…Московская тетушка Андрюшеньки, Любовь Ниловна, была гордостью не только семьи. Талантливый ученый, врач, общественный деятель, она находилась на вершине своей славы и, пожалуй, что могла считать себя человеком даже счастливым, если бы не горькое одиночество.
...Любовь Ниловна была, если можно так выразиться, просто классическим подтверждением известной «философии», что за все в этой жизни нужно платить. Человек не может иметь всё и сразу, и если где-то в какой-то области своего бытия он преуспевал, то в другой на столько же непременно терял. Раннее вдовство, а затем смерть не успевшего даже жениться сына, очень больно ранили ее, но найдя даже не утешение, нет, а смысл жизни в любимой работе, она достигла таких профессиональных высот, что стала непререкаемым авторитетом не только в отечественной медицинской науке. Она считалась непревзойденным знатоком людских душ, начало которых, по ее мнению, лежало в тонком слое человеческой психики. Развивая, творчески интерпретируя и дополняя наследие Фрейда, полагавшего, что причина человеческих недугов кроется не в генах, а в неправильном образе мыслей, Любовь Ниловна вывела некую почти абсолютную формулу, позволившую ей добиваться из ряда вон выдающихся практических результатов. Она докапывалась до первоисточника болезни и, обнаружив главный, как у гниющего карбункула, стержень некогда пережитого стресса, врачевала именно его, возвращая к здоровой полноценной жизни даже самых безнадежных. Она была востребована чрезвычайно, а потому занята и, чего греха таить, очень, ну очень обеспечена.
...Анна была поражена и сильно обеспокоена ее профессионализмом, который основывался не только на признанных всеми научных постулатах, интуиции и природной способности разбираться в людях. Тётушкин талант, постоянно совершенствуясь, опирался еще и на богатую врачебную практику, которая, вместе с от Бога полученным даром, позволяла ей без всяких необходимых обследований и экспертиз, иногда только по первому впечатлению, безошибочно определять диагноз у едва переступавшего порог ее кабинета человека...
...Похоже, свой и, увы, не утешительный для Аннушки «диагноз» Андрюшкина тётка поставила ей сразу. И хотя встретили ее хорошо, никак не демонстрируя неприязненного отношения, Аннушка почувствовала сразу: здесь она - гостья не дорогая. Тётка не купилась ни на восторженные отзывы питерской родни, ни на счастье любимого племянника, ни на льстивые попытки Анны найти к ней подход. Аннушка ни раз ловила на себе ее насмешливые неуважительные взгляды, которые, казалось, понимали не только мотивы ее предстоящего замужества, но и предостерегали даже от мысли вредить их семейству, обещая за это очень много самых неприятных минут...
...Анна приуныла. Её планы рушились. Ну кто мог подумать, что Андрюшкина тётка окажется едва ли не ясновидящей?! Аннушка корила себя за самонадеянность, нетерпение, которые, возможно, очень дорого – здесь в буквальном смысле - могут ей теперь обойтись. Что ей мешало провести добросовестную разведку, убедиться, кто и на что из этих богатеньких и доверчивых «буратин» способен, установить правильную их очередность в отправке на тот свет?..
Ах, если бы только она могла знать, что эта московская мымра окажется столь проницательной... По-хорошему, начать нужно было именно с нее. Но дело сделано. Не вернешься же теперь, в самом деле, обратно в Питер с извинениями: дескать, простите великодушно, ошибочка вышла, и вам, Зинаида Ниловна, пока еще не время, уступите-ка очередь сестрице... Расправиться с ними обеими сразу - почти верный провал: Андрюшкина мать сидеть сложа руки не станет. Нет, лучше, конечно же, выждать…
...Погруженная в свои невеселые мысли, Анна отвернулась к заплаканному от дождя окну, ждала возвращения отосланного куда-то с поручением тетки Андрюшеньки. Они уезжали.
...Любовь Ниловна, тяготясь затянувшимся до неприличия молчанием и желая расстаться с так не понравившейся ей гостьей красиво, сделала еще один пустой фальшиво-гостеприимный жест.
- Вы говорили, что никогда не бывали в Москве... Отчего же тогда так торопитесь уезжать, нигде не побывав? У нас в столице - Любовь Ниловна улыбнулась - есть на что посмотреть. Да вот хотя бы цирк. Такую программу не часто увидишь. Савельев со своими медведями вернулся с гастролей. Я помогла бы с билетами.
- Я не люблю цирк. - Анна, не отрываясь от окна, даже не повернулась.
Она больше не желала нравиться и подыгрывать, вполне угадав, что тётка едва ли поведется на такой дешевый трюк.
- Вот как? - Любовь Ниловна уже с любопытством смотрела на совсем еще юную фигурку гости. - А я, признаться, люблю. Особенно дрессуру.
Анна передернула плечами, хотела ответить, но неожиданно напряглась, оживилась. Она украдкой, из-под руки, покосилась на хозяйку, скрывая в щелочках вдруг повеселевших красивых глаз хищные недобрые огоньки.
- Не понимаю, какое удовольствие можно находить в мучениях несчастных животных?..
Тетка смешалась.
- Ну почему же в "мучениях"? По-моему, выступать, быть артистами зверушкам нравится.
- Нравится?! Что, например, им может там нравится? Зайцу курить? По проволоке ходить? А вы, к слову, Любовь Ниловна, сами умеете ходить по веревке?..
Любовь Ниловна смутилась не столько от такого, граничащего с неуважительностью вопроса, сколько от того, что молодая, почти девочка, особа разговаривает с ней, взрослой уважаемой женщиной, вызывающе на равных. Но помня, что разговор начала не Анна, а она сама, Любовь Ниловна сухо, давая понять, что Анна ведет себя дерзко, ответила
- У меня, знаете ли, несколько другая специальность... И у меня нет необходимости ходить "по веревке".
- Вот как? - Анна уже повернулась лицом к собеседнице и, не замечая ее раздражения, не отставала. - А у медведя или несчастного тигра такая необходимость, значит, есть?! Интересно... Они что же, по-вашему, сами пришли в Москву наниматься?
- Цирк - это искусство.
- Искусство - в музеях и оперных театрах. Но там пусто. И знаете почему? Людей тянет, притягивает не искусство, не высокий заложенный в нем смысл и красота, а низменные противоестественные страсти.
Любовь Ниловна снисходительно улыбнулась.
- Наверное, вы не правы. Цирк - это все-таки искусство и животным там хорошо: им сытно, уютно, безопасно. Они живут в неволе значительно дольше, чем у себя в природе.
- Конечно, с этим трудно не согласиться. - Анна скривилась в презрительной гримасе. - Так как погибают они у себя на воле чаще всего не от естественных причин: человек уничтожает все, к чему только прикасается. Все вымирает после него, все рушится!
- Вы мрачно смотрите на мир, девочка. Конечно, не все просто... И жизнь - вещь сложная. И люди в ней разные: одни - разрушители, другие - созидатели. И созидатели делают природу ближе и понятнее людям.
- Не стоит лукавить. Все люди одинаковые. И низменное жестокое начало даже у самых хороших из них превалирует.
- Вы преувеличиваете.
- Нисколько. Как вы думаете, если бы преступников стали казнить публично на площадях, - это зрелище было бы малолюдным?.. А если бы за это можно было брать еще и деньги, уверяю вас, ни один цирк не смог бы тягаться с этим зрелищем по кассовости.
Любовь Ниловна усмехнулась, уселась в кресло напротив Анны, приготовилась к долгому разговору. Эта девочка впервые с момента ее появления в доме возбудила в ней не столько любопытство, сколько живой профессиональный интерес.
- Вы очень молоды, Анна, и с вашей красотой просто удивительно иметь такие мысли и настроение.
- Мысли есть у тех, у кого есть голова на плечах, а настроение, - у кого есть сердце. У красивых это тоже, представьте, имеется. Вы удивлены?
- Не нападайте на меня, я вовсе не то хотела сказать. Бог наделил вас многими достоинствами, в том числе и такой внешностью. Поверьте мне, вам достался редкостный дар. Но отчего вы так несчастны?
- Я этого не говорила. Но я хочу быть счастливой.
- А что по-вашему счастье?
- А по-вашему?
Любовь Ниловна улыбнулась.
- У каждого оно свое. Для многих женщин такая внешность как у вас была бы его вершиной.
- Иметь такую внешность для женщины - верх несчастья!
Любовь Ниловна не стала возражать, промолчала, ожидая продолжения. Но Анна, видимо, не питая к этому разговору никакого интереса, опять отвернулась, уставилась в мокрую серую пелену угасавшего дня.
- Простите, но я вам не верю. Это кокетство, не более. Красота для женщины очень важна.
- Чем? - Анна резко обернулась, смотрела теперь на Любовь Ниловну с плохо скрытым недоброжелательством.
Тетка, раздражаясь Аннушкиным «кривлянием» по поводу ее бесспорного достоинства, хотела ответить ей резко, когда внезапно замерла, поймав себя на том, что не знает как. Она пожала плечами, неуверенно протянула.
- Ну, это, по-моему, и объяснений не требует...
- Хм... Особенно, когда их нет. - Анна победоносно ухмыльнулась.
- Но и большой беды в том, что женщина красива, тоже нет.
- А вот здесь вы неправы. Только красивая женщина может быть по-настоящему несчастна.
- Простите, Анна, мне это непонятно. Да и то сказать, я ведь не могу, в отличие от вас, похвастаться своей внешностью.
Анна исподлобья вгляделась в тетку, не сделала и малейшей попытки подыграть или сказать несколько обычных в таких случаях комплиментов. Сложив руки лодочкой, она прижала их к груди, прошлась по комнате, заметно волнуясь.
- Вы правы, по-хорошему, никакой беды в красоте быть не должно, как и в том, что женщина может быть очень талантливой. - Анна остановилась, помолчала и вдруг резко повернулась, уставилась в Любовь Ниловну глубоким страдающими глазами. - Если я вас спрошу, счастливы ли вы?, вы мне солжете. Вы не захотите ответить. Во-первых, потому, что это ваша личная жизнь, а, во-вторых, люди избегают говорить о собственных провалах и жизненной несостоятельности. Эта самая болезненная и деликатная тема, которой стыдятся, как собственной наготы. Вы не станете говорить со мной, так как вы - несчастный человек. Да-да! Не протестуйте! Меня не проведешь. Несчастную женщину я узнаю с первого взгляда. Даже в толпе. Даже по походке! Но вы несчастны более, чем кто-либо из них. И никакая ваша работа, никакие признания ваших заслуг не могут заглушить и заполнить той пустоты, которая образовалась внутри вас. И дело здесь ни в ваших давно умерших родных. Ну что делать?.. Это жизнь, у которой есть и начало, и конец. Ваши любимые люди жили, были счастливы и ушли вовремя. Для них вовремя. Потому что они умерли счастливыми. А вы остались. Да, вы не были рекламно красивы, но вы были тогда еще достаточно молоды и привлекательны. И вы могли бы, да вы и хотели еще устроить свою личную жизнь. Ах, если бы тогда на вашем жизненном пути встретился человек достойный! А разве их не было?, достойных-то?.. Были, конечно. Но вы остались одиноки, потому что не поверили никому из них. Почему? Да потому что у вас была ваша работа! Со всеми ее лаврами, почестями, признаниями и теми материальными благами, которые она дает. Со многими из ваших мужчин у вас были близкие отношения, которые очень скоро переходили... в деловые. Вами начинали пользоваться. И вы не смогли смириться с таким потребительским к вам отношением. Оно оскорбляло. Вы устроили «на тёплые места» ваших «друзей», раздали им то и сколько они просили и хотели от вас получить, и отдалились от них, ничего кроме боли и разочарования не приобретя. Вы оказались заложницей вашего таланта, как я моей красоты. Вас «любили» за ваши заслуги и деньги, меня - за мою внешность. Но в вашей жизни был хотя бы ваш муж, с которым вы встретились, когда еще не были ни имениты, ни богаты. Вас любили только за то, что вы - это вы. В вас видели женщину, именно женщину! Меня не любит никто. За мной ухаживают, меня «боготворят», дарят охапки цветов и подарки.... Это хорошо? А вам никогда не приходило в голову, что все это обязывает, что все это надо отрабатывать?.. Мне дарили драгоценности и везли на вечер, как цацку, как модный брелок, хвастаясь таким приобретением. Меня, как мартышку, таскали за собою всюду, не интересуясь, а хочу ли я этого, устала ли, больна ли?.. Я была и остаюсь... вещью! Красивой, даже шикарной, но вещью. Понимаете?.. Только в отличие от вашего таланта, который всегда с вами и в цене, который будет кормить вас до старости, что останется мне через десять, двадцать лет?.. Да что там двадцать лет! Зачем загадывать так далеко?! Что будет со мной завтра, если я вдруг заболею и красота моя сойдет на нет?! Меня же просто вышвырнут, как старую, подержанную и негодную уже более к потреблению штуковину и заменят другой. Я что-то преувеличиваю? Нет. И страшно не то, что я говорю, а то, что это правда. Исключения еще случаются, но столь уж редко, что становятся даже как бы и неприличными. Это как будто когда состоятельный человек по-жизни ходит в одном, уже старом поношенном костюме... Сейчас стало не просто модным, престижным, а как бы обязательным менять в жизни и дома, и машины, и семьи... На мужчин, не имеющих такого желания, если и не показывают прямо пальцем, то понимающе снисходительно кивают: ну что, дескать, делать?, болен человек, не способен... А я не хочу этой грязи, этой боли, не хочу быть просто модной безделицей в чьих-то бездушных руках! Я хочу иметь семью, дом - тихий, уютный. Я хочу уверенности в завтрашнем дне! Я устала "соответствовать!" Я хочу жить!
Любовь Ниловна, потрясенная откровением Анны, сидела присмиревшая, растеряв всё своё академическое превосходство. Она судорожно сглотнула, сделала последнюю попытку сохранить «лицо» и необходимую дистанцию.
- В жизни случается всякое. Это жизнь. Но вы нарисовали слишком мрачную картину. Поверьте мне, не все так безнадежно...
- Ах, оставьте! - Анна с досадой отмахнулась, словно раздражаясь за свою откровенность. - К чему эти сцены?.. Вы же знаете, что я права. А жизнь?.. Ну что же, вы правы... Это жизнь. И пока жив человек, нужно надеяться, нужно...
Она замолчала, тяжело привалилась к стене. Любовь Ниловна несмело прошептала.
- Вы любите Андрея?
Анна покачала головой.
- Нет. Но, знаете, я всегда буду его помнить и жалеть, что мы расстались.
Тетка, растроганная до слез этим нечаянным разговором, уставилась на нее жалким, просящим, как у голодной собаки, взглядом. Аннушка задумчиво улыбнулась, и ее красивые темные глаза стали ласковыми, бархатными и влажными.
- Он необыкновенный. Совершенно особенный. Он, как солнечный лучик, очень светлый. Есть люди, которые одним только присутствием на этом свете делают мир лучше и чище. Он некрасив. Это правда. Но в нем есть одно огромное преимущество, которого не стоят даже тонны бицепсов накачанных самцов. Он абсолютно надежен. Он любит меня. Любит не за мою красоту, хотя ему это и приятно, а просто за то, что я – это я, что я - его половинка. Он никогда не откажется от меня, не предаст, чтобы со мной не случилось, и какой бы жизнь меня не сделала. И если вдруг со мной случится несчастье, он не будет под дверью больничной палаты молить Бога о моей смерти, чтобы я не «мучилась»...
- Но ведь вы не любите его...
- Для меня намного важнее, чтобы любили меня. - Анна поморщилась, пряча слезы. - Но и это оказывается невозможным. Родители Андрея против нашего брака.
- Почему?!
- Я не знаю. Я не спрашивала. - Аннушка развела руками, вымучено улыбнулась. - Должно быть, думают, что я хочу завладеть их самым большим в том захолустье домом... Красивые девушки в глазах обывателя - всегда хищницы.
Возвращение Андрюшеньки очень вовремя прервало этот в высшей степени неожиданный и важный для обеих женщин разговор...
(продолжение следует...)