Предыдущие части:
Эпизод 1 (начало)
Эпизод 2
Эпизод 3
Эпизод 4
Эпизод 5
Глава 4. Коровья Плешь
Матильда дремала в стойле, свесив свою большую голову к корыту. Как ела, так и уснула. Изо всех сил сдерживая нервную дрожь и пытаясь не суетиться, Энгельберт вывел лошадь во двор конюшни и положил на спину старушки седло.
— Ночь кромешная на дворе, господин, — сказал сонный конюх, державший факел, — куда ж вы в одиночку-то... Места у нас лихие! Болота!
— Ты лучше посвети мне, любезный, — приказал Энгельберт, затягивая трясущимися руками подпругу. — Да того... помалкивай. Не твоего ума дело!
— Оно-то понятно, — вздохнув, кивнул конюх, — что не моего! Только вы-то, господин, сами нездешние, да и устали, как я погляжу... Вы бы переждали до утра, а там бы уже и ехали. Сейчас ведь лето, скоро светать начнет... А, господин?
Энгельберт молча закончил дело, взгромоздился в седло и пустил Матильду галопом. Мост, на счастье, был опущен — болотный маркиз не боялся никого. Часовой на воротах растерянно посторонился, моргая вслед удаляющемуся всаднику.
Дым смоляного факела разъедал Энгельберту глаза, мешая вглядываться в темноту, но Матильда была умным существом и несла своего хозяина быстро, но со всей возможной аккуратностью.
Домчавшись до первой развилки, Энгельберт оглянулся назад, напряженно вслушиваясь в темноту, а затем повернул на юг. Он помнил, что за столом неосмотрительно рассказал маркизу о своих планах. Скорее всего, у хозяина замка хватит ума отправить погоню и по этой дороге тоже, но так шансы избежать возмездия несколько увеличивались.
— Болтун, — обругал себе Энгельберт вслух. — Болтун, подлец и негодяй!
Хмель быстро выветривался из головы. Ну зачем нужно было калечить племянника? Да, он гнусный человечишка, этот прыщавый Арнольд, но что в мире изменилось от его, Энгельберта, необдуманного поступка? Что? Наказал подонка? Не-е-ет, подлостью ответил на гостеприимство. Одним взмахом злополучного табурета превратил друга, маркиза то бишь, в смертельного врага. Ожидай теперь маркизовой мести!
— К тому ж это ведь я сам зарубил ту бедняжку, сам! — вдруг припомнил Энгельберт, в порыве раскаяния схватил себя за бороду и выдрал целый клок волос. Слезы сразу брызнули из глаз — то ли от боли, то ли от осознания непоправимости всего, что произошло. Почувствовав, что поводья ослабли, Матильда перешла на рысь, а потом и вовсе остановилась. Энгельберт бросил факел на землю и сам сполз в придорожную траву, зарылся головой в колкую, пахнущую терпкой ночной свежестью зелень и тоненько, безутешно, как щенок, завыл.
---
Небо на востоке становилось все светлее. Рыцарь Энгельберт, печально сгорбившись в седле, ехал по безлюдной дороге, петляющей между таких же унылых, как и он, холмов, все дальше и дальше на юг. Стояла тишина, лишь копыта верной Матильды глухо взбивали отсыревшую дорожную пыль да где-то в стороне посвистывала незнакомая птица, которая почему-то проснулась раньше других — или вообще не спала в эту странную ночь. Каменистые бока возвышенностей обросли, как волосами, редким кустарником, за который цеплялись клочки тумана, а макушки тонули во мраке.
Порой рыцарь в задумчивости ослаблял поводья, и лошадь делала передышку, опуская морду в буйно разросшийся пыльный репейник. Потом сама, руководствуясь какой-то своей лошадиной совестью, двигалась дальше.
Даже когда стало достаточно светло, чтобы ехать чуть быстрее, Энгельберт не пришпорил Матильду. Всадник словно оцепенел. Иногда он погружался в тяжелую похмельную дрему и начинал клевать носом, но страшные мысли возвращали его к реальности, и тогда Энгельберт страшно, утробно стонал.
О горе! Может быть, в болотном замке уже узнали о том, что случилось, и бросились в погоню? Скорее всего, так оно и есть... Господи, зачем? Зачем?
Только взошедшее над холмами солнце сумело немного оживить нашего одинокого рыцаря. Энгельберт поднял голову, протер глаза и с удивлением огляделся кругом.
Оказалось, что холмы уже остались позади, и перед рыцарем вольно раскинулись дышащие всей своей зеленой грудью поля и живописные прозрачные рощи. Матильда остановилась, чтобы позавтракать мясистой придорожной травой.
— Обжора, — с теплотой прошептал Энгельберт и похлопал лошадь по искусанной слепнями шее. Тут он понял, что и сам проголодался, поэтому решил поскорее добраться до ближайшей деревни. Если есть дорога — значит, она должна куда-то вести?
Продолжение следует!
==========
А вот вам пока рассказов моих: