Если бы не краснофлотец, который помог ему спуститься на поплавок, а потом, по сходням сойти на наплавной пирс – Бокий нипочём не смог бы преодолеть эти два с половиной десятка шагов, отделяющие покачивающийся на воде ТБ-1 от суши. Почувствовав под ними твёрдую землю, он испытал острейшее желание сесть прямо тут, и лишь усилием воли подавил этот приступ слабости. Окружающие должны видеть в нём – как и во всех высших чинах ОГПУ – хотя бы тень Железного Феликса.
К счастью рядом уже пофыркивал старенький автомобиль, марку которого он даже не попытался определить, хотя, обычно делал это машинально. Подоспевший адъютант раскрыл дверцу, помог патрону сесть на заднее сиденье и устроился рядом, не произнеся ни слова. Похоже, он так и ждал его тут с того самого момента, когда начальник Спецотдела вместе с другими членами экипажа торпедоносца поднялся по лёгкой лесенке на крыло и скрылся в недрах корпуса гидроплана. И только когда они выгрузились из машины и поднялись на второй этаж здания, над крышей которого полоскался на ветру зелёный вымпел Морпогранохраны. В здании располагался штаб Мурманской базы, и здесь высокому визитёру отвели, как и полагается в подобных случаях, отдельный кабинет с приёмной. Бокий вошёл, но не стал садиться за стол, а устроился на потёртом кожаном диване в углу, и адъютант всё так же молча подал папку с поступившими депешами
Пробежав глазами верхнюю, Бокий сразу потребовал к себе начальника базы. Положение, занимаемое им в иерархической структуре ОГПУ, позволяло отдавать подобные распоряжения - хотя в ином случае Глеб Иванович предпочёл бы проявить вежливость и сам прошёл бы в его кабинет. Но ноги не держали совершенно, и он чувствовал, что попросту недостанет сейчас сил оторвать своё истерзанное жёстким откидным сиденьем седалище от восхитительно мягкого дивана. Бокий не так уж часто пользовался воздушным транспортом, а потому перелёт от Мурманска до мыса Чёрный, воздушный бой (из которого он запомнил лишь тупой треск, с которым осколки зенитных снарядов пробивали кольчугалюминий фюзеляжа), и возвращение на базу вытянули из него остатки душевных и физических сил. На то, чтобы разыскать начальника базы уйдёт, пожалуй, четверть часа. За это время он успеет хлебнуть обжигающего, очень сладкого чая из заранее приготовленного адъютантом термоса, проглотить пару бутербродов с колбасой и хоть немного перевести дух. Но сначала – Бокий ещё раз пробежал глазами депешу. Полтора часа назад состав, на котором везли Блюмкина и сопровождавших его медиков прибыл в Кандалакшу. Прибывших разместили в заранее отведённом доме, наладили охрану, и ГПУшный чин, отвечающий за транспортировку «объекта» перевозки, интересуется – отправлять ли того дальше по маршруту (хорошо хоть не написал «по этапу – усмехнулся про себя Бокий) или дожидаться дальнейших распоряжений?
Он ненадолго задумался, потом черкнул несколько слов карандашом прямо на бланке телеграммы и подозвал адъютанта. Пусть «объект» пока подождёт – от него не убудет, а самому Глебу Ивановичу, прежде чем принимать решение, что делать дальше, нужно сперва разобраться в обстановке.
Начальник Мурманской базы Морпогранохраны уже знал о гибели Алксниса. На его петлицах красовался один ромб, на два меньше, чем у Бокия, и он гадал, не собирается ли тот переложить на него самого ответственность за всё, что творилось здесь в течение этих суток.
Но после первых же слов он немного успокоился – похоже, московского гостя интересовали сейчас вещи, не связанные с поиском виновных. Перво-наперво тот обратился к заместителю командира 62-й эскадрильи, прибывшему одновременно с начальником базы. После гибели комэска тот принял эскадрилью – вернее то, что от неё осталось после атаки на британские корабли – и теперь растолковывал московскому гостю, что выполнить его распоряжение о подготовке прямо сейчас, немедленно, бомбардировщика для срочного перелёта в Кандалакшу невозможно при всём желании. Из эскадрильи вернулись назад только две машины, в фюзеляжах и плоскостях которых немало пробоин и осколков от пуль – с крейсера по ним, кроме зениток, лупили ещё и два пулемёта «Виккерс». Третий «Юнкерс», у которого загорелся один из двигателей, хоть и сумел уйти, но, пролетев почти полсотни километров, вынужден был совершить посадку возле крошечной рыбацкой деревушки, не отмеченной на полётных картах. Сейчас, как торопливо пояснил начальник морбазы, туда направляется сторожевик СК-1, чтобы оказать помощь экипажу. Так что заезжему начальству могут выделить, разве что, одномоторный МР-1 - да и то, не раньше, чем через полтора часа, поскольку машина неисправна и раньше взлететь никак не сможет.
Ругаться, требовать, угрожать арестом и прочими репрессиями было бесполезно, это Бокий сразу понял. Он только поинтересовался, что там с «Таймыром», и удалось взять в плен англичан – и получил ответ, но нет, никаких сведений на этот счёт не поступало, по-видимому, на ледоколе вышла из строя рация. Пусть МР-1 готовят к вылету, распорядился начальник Спецотдела, и немедленно – немедленно, вы слышите? - отправляют на поиски «Таймыра». Ах, на МР-1 нет рации? Да, действительно, он как-то упустил это из виду… Ну, ничего, пусть разыщет, сообщит, когда вернётся. Сейчас архиважно как можно скорее прояснить судьбу пленных англичан и организовать их переправку сюда, в Мурманск – это под вашу личную ответственность, товарищи… Да-да, понятно, что в кабину самолёта-разведчика кроме пилота влезут, максимум, двое. Значит, надо как можно скорее отремонтировать один из гидропланов минно-торпедной эскадрильи и вывозить пленных уже на нём. Что? Рискованно? Может, стоит напомнить, что вы служите в Красном Воздушном флоте, а не швейцаром в ресторане «Метрополь»? Вот и отлично, об исполнении доложите немедленно… А вы, товарищ начбазы, передайте, если это вас не затруднит, конечно, на железнодорожную станцию, чтобы срочно готовили паровоз с моим вагоном. До Кандалакши тут езды часа три, не больше – заодно хоть немного смогу отдохнуть, а то после второго за сутки перелёта голова решительно откажется соображать…
- Барченко объявил, что откладывает пробный запуск установки на сутки. – сказала Елена. Она пришла с совещания в штабной палатке, куда меня не позвали по причине отсутствия в базовом лагере. Сутки напролёт мы, выкладываясь сверх человеческих сил, монтировали на Сейдозере башню - «Юнкерс», доставлявший её части, приводнялся прямо на девственной глади Сейдозера, перепугав и возмутив до глубины души обитавшие на его берегах здесь семейства лопарей. Процессом руководил Гоппиус; он изо всех сил подгонял и строителей и помощников, то есть нас – и в итоге работы были закончены на сутки с лишним раньше намеченного срока, о чём мы с Евгением Евгеньевичем и прибыли доложить лично, одолев тропу через перешеек за рекордные пятьдесят три минуты. Он - верхом на знакомом уже олене, которого вёл под уздцы проводник Ивашка Ковуйпя, я – быстрым шагом вслед за ними обоими. И вот, пожалуйста! Стоило ли, спрашивается, торопиться?..
- Из Кандалакши по радио сообщили, что прибывает Бокий. – продолжала женщина. – Собственно, он уже вылетел четверть часа назад, на «Юнкерсе». И с ним – сам угадаешь кто, или подсказать?
- Чего тут угадывать-то? Тоже мне, бином Ньютона…
В самом деле, играть в угадайку было незачем – не прошло и четырёх суток, как Елена передала со своим курьером в Москву требование доставить в лагерь экспедиции Блюмкина. Оставалось удивляться, что неповоротливая обычно машина советской администрации сработала на этот раз так оперативно.
- А ему самому-то что тут понадобилось? – недовольно буркнул Марк. Мы с Еленой по взаимному согласию просветили его касательно роли Бокия в нашей истории, и теперь он юноша вздрагивал при каждом упоминании его имени. Семья Марка Гринберга натерпелась в своё время от ЧК и, хотя он сам носил теперь в кармане корочки внештатного сотрудника ОГПУ, а в кармане миниатюрный «Кольт» с подарочной гравировкой, он всё равно реагировал на упоминание этой организации и её руководителей весьма болезненно.
Елена пожала плечами.
- Пути начальства, особенно, такого высокого, неисповедимы. Знаю только, что Бокий участвовал в рейде против английских кораблей, и сразу после возвращения в Мурманск отправился в Кандалакшу. Полагаю, хочет лично поучаствовать в эксперименте.
О баталии, состоявшейся возле мыса Чёрный, мы уже знали – как и о том, что посланный приказом Бокия МР-1 отыскал-таки выбросившийся на камни «Таймыр». Ледокол был жестоко избит снарядами британского крейсера, треть команды выбыла из строя, однако радист сумел починить радио и сообщить о состоянии судна. В том числе – и о том, что на борту ледокола находятся пленные англичане, числом восемь голов. Один из них, правда, уже умер, поскольку ещё до того, как попасть на «Таймыр» успел получить пулю в живот, но остальные – живы-здоровы, хотя и не сказать, чтобы веселы.
Обидно. – сказал я. Всё, вроде, готово, завтра с утра планировали начать – а тут такой пердимонокль. Знаю я это начальство, хоть чекистское, хоть ЖЭКовское. Все они одинаковы: как появятся, немедленно потребуют ввести в курс, потом примутся придираться ко всяким мелочам, и в итоге дело затянется ещё суток на трое…
Бурчал я, пожалуй, зря: кому-кому, а мне было хорошо известно, что Бокий, как мог, подгонял Барченко и Гоппиуса. Он и прилетает-то, наверное, для того, чтобы всемерно ускорить работы над проектом.
- Есть ещё информация. – снова заговорила Елена. – Вроде бы, Бокий оставил в Кандалакше своего адъютанта с приказом всемерно ускорить переброску..м-м-м… подопытных сюда, на Сейдозеро. А так как самолёт у нас остался только один, то на это потребуется не меньше пяти рейсов. С учётом отдыха экипажа и технического обслуживания – суток трое. Так что торопиться некуда.
Я кивнул. Татьяна права, если исходить из того, что Барченко с Гоппиусом запустят свою адскую шарманку только когда под рукой будет всё, от спецкурсантов, готовых поделиться своей «паранормальной аурой», до зеков, готовых к совсем иному употреблению. Однако, по моим сведениям, Гоппиус собирался произвести пробное включение установки, а для этого смертники ему не понадобятся. На это у меня и был расчёт – когда в лагерь доставят два с половиной десятка заключённых, то с ними прибудет и конвой, и стрелки охраны – а это ещё сильнее усложнит то, что нам предстоит провернуть…
Марк выпрямился и, прежде чем посмотреть на меня, кивнул Елене. Это было чуть заметное движение, но я его уловил.
…Заговор? Только этого сейчас мне не хватало…
- Тебе не кажется, Алексей… - медленно сказал он, - что пора уже рассказать нам, что ты на самом деле задумал? Нет, мы с Еленой Андреевной тебе, конечно, полностью доверяем, но не хотелось бы действовать вслепую. Итак?
…Точно, заговор и есть! И ведь никуда не денешься. Я до последнего откладывал этот разговор – но, похоже, дальше уже некуда…
- Значит, вы оба считаете, что пора? - Я в упор посмотрел на Марка (он не выдержал, и отвёл глаза), потом на Елену. Ответом мне был задорный, с хитринкой взгляд – настоящий вызов, и уж конечно, она-то прятать глаза не собиралась.
- Значит, считаете, что пора? – повторил я. – Учтите только, это будет звучать, как полный бред и фантастика, похлеще Уэллса или Алексея Толстого – но поверьте, так всё оно и есть. Слушайте – и не говорите потом, что вас не предупреждали.
Всё повествование – вместе с некоторыми техническими деталями, а так же подробным описанием трёх последних флэшбэков, во время которых мы с «дядей Яшей» худо-бедно, но сумели согласовать свои действия – ушло около часа. Под конец физиономия у Марка сделалась совсем уж озадаченной – когда я закончил, он пробормотал что-то типа «теперь всё ясно…», заявил, что ему надо хорошенько это обдумать, и сделал попытку улизнуть. Я поймал его за рукав и не отпускал до тех пор, пока он не поклялся самой страшной из клятв, что ни слова не скажет Татьяне. Поклясться-то он поклялся, но потом посмотрел на меня исподлобья, поверх очков, и сказал – не спросил, не попытался возразить, а просто сказал: «Как же так, ведь она там тоже будет…»
Я не нашёлся что ответить, и он ушёл.
- Ты и правда думаешь, что это у вас получится? – спросила Елена. «У вас – относилось, надо полагать ко мне и моему «контрагенту», которому предстояло ждать часа «Х», сидя в лабораторном кресле, опутанным проводами и с дурацкой алюминиевой шапочкой на голове.
- А что, у меня есть варианты? – огрызнулся я. Не люблю бесцельных вопросов – особенно, когда нервы и без того на пределе.
Она всё поняла правильно. Улыбнулась, подсела ближе, так, что плечи наши соприкоснулись, и провела рукой по моей щеке. От этой ласки мне немедленно сделалось легче.
… А ведь если всё пойдёт так, как я – мы! – задумали, я её больше никогда не увижу…
Знаешь, я не хотела говорить при Марке… - тихо сказала Елена. – Бокий вместе с Блюмкиным привёз из Кандалакши ещё и Нину. Ну, помнишь, которая чувствовала смерть? Она потом ещё вешалась у вас в коммуне…
Такое, пожалуй, забудешь! Видимо, удивление, причём далеко не радостное, отразилось на моей физиономии, потому что она поспешила добавить:
- Честное слово, Лёш, я не знала, а то бы предупредила раньше. Видимо, Барченко ещё раньше передал заявку насчёт неё, вот и воспользовались случаем отправить её и Блюмкина вместе, одним транспортом. Только не спрашивай, зачем она Александру Васильевичу, сама гадаю.
- Ну, это-то как раз самое простое. - заявил я преувеличенно бодро. – Помнишь, он говорил, что для генерации потока нейротической энергии понадобятся усилия всех шестерых, включая и тебя?
О том, что появление Нины, о котором я уже успел узнать, показалось мне куда более зловещим знаком, я решил пока умолчать.
Елена, чуть помедлив, кивнула. Похоже, моя показная уверенность её не убедила.
- Что ж, возможно, ты и прав. А сейчас – давай прогуляемся немного по берегу, хорошо? У меня к тебе ещё несколько вопросов… по поводу предстоящего.. например – как вы собираетесь…
Я вздохнул и поплёлся за ней следом.
Если кто-нибудь из читателей захочет поддержать автора в его непростом труде, то вот карта "Сбера": 2202200625381065 Борис Б. Заранее признателен!