Другие картины описаны менее подробно.
«Начало государевой службы: Представляется вне Москвы регулярное потешных учение, фрунт (прим. ред. – маршировка, выправка и ружейные приемы), болверки (прим. ред. – фортификационное укрепление в виде вала), новые крепостцы, где младый Петр стоит с ружьем на правом флигеле рядовым солдатом, за ним - Лефорт и Тиммерман. К нему прибыл брат его, царь Иван Алексеевич. Царица Наталья Кирилловна, царевна Софья Алексеевна, патриарх Иоаким и бояре уговаривают оного, чтобы берег свое здоровье. Москва - в виду, у горизонта. Над сею картиною изображено умовение ног. В разделении написано: «Кто хочет быть больший, да будет всем слуга».
«Сообщение с иностранными: Государь представляется на пристани и ласково принимает иностранных ученых и художников, привезших книги, оружия и художественные произведения. Позади его на море - приходящие и отходящие корабли; за ним же, в стороне, - отпускающие родители своего сына в чужие края с плачем и рыданием. На верху - явление Петру апостолу из облаков, в плащанице, всяких нечистых животных. В разделении написано: «Я же Бог очисти, ты не скверни»!
«Азовское взятие: Представляется город Азов, окруженный российским войском. В передней части изображен Петр Великий верхом, в старинном платье, равно как с ним и боярин Шеин; прочие знатные: Головин, Лефорт, Гордон - в новом платье. Государь повелевает Шеину нападающих сзади на лагерь неприятелей отогнать. Против города сделана земляная гора выше оного, с которого Россияне палят и бомбандируют, также и чинят приступ; новое войско, апрошами к приступу, приближается, иные отгоняют вспять турецкую вылазку; на горизонте видна победа российского флота над турецким. Между тем в городе пороховую казну взорвало, и выставлен белый флаг к сдаче. На верху имеет быть Петр апостол, низвергающий Симона волхва, и в разделении написаны слова сего апостола: «Именем Христовым да рассыплются от тебя вся темные силы»! За основание сей картины взят план Азовской осады и гридированный лист в Москве Пикардом в 1701 году.
«Спасение из Риги: Между льдом густым переезжающий Государь из Риги, через Двину, в рыбачьем боту. На берегу принимают его Курляндцы, где видна рыбачья хижина, за рекою - Рига и в судне - погоня. На верху написано спасение Петра апостола из темницы от ангела; в разделении написано: «Последуй мне»!
«Ангутская победа: Изображено морское сражение и побеждение шведских кораблей от российского галерного флота. Петр Великий идет сам с берега в шлюпку ехать в сражение, но адмирал Апраксин, стоя перед ним на коленях, упрашивает не поступить в такую опасность. На верху сея картины ловление рыбы Петром апостолом, где Христос повелевает сеть кинуть далее. В разделении написано: «Поступи во глубину»! - яко бы он Петру Великому повелел не перетягивать галеру по суху, но обойти глубиною моря для победоносной ловитвы».
Д. А. Ровинский, в своем «Подробном словаре русских гравированных портретов», утверждает, что «оригиналом для Полтавской победы Ломоносову служила картина придворного живописца Петра Дени Мартена младшего (Pierre- Denis Martin le jeune), находящаяся в большом Царскосельском дворце. Это была единственная такая большая работа Ломоносова. Интересна судьба ее. По смерти Ломоносова она осталась не вполне оконченною, и в таком положении оставалась до 1830 года, когда за нее взялся бывший в то время в Петербурге мозаичист Дольфини; но, за неимением кусков мозаики, цветов весьма обыкновенных, он без малого два года трудился на Стеклянном заводе, однако, не зная в совершенстве химического способа приготовления массы, не мог наставить мастеров; после многих тщетных опытов на заводе, он завел у себя в Академии печь и горн, трудился долго, казенных денег истратил много, но, не успев в своем предприятии, умер». После него взялся за это дело другой мозаичист, Веклер, - «без малого год трудился на свой счет с мастерами Стеклянного завода, и тоже безуспешно». Затем картина была забыта, закрашена по штукатурке и отыскана только в семидесятых годах, перед юбилеем Петра Великого.
В 1763 году только-что учрежденная тогда Академия Художеств избрала Ломоносова, за его работы по мозаике, в почетные члены. Избрание было совершено очень торжественно - 10-го сентября; архитектор Какоринов в торжественном собрании Академии сделал представление в следующих словах:
«Господин коллежский советник Ломоносов, Санкт-Петербургской Императорской и Королевской Шведской Академий Наук член и химии профессор, знанием и заслугами известный в ученом свете, не токмо, простираясь в науках, славное приобрел имя, но и, по склонности к художествам, открыл к славе России толь редкое еще в свете мозаичное искусство; для того имею честь вашему превосходительству представить его в достоинство почетного члена Академии. Сие присоединение подаст взаимное вспоможение к ее лучшей пользе».
После этого, по приказанию президента, два члена ввели Ломоносова в конференцию и Какоринов обратился к нему с такою речью:
«Императорская Академия Художеств, уважая отменные ваши достоинства, и приобретенную славу в ученом свете, а особливо почитая толь редкое еще мозаичное искусство, которое вашим рачением и трудами не токмо к славе России открыто, но и с подлинным успехом совершенства достигает, чего для, все почтенное собрание, согласно к чести и пользе Академии, заблагорассудило присоединить вас в достоинстве почетного члена Академии, дабы сим присвоением, яко член соединенной Императорской Академии Художеств, взаимным вспоможением присовокупили вы наиревностнейшее свое усердие к бессмертной славе Августейшей художеств покровительницы Великой Екатерины, Императрицы и Самодержицы Всероссийской, которая, премудрыми учреждениями, монаршим снисхождением и щедротами, благополучие своих подданных за наилучшее короны свое украшение почитает».
Ломоносов ответил на это также речью, которую мы здесь не будем приводить, так как она напечатана в Собрании его сочинений.
В следующем году, благодаря влиянию графа М. Л. Воронцова, он был избран членом Боненской Академии, и в ученых Флорентинских ведомостях помещена была об нем большая статья.
Насколько нам известно, после Ломоносова остались следующия мозаичные работы. Кроме упомянутых нами образа Богоматери с оригинала Солимены и Полтавской битвы, им исполнены, как указывает Ровинский, четыре портрета Петра Великого: один, находящийся в конференц-зал Академии Наук, другой в большом Петергофском дворце, с оригинала Каравака 1723 г., третий с оригинала Танауера в музее Павла Свиньина и четвертый в Правительствующем Сенате. О последнем в журнале Сената, от 17 декабря 1755 г., записано: «впущен был коллежский советник и Академии Наук профессор М. Ломоносов, и собранию Правительствующего Сената доносил, что он, в знак благодарности за пожалованную ему бисерную фабрику, сделал из мозаиковых камней портрет блаженный и вечной славы достойный памяти Государя Императора Петра Великого, который, при этом объявя, просит, чтобы повелено было оный портрет у него, Ломоносова, в Правительствующий Сенат принять. Приказано: сделанный объявленным советником Ломоносовым портрет принять, который тогда же у него, Ломоносова, и принят, а ему, Ломоносову, от Правительствующего Сената объявлено, что Сенат таким употребленным его трудом доволен». Затем известны еще: портрет Императрицы Елизаветы Петровны, о котором в счете Академии Художеств 1760 года показано: «За портрет мозаичный Государыни Императрицы Елизаветы Петровны заплачено профессору г. Ломоносову 1300 рублев»; портрет Императрицы Екатерины II, о котором он сам писал 19 января 1764 г. графу М. Л. Воронцову: «По отъезде вашем, поднес я Всемилостивейшей Государыне нашей напечатанную и ей приписанную металлургию и мозаичный Ее ж Величества портрет, что все принято с удовольствием». Кроме того, М. П. Соловьев в своей статье «Мозаика на Западе и в России» упоминает пять мозаик - икон апостола Петра и Господа Саваофа, на которые мы документальных указаний не нашли, а затем известно, что им Ломоносовым начата была и вторая картина к памятнику Петра Великого, представлявшая «Азовское взятие». Конечно, здесь перечислены не все работы Ломоносова, - нам известно даже, что он делал небольшие мозаичные работы для поднесения своим покровителям: графу М. Л. Воронцову и графу И. И. Шувалову, но мы упомянули о тех только работах, на которые могли найти какие либо указания.
Екатерина II всячески старалась поощрять знаменитого изобретателя, лично посетила его мастерскую и выразила ему свое удовольствие. Но это сочувствие к развитию в России мозаического искусства прекратилось тотчас же со смертью Ломоносова. Через полгода после его кончины мы видим полную неурядицу на фабрике и бессилие со стороны вдовы Ломоносова восстановить дело. Всего красноречивее представит эту картину письмо вдовы Ломоносова, Екатерины Андреевны, к секретарю графа М. Л. Воронцова, В. И. Крамаренкову. Все дело в том состоит, - пишет она, - что данные на нашу фабрику казенные люди сговорились
все вообще более не работать и мне не слушаться, как-то они уже и месяца с два вовсе гуляют. По некоторым наглым и непристойным поступкам от оных людей, у коих Матвей Васильев - предводителем, принуждена я была на них жалобу произвесть у его превосходительства Ивана Ивановича Бецкого; только, вместо того, чтоб мне дать сатисфакцию, усмотрела я, чрез разговоры его секретаря, что может быть на уме отнять не токмо мозаичную работу, но и собственную нашу фабрику. Васильев между прочим, пришед ко мне, объявил, что-де Иван Иванович велел ему на некоторые пункты, кои он мне и показывал, подать от себя ответы; а в оных пунктах упомянуто и о нашей фабрике, також и о счетах и материалах, которые уже Правительствующим Сенатом рассмотрены и апробованы. Сверх того, секретарь Ивана Ивановича выговорил, что у них будто намерение подать в Сенат представление в такой силе, чтоб всю производимую у меня работу от меня отнять; а ныне уведомилась я, что действительно в Сенат и подано, с требованием указа, откуда им на мозаичную работу получать материалы. Хотя ж я не сомневаюсь, что Правительствующий Сенат определил чего мне в обиду, однакож монумент, мозаичная работа и фабрика моя - между собою столь смешаны, что иногда, от незнания подлинных обстоятельств, учиниться мне может обида; ибо ведать надлежит, что фабрика - собственная моя, что на оной фабрике делаются разноцветные на мозаику стекла, что, по привилегии нашей, никто таких стекол в тридцать лет делать, или фабрику заводить, не смеет, что, по определению Правительствующего Сената, всякие мозаичные работы велено брать с нашей фабрики, и что, наконец, мозаичную работу без фабрики нашей нигде производить не можно. Покойный Михайла Васильевич на фабрику и на мозаичные опыты издержал занятых из казны денег тринадцать тысяч рублей, а, сверх того, и своих еще немалое число. Из сего же числа следует, что, ежели кто вновь такую фабрику заводить намерен, так неотменно знатный капитал сперва издержать должен на опыты и прочие потребности, прежде, нежели плод какой получать может. Буде же казна, по представлению Ивана Ивановича, определит учредить особливую фабрику, то не токмо казне напрасный убыток, а мне крайняя обида и разорение, також и явное нарушение привилегии нашей. Но все сие происходит единственно от происков Васильева. Он по судебным местам и по всему городу, а особливо к Ивану Ивановичу и к его секретарю, бегает, называя себя главным командиром над мозаичными работами; а при том о себе сказывает, будто и все рецепты к составлению разноцветных стекол знает. Кому неизвестны подлинные обстоятельства, того он легко тем обмануть может. Но я вас по чести уверяю, что он истинно ничего не знает и что он самого себя введет в беду».
Публикуется по: Новицкий А. П. К истории Мозаичного искусства в России // Искусство и художественная промышленность. – 1900. - №1. – С. 1-17.
