Больше всего на свете я боялась узоров на стёклах, что рисует мороз.
Я видела в них страшные картины. Они пугали до икоты.
В детстве я плакала, просила маму задернуть шторы. А она смеялась, восхищаясь красотой, что, по её мнению, дарила нам природа.
Она не видела, как и все остальные люди.
Почему это вижу я, не понимаю до сих пор.
Я начала осознавать, что это не просто страшные картинки, после ночи в канун Нового года. Тогда я лишилась лучшей подруги.
Мы были студентами, жили в общаге.
Однажды ночью я проснулась от чувства неотвратимой беды.
На окне, в свете фонаря, расцветали узоры.
Вьюга превращалась в буран, заметая одинокую машину на дороге. Свет фар едва пробивался сквозь пургу. Машина кралась медленно, но на повороте её занесло. Она врезалась в ограждение и заглохла. Двое людей вышли и долго пытались завести её.
Я смотрела, как завороженная. В голове крутилась мысль, что в такую погоду они не выживут, если не придёт помощь. Но мимо никто не проезжал. Да и кто решится сесть за руль в такую погоду.
А потом картинка приблизилась, и я увидела. Там была я и подруга.
На утро в новостях объявили об ухудшении погоды.
Мы собирались ехать домой к родителям, на машине подруги. Видение не выходило из моей головы. Буран застигнет нас в дороге и помощи не будет.
Я умоляла остаться, не рисковать. Но она только посмеялась над моими страхами. Она уехала, а я осталась.
Мы весело отметили праздник. Не все студенты разъехались, а новый год в общаге запоминающееся событие.
А на утро мне позвонила мама.
Её слова не сразу проникли в мой сонный после бурной ночи разум.
Моей подруги больше нет. Её машину нашли на дороге. Она заглохла и не завелась больше. А девушку нашли замёрзшей до смерти.
С тех пор я не праздную Новый год.
И я боюсь узоров на стёклах.
Словно улитка я прячусь от того, что говорят они. Мне страшно и я устала бояться.
Два года я жду зиму, как страшный сон.
Два года назад я лишилась лучшей подруги.
И сегодня я снова сижу одна. Мне не хочется веселья. Я смотрю в окно, на котором мороз снова рисует узоры.
Я не знаю этих людей. Кто они и почему мне рассказывают об их смерти?
Почему я живу в окружении чужой боли?
Вот девушка на крыше девятиэтажки. Слезы текут по её щекам, превращаясь в заледенелые капли.
Я знаю этот район.
Она смотрит в небо, губы шевелятся, словно она обращается к Богу. А потом шаг, секунды свободного полёта... Что она чувствует в это мгновение? Восторг или страх?
Мальчик в больничной палате.
Мама, уверенная что он спит, целует сына в лоб и уходит, чтобы встретить Новый год с мужем и дочерью.
Мальчик просыпается от звуков салюта. Мамы нет. Он смотрит в окно и плачет.
Утром маме сообщают, что её сын умер.
Чувство вины поглощает с головой, заставляя забыть о дочери. Она не была рядом с сыном в последние минуты жизни. Алкоголь позволяет притупить на время боль. Но она возвращается снова и снова, заставляя женщину глушить её спиртным.
Муж уходит, забрав ребёнка. В её жизни больше не будет радости.
Слезы текут по моим щекам. Я тянусь за бутылкой шампанского, что купила на новый год.
Что это за больница?
Узоры меняются, словно повинуясь моему запросу, показывая здание. Онкология.
Картина продолжает меняться. Я узнаю нашу больницу.
И тут меня словно током прошибло.
Этот мальчик ещё жив. Это всё только произойдёт. Ещё есть время.
Я срываюсь с места, накидываю дублёнку и мчусь на остановку.
За свою жизнь я видела много смертей, глупых, нелепых, спланированных, но этот малыш проник в самое сердце. Я не могла позволить ему умереть в одиночестве в самую сказочную ночь в году.
Я вбежала в здание больницы. Меня остановила медсестра, спросив к кому я, ведь время посещений уже закончилось. Я поняла, что не знаю ни имени ни номера палаты мальчика. Что ответить?
Но тут я увидела его маму. Она шла по коридору в нашу сторону.
Я бросилась к ней.
— Вы должны остаться с сыном. Пожалуйста, просто поверьте мне. Не бросайте его одного сегодня!
Не знаю, что она услышала в моём голосе, но она поверила. Позвонила мужу и попросила приехать с дочкой в больницу, чтобы встретить Новый год всей семьёй.
Я развернулась к выходу и увидела узоры на больничном окне.
И... они больше не пугали.
Та же больничная палата. Салют. Мальчик просыпается. Рядом мама, папа и старшая сестра. Ему больше не страшно. Сестрёнка дарит ангелочка, вырезанного из салфетки, а мама с папой большого мохнатого белого медведя.
Мальчик умер. Я не могу спасти от рака. Но он провёл последнюю ночь с родными и ушёл счастливым.
С белым медведем спит его сестрёнка. Они смогли пережить потерю и не сломаться. Никто не виноват. Они до последнего были вместе.
Я вышла на улицу. Морозный воздух, охладил мою эйфорию, и я вспомнила про девушку на крыше.
Я села в такси и поехала в тот район.
Дом я нашла быстро. Одна из квартир зияла чёрными проёмами окон. Я видела этот пожар пару дней назад. Там погибла девочка-подросток. Но я предпочла забыть о нём. Я могла помочь?
Возможно. С мальчиком же получилось. Но сейчас было поздно.
Я зашла в этот подъезд. Поднялась на последний этаж. Люк на крышу был не заперт.
Здесь на верху ветер резвился вволю. Я тут же пожалела, что забыла перчатки.
Сунув руки в карманы, я огляделась. Никого.
Но отступать я была не намерена. Отошла за трубу, где не так бушевал ветер и приготовилась ждать.
Благо долго мёрзнуть не пришлось, иначе моя решимость могла улетучиться.
На крыше появилась девушка.
Она подошла к краю и посмотрела вниз.
— Не делай этого, — вышло не так эпично, как я рассчитывала. Я замёрзла и голос дрожал. Но девушка обернулась. Её глаза сверкнули ненавистью и болью.
— Решила поиграть в благородную спасительницу? — выкрикнула она.
Я не ожидала такого приёма. Кто его знает, что там у этих самоубийц на уме.
— Расскажи, почему ты решила прыгнуть, — попросила я. Хотела потянуть время. Я не психолог и что говорить в таких случаях не знаю.
— Зачем тебе?
Уже не так резко. Это хорошо. Или нет?
— Может я смогу помочь? Нет безвыходных ситуаций.
— С чего ты это взяла? У меня есть.
— Расскажи, и я поверю.
Девушка задумалась, а потом выдала автоматной очередью слова, словно боялась, что не успеет.
— У меня мама погибла три года назад. Я осталась одна с сестрой. Взяла над ней опекунство, работала на двух работах, заботилась о ней. Отца я никогда не знала. Бабушка умерла уже давно. У меня больше никого нет.
— Подожди, а сестра? Что с ней?
— Она погибла позавчера. Пожар. Квартира сгорела. У меня нет больше сестры! И дома нет!
Девушка закрыла лицо ладонями и зарыдала.
Я подошла к ней и замершими руками обняла. Так мы и стояли, дрожа на ветру. Она плакала, уткнувшись мне в плечо, а я гладила её озябшими пальцами.
Когда я поняла, что скоро обморожу себе руки, я повела её вниз.
Она не сопротивлялась, только обречённо спросила, куда мы идём.
— Ко мне, греться. А дальше подумаем, как жить. У меня тоже сегодня, можно сказать, жизнь перевернулась.
Мы сидели на кухне, закутавшись в пледы и пили горячий чай. Потом глинтвейн. А потом наступила полночь и мы пили шампанское, загадывая новую счастливую жизнь, в которой не будет места страхам и несчастьям.
Я посмотрела на окно и улыбнулась. Узоры рисовали мою новую знакомую с малышом на руках. Голубой бантик на свертке красноречиво сообщал о рождении сына.
А я стояла рядом со счастливым отцом малыша, который держал в руках огромную охапку цветов.
Да, мы стали подругами. Вернее станем. И всё у нас будет хорошо.
Теперь я это точно знала.
Потому что поняла, наконец, что мне делать со своим даром.
И узоры на стёклах стали теперь надеждой на счастливое будущее тех людей, что мне удастся спасти.