"Эдуард Николаевич, я сейчас буду рыдать. Музыка ни одного композитора меня так не трогает, как ваша" – сказал журналист. Артемьев, сидя в огромном кресле, скрывающим весь его силуэт, развернулся и тихо сказал: "Наверное, потому что моя музыка про душу, она понятна всем!"
Злопыхатели называли Артемьева бездарным композитором, а его творчество – серым и невыразительным. В ответ скромный от природы Эдуард Николаевич с улыбкой говорил:
"Слышу, конечно: "Бездарный, бездарный". Прислушиваюсь с любопытством. А потом думаю: "Может, и правы, дыма без огня не бывает". А потом просто сажусь и продолжаю работать".
В чем Артемьева точно нельзя упрекнуть, так это в отсутствии, как говорят сегодня, трудовой этики. Трудился он, как раб на галерах. Незадолго до кончины он буквально затворился в своей студии на 2 года в надежде завершить проект всей жизни – длиною в 28 лет – музыку к опере "Преступление и наказание".
"Писал музыку я очень долго, почти 20 лет. С переменным успехом, конечно, много раз в отчаянии бросал – давил на меня гений Достоевского. В голове голоса – "А сдюжу я написать что-то стоящее, когда такая глыба давит на меня". Последние 2 года почти не выходил из студии. Прекрасное было время, никто не торопил. Но я отвечаю за каждую ноту, за каждый звук.
Приходилось работать и в очень сжатые сроки – подстраиваться под своеобразный темп и стилистику отдельных режиссеров. Про работу с Тарковским Артемьев вспоминал:
"Андрей передал мне сценарий "Сталкера" и сказал: "Завтра верни, пожалуйста! О музыке не думай, просто прочитай. Перед работой обязательно ознакомься с диссертацией Померанца "Основы дзэн-буддизма". Тоже дал мне ее. Прочитал за ночь – обомлел. Позвонил Андрею: "Можешь оставить мне ее?". "К сожалению, нет" – ответил голос на той стороне провода. Диссертацию эту мы с женой несколько дней переписывали от руки. Так готовилась музыка к фильму".
С Тарковским у Артемьева сложился прекрасный тандем. Композитор написал музыку сразу к трем его фильмам – "Зеркало", "Сталкер", "Солярис". В чем секрет? По словам Артемьева, Тарковский никогда в музыку не вмешивался, пытался лишь показать, что он чувствует и что хочет передать в конкретном эпизоде – подкидывал материалы. Так композитор настраивался на еле уловимую частоту режиссера и своей музыкой всегда попадал в точку.
Примерно то же самое было с Никитой Михалковым и фильмом "Свой среди чужих, чужой среди своих". Молодого Никиту Сергеевича Артемьев называл экстрасенсом:
"Михалкова тогда в армию забирали. Проводы были целую неделю. Мы как-то встретились фильм обсудить в ресторации. Знаете, некоторые режиссеры говорят: "Ну как-то помелодичнее надо, как у Морриконе". А у Никиты какой-то дар, он экстрасенс. С ним легко, он так накачал меня образами, дал такое понимание картины, что я пришел домой и сразу заиграл главную тему".
Когда шла работа над музыкой к фильму Михалкова "Раба любви" у Артемьева случается трагедия. Жена с сыном попадают в аварию.
Как их вытаскивали... Сын вообще не жилец был. А работе идет, писать нужно. Многое в этой музыке личного получилось. Как будто я писал ее для своей семьи... Михалков, услышав музыку, принял ее безоговорочно.
Мир Эдуарда Артемьева был безграничен. В его голове могло родиться нечто монументальное и грандиозное, как композиция для Олимпиады 1980 г., трогательное и проникновенное, как музыка для сочинской Олимпиады 2014 г.
Незадолго до кончины Артемьев сказал:
Хочется оставить после себя ослепительный свет, и больше ничего.
И оставил. Он вписал себя в историю русской музыки, передав нам свое уникальное наследие.
