«…Теперь о погоде. В центральной части России после аномального потепления ожидаются морозы. В течение дня столбик термометров опустится ниже минус пяти градусов по Цельсию. Ночью будет минус восемь – минус десять градусов, без осадков. Будьте внимательней на дорогах. На этом всё. Желаем вам хорошего дня и отличного настроения!»
Я не помню, когда в последний раз включала этот старый советский радиоприемник, который в лакированном деревянном корпусе стоял посередине комнаты. Но зато хорошо помню, как две регулировочные ручки, располагавшиеся по бокам его панели, смотрели на меня, будто два немигающих глаза чудища. В детстве этого чудища на острых черных ножках, с растянутой прямоугольной улыбкой, я безумно боялась и мимо него буквально пробегала, чтобы переместиться в другую часть комнаты.
Когда я гостила у тети Нины и ее мужа, они искренне не понимали, почему я шныряю посреди комнаты, как ошпаренная, и всякий раз подшучивали надо мной, типа: «Опять наша козочка от стада отбилась», или «Музыку еще не включили, а Вероника уже пляшет».
А мне было стыдно рассказать им о своем страхе.
Теперь страхи уже не те. Боишься больше не выдуманных чудищ, а настоящих людей, тех поступков, которые они могут совершить по отношению к тебе.
С годами научилась с этими страхами жить и перестала обвинять других в своих бедах, хотя недоверие к людям после развода и ряда жизненных неудач осталось.
Вспоминая о бывшем, я редко говорю «мы». Нет уже никакого «мы» и «нас». Единственно «мы» хочется назвать для определения причины разрыва. И винить кого-то одного в случившемся никак нельзя.
Больнее всего бьет то, что ни я, ни он, оказавшись на тонущем корабле под названием «Семья», не сделали ровным счетом ничего, чтобы предупредить или предотвратить его крушение.
Но я давно во всем приучила себя видеть что-то хорошее. А в моей свободной от мужчин жизни наступил очередной выходной, который я могу посвятить себе одной. Ну чем не хорошо?
Поставив в коридоре металлический стул с красной потрепанной обивкой, и взгромоздившись на него, я аккуратно достала с антресоли завёрнутую в газету «Комсомольская правда» новогоднюю елку.
Похлопывание, вращение, тыканье и другие манипуляции рукою внутри длиннющей антресоли не привели к ожидаемому результату - игрушек и других украшений для елки там не оказалось.
Нужно было срочно бежать в магазин, пока очереди в них не стали километровыми.
Как всегда, не зная, что надеть, я выбрала первый попавшийся в шкафу свитер и растянутые в области коленей джинсы. Тяжелая дубленка, длиной чуть ниже пояса, шарф, являвшийся одновременно головным убором, и старые с протертой подошвой сапоги я надела максимально быстро и выбежала на улицу.
Согласно прогнозу погоды, столбик термометра действительно опустился, только не ниже нуля, а мне на голову: одеться так легко в морозный день – было опрометчивым решением.
На дорогах был настоящий каток. Гололедица, которую дворники еще не успели присыпать песочком, подмигивала лучами солнца и злорадно приглашала ступить на ее гладчайшую поверхность, под которой зияла асфальтовая чернота.
Осторожно ступив на лед, я быстро засеменила по дороге, чувствуя, что мое движение будет по закону Ньютона прямым и равномерным, так как противодействующую силу торможения изношенные сапоги оказать не в состоянии.
Инерция, с которой я двигалась, все больше превращала мою походку в хаотичное скольжение и, чтобы удержаться на ногах, я раскинула руки в стороны, чтобы, если повезет, зацепиться за что-то или… за кого-то.
Но цепляться было не за что. И я, несясь по льду со скоростью магазинной тележки, пущенной по крутому склону, на повороте дома все-таки поскользнулась и, потеряв равновесие, бухнулась наземь.
Несколько секунд я лежала в позе звезды на земле и не могла пошевелиться.
Мимо проходили прохожие. Я чувствовала свою беспомощность и ожидала, что ко мне вот-вот кто-то поспешит на помощь, и этот кто-то будет не абы кем, а симпатичным незнакомцем. Он склонится надо мной всем своим крепким телом и с теплым дыханием у моего лица, поинтересуется моим самочувствием. Ах, как это было бы чудесно!
Я понемногу стала приходить в чувства, когда ощутила это самое теплое дыхание. Открывая глаза и размыкая губы то ли в попытке улыбнуться, то ли в целях поцелуя с незнакомцем, я продолжала лежать на дороге в предвкушении встречи. Но в момент окончательного пробуждения увидела вместо симпатичного лица две черные ноздри безобразной собачьей морды.
- Женщина, вы в порядке? – грубо и безынтересно спросила хозяйка пса, продолжавшего меня обнюхивать.
Я несколько раз пробовала встать, но у меня это не получались: ноги и руки разъезжались на льду.
Я каталась по земле, словно валик, прежде чем, зацепившись за бордюр, смогла подняться.
- Еще день не наступил, а уже успела наклюкаться, - услышала я позади себя брюзжание пожилой дамы.
Мои щеки тогда побагровели, но не от мороза, а от смущения и негодования – мало того, что неудачно свалилась и распласталась по земле на виду у десятка прохожих, так еще получила обидную инсинуацию в свой адрес. Из-за этого я даже не чувствовала полученных ушибов.
Душевное спокойствие я обрела только тогда, когда села на пустое место в маршрутке, которого в это время днем с огнем не отыскать.
«Бог существует!» - подумала я, и спокойно задремала, прислонившись головой к заиндевелому окну.
Прибыв на конечную остановку, я вышла из маршрутки сонная и немного замученная. Дороги в том месте, куда я приехала, были очищены ото льда и снега. Путь до магазина пролегал через небольшой скверик, по которому я и решила не спеша прогуляться.
Воздух был влажный, а все окружающее пространство, включая небо и землю, казалось блеклым, грязным и скучным. Из-за прошедшего дождя подтаял снег. Теперь его серо-коричневая масса уныло лежала под заледенелой снежной коркой. Деревянные скамейки и фасады отштукатуренных домов пропитались влагой и стали еще более мрачными.
Иная картина была на кустах и деревьях. Каждая их веточка была погружена в лед, словно в прозрачную белую карамель. «Леденцы» бились от ветра друг о друга с характерным приглушенным стуком, словно бусы.
Но настоящими бусами, удивительным украшением этого унылого дня, стали ягоды рябины. Они, словно инклюзы, горели алыми огнями через стеклянные ледяные шарики.
Засмотревшись на природные чудеса, я и не заметила, как дошла до магазина.
Обратный путь был нелегок. Троллейбус, на котором я решила добраться до дома, постоянно останавливался из-за обледенелости на проводах, и вместо положенных двадцати минут, я вернулась домой спустя час.
Настроение уже перестало быть наряжательным.
Я повесила сумку с мишурой и елочными шарами на ручку входной двери и вяло побрела к холодильнику.
Раздался звонок мобильного телефона.
- Да, мам! Не поздновато для визита? Ну, хорошо. Жду.
На душе стало радостней от предстоящего приезда мамы с ее «нетелефонным разговором». В то же время любопытство не давало спокойствия. Я распаковала купленные игрушки, собрала елку и вернулась на кухню, чтобы подогреть воду в чайнике.
- Подай мне звезду, пока я на табуретке тут не навернулась! – мама стояла на мысочках в пуховых носках и, чуть касаясь макушки елки, расправляла дождик.
- Давай я помогу! Тебе же неудобно.
- Неудобно волосы на заднице расчесывать. Подавай, говорю!
- Ну, как знаешь. Вот, держи.
Я испытала явное дежавю, когда мама взяла у меня из рук красную звезду и водрузила ее на макушку елки. Казалось, что вот-вот в кресло вернется переодетый в парадный костюм папа с газетой в руках, спустя время в дверь позвонят, и домой войдут холодные с мороза тетя Инга и ее муж, Александр Борисович, потом вслед за ними в дом ворвутся с головы до ног покрытые снегом их дети, Вика и Аркаша. В комнате запахнет мандаринами, жареной курицей и овощной свежестью майонезных салатов. Как пробьет двенадцать, взрослые выпьют по бокалу шампанского, а мы с ребятами заберемся под стол и будем пить компот, подражая родителям.
Ночь будет долгой. За нее мы успеем и в лес сходить, заставляя наших пап возить нас на санках до потери пульса, и главную елку города на центральной площади посетить, распевая песни громче всех, и даже зайти сюда, в гости к тете Нине, в квартире которой я сейчас и проживаю.
Более двадцати лет прошло с тех пор, как мы последний раз собрались вместе всей семьей на Новый год, а в памяти эти события настолько ясные, как будто были вчера.
- Вероник!
- А? – я отвлеклась от воспоминаний и вернулась в реальный мир.
- Ага! Ты оглохла что ли? Подай мне вон тот белый шарик под пакетом.
- Угу.
- На!
- Спасибо!
- Как ты его разглядела?
- Кого?
- Шарик этот. Он ведь почти слился с белым пакетом. А говоришь, что плохо видишь.
- Так плохо вижу я в близь, а не вдаль.
- Мм. Понятно. Так что ты мне хотела рассказать? – мне не терпелось узнать, с какой новостью мама зашла ко мне в гости, совсем позабыв спросить о ее жизни и самочувствии.
- А спросить, как у меня дела, не хочешь? – тут же поинтересовалась мама с легкой улыбкой на лице, словно бы понимая и заранее прощая мое любопытство.
- По тебе и так видно, что все пучком. Давай же, рассказывай! – рассмеялась я.
- Понятно все с тобой. Вот как елку украсим до конца, так и расскажу.
- Ну, ма-а-ам! – по-ребячески паясничая, протянула я и, сев на колени, словно ласковая кошка положила голову на табуретку к маминым ногам.
- Не мамкай! – нарочито строго сказал мама, а затем, с трудом удерживаясь на табуретке, звонко захохотала.
Елка была богато украшена разноцветными шариками. Мишура блестела на ней и переливалась. Красная звезда уже не горела, но зато гармонично смотрелась на елке среди новых украшений.
Мама погасила свет в комнате, и на «раз, два, три – елочка гори!» я включила гирлянду с огоньками. Теперь можно было спокойно идти чаевничать и болтать обо всем.
- Помнишь письмо, которое ты для меня забирала? – спросила мама, наливая себе в кружку горячего каркаде.
- Допустим.
- Так вот. Это письмо пришло из Франции.
- Ну и дальше что? Не томи!
Мама засмеялась, но мне назло стала говорить еще медленнее.
- Так вот.., - мама сделала глоток, движением ленивца развернула конфету и начала ее медленно разжевывать.
- Ты издеваешься?! – я отодвинула в сторону чашку и начала выпытывающе смотреть на визави.
- Короче, - мама, наконец, смилилась, - это было письмо от тети Нины. Ты же знаешь, что у них с Марком нет прямых наследников?
- Знаю. И что?
- Ты не догадываешься?
- О чем, мам, я должна догадаться? О том, что ты забыла, что в письме том прочитала?
- А ну цыц, малявка! Слушай тогда, если ума не хватило догадаться. Квартиру они свою хотят на тебя переписать.
- Какую квартиру? Во Франции?
- Ты, правда, тормоз или прикидываешься? Эту квартиру, Вероник, эту!
-Ах, эту…, - зевнула я.
И вдруг ко мне пришло озарение и поразило меня разрядом электрошока:
- Вот это новогодний сюрприз!
Оглавление
Начало истории
Предыдущая глава
Следующая глава