24 декабря актрисе Элеоноре Шашковой - 85
У Элеоноры Петровны во многом уникальная судьба: ей удалось сыграть жен разведчиков в самых знаменитых советских шпионских фильмах ("Ошибка резидента", "Судьба резидента", "Возвращение резидента", 17 мгновений весны"). Причем сыграла так, что и в Службе внешней разведки, и в Главном разведывательном управлении РФ до сих пор считают ее работу эталонным воплощением на экране «нелегкой доли жены разведчика». Недаром в 2016 году ей была вручена не совсем актерская награда - Орден «Честь и слава Великой России».
Но мало кто знает, что в юности Элеонора Шашкова работала в Отделе разведки на Курилах и даже участвовала в разоблачении крупного японского шпиона.
ШПИОНСКИЕ СТРАСТИ КУНАШИРА
- Элеонора Петровна, вы никогда ничего не рассказываете о Батуми – городе, в котором родились…
- В Батуми я появилась на свет, а через год мы уехали. Мой отец – военный, прошел всю Великую Отечественную, и потом всю жизнь мы мотались с ним по пограничным гарнизонам. Жили в Тбилиси, Баку. Когда освободили Кишинев, мы переехали туда. Затем – в Симферополь.
- Первые детские воспоминания связаны с войной?
- Ну конечно! Мы с мамой пережили войну в Баку. Мне было 4 года, когда мамочка меня вывела на балкон и мы увидели, как прожекторы осветили в небе вражеский самолет-разведчик. Его «вывели» далеко-далеко за город и там подбили. Над Баку нельзя было - город весь на нефти стоял… Одно из самых ярких воспоминаний, как в Кишиневе нас поселили в каком-то освобожденном доме. И отец мне устроил сюрприз: снизу доверху набил шифоньер яблоками. Я открыла дверцу, а оттуда посыпались – огромные, красивые... Таких вкусных яблок я никогда в жизни не ела! Еще, помню, папа привез с фронта подарки - от румынского короля.
- ?!
- Он в числе высокопоставленных офицеров советских войск присутствовал в Бухаресте при отречении короля Михая I от престола. И король подарил ему персидский ковер, настенные часы, которые всегда висели потом в моей детской комнате и отбивали каждые полчаса, и маленький приемник «ТКД». Так что я с ранних лет уже слушала «Голос Америки».
В послевоенной Молдавии был голод. Мы с соседскими мальчишками ели мамалыгу, которую заливали красным вином. Представляете, питьевой воды в городе вообще не было - только соленая вода в колодцах. У нас дома на столе всегда стоял графин с молодым белым вином и даже мы, дети, его пили вместо воды, а потом спали целый день «пьяные». Там всего четыре градуса, а все равно… И в рукомойник наливали вино – мы им умывались по утрам.
- Известно, что детей Льва Толстого «воспитывал» луч света из щели под дверями его кабинета – они видели, как отец по ночам работал, не жалея себя. Кто занимался вашим воспитанием?
- Мама, книги… Мамочка моя была человеком одаренным. Самоучка – у нее было всего пять классов образования, но она прекрасно пела, была очень начитанная. Она много приложила сил, чтобы я праздному шатанию по двору предпочитала книжку. Я читала даже ночью – под одеялом, с фонариком. Мама мне привила любовь и вкус к классике, которую я люблю до сих пор, к опере.
Никогда не забуду, как однажды она привезла меня из Симферополя в Одессу и повела в Одесский оперный театр – на оперу «Евгений Онегин». Впечатление от театра было громаднейшее – мне казалось, что внутри он весь из бордового бархата и чистого золота. Что интересно, когда много-много лет спустя я приехала на кинофестиваль «Золотой Дюк» и пошла в этот оперный театр с экскурсией, была искренне поражена: «Почему перила лестницы и канделябры не золотые?» Мне сказали: «Они всегда такими были». «Не может быть!» Потому что в моей детской памяти запечатлелось: золото, божественная музыка и чудное пение.
- Отец хотел, чтобы вы стали учительницей, мама – видела вас врачом…
- (Смеется.) А я после школы поступила в Крымский сельскохозяйственный институт на факультет виноделия и виноградарства. Всем назло – в знак протеста! Но проучилась всего полгода. Здание института было в аварийном состоянии, там потолок и стены были из ракушечника. Однажды два куска ракушечника упали мне на голову. С сотрясением мозга я попала в больницу, в институте мне дали полугодовой академический отпуск. В это время я окончательно поняла, что мне надо идти в артистки.
- Вот так вдруг?
- Не «вдруг» - я хотела этого всегда! С детства занималась в драматических кружках, пела, училась в музыкальной школе по классу аккордеона. Помню, смотрела фильмы с любимыми артистами, переживала за героинь и думала: «А я смогла бы тоже так сыграть... А может быть, и лучше!» Пока в академическом отпуске была, мы с мамой поехали в Москву, ходили в театры. Я узнала, что есть такое училище – имени Щукина. И загорелась! Самое смешное, что, потом, когда я уже поступила в Щукинское училище и приехала в Симферополь на каникулы, мне передали такой диалог моих симферопольских знакомых: «Не знаешь, куда пропала Элла Шашкова?» «Знаю. Ей кирпич на голову упал, и она решила пойти в артистки!» (Смеется.)
Но все было не так просто. Когда папа узнал, что я собралась в Москву, он порвал билет и спрятал мою обувь. Как раз в это время его перевели служить на Курильские острова – на остров Кунашир. Он выслал деньги и дал телеграмму с требованием немедленно выезжать туда. Папа был ярый противник моего поступления в театральный.
- Аргумент «классический» - «несерьезная профессия»?
- Естественно - бл… жизнь! На что я ему сказала: «Я-то вижу какая у вас в военном городке жизнь». Петр Тодоровский в фильме «Анкор, еще анкор!» показал очень точно жизнь военных гарнизонов. Один в один – то, что я там видела...
Я послушалась и два с половиной года провела на далекой заставе, почти в полной изоляции от цивилизации – ведь навигация на Курилах была всего три месяца в году. Освоила делопроизводство, стенографию и работала в штабе погранвойск, в Отделе разведки.
- Ого! Так вы профессиональная «разведчица» с юных лет. Сразу представляется картина: секретные шифры, тайные операции, стрельба, погони…
- Между прочим, многие военные тайны не знал никто, кроме меня и моего начальника Аркадия Георгиевича Антонова – ведь через меня проходила вся секретная переписка. Я даже подписку давала «о неразглашении»! А однажды лично стенографировала допрос очень крупного японского шпиона - Тайни Акира, который при задержании застрелил своего радиста. О его поимке потом написала газета «Правда». Оказалось, что Акира двенадцать раз нарушал границу - собирал секретную информацию о численности наших войск, наличии техники и вооружения на Кунашире, считался неуловимым. А вот на тринадцатый - попался!
Параллельно я организовала в местном клубе художественную самодеятельность: сама играла на аккордеоне, а огромный хор погранзаставы из ста человек пел на два голоса. Мы даже поставили там спектакль «Судьба барабанщицы». Тем не менее, я в этом замкнутом пространстве задыхалась: я же была там самая молодая, восемнадцатилетняя барышня, а у меня подруги – пятидесятилетние, приехавшие с материка в поисках своего женского счастья. Уже перечитала все книги в библиотеке, мы пересмотрели все фильмы вверх тормашками и даже задом наперед по сто раз, чтобы хоть как-то скоротать вечер. Помню, смотрела фильм «Сорока-воровка» с Зинаидой Кириенко и ощущала себя такой же «крепостной актрисой» как ее героиня, потому что отец меня все время «прижимал».
- Папа разве не видел, что вам без актерства не жизнь?
- Видел! Но… Нет, он никогда меня не бил, но он мне мог сказать такие хлесткие слова, что я убегала в слезах. Потом спрашивал: «Кто тебя обидел?» «Ты! Потому что не даешь заниматься тем, чем я хочу». И в конце концов я не выдержала: заявила, что уезжаю поступать в театральное училище. Был семейный скандал, но меня уже было не удержать. Это был 1959 год.
- Папа смирился, что дочь - актриса?
- Мамы рано не стало… А папа потом жил в Москве, женился. Он приходил на мои спектакли в театр Вахтангова - «Золушка», где я играла Фею, «Конармия» по новеллам Бабеля (там я играла Настю), который поставили к одному из юбилеев Победы, его приходил смотреть даже Георгий Жуков… И в конце концов папа сказал: «Я был не прав». Признал свою ошибку! Он гордился, что его дочка в таком театре работает.
Фотографии из семейного архива Э. Шашковой и из открытых источников