Белый с серыми пятнами кот одиноко стоял в тусклом свечении Лунного Камня, готовясь к встрече со Звездными предками. Водопад нервно поерзал лапами по холодному полу, не решаясь уснуть. Наконец он глубоко вздохнул, коснулся носом бледного камня и закрыл глаза.
В следующий раз, когда он снова разомкнул их, он оказался в темном лесу. Сквозь листву нарядных деревьев пробивался яркий лунный свет, заливающий не чувствующуюся под лапами траву. Водопад вдохнул морозный воздух, наслаждаясь прибытием на территорию Звездного племени.
Хотел поговорить, Водопад? - раздался свистящий шепот над его ухом.
Целитель напуганно отпрянул, но затем пригладил шерстку, узнав серую полосатую кошку. Он радостно подбежал к ней и уткнулся носом в ее пушистую гриву, грустно улыбаясь.
- Мама!
Дожделистая усмехнулась.
- Не веди себя, как котенок, - более строго сказала она, подернув темно-серым плечом, усыпанным звездным узором. - Спрашивай то, что хотел спросить, пока время не истекло.
Целителю очень хотелось поболтать с мамой, как будто она была жива — она умерла от Зеленого кашля много лун тому назад, но Водопаду казалось, что с тех пор прошла четверть луны. Он так винил себя за то, что не сумел спасти ее, так много вспоминал о ней... Но сейчас, он пришел с весомой причиной.
Он должен спасти свое племя.
- Дожделистая, прошу... - начал он, подбирая слова. - В нашем племени небывалые голода, которые только видели даже самые древние старейшины. Коты умирают от голода один за другим. Котята едва выживают и растут совсем слабыми. Что нам делать, Дожделистая?
Водопад терпеливо ждал ответа, отчаянно смотря мертвой матери в глаза. Она задумчиво молчала.
- Ответь-же! - торопливо воскликнул он, замечая, как призрачная воительница начинает медленно испарятся в воздухе. - Что-же ты медлишь?
- Солнце не найдет свое спасение в кровавом закате, но снова взойдет под покровом последней надежды, - ответила Дожделистая. С каждым словом ее голос становился все тише.
И в конце концов она совсем исчезла.
Водопад очнулся в темной пещере, снова чувствуя терзающий его живот голод и тяжесть собственной шкуры.