В первый день декабря 1905 года на сцене Императорского театра состоялась премьера комедии "Божий цветник", посвящённой взаимоотношениям в богемных сферах. В пьесе обличалась пошлость, пустота, тщеславие художественной интеллигенции и аристократов-меценатов, ей покровительствующих. Главные роли — художника Василия Рощина и его богатой благодетельницы — сыграли признанные мастера Александринской сцены Николай Ходотов и Мария Савина.
Спектакль вызвал бурную полемику, монархисты в ярости набросились на театр за "неуместные и несвоевременные" нападки на представителей правящих кругов; революционно настроенным зрителям, напротив, казалось, что в "Божьем цветнике" сатира беззубая, компромиссная, псевдоразоблачительная... Между тем, оба идеологических лагеря признавали талант драматурга, его умение выстроить занимательный сюжет, выразить свою мысль простотой и ясностью положений, дать актёрам возможность проявить свой дар в интересных ролях.
Имя автора, Александра Ивановича Косоротова (1868-1912) было в то время известно всей образованной России. Его многочисленные рассказы публиковались в журналах и выходили отдельными сборниками; повести "Забитая калитка" и "Вавилонское столпотворение" разошлись на цитаты, а рецензии в газете "Новое время", печатавшиеся под псевдонимом "Сторонний", были популярны не меньше, чем статьи других критиков, фамилии которых мы сегодня знаем по учебникам истории. На момент премьеры "Божьего цветника" Косоротов был весьма заметной фигурой и в театральном мире — его пьесы "Весенний поток" и "Мечта любви" имели шумный успех, и ставились по всей стране. Избранник судьбы, любимец публики, о котором благосклонно отзывался сам А. Р. Кугель, и которому пророчил славу его "литературный крёстный отец" М. Горький... им восхищались, с ним искали знакомства, ему завидовали...
Через семь лет нищий, смертельно больной, одинокий и обезумевший, Александр Косоротов повесится на оконном шнуре.
Цветы и бабочки
Название "Божий цветник" символично, и одновременно иронично. Возлюбленной главного героя, никем не понятого художника, ищущего новые формы в живописи, снится сон о райском саде, где мужчины превратились в яркие цветы, а женщины — в прекрасных бабочек, порхающих рядом с ними. Проснувшись, она рассказывает Рощину о том, что видела в цветнике и его (в виде роскошного цветка), и себя (нежную бабочку), и ещё какую-то неизвестную летающую красавицу, прильнувшую к нему... Художник, вдохновлённый этим странным видением, пишет картину, где изображает всё то, что снилось его любимой Зое. Неожиданно для него самого это полотно производит огромное впечатление на публику. Отшельничество, насмешки других живописцев, бедность и отчаяние — всё остаётся позади, на Рощина обрушивается долгожданная слава, ему покровительствует Боровицкая, эксцентричная богатая дама, местная знаменитость... Забыв о Зое, художник женится на своей попечительнице, открывает журнал, начинает заниматься просветительской деятельностью, ищет молодые таланты, надеясь реформировать художественную жизнь в России. Но все эти прекрасные начинания терпят крах, и "божий цветник" превращается в магазин искусственных цветов.
Задыхаясь в такой атмосфере, Рощин возвратился к старой привычке бродить в одиночестве по улицам. В одну из таких прогулок он вдруг лицом к лицу встретился с Зоей, которая стала публичной женщиной. Зоя была пьяна. Они долго стояли в молчании. Наконец Зоя хриплым голосом и со злой усмешкой спросила: "КаковО торгуете? Сном-то моим, здорово небось расторговались?" — и пошла своею дорогою... (Из "Ежегодника Императорских театров" 1905/06 гг).
Пришелец с юга
Судьба художника — тема, интересовавшая Александра Косоротова с ранней юности. Сын военного врача, он с ранних лет проявлял способности к живописи, писал портреты и пейзажи, сочинял романсы, мечтал даже о карьере музыканта. Детство Саши прошло в казачьей станице, на территории нынешней Волгоградской области; чуть позже, после смерти отца, семья перебралась в Новочеркасск. Недоброжелатели писали впоследствии о Косоротове как о "пришельце откуда-то с юга", стараясь подчеркнуть его провинциальность и наивность. Но сам Косоротов никогда не стыдился своей малой родины, наоборот, вспоминал о ней с трогательной теплотой:
Вечно яркое солнце, тёплый климат, богатая природа — всё это делает из века в век, изо дня в день свое неизменное дело. Яркие краски, ласковый благоухающий воздух, широкие степные горизонты и весёлая разнообразная зелень виноградников, звонко журчат прозрачные ручьи среди серебристых верб... да разве можно среди такого великолепия родиться равнодушным к жизни и не талантливым? (Из автобиографической повести А. Косоротова)
Воспоминания об учёбе в Новочеркасской классической гимназии написанные Александром Ивановичем уже в зрелом возрасте, необычайно живые и увлекательные; изобилуют сценками, случаями, историями из ребячьей жизни, смешными, а порой и жутковатыми. Книгу высоко ценил В. В. Розанов, называя "обширной разработкой бездны педагогических тем", и даже сегодня она читается легко, авторские наблюдения отзываются в читательской душе... а многие выводы о состоянии учительского дела, увы, актуальны и поныне.
Обладая хорошим слухом и сильным голосом, Саша был солистом в гимназическом хоре, самостоятельно научился игре на пианино, скрипке, обогнав по технике братьев, бравших уроки у профессионального преподавателя музыки. Мальчик жаждал настоящей учёбы, но отец категорически запретил даже думать о Консерватории. По его мнению, не будучи гением, тратить время на музыку было бессмысленно. Утратив заветную мечту, Саша решил "выплакать" своё горе на бумагу, и сочинил поэму о музыке, продолжавшей звучать в его сердце. Поэма вышла пафосной и скверной, учитель словесности разнёс её в пух и прах, зато этот опыт послужил уроком для юного творца: "Впервые в жизни пришлось осознать, сколько нужно труда и упорства, чтобы из дилетанта сделаться мастером... я засел за сочинения Пушкина..." Это навсегда останется отличительной чертой Косоротова: стремление учиться, развивать свои задатки, признавать ошибки и не бояться их исправлять.
Окончив гимназию, Косоротов отправился в Москву, где учился на историко-филологическом факультете Университета, а после — в Петербург. "И тут, как это иногда случается, слепая от века Фортуна внезапно стала осыпать пришельца своими дарами..." — со снисходительной усмешкой пишет П. Перцов в "Литературных воспоминаниях". Попытки найти себя на военном и чиновничьем поприще (должность секретаря в Министерстве земледелия) быстро были Косоротовым заброшены; он всерьёз занялся писательством, а позже и журналистикой. "Апломб невежды", "развязная обывательщина", "самоуверенная ерунда", — каких только эпитетов не было в его адрес, но карьера столичного журналиста складывалась быстро и счастливо. Людям нравились его заметки, популярность росла. Именно его редакция "Нового времени" отправила корреспондентом в Париж, где он и пробыл до 1902 года.
Отношения с театром тоже были благоприятными. Наиболее ранняя из сохранившихся пьес Косоротова носит название "Тьма желаний" (1899). Её главный герой — молодой банковский служащий Засекин, с отличием окончивший университет, и мечтающий разбогатеть. Чтобы добиться больших денег, он пытается выиграть их за карточным столом, потом начинает волочиться за состоятельной вдовой... Внезапно полученное наследство, казалось бы, даёт надежду на счастливую развязку, Засекин уезжает в деревню, где хочет жениться на чистой и честной девушке. Но "сладкая жизнь" так просто не отпускает его, вдова мстит за измену, деньги уходят... Есть ли шанс у Засекина вырваться из болота?.. Из текста следует, что вряд ли, хотя юная невеста всё же остаётся с ним.
Самую известную пьесу "Весенний поток" (1904) поставили в Петербурге в Театре Веры Комиссаржевской. Начиналась она с того, что импозантный сорокалетний господин Сергей Хмаров приводит в отдельный кабинет дорогого ресторана молоденькую Наташу. Но всё чуть сложнее, чем кажется на первый взгляд: девушка первой подошла к нему познакомиться на улице, и не ради заработка. Наташа смущённо признаётся, что невинна, но "в её крови бушует весна", и она предлагает Хмарову жениться на ней. Дело здесь не только в пробуждающихся женских желаниях; полунищая жизнь лишает героиню надежды на приличное общество, достойного жениха, законный брак, материнство... От отчаяния она решается сделать предложение первому понравившемуся встречному...
В своих мемуарах Николай Ходотов вспоминает, как в 1907 году собравшиеся у него на квартире литераторы говорили о том, какое своё произведение они считают лучшим. Косоротов тут же, не задумываясь, ответил: "Коринфское чудо"! Трагедия на древнегреческом материале о религиозных противоречиях появилась сначала на сцене театра Литературно-Художественного Общества, а потом и в Малом. Откликов было много, публика вновь "раскололась" надвое. Одни считали, что христианство представлено в этой трагедии как сила, мешающая человечеству на пути к счастью; другим казалось, что критика церкви могла бы быть острее... Лебединой песней Косоротова стала драма "Мечта любви", тоже вызвавшая неоднозначную реакцию, и тоже имевшая некоторые автобиографические мотивы. Драматург часто писал о себе, черпая материал из собственной жизни. Но театральные успехи начали сходить на нет, зрительному залу уже нужны были другие темы, идеи и персонажи. И талант Косоротова, как отмечали критики, начал тускнеть, иссякать... Вернуться в журналистику после поездки за границу ему уже не удавалось, хотя он предпринимал для этого все усилия.
"Каким я мог бы быть хорошим..."
В 1912 году Александр Косоротов пишет одному из друзей, что неизлечимо болен горловой чахоткой. Но смерть, как он утверждает, не пугает его. Напротив, он думает о ней, как о чём-то хмельном и сладком, подобном хорошему старому вину. Но... "всё думается, как я мог бы быть хорошим и большим, и какой ощипанной сволочью лягу в гроб..." Мучаясь от боли, испытывая денежные затруднения — отчасти по собственному неумению вести дела, отчасти из-за тяжёлой экономической ситуации в стране, — он достиг некой точки невозврата. Семьи у Косоротова не было, и поддержать его в трудный момент оказалось некому. Предсмертное письмо было адресовано одному из братьев: "Сейчас вправляю петлю, толкаю стул ногой и ныряю в бесконечность..."