Продолжение. Начало статьи.
В воспоминаниях Бенуа Дягилев в большей степени ученик. Он только нащупывает свой путь. Теперь обращусь к воспоминаниям Сергея Маковского. Знаменитая фамилия. Дед и отец - прославленные художники. Сергей Константинович же стал поэтом, критиком, организатором художественных выставок и учредителем художественных изданий. Общая среда, к которой принадлежали молодые Дягилев и Маковский, часто сталкивала их, периодами они сотрудничали, вызывали друг у друга чисто профессиональный интерес.
В первую очередь Маковский пишет о Дягилеве как о щёголе: «Его цилиндр, безукоризненные визитки и вестоны отмечались петербуржцами не без насмешливой зависти. Он держался с фатоватой развязностью, любил порисоваться своим дендизмом, носил в манжете рубашки шёлковый надушенный платок, который кокетливо вынимал, чтобы приложить к подстриженным усикам. При случае и дерзил напоказ, не считаясь a la Oscar Wilde (примечание: Оскар Уайльд был самой примечательной фигурой в дендистской среде рубежа веков. Его лекции о костюме стали всемирно популярны; современники утверждали, что лучшие произведения поэта - не написанные, а рассказанные им) с «предрассудками» добронравия и не скрывая необычности своих вкусов назло ханжам добродетели».
Такое поведение Сергея Павловича, постоянное эпатирование окружающих, как в своих художественных начинаниях, так и в обычной обыденной жизни, ему не прощалось. По Маковскому, он постоянно демонстрировал свою независимость от общепринятых установок и мнений. На него в итоге ополчился «и столичный дворянский мир, к которому он принадлежал по рождению», … и российские интеллигенты, почитавшие мужскую нарядность признаком легковесности и реакционной гордыни».
«Травля началась сразу, при первых же его шагах. И ругань, и зубоскальство. Как вышел «Мир искусства», благонамеренные газеты забили тревогу, уличали в наглом самовосхвалении и в посягательстве на святая святых русского художества». Дягилев, при помощи Александра Бенуа, художника, историка и эрудита, захотел, как пишет Маковский, «воскресить попранную красоту». Дягилев и Бенуа учредили ежемесячник «Мир искусства», где воспроизводили лучшие памятники нашего художественного прошлого. Номера наполнялся виньетками из забытых книг, графическими мечтаниями о милой старине и стилизаторством всякого рода. Друзья начали проводить и выставки, очень по тем временам яркие и неожиданные для публики. Принявшись за изучение русской живописи, Дягилев вдруг сделался открывателем её неизвестных сокровищ. Он принялся за осуществление грандиозной «Исторической выставки русских портретов (1705-1905 гг.)».
«Неутомимо колесил он по России, охотясь за холстами великих и малых живописцев, русских и иностранцев, запечатлевших нашу историю в портретных образах, собирал нужные справки, рылся в усадебных архивах, проверял свидетельства мемуаристов, привлекая к розыскам губернские власти, помещиков, коллекционеров, заливая провинциальные захолустья опросными письмами, - к кому только не обращался за «материалом»! И в результате открылась в Таврическом дворце выставка, небывалая по размерам и историко-художественному значению, и вызвала в разгар нашей «пробной революции» не успех, а настоящее паломничество мало-мальски просвещенных обозревателей этого гигантского смотра дворянской России за два истёкших столетия».
Больше двух тысяч портретов собрал Сергей Павлович! Им была проведена предварительная работа по их отбору, по выяснению принадлежности тому или другому автору. Труд огромный! Биографическая часть каталога потребовала также много сил: Дягилеву пришлось с присущей ему интуицией угадывать, кто изображён на портрете, во многих случаях безымянном (этого требовала историчность выставки), а затем - чистка и обрамление холстов, зачастую найденных в подвалах, на чердаках. У Дягилева уже был за спиной весомый послужной список из организованных им художественных выставок. Он этим начал заниматься ещё в студенческие годы. Дягилев, как никто, умел находить людей в самых высших эшелонах, которые поддерживали его проекты материально. Но выставка в Овальном зале Таврического дворца стала потрясением! Настолько грандиозным оказалось событие: и по задумке, и по оформлению залов и расположению с точки рения логики полотен. Оформителем экспозиции выступил Александр Бенуа.
После закрытия выставки в честь собирателя был устроен банкет. Дягилев произнёс речь, которая стала знаменательной: говорил не столько об искусстве, сколько о России, о завершении двухвекового периода её истории, о наступлении новых времен. Он мечтал, что эта Таврическая галерея станет символом неповторимого прошлого России. «Он говорил взволнованно о том, что ввиду политических событий, грозящих гибелью нашему художественному достоянию, надо во что бы то ни стало охранить то, что еще уцелело от уходящей России, от её бывших великолепий, - охранить, не распылять собранное в единое целое сокровищ, не подвергать их снова опасности уничтожения, создать государственный всероссийский музей». Дягилеву мечталось, что на основе его собрания в Петербурге откроется галерея подобная Третьяковской в Москве. Кстати, ему удалось продемонстрировать часть экспозиции на Осеннем салоне в Париже (1906 год). Так были заложены основы будущего успеха его «Русских сезонов».
Но, к большому сожалению, надежды не сбылись, и труды его были почти напрасны: в революционные годы значительная часть портретов погибла.
Начало (1 часть) Продолжение (3 часть)
P.S. Надеюсь, что Вы открыли для себя что-то новое. Подписывайтесь на мой канал: мне будет приятно, а Вы и в следующий раз не пропустите интересные статьи и факты.