыску было лет пять, я затеяла яблочный пирог. Вожусь на кухне, чищу яблоки, сыплю сахар. Ребёнок ходит кругами, внимательно смотрит:
- А что ты делаешь?
- Пирог. С яблоками.
- Пирог?
- Да.
Ходит ещё пять минут, наблюдает, как я выкладываю тесто, яблоки, посыпаю корицей. Наконец не выдерживает:
- А мясо когда положишь?!
- Так это с яблоками пирог, какое мясо?
- У-у-у-у… это же не пирог тогда…
Ушёл. Обиделся. С яблоками не стал есть.
А я с мясом не пеку никогда. Потому что конкурировать в этом плане с бабушкой нереально. Собственно, и не ем, ибо пирог печётся исключительно для моего сына и мужа, если он дома. Иной раз смотрю, ребёнок одевается.
- Ты куда?
- К бабушке. За пирогом.
Ну ясно. Сговорились за моей спиной.
Вениамин Карлович тоже любит момент, когда бабушка затевает пирог. Потому что покупной фарш маман не признаёт:
- Мало ли чего они туда напихают!
И всё мясо крутит собственноручно. Советской алюминиевой мясорубкой. Веник нежно любит и мясорубку тоже. Поэтому едва мясорубка прикручивается к столу, как среди кухни возникает ВениаминКарлыч с арией «О дайте, дайте мне вот это!» - и снова падает в голодный обморок.
- Веня! – сердится маман. – Опять под ноги упал! Наступлю! Уйди, кому сказала!
Но Веник стойко лежит строго под мясорубкой: отрабатывает роль. И вылёживает свою десятину. Часть фарша неизменно перекочёвывает в Венину тарелочку и тщательно дегустируется.
- Пойдёт, - через десять минут сообщает Вениамин Карлович, облизывая усы. – Можешь печь.
Веник бы, конечно, не только усы облизал, но и живот тоже… Но – ему препятствуют некоторые обстоятельства. Не будем обзываться на рифму «поезд пассажирный», но обстоятельства именно такие, да.
В общем, недавно у нас дома снова был пирог.