Это мой самый любимый альбом группы, у которой нет плохих альбомов. Он невероятен. Это больше, чем “рок-музыка”, это чистая трансляция чувств – раздражения, боли, одиночества, депрессии, неустроенности, усталости и – желания двигаться вперед, тяжести груза новых идей, любви – к музыке, к своим инструментам и друг к другу. Самые лучшие записи британского рока были сделаны в период жесточайших экономических и политических кризисов, когда действовала карточная система, по ночам не горели фонари и каждую неделю рвались бомбы террористов. Лучший альбом LZ записан в период серьезных личных проблем каждого из участников группы. Это не значит что трудности – непременное условие для создания шедевра, но они, безусловно, влияют на творчество и если художник силен по-настоящему, то он выходит из внешних проблем через творчество – и чем серьезнее эти проблемы, тем мощнее должно быть созданное художником произведение, чтобы преодолеть препятствия и победить – болезнь, депрессию или что-то еще. Конечно, художник не должен быть голодным, это ерунда, художнику всегда хорошо бы иметь достойные условия для работы, но если уж случилось что-то аховое, художник рук не опускает и швыряет в препятствия свои шедевры – “Нате вам!”. Presence – с одной стороны – самый тяжелый по звуку альбом LZ, с другой – рвущийся из заточения на волю и рушащий все стены. Сухой плотный звук, ломовые риффы Пэйджа, драйв бас-гитары и совсем уже запредельная игра Бонэма – и при этом запоминающиеся, яркие песни и - отсутствие монотонности "обычного" тяжелого рока – все сошлось. Achilles Last Stand – запредельно грандиозное полотно. Казалось, что после “Плотины”, “Лестницы” и “Кашмира” ничего мощнее написать уже нельзя, но эта песня – в другом ключе (как и “Кашмир” по отношению к “Лестнице” и она по отношению к “Плотине”), но еще монументальней, тяжелее, музыкальней и драйвовее. Лавина звуков весом в тысячи тонн, но прозрачная, в ней видны все гитарные партии, сосчитать которые невозможно из-за дикой скорости – только в финале, когда фоном играет целый строй размышляющих гитаристов можно напрячься и определить – сколько же их. Но считать не хочется, поскольку музыка тащит за собой, захватив с первых тактов. Бас каким-то образом увязывается с ударными, живущими своей, отдельной жизнью, летящими быстрее всех прочих инструментов, выдающих дикий грув, синкопы, в которые Бонэм исхитряется воткнуть длинные брейки, словно догоняя сам себя, вставляя в крохотный промежуток времени, в конец такта длинные барабанные рисунки, которые туда, по логике вещей, ну никак не вставить, но все складывается. Десять минут страшной гонки с просторной вокальной партией Планта – тоже существующей отдельно, но все эти самодостаточные партии – баса, гитар, ударных и голоса – складываются в единое целое, составляют удивительной красоты паззл песни – одной из самых ярких и неожиданных у LZ . Громоподобные, разреженные риффы For Your Life с партией ударных, которая кажется повторяющейся и монотонной, но которая на самом деле постоянно меняется, насыщается фишечками, синкопами, короткими брейками, то бочка добавит долю, то еще что-то, гитара совершенно нагло “съезжает” и возвращается в ноту, песня вырастает, меняет общий рисунок, меняется тональность, возвращается – с еще одним рисунком, гитары опять множатся – их уже минимум три, микропаузы, которые дают дыхание, свободу и ощущение бесконечности музыки. Тяжелый фанк Royal Orleans с короткими чугунными диско-вставками, с намеком на самбу, которая тоже – если не из чугуна, то из легированной стали. Размашистый, на целый южный штат, а то и на два блюз Nobody’s Fault But Mine, наэлектризованный до такой степени, что в ближе к середине забывает, что он блюз, приходится напоминать гармошкой. А Бонэм – можно отдать должное его прошлым достижениям, но - нигде и никогда раньше не играл с таким адским грувом, как в этой песне – и всех остальных на Presence – и в залихватской Candy Store Rock его как бы “веселенькие” по задумке тарелочки звучат вовсе не весело, а скорее угрожающе. Песня совершенно дурацкая, но резкие риффы гитары с басом, стена ударных и выход на неожиданную финальную часть со стенаниями Планта завораживают. Нечеловеческая четкость игры в Hots On For Nowhere, где Бонэм показывает очередные ритмические чудеса – вместе с остальными, впрочем. Группа - оживший метроном, из механизма превратившийся в одухотворенное, но злобное и опасное животное. А после безумия основной части альбома все – и слушатели в том числе - падают в Tea For One. В дым докуренных сигарет, в опустевший ночной клуб, где нет уже ничего и никого. Квинтэссенция британского блюза – печаль, одиночество, все ушли, только внутри что-то рвется – непонятно куда, потому что идти просто некуда. Это не Мадди Уотерс и не Хаулин Вулф, мажорные “все нипочем”-парни, а хороший, крепкий, многолетней выдержки европейский сплин. И соло Пэйджа, ставшее хрестоматийным. Почти десять минут печали, в которую и музыканты и слушатели погружаются с удовольствием – работа и дела подождут, дайте погрустить. Прекрасный, разнообразный, жесткий, виртуозно сыгранный и очень “от души” альбом.