Первый вопрос, который закономерно возникает в связи с этой темой: Каковы истинные причины отказа России в 90е годы ХХ века от традиционной русской и советской системы образования? Вопрос можно было бы поставить иначе:
Были ли веские причины, кроме стремления отвечать вызовам новой постсоветской социальной реальности и очевидного психологического желания интегрироваться во вновь открытое европейское пространство образования? И что конкретно мы хотели построить?
Автор: Ульяна Виноградова
Давайте посмотрим на предложения, рассматриваемые в рамках Болонского процесса:
1. ввести двухуровневое обучение (бакалавриат - 4 года + магистратура 2 года);
2. ввести кредитную систему;
3. улучить контроль качества образования;
4. расширить мобильность выпускников и преподавателей;
5. обеспечить трудоустройство выпускников;
6. обеспечить привлекательность европейской системы образования;
7. интернационализировать образование.
Поставленные цели в некоторой мере решены. К настоящему моменту мы перешли на двухуровневую систему, значительно расширили мобильность, ввели кредитную систему и, что крайне важно, стали контролировать качество образования. Но добились ли мы улучшения ситуации с образованием в стране в целом? Повысился ли престиж высшего образования и науки? Перестроило ли это национальную экономику на инновационные рельсы, привело ли к развитию науки, культуры и, в конце концов, к росту благосостояния граждан? Очевидно, ответ – нет. Мы скрупулезно воплотили внешний облик Болонской системы, не задумываясь о соответствии содержания высшего образования социальным целям нашего государства и состоянию народного хозяйства в стране. Сейчас народное хозяйство нашей страны не нуждается в высокообразованных специалистах и не способно предложить им условия более привлекательные, чем людям без образования. Отсюда единственный логичный вывод, который
может быть сделан – мы занимаемся подготовкой специалистов для иностранных народных хозяйств и во славу науки других стран в точном соответствии основной цели болонского процесса по содействию мобильности путём преодоления препятствий эффективному осуществлению свободного передвижения… Но является ли все перечисленное следствием перехода к болонской системе и имеет ли смысл, в связи с этим, говорить о традиционной русской или советской
системах образования?
На эту тему есть один хороший анекдот: «Группа опытных археологов во время раскопок нашла группу менее опытных археологов».
Эта шутка как нельзя лучше описывает происходящее в среде исследователей российского образования. Мы часто находимся в поиске истоков прошлых проблем, которые неактуальны уже сегодня.
Социальные процессы постоянно ускоряются. Вместо того, чтобы копать истоки прошлых ошибок, предлагаю внимательнее посмотреть на то, где мы застряли сейчас. Болонский процесс должен был помочь организовать образовательное пространство и научить студентов находить собственное призвание – место в жизни. Однако многое пошло не так, в разных странах болонские инициативы столкнулись с похожими проблемами. В частности, в Германии последние исследования говорят о том, что качество образования упало и людям негде работать.
С одной стороны, мы добились мобильности и широкой доступности образования. А с другой, широкодоступное образование начало все больше обладать отрицательной ценностью в глазах молодого поколения. Образование психологически обесценивается. Это «навязанный» всей системой образования стереотип о «спасительной» роли образования в будущих успехах ребенка (школьника, студента, аспиранта). Априори этот тезис не подлежит никакому сомнению — образование, научное развитие – важнейшие факторы эволюции человека. С другой стороны, сформированные такой системой нарциссические личности, не получив обещанной им доли «жизненного успеха», испытывают разочарование, сопровождающееся примитивным обесцениванием высшего образования как института.
То есть самая общая проблема высшего образования в России и мире заключается в том, что в последнее время оно теряет экономическую привлекательность, так как человек, потративший много времени, а зачастую и денег на обучение, в итоге не получает существенного прироста благосостояния.
На закате Российской империи университетский лектор получал жалование от Министерства Народного просвещения в размере 1000 рублей в год 2 , экстраординарный профессор – 2000 рублей в год, ординарный профессор – 3000 рублей в год. Это, соответственно, в 4-8-16 раз выше, чем средний годовой заработок рабочего и многократно больше, чем доходы превалирующего тогда в стране крестьянства. Примерно так же высоко оценивался и труд инженеров того времени. На закате советской власти профессор, доктор наук, заведующий кафедрой в институте мог получать от 500 до 700
рублей в месяц (с надбавками за аспирантов, за дополнительные часы и тому подобное), что опять же было примерно втрое-вчетверо больше, чем средние доходы по стране.
Проблемы привлекательности труда человека с высшим образованием не стояло в принципе. Престиж высшего образования никем не оспаривался, а по количеству студентов в 1917 году Россия находилась среди стран лидеров. При этом в имперской России вопрос наличия
квалифицированных кадров стоял очень остро. Специалистов не хватало во всех областях, и все выпускники без особых затруднений находили работу. По мере насыщения рынка труда престиж инженерных профессий начал падать, а вместе с этим и престиж высшего образования среди молодежи. Это начало происходить ещё во времена СССР.
В реалиях сегодняшнего дня мы только начинаем ставить цели, чтобы зарплаты профессорского состава были вдвое выше средней зарплаты по региону.
Так можем ли мы сегодня вернуться к традиционной русской или советской системе образования? Правильней было поставить вопрос иначе: Можем ли мы вернуться к реалиям имперской или советской России? Ответ кажется очевидным.
Давайте посмотрим на человека, который сегодня стоит перед выбором получать образование или идти работать. Каков этот выбор? Он либо следующие четыре – шесть лет зависим от родителей, не получает рабочего стажа, не имеет пенсионных накоплений, не откладывает на
покупку своего жилья, занимаясь при этом повышением уровня своего образования. Либо он начинает приобретать практический опыт и то самое искомое благосостояние прямо сейчас.
На самом деле шесть лет жизни – не такой уж и маленький срок и, конечно, теоретически, он должен быть хоть как-то экономически компенсирован. Но в России такая компенсация сегодня не оправдывается. Более того, если смотреть на опыт западных стран с полностью платной системой высшего образования (Великобритания, США) можно утверждать, что высшее образование вырождается в форму пожизненного кредитного закабаления, не давая каких-либо существенных преимуществ перед теми, кто не стал после школы продолжать свое образование или ограничился только первой ступенью.
Как часто говорят мужчины женщинам, не придумывай проблем на пустом месте. Но ведь отсутствие мотивации — это уже проблема! Хорошо это или плохо, но сейчас в России количество денег в большинстве случаев равно социальному статусу. Это наши существующие реалии и это то, к чему мы как общество стремились всё постсоветское время. Существующий низкий социальный статус преподавателя или ученого — это катастрофа. Это значит, что тебе не
доверяют, не учатся. Зачем учиться у того, у кого нет денег?
В этой связи становится понятно, чем обусловлен перекос системы образования в сторону менеджеров, бухгалтеров и юристов. По результатам исследования НИУ ВШЭ выпускники именно этих специальностей все последние годы находили лучшие предложения на рынке труда в стране.
Обобщая сказанное о проблемах образования, можно сделать вывод, что престиж высшего образования в России падает, так как время, потраченное на обучение, плохо конвертируется в рост благосостояния и социальный статус. Если оглянуться на прошедшие 30 лет, то проблема
видится не в самом болонском процессе, а скорее в отсутствии осознанной востребованности высшего образования в России. По результатам исследования компании HeadHunter 52% респондентов, ищущих работу, не собираются получать диплома о высшем образовании, 44% выпускников ВУЗов считают полученное образование абсолютно пустой тратой времени, 45% выпускников считает, что полученные знания никак не гарантируют им успешную карьеру. Из 59% выпускников ВУЗов, начинающих свою карьеру с работы по специальности, примерно половина (45%) бросают работу в первый год из-за низкой заработной платы, а 37% выпускников даже не начинали ее искать по той же причине. Наиболее актуальна эта проблема в реальном секторе экономике: производстве и транспортной сфере. Такие результаты измерений свидетельствуют о вновь произошедшей катастрофе в системе высшего образования в России. По нашему мнению, эта катастрофа произошла совсем не по причине интеграции в болонский процесс.
Болонская система была призвана снять барьеры между странами, давала возможность сравнивать итоги образовательного процесса на единой основе, но она оказалась неспособна решить всех социальных и образовательных проблем. Эти проблемы надо решать своими силами
исходя из наших собственных национальных целей и задач.
Образование не является и не может быть вещью в себе, самоценностью. Образование — это процесс передачи знаний, накопленных в национальной, мировой, общечеловеческой культуре,
новому поколению. Потеря престижа преподавательского труда и получения образования в целом ведет к разрыву этой непрерывной цепи передачи знаний, к деградации науки, культуры и нашей цивилизации в целом.
Каков выход? Безусловно, все профессии российской системы образования недооценены на разных уровнях. Необходимо максимально возможно поднимать престиж профессии с начального образования до Академии наук. Но, очевидно, что только эта мера не решит никаких наших проблем.
Когда-то во времена слома советской системы мы взяли себе в качестве национального лозунга цитату из древнеримской комедии «Ослы» – «человек человеку волк» или еще вернее «каждый сам за себя», которую Киплинг вложил в уста шакала Табаки. Если мы как общество, как страна, как государство не имеем собственных целей развития, то и бесплатное высшее образование нам не требуется. Это было бы логичным. Какой смысл в подготовке высоко квалифицированных кадров
для иных экономик и обществ за счет средств наших налогоплательщиков? Каждый сам за себя в болонском процессе! Это же могло бы решить и проблему престижа преподавательского труда,
хотя сами эти услуги стали бы недоступны для большинства населения. Подобный имущественный барьер повысил бы и престиж самого высшего образования, ставшего бы тогда элитной привилегией. Заодно вернулись бы к самым корням русской системы образования – к хорошему домашнему образованию под присмотром гувернантки-иностранки, элитных лицеев, университетов только для высших сословий… Вот только действительно ли мы хотим роста престижа таким образом? Или правильнее будет считать это деградацией всех социальных достижений последних 200 лет развития нашей образовательной системы?
Я родилась в тот период, когда Советский Союз уже разрушился и каждый стал «сам за себя». Тем удивительней видеть в современном американском сериале «Ход, королевы» (The Queen's Gambit) мнение, что русские шахматисты были непобедимы не только за счет своих личных качеств, но и благодаря своей общности, служению идее, служению людям. Именно через совместное служение общественным целям, общими усилиями советские люди достигали, в том числе, великих личных успехов. И тем не менее общество отказалось от советской системы взаимоотношений. Причин было много – и «коллективная безответственность», и массовая безынициативность, и неспособность элит эффективно руководить страной в меняющемся мире.
Как бы то ни было, сейчас перекос в другую сторону. Мы потеряли не только общность, но и главное – цели нашего общего развития. Важным стало не решение общественно значимой проблемы, а личный успех: кто конкретно получит корочку академика, кто получит грантовую поддержку, чей лично учебник войдет в учебную программу средней школы и так далее. Без целей общего развития мы толчем воду в ступе личных интересов. И эти цели не заменить финансовыми стимулами.
Что является остро необходимым для системы образования, помимо уже отмеченного престижа профессии?
1. Конкретные цели народнохозяйственного развития страны. В какой-то мере это должен быть возврат к структурам Госплана и при участии РАН. Ограничится только аналогами американской DARPA у нас не получится. Управление страной в стиле Ли Куан Ю – так же не наш метод. Наша экономика, наше общество, наша география намного сложнее сингапурской. Не вышло из нас и Южной Кореи, где цели развития формирую олигархические группировки – чеболи.
2. Согласование перспективных целей с задачами системы образования. И надо сказать, что болонская система этому никак не препятствует, скорее наоборот в рамках общей системы образования будет проще привлекать в страну недостающих специалистов. Здесь важно то, что в
данном случае мы будем выступать не в качестве дешевого донора мозгов для иностранных систем образования, а сами будем выступать центром притяжения тех компетенций, которые нам нужны и которые еще недостаточно развиты в национальной системе образования.
3. Формирование профессиональных сообществ, нацеленных на решение поставленных задач, а не только на личную выгоду. В том числе большая открытость во всех вопросах, связанных с профессиональной деятельностью, а также касающихся взаимоотношений государства и
образования. Большая вовлеченность научно-преподавательских сообществ в решение вопросов общественной важности. И, опять же, Болонская система сама по себе этому никак не будет мешать.
Собственно, в отдельных областях народного хозяйства все именно так уже и обстоит. Такие компании как Газпром и Росатом относительно эффективно решают собственные глобальные научные и образовательные проблемы. Настала пора расширить круг этих отраслей и областей знаний.