Когда я писал "Эру Отверженных", то я самого начала хотел, чтобы в книге присутствовал "рассказ внутри рассказа", который одновременно имел бы непосредственное отношение к событиям, происходящем в романе, и мог быть прочтён в индивидуальном порядке. К примеру, в романа Филипа Дика "Человек в высоком замке" один из героев является автором книги "И наестся саранча", которая как раз и является примером "истории внутри истории". Также можно вспомнить про вставную притчу "Великий инквизитор", которую Иван Карамазов рассказывает своему младшему брату Алексею в пятой главе "Братьев Карамазовых" Фёдора Достоевского. Ну, вы поняли...
"Удиму" - это двадцать четвёртая глава "Эры Отверженных", где как раз и приводится "рассказ внутри рассказа", переносящий читателя в мир Древнего Египта и являющийся вольной интерпретацией мифа о Мафдет, богине-мстительнице и защитнице от змей и скорпионов. Она умела оборачиваться мангустом, гепардом и виверрой и таким образом защищала как бога Ра, так и фараонов Древнего Египта от опасностей пустыни. Удиму же (также известный истории как Ден) был первым фараоном Египта, который стал носить двойную корону, символизирующую объединение страны под одним верховным правителем. Более того, некоторые историки утверждают, что именно Удиму, а не Менес объединил Верхний и Нижний Египет. Так что здесь есть и исторический контекст...
Время у нас предновогоднее, а посему я решил выложить сюда этот рассказ, которым, надо признаться, я очень даже горжусь. Приятного вам чтения))
____________________________________________________________________________________
…Давным-давно, когда время стояло недвижимо, а небесные светила всё ещё наслаждались своей мимолётной молодостью, она воплотилась в своём новом теле на неизвестной ей планете. Её лицо овевали полуночные пустынные ветры, а тело стонало под непрестанным градом летящего песка. Она осматривала себя и не могла понять, кто она и как она здесь появилась, — её память всё ещё не могла свыкнуться с тем, что она оказалась прикована к тверди, а потому она помнила лишь то, что она существует, и ничего больше. Она зачерпнула рукой рассыпчатый песок, но он не говорил ей ни о чём и лишь утекал сквозь пальцы, оставляя её равнодушной и ничего не понимающей. Она взглянула на небо, усеянное мириадами далёких звёзд, и невероятная тоска наполнила её сердце: ей казалось, что даже если она находится здесь, посреди океана песка и камней, на самом деле её душа принадлежит этим белым точкам, что освещали ей путь. Одна звезда особенно манила её — ей хотелось подпрыгнуть и коснуться её, схватить, вытащить с неба и заключить в объятия. Глупо, но желания несмышлёной девушки иногда сложно понять. Не в силах дотянуться до небосклона, она пошла навстречу заветной звезде, дав себе обещание не останавливаться до тех пор, пока не достигнет её.
Сейчас уже сложно сказать, сколько она шла и как много времени потратила на бесплодные поиски своей несносной мечты, но она ни разу не останавливалась, прокладывая себе путь сквозь глубокие пучины морей и океанов, теряющиеся в облаках вершины гор, и засасывающие подобно болотам заросли джунглей. Она старалась не сводить глаз со своей цели, но иногда она не могла удержаться и ненароком оглядывалась, наблюдая за теми существами, что населяли её новый мир. Она видела крадущихся за своей жалкой добычей грациозных гепардов, извивающихся и степенных змей, что затаились на кронах деревьев в ожидании ничего не подозревающей жертвы, пресмыкающихся и затаившихся скорпионов, что впивались острыми жалами во врагов… Этот мир был по-своему прекрасен и гармоничен — любое слабое существо уравновешивалось сильным, готовым к убийству не только ради защиты, но и просто ради выживания. Её настолько вдохновил этот парад первобытной жестокости, что она почти позабыла о своей цели, но всё же шла вперёд.
Но каково же было её удивление, когда в итоге, спустя две с половиной тысячи лет, она пришла ровно на то же самое место, откуда начала свой путь. Она оглядывалась в ужасе и удивлении, поняв, что она никогда не сможет дойти до манившей её звезды, а потому просто села на прохладный ночной песок и решила просто остаться здесь до тех пор, пока космос не заберёт этот мир в свои холодные объятия и не закончит её никчёмную жизнь. Но когда её мысли унесли её сознание в забытье, она не заметила, как её руки начали беспечно вырисовывать на песке стройные фигуры и формы, — и лишь когда нечто живое закопошилось в агонии бытия под её пальцами, она увидела, что сотворила. Крупный чёрный скорпион, вооружённый мелкими острыми клешнями и длинным извивающимся жалом, побежал прочь, пытаясь спрятаться от лунного света. Сначала она не поняла, что произошло, так как считала эту пустыню необитаемой, но потом её всё же осенило. С новым рвением и целью она принялась рисовать на песке знакомых ей животных, — и все они воплощались в настоящих зверей, дышащих и излучающих жизненное тепло. Так она открыла в себе дар творения и поняла, что она послана в эту пустыню не просто так, а с вполне определённой целью. Она провела руками по своим волосам, и те воплотились в скорпионьи хвосты; коснулась своих ногтей, и те выросли и заострились, готовые рвать добычу на куски; закрыла лицо ладонями, и её щёки обросли шерстью гепарда, а зубы превратились в заострённые клыки, готовые вкушать кровь жертв. Она была богиней этих мест и теперь правила всеми ползающими, царапающимися и кусающимися существами пустыни. Ветра подчинялись её воле, песчаные бури почтенно расступались перед ней, а все твари преклонялись перед ней и боялись её воли.
Но однажды, проснувшись ото сна, во время которого она восстанавливала силы и сливалась со всем живым в пустыне, она увидела нечто, что заставило её сердце замереть. На некотором расстоянии от неё стояли пришельцы, которых тут не должно было быть и которых она не видела во время своего долгого путешествия вокруг земного шара. Подле неё стояла группа людей — выглядевших почти так же, как она выглядела до своего перевоплощения: гладкая, безволосая кожа, две руки и ноги с беспомощными отростками вместо когтей, и плотно сжатые рты, из которых не выглядывали клыки. Они казались беспомощными на вид, но всё же что-то насторожило её в их внешнем облике.
Их было человек двадцать, и все они были одеты в одежду из кожи и плотной материи, которая, видимо, служила не только украшением, но и защитой. Однако больше всего её удивило то, что в руках они держали палки с острыми и ярко сверкающими на полуденном солнце шипами. Она поняла, что, в отличие от всех других существ, которых она лицезрела в этом мире, людей природа не наделила оружием, но они делали его сами — из подручных материалов, тем самым вооружая себя и оберегая. В некотором смысле они были с ней схожи, и она почувствовала тягу к пришельцам, а потому снова приняла свой исходный облик, зачерпнула горстку песка, осыпала себя им и таким образом прикрыла свою наготу элегантной робой, — и в таком виде показалась им на глаза. Их же реакция оказалась совершенно непредсказуемой: люди совсем не удивились, увидев её, но озлобились и направили против неё свои искусственные когти и зубы. Особенно яростно отреагировал на неё их лидер — молодой человек со смуглой кожей и мудрым и жёстким взглядом, чью налысо обритую голову венчала красная корона, округлая спереди и устремлённая кверху сзади. Его губы плотно сжались, а руки подрагивали в ожидании кровопролития, и хотя он обладал красотой и статью, она поняла, что должна сопротивляться. Именно поэтому она взмахнула рукой, и из песка на пришельцев выскочила огромная сияющая змея, разинувшая пасть и шипящая в злобном порыве убийства. Первые два воина пали почти сразу, но другие принялись атаковать змея, вонзая в его тело остро наточенные копья и пытаясь отрезать ему голову оранжево-золотистыми мечами. Но всё было тщетно — змея защищала непробиваемая чешуйчатая броня, а потому ни одно оружие в мире не могло её пробить. Воины умирали один за другим — кто-то погибал в мучениях от сильнейшего яда, кто-то лишался конечностей и истекал кровью, третьи падали наземь с переломанными костями. Их не могли защитить ни отвага, ни искусственные когти и клыки, ни кожаная одежда.
В итоге от всего небольшого войска остались лишь трое — венценосный лидер группы и два его верных телохранителя, в отличие от остальных, они сражались бок о бок: один отражал атаки змеиного хвоста, другой отбивался от оскаленной пасти, а третий пытался сразить озлобленное чудовище. Она смотрела на них и не могла оторвать глаз от молодого воина в короне, который сражался так храбро, умно и отважно, — если бы не магическая броня змея, то они бы уже давно его поразили и вышли бы победителями. Однако в момент её восхищения чудовище наконец смогло отбросить в сторону двоих воинов и набросилось на лидера, целясь своими зубами прямо ему в шею.
Тогда она решила, что просто обязана защитить этого отважного человека, а потому кинулась на своё творение и попыталась оттащить его в сторону; однако змей уже вкусил человеческой плоти и, опьянённый азартом и кровью, решил убить и её, а потому бросился на свою создательницу. Она была быстра и ловка, но всё же чудовище продолжало наскакивать и истощать её силы, — и как она ни хотела этого делать, но она всё же снова отрастила когти и начала раздирать плоть змея. Кровь хлынула на раскалённый песок, и скоро монстр был повержен, — убитый своей прародительницей и пожертвованный ею ради пришельцев в её доме.
Она взглянула на выживших и снова удивилась, ибо теперь они уже не выказывали злобу, но пали перед ней ниц и уткнулись измученными в битве лицами в песок. Они тяжело дышали и истекали потом и кровью, а из их уст доносилось некое подобие молитвы, — они не глядели на неё и, казалось, даже боялись это сделать. Тогда ей стало интересно — все существа, виденные ею в этом мире, зализывали раны и старались выжить всеми доступными средствами, но эти чем-то отличались от них — своим безрассудством, как ей казалось. С любопытством она подошла к ним и постаралась получше разглядеть их — их смуглую и мягкую кожу, их обритые головы, где только-только проступала лёгкая волосяная поросль, их длинные и цепкие руки, которые при этом были абсолютно беззащитны. Она стояла и смотрела, но они лишь продолжали усердно молиться, тем самым изрядно ей наскучив. В надежде вывести их из этого состояния транса, она решила испугать их, а потому стала рычать и клацать клыками настолько громко, что земля затряслась, а воздух пронзили острые пики ветра. Но, к её вящему удивлению, троица хоть и затряслась от еле сдерживаемого страха, но всё же осталась в той же самой позе, постоянно повторяя одно и то же слово: «Мафдет! Мафдет! Мафдет!».
Она не могла понять, почему ей не удаётся достучаться до воинов, а потому она дерзнула попробовать ещё одно средство: взяв в руки большую горсть песка и смешав его с водой, которую она извлекла прямо из воздуха, она обмазалась этой смесью и превратилась в подобие их, но только гораздо более красивое и обворожительное, по крайней мере, по её мнению. Она была довольна своим новым обликом, а потому на её лице играла беспечная улыбка, — и с ней она подошла к лидеру воинов и положила свою ладонь на его горячую и обожжённую песком руку. Тот вздрогнул и затрясся, но дерзнул поднять на неё глаза: у него был чистый и выразительный взгляд голубых глаз, а также одновременно измученное и уверенное в себе выражение лица. Его крупный нос говорил о врождённой строгости, а плотно сомкнутый рот — об изрядном упрямстве; именно тогда она поняла, что ей нравится то, что она видит. Это было не просто животное, но смыслящее существо, — возможно, даже похожее на неё.
Он тяжело встал и расправил плечи, стараясь не морщиться от сводящей все члены боли, — он был прекрасен в своих упорстве и благородстве.
— Мафдет, о Царапающая, — он старался говорить громко и торжественно, но в голосе слышались надтрескивающий хрип и мучение, — победительница пустынного Змея и укротительница бесконечных песков! Я, повелитель Нижних Земель и Принадлежащий Тростнику и Пчеле, благодарю тебя за то, что снизошла до чад своих и не оставила их на раннюю смерть.
Она лишь смотрела с удивлением на этого человека, восхищаясь им и не понимая, почему он так странно и уверенно называет её неизвестным ей именем.
— Мафдет… — повторила она очаровавшее её слово, и в этот же момент глаза говорившего с ней воина расширились, и он снова повалился на колени, в то время как его соратники начали с удвоенной силой молиться.
— О Великая Богиня, — торжественно проговорил человек, — я, Удиму, недостойный даже того, чтобы разделить с тобой богатые дары Нила, прошу тебя препроводить нас в Абидос, где я представлю тебя моей матери, царственной Мернейт, ибо она находится на грани сладкого освобождения и скоро должна встретиться с богами на Великом Суде. Пусть увидит она, что сын её имеет милость богов.
Она слушала его вполуха и вместо ответа просто подошла к нему, вглядываясь в его небесный взор, — она чувствовала его трепет пред ней и смешение его чувств, но в этот момент, сама не понимая почему, хотела лишь одного: согласиться и пойти с ним. Она коснулась его мягкой, практически бархатистой щеки и проговорила:
— Я, Мафдет Царапающая, разрешаю тебе препроводить меня в своё обиталище. — Она приняла это имя с радостью и смирением, в этот миг чувствуя, что оно лучшим образом олицетворяет её. Для этих людей она была богиней, и это её вполне устраивало. — Удиму, Правитель Нижних Земель, будет иметь моё снисхождение и снизойдёт на него благодать богов.
Она пошла с ними сквозь бесконечные пески, оберегая сон воинов и давая им воду, когда они задыхались от утренней жары, и хотя воины Удиму сторонились её и боязливо переговаривались в стороне, она не обращала на них никакого внимания. Мафдет интересовал лишь отважный Правитель, который почитал её и слушался её во всём. Он был мудр и начитан, так как его мать, Мернейт, с самого детства готовила его к великим делам, будучи при этом регентшей. Время шло, путь до Абидоса всё сокращался, и Мафдет начинала понимать, что любит Удиму, и он принимал её любовь со смирением и благодарностью. Видимо, Правитель считал, что, давая ей ответную любовь, он почитает более высоких богов, а заодно укрепляет свою власть, но тогда она ещё не думала о таких вещах. Ей казалось, что и он беззаветно полюбил её, несмотря на то что она была существом всевластным, а он — всего лишь человеком, хоть и наделённым безграничной властью.
Абидос поразил её до глубины души — во всё время своих странствий Мафдет не видела ничего подобного: как и она, люди научились подчинять себе окружающую природу и подстраивать её под свои нужды. Их крепкие и просторные жилища из камня и песчаника были украшены монументальными скульптурами и устремившимися ввысь колоннами, а центральный храм поражал своим великолепием и грандиозностью. Люди смотрели на неё с опаской, даже не зная, кто она такая и что собой представляет, — наверное, они чувствовали её неземное происхождение и ощущали её силу, что распространялась вокруг неё подобно безграничной ауре.
Престарелая и дряхлая Мернейт приняла их в огромном зале, обрамлённом колоннами и увитым зелёными и колючими растениями, чьи цветы дурманяще благоухали. Мафдет дивилась, как такую идеальную красоту можно было поддерживать вдали от источников воды, но приметила узкие каналы, где журчала живительная вода, — эти удивительные и практичные люди научились поворачивать реки вспять и теперь могли приносить жидкость туда, где она была нужна. Мернейт отнеслась к ней холодно, видимо, в старости своей не осознавая, с кем она разговаривает, и даже увещевания сына не смогли унять её холодное пренебрежение.
— Удиму, сын мой, у тебя уже есть жена и сын твой, Аджиб, уже пьёт молоко из её сосцов, — говорила она. — Богиня Бастет была благосклонна к вашему союзу, и чадо ваше сильно и крепко. Его минуют болезни и щадит пустынный мор. Так зачем же ты приводишь в наш дворец эту женщину и противоречишь воле богов?
— Мать моя, — отвечал ей Удиму своим высокомерным, но благородным тоном, — это не просто женщина, но Мафдет Царапающая. Во время моих странствий по пустыне, где я искал дикие племена кочевников, что совершают побеги на наши фермы, на меня, наместника Ра на земле, напало древнее чудище, Змей, что однажды хотел поглотить лик солнца. Много моих воинов пали храброй смертью, защищая своего правителя от его острых зубов, но Мафдет смогла остановить его без какого-либо оружия. Я сам видел её силу и перевоплощения, и теперь я говорю тебе: твой сын получил наивысшее благословение богов, и теперь ему не нужны земные женщины. Я говорю так, ибо это истина.
Тогда Мафдет, задетая словами Мердейт, но не желавшая причинять ей вреда, ибо это принесло бы боль и страдания её возлюбленному, решила доказать ей свою силу, а потому подошла к ней, дав ей ощутить свою ментальную мощь. И когда глаза матери расширились и взглянули свободным и незатуманенным взором на Мафдет, та проговорила:
— Внемли мне, ибо слова богини не врут. — Мафдет оглянулась на окружавших их советников, сановников и солдат. — В этом зале есть человек, замышляющий недоброе против твоего сына, Великого Правителя этих земель.
— Если ты говоришь правду, — ответила на это Мердейт, — то укажи мне его и да свершится над ним правосудие.
Мафдет же лишь передёрнула плечами и подошла к одному из советников, на пухлом и заплывшем лице которого читались испуг и смятение. Она увидела его мысли и прочитала в них сложный и мудрёный заговор, целью которого было свержение Удиму и захват его земель Северным Царством, — тогда она ещё не понимала, что это значит, но знала, что не может позволить причинить ему боль.
— Этот человек пришёл к вам с почестями и дарами, но он прячет за спиной нож, которым намеревается вспороть брюхо вашего сына и распотрошить его чадо, тем самым обезглавив ваше Царство, — уверенно сказала она.
— Но… — только и успел проговорить пухлый советник, как его окружили воины Правителя, а сам Удиму крепко схватил его за плечо и посмотрел в самые глаза.
— Скажи мне, Лузидж, правда ли это? — проговорил он. — Но только знай, что врать мне — значит врать самому Ра; великий грех.
— Великий Удиму, я… — Советник не находил слов и лишь нелицеприятно икал. — Она… она лжёт.
— Лгу? — спокойно отозвалась она и обратилась к Удиму: — Позволь мне подойти к нему.
Солдаты почтительно расступились, а Мафдет приблизилась к Лузиджу и обхватила его дрожащую голову руками, проникая ментальными энергиями прямо в его мозг и заставляя его говорить то, что на самом деле было у него на уме.
— Я, Лузидж, послан сюда по приказанию Повелителя Верхних Земель, настоящего правителя Египта и прилегающих земель. — Он, сам того не желая, рассказал всё, в мельчайших подробностях, полностью подтверждая слова Мафдет.
И тогда солдаты гневно закричали, а остальные сановники возмущённо завыли, проклиная его имя и понося его перед богами. Мердейт же вскочила на ноги, пошатываясь и стоная.
— Да будет над ним суд! — захрипела она, протягивая к нему руки, будто хотя задушить его.
— Правосудие будет вынесено сейчас же! — гневно воскликнула Мафдет, воздев руку к небу и собирая в кулак лучи жаркого солнца, что пробивались сквозь бесконечные колоннады дворца. Все присутствующие сразу же затихли, благоговейно и испуганно наблюдая за ней, и лишь Удиму спокойно молчал, в то время как на его лице читался триумф.
Рука Мафдет превратилась в настоящее солнечное копьё, и, несмотря на крики и плач Лузиджа, она разорвала его грудь, послав вокруг себя миллионы каплей крови. Его труп пал к её ногам, а в её ладони покоилось дымящееся и всё ещё бьющееся сердце; она обратила свой взор к собравшимся и гневно прокричала:
— Вот ваше божественное правосудие! Так будет наказан каждый, кто посмеет поднять руку на Удиму, правителя, чьё имя отмечено божественной благодатью. — С этими словами она подошла к своему избранному и положила сердце к его ногам. — Прими этот дар, о Удиму, ибо с этого момента все твои враги будут повержены, а власти твоей не будет предела. Я пойду за тобой и буду карать всех, кто хочет причинить тебе вред. Я окрашу песок в красный цвет и уничтожу всех на свете животных, рыб и гадов — только лишь, чтобы это помогло тебе обрести всё. Так говорю я, и слово моё непреклонно.
С этого дня Мафдет стала спутником и любовницей Удиму, никогда не оставляя его в одиночестве и вечно оберегая его сон и бытие. Он рассказывал ей о своих достижениях и о жизни своих подчинённых, а она поведала ему о своих скитаниях и обо всех чудесах, что видела в мире. Удивительно, но эти разумные и сметливые люди даже и представить не могли, что их мир настолько огромен и разнообразен, а потому, как только они узнали о его необычайных просторах, то Удиму сразу же приказал снарядить такую армию, которую свет никогда не видывал. Тысячи солдат, облачённых в кожаную броню с красивыми золотыми заклёпками и вооружённые копьями, мечами и серпами — по образу и подобию когтей Мафдет, — выступили из Абидоса и пошли угрожающей колонной на север, во владения Верхнего Царства.
Сопротивление было ужасающим, но Мафдет воевала на стороне Удиму, а потому победа далась им со всей возможной лёгкостью. Они, оставив за собой великое множество поверженных воинов, вместе ворвались во дворец Северного Правителя и заставили его снять с чела его высокую и несуразную корону. Удиму хотел растоптать её прямо на глазах у своего врага, но Мафдет остановила его и вместо этого вдела одну корону в другую.
— Теперь ты будешь не только правителем Юга, — торжественно сказала она, когда вокруг них собрались испачканные в крови солдаты и холёные вельможи, сразу же принявшие новое правление, — эта корона, что теперь украшает тебя, будет передаваться из поколения в поколение и будет означать, что Египет един, как и ты. Ты же, Удиму, будешь ходить средь своих подданных подобно богу, ибо сила твоя может сравниться с самими небесами.
Вперёд вышел придворный мистик Удиму и, воздев руки сначала к Мафдет, а потом к Удиму, нараспев проговорил:
— Да будет записано в серехе и картуше, да будет нам свидетель мудрый Гор, что одержал верх над своим кровным дядей Сетом, — Удиму, сын Ра, Удиму, отныне и вовеки будет именоваться Царём Верхнего и Нижнего Египта!
Возликовали тогда подданные его, и в его честь была заложена гробница — впечатляющая мастаба, которую вызвались стоить десятки тысяч рабочих, верящие, что если они помогут сыну бога в достижении Загробного Мира, то и сами они смогут однажды туда попасть. Удиму же возгордился собой, но не забыл про Мафдет, которую он одарил своими любовью и лаской.
Но и на этом они не остановились — непобедимые армии Удиму пошли на восток и на запад, очищая земли от банд племён и кочевников, которые грабили египетские храмы, посевы и города. Не было жалости тем, кто посягал на священную собственность Правителя единого Египта и честь Всесильной богини Мафдет. В стране наступило небывалое процветание, а купцы, что приплывали из далёких стран, восторгались увиденным и готовы были пойти на всё, лишь бы поклониться непобедимому Удиму.
Однажды войны закончились, армии вернулись домой, разбредясь кто по домам, кто подавшись в фермеры и наёмники, а царственная чета возвратилась в свой дворец в Абидосе, где начала править народом со всей возможной любовью и, конечно же, строгостью. Иногда Мафдет видела в глазах Удиму, который прекрасно знал о её силе и возможностях, нечто вроде грусти, ибо хотя он и был Сыном Ра на словах, но на самом же деле оставался обычным человеком. Она же делала всё, чтобы не только развеять его подобные мысли, но и заставить всех окружающих думать так, будто он равен ей. Поэтому, когда кто-то сомневался в силе Царя Объединённого Египта и пытался плести интриги, дабы низвергнуть его, она настигала этого подлеца и вырывала ему сердце, принося сей кровавый дар Удиму.
Так шли годы — годы мудрого и кровавого правления, и с каждым новым днём в Удиму происходили незаметные Мафдет изменения, которые она либо просто не видела, либо которые не хотела видеть. Она уже не охотилась за предателями, но действовала по его приказам, — стоило ему указать на кого-либо, как она тут же убивала названную им жертву, будь она виновна или нет. В народе Мафдет стали называть богиней-мстительницей, но её это более чем устраивало, ибо ещё со времён своих скитаний она знала, что только страх может быть равен любви. Но даже она рано или поздно поняла, что убийствам должен прийти конец, ибо улицы Абидоса опустели, а матери боялись выпускать своих чад на свежий воздух. Работы в полях остановились, дерево перестало пилиться, а камни для мастабы так и лежали на палящем пустынном воздухе, неогранённые и больше напоминающие огромные валуны. Однажды, когда Удиму снова призвал её к себе, Мафдет решила напомнить ему про чувство меры. Она вошла в тронный зал, где Царь Объединённого Египта восседал в гордом одиночестве, боясь предательства не только своих приближённых вельмож, но даже самых преданных солдат, и смело подошла к своему возлюбленному. Тогда она осознала, что вот уже долгое время она не получает от Удиму ни ласки, ни так нужной ей любви, а потому посмотрела она на него с укором и вызовом. Но Царь, казалось, не заметил тяжёлого взгляда богини, а потому говорил с ней дерзко и надменно, будто и правда уверовал, что является сыном Ра.
— Мафдет! — приказывал он ей. — Иди в город Сетет, что на нильском острове Гезирет-Сихейль, и принеси мне сердце Именанда, ибо знаю я, что этот городской правитель замышляет недоброе и молит Осириса, чтобы тот не дал пройти мне в Загробное Царство.
— Мой мудрый Царь, — ответила ему на это Мафдет, — не думаешь ли ты, что приказы твои лишены смысла? Я обладаю великой и несравненной силой заглядывать в умы слабых людей, а потому знаю, что Именанд, наоборот, постоянно молится о твоём бесконечном царствии до и после смерти. Люди боятся тебя, фермеры не хотят оставаться в полях, а солдаты втихую поговаривают о том, чтобы дезертировать.
— Что же, тогда принеси мне их сердца! — возопил в ответ Удиму. — Я окрашу этот зал красным, дабы никто не мог усомниться в моём правлении и чтобы люди знали, что я Единый Правитель. Я насажу их головы на пики, и даже во время суда в Дуате все будут знать, что любое инакомыслие будет считаться величайшим из всех грехов.
Но, сказав всё это, Удиму будто опомнился от некоего забытья, может быть, даже безумия, и взглянул на Мафдет теми глазами, чтобы она знала и любила. Это был уже не жестокий и жаждущий крови диктатор, но отважный и благородный воин, что когда-то встретился ей в пустыне. И Мафдет, не говоря ни слова, кивнула и отправилась убивать человека, на которого указывал перст Правителя Единого Египта.
Так продолжалось ещё очень долгое время — земли страны окрасились в красный цвет, и казалось, что сами небеса приняли угрожающий и зловещий оттенок, накрыв людей небывалой для Египта завесой из грозовых туч. Сплетники поговаривали о том, что на царский дом пало проклятие Ра за греховную и противоестественную связь богини и человека — и больше на них не действовали ни уверения в божественном происхождении Удиму, ни страх перед неминуемой расправой.
Тронный зал Правителя же начинал походить на настоящий склеп — он лично насаживал принесённые Мафдет головы на пики, а сердца складывал в большую кучу возле своего седалища, каждодневно вдыхая гнилые ароматы разлагающейся плоти.
Богиня смотрела на него и не могла узнать своего избранного возлюбленного — человек, когда-то расширивший границы Египта до невиданных ранее размеров и принёсший в жизнь своих подданных столько новаций и удобств, теперь деградировал до злобного мстительного существа, мечтающего о смерти всех и каждого. Каждую минуту он только и говорил о предательстве и заговорах и даже в беспокойном сне он постоянно бубнил что-то о неверности и неблагодарности народа.
Мафдет понимала, что ей надо что-то сделать, но она никак не могла устранить из своих воспоминаний того голубоглазого юношу, которого она защитила от ей же созданного змея, рассудительного и смелого. Но однажды случилось то, чего она уже никак не могла простить, ибо зачастую одного лишь слова достаточно, чтобы сломить даже богиню.
Удиму снова вызвал Мафдет к себе, и, когда она появилась перед ним, видя вокруг лишь кровь поверженных ею врагов, — все приближенные покинули Правителя, убегая из Абидоса или даже Египта, но остро наточенные серпообразные когти богини мщения находили их и там. Она в очередной раз попыталась рассмотреть в Удиму того человека, что она когда-то полюбила, но видела лишь злобно ощерившееся существо, гневно ведущее бровями и постоянно кривящее рот в странной и даже ненормальной усмешке.
— Почему ты так долго? — прошипел Удиму, даже не глядя на Мафдет.
— Я пришла, как только ты позвал, — смиренно отозвалась богиня, всё ещё веря, что это временное помутнение рассудка скоро пройдёт.
— Долго, долго! — Он, казалось, не слушал её, а лишь бормотал то, что ему приходило в голову. — Но что же ты делала? Куда ходила?
— Никуда. А до этого я наслаждалась солнечными ваннами на самой окраине пустыни. — Она попыталась улыбнуться. — Ты же сам знаешь, как я люблю жгучие лучи небесного светила.
— Лгунья! — внезапно закричал он, вскакивая на ноги. — Ты лгунья, ибо мне все известно.
— Как ты смеешь меня так называть?! — уже с вызовом отозвалась Мафдет. — Не я ли служила тебе с верностью и честью, принося тебе, как кошка приносит хозяину мышей, головы и сердца уничтоженных предателей? Не я ли любила тебя настоящей любовью, хотя я и богиня, а ты лишь смертный?
— Смертный? Я — смертный?! — Он с усмешкой указал на себя пальцем, чуть ли не изрыгая слюну от показного возмущения. — Да кто ты такая, чтобы перечить мне?! Я — сын Ра, величайшего из богов, а ты лишь жалкая богиня мести, никто! Преклони предо мной колени и немедленно выполняй мой приказ!
Мафдет зажмурилась и попыталась вразумить его в последний раз, дабы всё же быть полностью уверенной:
— Милый мой Удиму, — проговорила она нежно, так, как она шептала ему слова сладости во время чёрной египетской ночи, — неужели ты забыл всю ту любовь, что я тебе подарила? Неужели ты готов отвергнуть меня вот так?
— Отвергнуть?! — ответил он зло. — Ты останешься ровно настолько, насколько я прикажу, а если нет, то мои воины уничтожат тебя, даже если мне придётся погубить при этом всю армию. Ты — моя! И не забывай об этом...
— Не забуду. — И с этими словами Мафдет проникла прямиком в мысли Удимы, раздвигая пелену злобы, паранойи и безумия и пытаясь понять, почему он так с ней обращается.
Правитель не мог сопротивляться, ибо он был обычным человеком и не ведал ничего о ментальных силах. Так что она читала его как книгу и видела везде лишь одно — страх. Глубокий, первобытный и безотчетный — он управлял всеми остальными эмоциями Удиму, и из него произрастала как его злость, так и его ненависть ко всему окружающему. Он боялся предательства, боялся потерять свой трон, боялся, что люди осудят его, боялся, что воители из дальних земель нападут на Египет и разорят его, боялся болезней и жалящих змей и насекомых, но, что поразило её больше всего, он боялся Мафдет... Он боялся её так сильно, что этот страх заглушал собой все остальные, покрывая их так, как Луна закрывает Солнце во время затмения.
Когда же Мафдет покинула разум Удиму, то гневу её не было предела, — она прекрасно знала страх и видела его десятки тысяч раз, смотря в испуганные глаза своих жертв; более того, путешествуя по свету, она уяснила, что это чувство диктует жизненные установки всех примитивных существ на планете. Но только она никак не могла принять тот факт, что человек, а тем более Удиму может быть настолько жалким и убогим на потеху страху. Более того, она верила и даже знала, что он её любит, — так неужели этого чувства никогда и не было? Неужели всё это время он лишь использовал её? Неужели она так много требовала от обычного человека?
И тогда Мафдет выбежала из дворца, не обращая внимания на злобные и поносящие её крики пришедшего в себя Удиму, и бросилась в глубины Абидоса, вторгаясь в разум каждого встречного, пытаясь найти в них хоть крупицу того, что она искала в своём возлюбленном. И действительно, если на первый взгляд людьми двигали любовь, амбиции, тяга к творчеству, алчность, в конце концов, то под всеми этими чувствами и устремлениями скрывалась гниль, поразившая их до самой глубины: страх. Он был повсюду, и именно он сплачивал всех этих людей воедино — и не нашлось среди них ни одного, кто был бы свободен от него и смог бы продемонстрировать Мафдет, что его душа заслуживает гораздо большего.
Отчаявшись и не зная, что ей делать дальше, она присела на парапет Великого Храма Ра, размышляя и пытаясь понять, почему она пыталась найти в этих существах что-то более возвышенное, — ведь на самом деле, они мало чем отличались от обычных животных.
Так бы Мафдет просидела ещё долго, если бы не осознала, что её окружили воины Удиму, держащие свои серпы и копья наперевес и готовые в любой удобный момент броситься на неё.
— Что вы делаете? — спросила она без особого интереса.
— Великий Правитель Единого Египта приказал убить вас как предательницу, — неуверенно и пискляво проговорил один из солдат, бывший, скорее всего, сотником или офицером. — Возможно, если бы вы поговорили с ним...
Но Мафдет не стала дожидаться, пока он договорит: взмахнув рукой, она почувствовала, как её коготь погружается в живот солдата, распарывая его и высвобождая на свет его внутренности. Другие воины даже не успели среагировать, ибо уже через секунду она скакала вокруг них и уничтожала одного за другим, отрубая им головы и собирая их в связку. Вскоре вокруг неё лежал десяток обезглавленных трупов, а сама она была вымазана в крови с головы до пят.
Именно в таком виде она и явилась к Удиму, бросив к его ногам свои трофеи: Правитель испуганно отшатнулся от голов своих солдат и жалобно вскрикнул, осознав, что теперь богиня пришла и за ним. Он свернулся в клубок, напоминая теперь не могущественного лидера, но жалкого младенца, боящегося своей собственной тени. С его языка слетали гнуснейшие ругательства и проклятия, коими он поливал свою бывшую возлюбленную, ибо даже сейчас он верил, что является сыном Ра.
— Ты унизил меня, Удиму, — проговорила при этом Мафдет, перекрывая своим громогласным голосом как его причитания, так и его несвязные крикливые ругательства. — Ты недостоин даже доли моих красоты и величия, ибо ты лишь червь, что знает в своей жизни лишь страх. Я любила тебя, но ты использовал меня, демонстрируя свою жалкую гордыню. Что же, ты сам заслужил своё наказание...
Но, услышав это, Удиму наконец-то понял, что он ничего не может противопоставить Мафдет, а потому разразился рыданиями и кинулся ей в ноги, целуя её пальцы и ударяясь головой о каменный пол, красный от крови его слуг. Это лишь ещё больше разозлило Мафдет, а потому она с яростью оттолкнула Удиму и проговорила ещё более злобно:
— Не будет тебе прощения, убожество! Но разве я могу ещё больше наказать тебя? Разве ты уже не наказан своим страхом, который снедает тебя изнутри? Разве ты уже не жалчейшее из жалких существ?
— Да, — подтвердил Правитель Египта, — пожалей меня, не мучай меня! Ведь я ничто по сравнению с богиней...
— Ничто, — кивнула Мафдет, — а потому я оставлю тебя в покое и лишь раскрою тебе одну маленькую тайну, которая заставит тебя ещё сильнее бояться. Я не богиня. И нет в этом жалком мире ни одного бога, который направлял бы вас и судил бы вас. И нет никакой загробной жизни, к которой вы так уверенно и упорно готовитесь. И вся жизнь твоя убога и пуста, ибо нет в ней смысла, а для таких, как я, она так же незначительна, как помёт лягушки. Я проклинаю тебя, Удиму, — и да будут все твои потомки и все люди вечно искать ответ на вопрос своего существования, но никогда не находить его и быть в вечном смятении. Ты же... ты же... — Она никак не могла подобрать слов. — Ты и так слишком жалок, и в жалости своей ты будешь предан забвению.
С этими словами она вышла из Царского Дворца Абидоса, бросила в последний раз взгляд на дымящиеся от жары улицы и напуганных людей и ушла прямо в пустыню искать своё место в этом мире.
____________________________________________________________________________________
На данный момент весь тираж моей первой книги "Сквозь Бесконечность, акт 1: Эра Отверженных" полностью раскуплен (Огромное спасибо всем, кто меня поддержал! - вы лучшие!) - однако вы можете отложить её в список ожидания здесь:
Лабиринт: https://www.labirint.ru/books/876888/
Читай-город: https://www.chitai-gorod.ru/catalog/book/2929269/
"Буквоед": https://www.bookvoed.ru/book?id=13565112
Читайте мои книги онлайн на Целлюлозе: https://zelluloza.ru/search/details/120365/
#фантастика #космическаяфантастика #научнаяфантастика #нф #литература #книги #николайчувиков