Столетию романа Алексея Толстого "Аэлита" посвящается.
И вот, медленный шопот
раздался под шлемом в его ушах.
Лось сейчас же закрыл глаза.
Снова — повторился отдаленный тревожный,
медленный шопот. Повторялось какое-то странное слово.
Лось напряг слух. Словно тихая молния
пронзил его неистовое сердце далекий голос,
повторявший печально на неземном языке:
— Где ты, где ты, где ты?
Алексей Толстой «Аэлита (Закат Марса)»
Незваные гости
Автомобиль пропал во вьюжной мгле, оставив Лося наедине с печальными мыслями. Жива Аэлита, жива! Одна на ржавой умирающей Туме, ждёт меня, томится. А я здесь, на Земле. Не в силах оторваться от её тяжести. Старый, беспомощный…
Он потянул массивную парадную дверь, едва не поскользнувшись на обледенелых ступенях. Дохнуло жилым теплом. Печи топили теперь щедро, жарко, не в пример 192.. году. Странно, за дверью не оказалось Тихона. Обыкновенно швейцар дремал тут же, у входа, на обитой красным линялым бархатом скамеечке.
Лось содрал калоши, отряхнул шляпу. Стал подниматься по гулкой мраморной лестнице, едва касаясь кончиками замерзших пальцев гладких дубовых перил. Белая статуя в нише вперила в него белки каменных глаз, словно предостерегала. От чего?
Дверь в его квартиру во втором этаже оказалась чуть приоткрытой — узкая полоса электрического света пересекала площадку. Гости? Так поздно! Как они попали в квартиру? Он хорошо помнил, что уходя утром, запер дверь. Лось вынул из кармана пальто плоский ключик. Повертел, спрятал. Решительно рванул дверь.
— Кто там? — раздался развязный, смутно знакомый голос. — Тыклинский, полюбопытствуйте!
В прихожую высунулся здоровяк с несколько одутловатой физиономией, ощупал Лося пристальным взглядом из-под опухших век. Фыркнул в жёлтые висячие усы.
— Кто вы такой? — спросил Лось.
— По всему — хозяин! — выдохнул смешанным запахом чеснока и водки здоровяк, и скрылся, как не было его. Мелькнула лишь изуродованная четырёхпалая кисть.
Послышались быстрые энергичные шаги. Перед остолбеневшим от такого приёма инженером, предстал среднего роста и возраста человек в строгом заграничном сером в узкую серебристую полоску костюме. Тёмноволосый, бородка клинышком. В шевелюре и бородке серебряные нити. Наглые карие глаза уставились на Лося.
— Ну здравствуй, Мстислав Сергеич! — сказал незваный гость, протягивая белую холёную руку. — Не признал?
Смутное воспоминание облачком скользнуло по сознанию.
— Гарин? — пробормотал Лось. — Пётр Петрович, если мне не изменяет память.
— Он самый, Мстислав Сергеич, он самый! — ответствовал Гарин, смеясь одними глазами. — Выброшенный мировым штормом на родные берега. Прости великодушно, что без приглашения. Дело у нас не отложное.
— Как вы сюда проникли? — спросил Лось.
— Обыкновенно, через парадное, — усмехнулся Гарин. — Правда, швейцара пришлось усыпить хлороформом. Пан Тыклинский, — Гарин ткнул бородкой в сторону гостиной, — мастер на такие дела. Огласка нам нежелательна. Мы в Петрограде инкогнито.
— Что вам от меня нужно?
— Только не здесь, не в прихожей, — проговорил Гарин. — Идём, познакомлю тебя с очаровательной женщиной.
Он посторонился, пропустив инженера вперёд. В гостиной над круглым столом горела лампа под зелёным абажуром. На скатерти возвышалась початая бутылка водки, три рюмки и вскрытые жестянки с консервами. Кроме Тыклинского, в комнате была ещё красивая, хотя и немного измождённая женщина. Синеватый дым от длинной дамской сигары в мундштуке окутывал её бледное лицо, мех диковинного животного на плечах вспыхивал изумрудными искрами.
— Прошу любить и жаловать, инженер Лось! — объявил Гарин. — Мадам Ламоль.
Лось сдержанно поклонился мадам. Та приветственно качнула сигарой. Гарин отодвинул один из стульев, указал на него инженеру.
— Садись, Мстислав Сергеич, — сказал он. — Разговор у нас будет долгий.
— Не думаю, — покачал головой Лось. — С личностями, ведущими себя как уголовники, мне не о чем толковать. Потрудитесь убраться вон.
— Ошибаешься, Мстислав Сергеич, — сказал Гарин, усаживаясь и разливая водку по рюмкам. — Вести себя как уголовники мы вынуждены обстоятельствами. У нас полно денег и вполне надёжные паспорта, но делать нам здесь нечего. Ни в Советской России, ни где-нибудь ещё. Мир, человечество поразила коммунистическая проказа. И скоро на этой планете не останется места авантюристам-индивидуалистам.
— Сочувствую, — усмехнулся Лось, беря рюмку и опрокидывая её надо ртом. — Однако покинуть сию юдоль скорби ныне можно только ветхозаветным способом.
— И это говорит человек, пересёкший мировое пространство! — Гарин звонко хлопнул себя по коленям. — Причём, как я понимаю, — дважды! С Земли на Марс, и обратно.
— Был такой грех, — согласился Лось, — но аппарат остался в Америке. К тому же он повреждён.
— И снова ты ошибаешься, Мстислав Сергеич, — проговорил Гарин. — Полюбуйся-ка!
Жестом фокусника Гарин извлёк из внутреннего кармана пиджака пачку фотографических отпечатков и веером бросил их на стол. Лось поднял один, взглянул. Сердце пропустило удар. Он схватил другие отпечатки, всмотрелся пристальнее. На всех них был его аппарат. Не тот, оплавленный бешеным жаром при входе в атмосферу, смятый титанической силы ударом при падении, а новёхонький, отблёскивающий полированным металлом, забранный в редкую сетку лесов.
— В Америке прекрасные инженеры, — сказал Гарин. — И, по счастью, всё ещё ценят золото. Аппарат они восстановили. Запасы топлива, превосходящего взрывной силой ваш пролетарский ультралиддит, достаточны, чтобы пересечь расстояние в сто раз большее, чем от Земли до Марса. Кроме того, я снабдил твой, Мстислав Сергеич, аппарат своим изобретением. Я ведь тоже весьма недурной инженер. Мой гиперболоид поставил было на колени весь буржуазный мир. И если бы не проклятые революционные веяния, достигшие и моего Золотого острова… Впрочем, ладно, — оборвал он самого себя. — Ближе к делу. Аппарат у меня есть, но мне нужен человек, умеющий им управлять. По сему, душа моя, Мстислав Сергеич, придётся тебе прогуляться с нами до Марса. Высадишь нас на эту планетку, и катись ко всем чертям, хоть на Большую Медведицу! Ну, согласен?
Лось задумался. Он как будто бы снова услышал сквозь снежный шорох мирового эфира голос Аэлиты. Голос любви, отчаяния, надежды: Где ты, где ты, Сын Неба…
— Ну, согласен?! — повторил Гарин, вперяя в него гипнотический взор.
Лось откинул со лба седые пряди.
— Нет, Пётр Петрович, — сказал он. — Аппарат принадлежит Советской России. И должен быть передан в распоряжение её властей. Надеюсь, Совнарком возместит все убытки…
— Что ж, я предвидел осложнения, — вздохнул Гарин. — Пан Тыклинский, соблаговолите…
Снова в мировом пространстве
— Поехали, Мстислав Сергеич! — Гарин, посмеиваясь, поглядывал на нахохлившегося Лося. — Всё ещё дуешься? Напрасно, душа моя. Мы ведь теперь товарищи…
«Поехали, — покривился Лось. — Заткнул рот вонючей тряпкой, сунул в мешок, на дирижабле, как посылку, переправил в Америку… — он едва помнил перелёт через Атлантику. Скорее всего, его опоили опием. Сознание прояснялось редко. Сквозь туман иногда проступала алюминиевая гофрированная стенка гондолы, за плексигласовым оконцем тянулись серые клубы. Потом был эллинг в жаркой пустыне, неразговорчивые рабочие, угрюмо отмалчивающиеся на его просьбы сообщить о похищении в советское консульство. Золото Гарина, а пуще всего страх перед дьявольским его гиперболоидом, крепче стен держали русского инженера в американской глуши… — А теперь вот в товарищи набивается, сволочь…»
— Вы лучше пристегнитесь покрепче, — буркнул Лось. — Стартую!
Он повернул рычажок реостата. Внизу, под массивным днищем снаряда, раздались частые глухие удары. Аппарат затрясся. Предметы и лица расплылись. Охнула, мадам Ламоль, побледнела сильнее прежнего. Крепко, по-польски выругался Тыклинский. Лишь Гарин продолжал ухмыляться, хотя теперь его ухмылке недоставало искренности.
Лось добавил мощности. Двигатель снаряда взревел, растущая тяжесть придавила путешественников к кожаным подушкам сидений. Мелькнула мысль дать на соленоиды полную мощность, и тогда междупланетный снаряд устремился бы в небесные бездны, неся на борту четырёх мертвецов, но инженер немедля отверг её. Волею злого случая он снова брошен в мировой эфир, а значит, должен во чтобы то ни стало достичь поверхности Марса живым и невредимым. Ради Аэлиты, ради любви, ради вновь оставляемой родины. Гарин и компания постараются избавится от него, как только благополучно достигнут Марса — это ясно. Нужно быть готовым к любой подлости с их стороны.
Лось плавно наращивал скорость аппарата. Он уже не трясся, а шёл гладко, как по струне, с пронзительным воем раздирая воздух, прочь уносясь от Земли. Вдруг вой оборвался. Атмосфера осталась позади. Тишину нарушал лишь ровный гул соленоидов. Лось приник к одному из глазков. Земля стремительно уходила в тень. Аппарат пересекал её туманный диск с запада на восток. Лось взглянул на счётчик скорости: одиннадцать километров в секунду! Мало. Он покосился на спутников. Выглядели те плохо. Даже Гарин перестал ухмыляться. А Тыклинский уставился на Лося с нескрываемой ненавистью. Его толстые щёки оттянуло книзу, будто поляк держал за каждой по свинцовому шарику.
«Когда же кончится эта мука?» — читалось в блекло-синих глазах мадам Ламоль.
Лосю стало жалко её. Последовала за любовником, и вот, пожалуйста! Думала, небось, междупланетный перелёт столь же приятен, как прогулка на яхте.
— Придётся потерпеть, — сказал Лось. — Если мы хотим оторваться от земного тяготения, конечно…
— Жми на всю катушку, — отозвался Гарин хриплым басом.
Лось повернул рычажок реостата ещё на два деления. Аппарат рванулся вперёд. Тонко, по-заячьи, заверещал Тыклинский. Мадам Ламоль провалилась в спасительный обморок. Гарин оскалился, едва сдерживая стоны. Лось вцепился налитыми тяжестью руками в штурвал управления соленоидами, сводя аппарат с круговой траектории. Стрелки счётчика затрепетали у двенадцатого деления. Необходимая скорость была достигнута. На грани беспамятства Лось отключил двигатели.
Охота на комету
Женский хрустальный смех привёл его в чувство. Смеялась мадам Ламоль. Развеселил её Тыклинский. Раскорячившись громадной жабой, висел он посреди кабины, тщетно пытаясь дотянуться до привязных ремней. Жирное лицо его побагровело, редкие волосы торчали дыбом. Лось ухватил поляка за потную руку, притянул к сидению.
— Благодарю, пан! — пробурчал тот, крепко стискивая ременную петлю. Насмешницу он окатил таким презрением, что та расхохоталась ещё громче.
— Мстислав Сергеич! — окликнул инженера Гарин. — Взгляни-ка. Что это, по-твоему?
Он висел у противоположной стенки, придерживаясь за трубку глазка. Лось подплыл к нему, прильнул к окуляру. Затмевающие звёзды ледяные осколки окружали аппарат. До боли знакомые. Страшные.
— Метеорный рой, остатки кометного хвоста, — объяснил он Гарину. — Похоже, наши траектории совпали. Масса аппарата притянула эти междупланетные снежки, и теперь мы окружены ими со всех сторон.
— Это опасно?
— Пока скорости уравнены — нет, — ответил Лось. — Но рано или поздно, нам придётся от них оторваться. Вот тогда я не смогу поручиться за нашу безопасность, Пётр Петрович.
— Тогда их следует истребить, — безмятежно отозвался Гарин, как если бы речь шла о мухах.
— Каким же это образом? — осведомился Лось. — Откроете люк, и станете палить в метеоры из револьвера?
— Зачем же из револьвера, — сказал Гарин. — Есть кое-что получше. Помнишь, Мстислав Сергеич, я говорил тебе, что усовершенствовал твой аппарат? Так вот, я снабдил его своим гиперболоидом, управляемым телемеханически. Сейчас самое время продемонстрировать его мощь.
Гарин всплыл в верхнюю полусферу кабины и открыл небольшой внутренний люк.
— Если не затруднит, — обратился он к инженеру, — придержи меня за ноги…
Лось пристегнулся ремнями и только после этого ухватил Гарина за щиколотки, с любопытством наблюдая, что тот проделывает. Обретя опору в безопорном мире, Гарин вытянул из люка трубу перископа, вдоль которой свисали две тонкие раздвижные штанги, оканчивающиеся неким подобием металлических перчаток.
— А теперь, тяни меня вниз, — скомандовал Гарин.
Лось стащил его в нижнюю полусферу и помог пристегнуться. Гарин вдел руки в «перчатки», прижался лицом к губчатому нарамнику перископа.
— Смотри, душа моя, — пробормотал он, — что сейчас будет с твоими метеорами!
Лось опять прильнул к глазку. Несколько минут ничего не происходило. Вдруг один из ледяных осколков выбросил струйку пара, на миг сделавшись похожим на крохотную комету, и беззвучно взорвался. Эта же участь постигла и второй метеор, и третий. Невидимый в безвоздушном пространстве луч гиперболоида испарял междупланетные снежки один за другим, расчищая путь снаряду.
— Шоссе свободно, Мстислав Сергеич! — крикнул возбуждённый охотой Гарин. — Заводи мотор!
Лось с трудом оторвался от небывалого зрелища, уступив место у глазка мадам Ламоль, и вернулся к рычагам управления аппаратом.
Бездонное око
Края исполинского марсианского диска уже выгибались серебристой чашей, заслоняя чёрное небо, а Лось всё никак не мог решиться на посадку. Скорость аппарата была слишком высока. Требовалось погасить её краткими, почти нежными соприкосновениями с атмосферой.
От каждой такой «нежности» аппарат вздрагивал, норовя отскочить в мировое пространство, но Лось был начеку. Между соприкосновениями, он припадал к окулярам гариновского перископа. Это устройство оказалось куда полезнее глазков, потому что давало панорамный обзор.
Лось разглядел огни Соацеры на ночной стороне, и душа его, оледеневшая от тоски, почуяла там, внизу ту, что дороже жизни. Он словно бы видел Аэлиту, стоявшую на крыше Совета Инженеров: зрачки её расширились, а сердце заметалось потревоженной птицей, когда аппарат Сына Неба чиркнул огненной полосой по ночному небу и пропал за окоёмом.
Лось надеялся, что на следующем обороте ему удастся посадить аппарат, где-нибудь среди развали гигантского цирка, как можно ближе к Солнечному селению. Он поминутно поглядывал на шкалу жироскопа. Отмечающая скорость стрелка медленно клонилась долу. Слишком медленно для нетерпеливого духа.
Сквозь глазки проник ослепительный свет Солнца. Аппарат выскочил на дневное полушарие Марса. Здесь, на западе Тумы, Лось ещё не бывал и поэтому с любопытством приник к окулярам перископа. Глубокая долина, затканная утренним туманом, лежала под ними. Аппарат забирался всё дальше на освещённую сторону, а долина всё тянулась и тянулась, будто чудовищный шрам, обезобразивший лик бога войны. Мрачное свидетельство обречённости Марса.
— Это будет похлеще Колорадского каньона, — пробормотал Гарин, наблюдавший за поверхностью через глазок. — Что скажешь, Мстислав Сергеич?
Лось не откликнулся. Ему не нравилось то, что распахивалось внизу. Сразу за гигантским марсианским каньоном начиналось высокогорное плато. Оно было так близко, что на красноватой его поверхности отчётливо виднелась скачущая по изломам скал тень аппарата. Лось положил руки на рычажки реостатов.
Скорость междупланетного снаряда падала, а горная страна под ним становилась всё выше. Наконец прямо по курсу вырос титанический конус. Лось повернул рычажок. Послышались глухие, тряские удары. Аппарат рывком ушёл вверх, перемахнул вершину горы.
— Мать честная! — крикнул Гарин. — Справа, Мстислав Сергеич, гляди! Ещё один!
Несостоявшийся мировой диктатор не ошибся: за одним исполинским вулканом, виднелся другой, едва ли не больший. Лось добавил мощности на соленоиды. И правильно сделал, ибо то, что открылось в следующий миг превосходило всяческое воображение.
Почти прямо по носу снаряда, из-за края планетной чаши вырастал подлинный исполин. Казалось, что из красного тела Тумы вырывается мир-младенец, норовя схватить летящий навстречу крохотный металлический шарик. Столкновение было неизбежным, но Лось твёрдо держал в своих руках рычаги управления аппаратом. Сотрясаясь каждым бимсом, вдавливая пассажиров в кожаную обшивку кабины, снаряд по крутой дуге возносился над горой, равной которой не было на старой Земле. Мелькнула зубчатая стена, и на дерзких людишек, бросивших вызов горе богов, холодно и безучастно глянуло бездонное чёрное око кальдеры.
— Ради этого зрелища стоило жить! — с чувством возгласил Гарин.
Лось усмехнулся, но ничего не сказал. Тяготение планеты захватило изнемогший в борьбе аппарат. Он повернулся к поверхности массивным горлом и заскользил вниз, вдоль уступов горной страны, к оранжевым равнинам в северном полушарии Марса.