В следующие полчаса она ходила вокруг домика, по колено в снегу, осматривала свои владения. Деревянная будочка туалета – дверь не закрывается, надо чистить снег. Гараж – по всей стене вьется трещина – как зигзаг молнии. Какие-то страшные сараи, примыкающие друг к другу — совсем ветхие, крыша вон на одном проваливается. Внутри темно и все завалено балками, досками.
А с другой, противоположной стороны домика обнаружилась пристройка, и тут двери новенький замок. Конечно, там, внутри, газовый котел. Надо было разобраться, попросить кого-то, чтобы его включили, вызвать мастера… Но дело клонилось к вечеру, и Вероника знала, что никто этим нынче заниматься не будет. Как же ей ночевать? Замерзла она ужасно. Но снова побрела к конечной остановке автобуса.
«Двойка» стояла, ждала пассажиров. Самый большой соблазн был — сесть, и уехать домой. Принять ванну, лечь в теплую постель. Но Вероника знала, что, по большому счету, это уже не ее дом, и никто ее там не ждет. Сыну все равно, но как недовольна будет Леля, если Вероника вернется…
В хозяйственном отделе Вероника купила обогреватель, в продовольственном — чай, сахар, пятилитровую бутылку воды, хлеб и колбасу. Теперь, во всяком случае, она сможет переночевать. Если закрыть дверь в маленькую комнату, ее, наверное, можно нагреть.
… После она никогда не могла забыть свою беспомощность и подступающие к горлу слезы в тот вечер. Как она отмывала над ведром тарелку и нож, резала бутерброды, заваривала чай в поллитровой банке. Как уснула, забравшись в постель прямо в пальто, и все пыталась согреть щекой холодную сырую подушку.
Она просыпалась ночью часто, наверное, каждый час. И слышала, как где-то неподалеку воет собака. Не мог же это быть волк… хоть и недалеко лес, но все же здесь улицы, домики, люди… Пес выл так глухо и безнадежно, что казалось, эту тоску не унять ничем.
Утром Вероника поняла – ударил мороз. Маленький обогреватель был уже совершенно бесполезен. Он не мог нагреть комнату до температуры, в которой можно было бы жить. Вероника промерзла насквозь. Ледяные пальцы ошибались, нажимая кнопки телефона. Она позвонила газовикам, те велели ждать – приедут, проверят и включат котел. Веронике очень хотелось дойти хотя бы до магазина - уже нечего было есть, да и просто – в магазине тепло. Но она боялась, что дюжие парни из Горгаза, если не застанут хозяйку, то развернутся и уедут. А вторую ночь она в таком холоде не переживет.
Вероника вышла на крыльцо. И щеки тут же охватило морозным пламенем, ресницы заиндевели. Вероника решила очистить от снега тропинку к той пристройке, где был котел. Обошла вокруг дома – и ахнула. На соседском участке сидел зверь. Огромный белый пес, она таких еще не видела. Не похож на собаку даже, скорее, на льва. Когда-то, в детстве, она видела таких у ступенек Воронцовского дворца в Алупке.
Забора между ней и псом, считай, не было. Сетка-рабица, которую зверь перемахнет одним прыжком, или повалит, если бросится на нее грудью. Потом уже Вероника заметила, что пес сидел на цепи. Цепь была толстой, железной, но короткой – не побегаешь, не разомнешь лапы. И будка – не убежище, а скорее загончик, три стены и крыша.
— Так вот отчего ты выл,— тихо сказала Вероника, — Такой мороз, а тебе некуда было спрятаться.
Человек бы ее не услышал. А пес повел ухом, показывая, что различил каждое слово. И продолжал смотреть на Веронику. И не было в его глазах остервенелой ярости собаки, которая весь век провела на цепи и уже сходит с ума. Вероника читала во взгляде, устремленном на нее, мудрость и готовность терпеть – пока ничего нельзя изменить.
Возле собаки (теперь Вероника вспомнила породу – алабай) стояла одна миска. Неглубокая, пустая. Сюда, наверное, клали еду. Второй миски – для воды — не было.
— Как же ты пьешь? — спросила она зверя уже погромче, — Или ты просто ешь снег? Подожди, я сейчас…
Она принесла остатки колбасы и хлеба. Подойти к псу было страшно. Хоть взгляд и человеческий почти, но… Вероника бросила еду, она никогда не отличалась меткостью, но сейчас удалось – пес поймал угощенье еще в воздухе и проглотил, не жуя.
А воды у Вероники не было. Совсем не было. Хоть сама садись рядом с алабаем и жуй снег. Когда пришли подключать ей котел – действительно, молодые дюжие ребята, она заплатила им сверху, и спросила:
— Я понимаю, не ваше ведомство…. Но, может, подскажете, как тут с водой?… Откуда брать…
Она понимала, что сейчас, замерзшая, уставшая после бессонной ночи, не накрашенная, кажется им просто заискивающей немолодой теткой.
Один из парней, тот, что засовывал в карман деньги, ответил снисходительно:
— Так вон на улице колонка, хозяйка. Если она работает, можешь оттуда ведром носить. И еще вроде колодец я у тебя видал. Вон, крышка плоская… И его проверь.
…Вода из колонки текла небольшой струйкой. Вероника набирала ее в ведро долго. Но теперь, когда в доме было тепло, она думала, что со всем остальным уж как-нибудь справится. Разложила в шкафу вещи. Столик из кухни занесла в большую, светлую комнату. Здесь будет ее рабочее место. Вероника давно уже ушла из редакции, нашла заказчицу, для которой писала рассказы. Заказчица присылала сюжеты, Вероника наполняла их плотью и кровью, старалась привязать к жизни. Сама она называла их «индийскими историями». Небывалые стечения обстоятельств, близнецы, злодеи, мачо и красотки. Зло в конце неизменно было наказано, а все незаслуженно «униженные и оскорбленные» обретали богатство, счастье и любовь до гроба. Для нее это был заработок, который позволял прокормить себя.
После обеда Вероника устроила перерыв. Осмотрела еще раз доставшийся ей дом – теперь уже другими глазами. Ей тут жить, может – стариться вместе с этим домом…
Чувство умиротворения вызывало в Веронике то, что она – одна. Она не думала ни про сына, ни про бывшего мужа, ни про Лешу. Каждый из них выбрал свою дорогу, а ее израненным нервам была нужна тишина.
Вероника нагрела воды, налила ее, теплую, в кастрюльку. Когда она нынче ходила в магазин – купила еду не только себе, но и псу. У нее никогда не было собаки, она не знала, что взять. И наугад положила в корзинку пакет с сухим кормом «Чаппи».
Зверь лежал на своем месте. Прямо на снегу, свернувшись, подмостив лапы под телом. От кастрюльки с водой шел пар.
— Будешь обедать? — спросила Вероника пса.
Она подошла ближе, и пес встал. Что было в этом его движении – готовность взять еду? Или угроза, посыл незваной гостье – нельзя пересекать черту?
Вероника поставила кастрюльку на снег, поискала глазами. Потом отломила от яблони засохшую ветку, и ею пододвинула воду – к собаке.
Как же он хотел пить! Он забыл обо всем… жадные глотки… он вылизывал опустевшую уже кастрюльку. А надорванный пакет с «Чаппи» лишь понюхал и отошел.
Когда начало темнеть, Вероника все еще работала. Тишина ее успокаивала, теперь она понимала, что ей давно нужно было побыть одной. Она встала, чтобы налить воды в маленький электрический чайник, который сегодня купила. Бросила взгляд в зеркало – и обмерла. В нем отражалась та же комната, в которой она сейчас стояла. Та же полутьма, только лился свет из кухни. Но в той, за-зеркальной комнате стояли вещи, которых сейчас не было и в помине. Вероника видела край стола, и свисающую с него парчовую скатерть. И диван — у противоположной стены. А на диване сидел человек. Она не могла разглядеть черты его лица. Но видела, что он еще нестар, темноволос, и смотрит прямо не нее.
Вероника вспомнила гадание, о котором рассказывала ей бабушка.
— Это страшно, — говорила она, — Перед тем, как гадать, надо вынести из дома все иконы. А потом зажечь свечи, поставить два зеркала друг напротив друга, сесть перед ними и ждать. И тогда — может быть, какое-то время спустя — в зеркальном коридоре ты увидишь человека, который идет к тебе. Так будет выглядеть твой суженый. Но чуть только ты рассмотришь его лицо – нужно перевернуть зеркало. Потому что, если человек этот дойдет до границы – и шагнет из зеркала в комнату – он убьет тебя. Нельзя шутить с нечистым.
И теперь первой мыслью Вероники было – перевернуть зеркало, чтобы… Но мужчина в зазеркалье поднялся и…вышел. В ту дверь, что в мире Вероники вела в кухню. Вышел – и пропал.
Ей казалось, что-то случится теперь в ее судьбе, наступят какие-то перемены. И уже на другой день, когда зазвонил телефон, она поняла, что они — начались. Еще больше удивилась она, когда услышала голос матери.
— Прости, что я без предупреждения, — сказала бабушка Рая, — То есть, я как раз предупреждаю. Я еду к тебе, и у меня есть очень важный разговор.
— Но, мама! — не удержавшись, воскликнула Вероника, — Я ведь сейчас не дома. То есть, нет, я — дома, просто живу теперь в другом месте.
Она не рассказывала матери ни о своем разводе, ни о переезде в ветхий дом – не хотела расстраивать. Предчувствовала, что мама попытается вмешаться, усовестить внука, и ничем хорошим это не кончится. Мама находилась уже в таком возрасте, что от отрицательной информации ее надо было беречь.
Вероника предчувствовала – настанет время, когда им с мамой надо будет жить вместе. Ведь она ни за что не отдаст свою дорогую старушку в дом престарелых.
— Хорошо, ты мне потом все объяснишь,— бабушка Рая торопилась, — Я в поезде, тут связь бывает не всегда, обрывается… Продиктуй свой адрес.
— Да я тебя встречу!
И через несколько часов Вероника была уже на вокзале. Она не могла дождаться поезда, неторопливо прохаживалась по перрону, а когда состав, наконец, подошел, крепко обняла маму:
— Как же я по тебе соскучилась!
Когда они ехали в такси, Вероника попросила:
— Ты только не падай в обморок. Да, домик старый и ветхий. Но теперь он полностью мой. Может быть, я этого и хотела – на старости лет не быть никому ничего должна.
Она знала, что на самом деле маму трудно напугать. Рая прошла нелегкие испытания и все выдержала. И все же боялась реакции пожилой женщины. И в чем-то оказалась права.