Наш разговор с солистом Большого театра Беларуси, финалистом шоу «Большая опера» Ильей СИЛЬЧУКОВЫМ проходил в московской филармонии, в гримёрке Аркадия Райкина
К СВЕДЕНИЮ
Илья Сильчуков
Родился в 1982 году в Минске. В 2007 году окончил основной курс и ассистентуру-стажировку Белорусской государственной академии музыки.
Солист Национального академического Большого театра оперы и балета Республики Беларусь. В репертуаре: Онегин («Евгений Онегин»), Роберт («Иоланта»), Королевич («Кащей Бессмертный»), Мизгирь («Снегурочка»), Жермон («Травиата»), партии баритона-соло в кантате «Кармина Бурана» К. Орфа.
Лауреат 16 международных конкурсов.
– Обычно в оперу приходят из музыкальных династий. Кем были ваши родители?
– Музыканты-любители – всю жизнь занимались самообразованием, потому что возможности получить профессиональное музыкальное образование не было. Папа – инженер, но с детства мечтал стать певцом. Став отцом троих детей, в тридцать с небольшим поступил на первый курс Минского музыкального училища, куда через пятнадцать лет поступил и я. Все называли меня не Ильей, а Павлом – в честь папы. У него была мечта и он её осуществил. У него хороший тенор, он солист хора, даже работал в Минске в хоре радио.
Мама – архитектор. У неё шикарный голос, сопрано. Сама выучила музыкальную грамоту в молодости. Родители активно пели в церковном хоре, поэтому отправили меня получать музыкальное образование вполне целенаправленно. Ещё у меня была склонность к языкам, но всё же музыка победила.
– Помните, как в первый раз побывали на опере?
– Мне тогда было семь лет. Родители привели на «Пиковую даму», графиню пела Елена Образцова. Не могу сказать, что я был в восторге. Я не Моцарт, про которого говорили: «Он был шокирован музыкой, звучанием и не мог спать ночь после услышанного!». После спектакля спал очень хорошо. Но спектакль запомнил, особенно сидящую в кресле Елену Васильевну.
– Когда сами впервые запели? То есть именно начали заниматься?
– Почти сразу после детского сада. Насчёт того, чтобы петь с детства «на табуретке», – не помню, нужно у мамы спросить. Наверняка что-то такое было. Но в детстве у меня проверяли слух: оказалось – абсолютный.
В первый класс пошёл в обычную школу, а со второго поступил в наш республиканский лицей при консерватории. А целенаправленные занятия музыкой начались в семь лет, когда родители отдали на фортепиано там же, в лицее. Педагог посмотрел и говорит: «Да, талант есть, но усидчивости может не хватить, переводитесь лучше на хоровое».
– Почему не на вокальное?
– Вокальные отделения есть только в училищах, с 18 лет, а в лицее учатся дети с 6–7 лет, поэтому вокал там был, но постольку-поскольку. Но было хорошее хоровое отделение. Пение в хоре очень помогает начинающему вокалисту, но в определённый период нужно делать выбор, хочешь ли ты стать хоровиком или сольным исполнителем. Специфика ансамблевого пения подразумевает зависимость друг от друга и нивелировку голоса в угоду всеобщему успеху. Яркую индивидуальность в хоре нужно прибирать, поэтому сольный вокалист может все свои особенности не показать, а ещё, чего хуже, разучиться петь сольно.
– В семь лет мальчиков больше интересуют футбол и «войнушка»...
– Думаете, мальчики из хора исключение? С одной стороны, мы весь день сидели в лицее. Но я учился на хоровика. Группа – восемь пацанов, поэтому нам всегда было весело. Всё было: и «войнушка», и хоккей, и футбол. Это тем, кто занимается фортепиано или любым другим инструментом, всегда приходится одному-одинёшеньку часами точить мастерство один на один с инструментом. Я хорошо проводил время в лицее и не сильно задумывался о будущем.
Мы ездили в гастрольные поездки, и не только по Беларуси, но и за рубеж. С руководителем Владимиром Глушаковым наш коллектив ездил на хоровой фестиваль во французский Нант, в Германию, Италию, Нидерланды, Британию. Были лауреатами международных хоровых конкурсов Мендельсона, Шумана и других.
– Тогда уже знали, что будете профессионально заниматься вокалом?
– Не было таких мыслей. Когда забираешься на гору – не знаешь, когда доберёшься до вершины. Идёшь-идёшь, а потом оказалось, что ты уже на горе. То же и в музыке.
Поступив на дирижёрско-хоровое отделение Минской консерватории, параллельно занимался вокалом. Педагог у меня был очень хороший – Адам Мурзич, сейчас он руководит Белорусским музыкальным театром в Минске. Это он рассмотрел во мне вокалиста. Мы вскоре выиграли республиканский конкурс им. Монюшко. Это было в 2000 году. Вот тогда я и понял, что мне интереснее сольное пение. И на третий курс перешёл уже как оперный певец.
Моим ментором был народный артист Беларуси Пётр Ридигер. Не могу сказать, что было трудно, сейчас даже жалко, что студенческие годы так быстро прошли.
– Вокалу нужно учиться с раннего детства или, как ваш папа, не поздно ни в каком возрасте начать?
– По-разному. Многие великие обнаружили у себя талант ближе к тридцати. Но бывает, певец в молодости подаёт большие надежды, а потом голос становится посредственным. Всем известный пример – Робертино Лоретти.
– Если человек не учился в музыкальной школе, его могут принять в музыкальное училище?
– Да. Но при поступлении основы нужно знать. Это раньше брали «голых» самородков, как Фросю Бурлакову из «Приходите завтра». Сейчас самородки должны владеть минимум нотной грамотой, элементарным сольфеджио.
– Академический вокал, школа бельканто – более всеобъемлющая, чем школа эстрадного пения?
– Абсолютно верно. Если человек научился петь академическим вокалом, то ему под силу любые эстрадные композиции. Но если певец поёт лишь эстраду, то опера ему не по зубам. Школа бельканто даёт возможность мигрировать из стиля в стиль. Искусство дыхания везде одно, так что менять стили можно легко. В эстраде есть свои нюансы: где-то можно спеть «с песочком», где то исказить интонацию – для оперы это не пойдёт. Так же у пианистов: пианисты-классики шикарно играют джаз, но прийти только от джаза к Моцарту крайне трудно – руки не слушаются. Эта музыка кажется настолько простой, что её невозможно сыграть.
Когда прошёл в финал, стало страшно
– Как попали на проект «Большая опера»?
– В первом сезоне, в 2011 году, я отправил заявку. Но жюри не включило мою кандидатуру на прослушивание. Расстроился. Второй сезон пропустил из-за плотного гастрольного графика. Пройти отбор в третьем было нетрудно: сразу пригласили участвовать, посмотрев видеозаписи в резюме. Это было приятно.
– Съёмки не мешали работе в Большом театре?
– Проект состоит из восьми передач и заключительного гала-концерта. Чтобы никто не отрывался от работы, мы снимали сразу по две-три передачи за один заезд. В отличие от программы «Голос», с нами никто не занимался и репертуар подбирали мы сами. Каждый приезд в Москву длился неделю, из которых 3–4 дня репетировали и приблизительно столько же писали. Так я и ездил – неделю в Москве, неделю в Минске. В театре пошли навстречу, за что я очень благодарен.
– На четвёртом туре вы активно продвигали белорусскую культуру и музыку.
– Нужно было исполнить произведение ХХ века, желательно из страны-участника. Выбрал белорусскую оперу «Седая легенда» Дмитрия Смольского. Она была написана в 1980-е годы, поставили её у нас в театре в 2012-м, сегодня она идёт с большим успехом. Член жюри господин Иоанн Холендер остался недоволен тем, что мы не выбрали современную немецкую музыку. Как я мог выбрать Смольского, в то время как есть Берг, Шёнберг, Крейн?! Большинство его комментариев остались за кадром. И я не стал высказывать ему всё, что думаю.
– А хотелось?
– Мне очень трудно говорить в лицо неприятные вещи. Но когда съёмочная группа после выступления записывала видеооткрыточки-мнения, я всё сказал. Мол, мы маму не выбираем, мы её любим. То же можно сказать про национальную оперу. Это моё родное. В остальном не помню, чтобы он говорил необъективно. Все замечания – только по делу.
Я всегда использую любую возможность для того, чтобы петь своё, родное. Ведь мы даже дома очень редко слышим родную речь, больше всего разговариваем на русском, а «беларускую мову» забываем. Этого ни в коем случае нельзя делать.
– Вы с самого начала верили в победу?
– Нет, когда только пришёл на проект, не чувствовал себя фаворитом и не думал о финале. Я был благодарен Богу за одну возможность попасть в такую компанию и записать хотя бы три программы. А когда вышел во второй тур, это было удивительно. Когда прошёл в финал, стало даже страшно.
Эстрада – тоже искусство
– Не собираетесь после «Оперы» покорять «Голос»?
– «Голос» – больше эстрадное шоу. Эстрада мне очень нравится, но для меня она нетронутая целина. Я не умею себя в ней вести. Для оперного певца пробы эстрадного репертуара – это не шаг назад, как думают многие. Настоящая эстрада – это искусство. Надеюсь, массовый зритель чувствует и понимает, где настоящий артист, которому есть что сказать, а где фикция и обман.
Многие коллеги относятся к эстрадному пению критично. Говорят, если человек пошёл в эстраду, то он исчерпался, стёрся. А я считаю, что в ней можно многое сказать и быть настоящим артистом. Поэтому не отказался бы попробовать. Но насколько это можно совмещать, не теряя свою профессию, – не знаю.
– Вы знакомы с победителем прошлого сезона шоу «Голос» Сергеем Волчковым?
– Мы познакомились на совместном концерте в Москве. Сергей цельный артист и замечательный парень.
– Какие ещё белорусские исполнители готовы покорять оперный Олимп?
– У нас в театре много певцов, ведущих активную гастрольную деятельность. Настя Москвина и Нина Шарубина, у них шикарное сопрано, Оксана Волкова – наше знаменитое меццо, поёт и в российском Большом театре, и в «Метрополитен». Эдик Мартынюк поёт и в Большом театре, и в Театре Станиславского. Юрий Городецкий, Владимир Петров – все с большим будущим.
– Не хотели бы попробовать себя в мюзикле?
– Боюсь мюзикла, там нужно много действовать и быть очень пластичным, а я непластичный. Я себя чувствую неловко, если роль предполагает много движения. Но если предложат роль в мюзикле, я бы хотел над ней поработать. Мюзикл – прекрасная возможность развиться. Так что я открыт для сотрудничества.
– Если посмотреть конкурсы, увидим много талантов. Но известны единицы. Почему?
– Некоторые могут очень эффектно работать на малых дистанциях, шикарно спеть одну-две арии. Артиста театра мы должны видеть двадцать, тридцать, сорок оперных сезонов. Это дистанция на всю жизнь. А есть талантливые певцы, которые боятся выйти на публику. Порой такая фобия превращается в паническую боязнь. Тот же Марио Ланца мало спел именно из-за страха перед сценой. У человека голос может прекрасно ложиться на микрофон, а в зале он плохо звучит, его может не хватить на весь зал. Еще один «фактор неуспеха» – банальная лень. Многие хорошие певцы не хотят учить трех-четырехчасовые партии на итальянском языке.
– Такое можно выучить?
– Это не так сложно, как может показаться. Когда учишь оперную партию, всё укладывается в большой пазл. Слово тащит мелодию, мелодия помогает слову. Всё само собой запоминается и соединяется. Иногда ничего не помнишь, потом начинаешь ходить, вспоминаешь, как пришёл на мизансцену, какая музыка здесь звучит и какие здесь слова.
– Сейчас в России в Большой театр на оперу невозможно достать билеты. Как обстоят дела в Беларуси?
– То же самое. Билеты на рождественский фестиваль размели за несколько дней. У нас начинает формироваться мода на театр, на оперу. Молодёжь хочет быть «в теме», посещать выставки, музеи, оперу, и это здорово.
Искусство оперы было недоступно простому зрителю буквально сто лет назад. Сегодня каждый может приобщиться к кругу избранных.
Музыка – это серьёзно
– Но если не разбираешься в опере, понять её сложно.
– Сегодня эта проблема решается легко. Зайдите в Интернет, почитайте либретто, биографию композитора. Полчаса хватит. Для восприятия оперы нужна концентрация, ведь классическая музыка заставляет думать, мозг начинает организовываться. Музыка – это очень серьёзно. На оперу нужно приходить подготовленным. Это не поход в фастфуд. Многим такая еда нравится, но иногда хочется съесть что-то изысканное. Театр – та же культура потребления.
– Извечный вопрос: должно искусство опускаться до народа или народу надо подниматься до искусства?
– Искусству нельзя почивать на лаврах: вот мы такие, если хотите – поймите нас. Оно должно быть доступным, оно должно быть актуальным. Для того чтобы привить зрителям любовь к опере, её обязательно надо адаптировать. Мне нравится, что иностранные спектакли у нас идут на языке оригинала с переводом. Там, где драма, накал страстей, всегда нужно петь оригинал. А оперетту, оперу-комедию, буффонаду, где очень важен язык, есть смысл петь на русском. Тот же «Севильский цирюльник» более эффектно смотрится, когда зрители понимают игру слов. У меня были спектакли «Севильского цирюльника» с легендарным Бруно Кампанеллой в Римской опере, и это была просто фантастика.
В Беларуси всё в двойном размере
– Насколько совмещаются семья и искусство?
– У меня жена Татьяна и двое деток. Сына, ему семь лет, назвали Лука – «несущий свет» – в честь евангелиста Луки. Дочке Оливии два годика. Жена – оперная певица, работает в театре ассистентом режиссёра. Луку отдали в лицей, где я учился, в подготовительную группу, чтобы педагоги прощупали, есть ли у него талант. Если есть возможность, на постановки едем вместе. Когда у меня была роль в римской постановке и мы сделали себе шикарные римские каникулы на Пасху.
Новый год тоже отмечаем вместе, а Рождество празднуем дважды: 25 декабря и 7 января, ведь у нас в Беларуси всё в двойном размере!
За пару дней до праздника мы украшаем дома ёлочку, но отмечать «новогодье» едем на дачу. Это недостроенная дача моих родителей, она настолько заросла, что там растут маленькие живые ёлочки. Надеемся, проект «Большая опера» даст толчок к тому, чтобы её достроить.
– Есть у вас домашние животные?
– Только моль. У Луки аллергия на шерсть, к тому же мы часто в разъездах. В семье артистов животное будет только страдать.
– Хобби?
– Рыбалка. Последнее время увлекся подводной рыбалкой. Рыбачу в деревне любимой бабушки Зины на реке Березина. Там заповедные места, но в реке охотиться можно. Стреляю рыбу, бывают экземпляры до полутора килограммов – лещи, голавли. Такое ощущение, что окунулся в параллельный мир.
С семьёй мы любим путешествовать, просто поехать куда-нибудь на машине. Любим полежать на пляже, позагорать, сходить за грибами. Жалко, что из-за плотного графика не всегда получается отдохнуть вместе.
ПРЯМАЯ РЕЧЬ
Владислав Пьявко – советский и российский оперный певец, педагог. Народный артист СССР:
– «Большая опера» – шоу. Там нужны именно такие голоса, как у Ильи, фоногеничные, хорошо «ложащиеся» на микрофон. Дай Бог, чтобы у него всё в жизни было замечательно. Если на оперной сцене он не будет себя перегружать, пытаться заполнить зал, то он добьётся большого успеха.
Беседовала Яна ЧУМАКОВА
Фото: из личного архива Ильи Сильчукова
Понравился материал? Подпишитесь на канал. 😊
Чтоб и дальше было так, не забудь поставить "лайк" 👍