ЧТО РИСУЕШЬ? – МОНГОЛИЮ

В мире нет ничего,
Что было бы вне.
Всё, чего ты взыскуешь,
Найдёшь ты в себе.
Джалалладин Руми, поэт и суфий

ГЛАВА 1

ПО ДОРОГЕ К ГРАНИЦЕ ПОЗНАКОМЛЮ ВАС СО СВОИМИ ДРУЗЬЯМИ

Собираемся

- Значит, договорились, восьмого сентября встречаемся в посёлке Ханх, у пристани. Заодно узнаем, как ходят суда до Хатгала, - проговорил громким голосом Антон.

У него чёрная с проседью борода и горящие по-детски глаза. На полу лежит цветная карта Монголии. Она почти вся закрашена светло коричневым цветом. Лишь кое-где голубые нитки рек и пуговицы озёр. Возле карты в детских непринуждённых позах собралось четверо. Один лежит, вытянув длинные ноги. На нём голубые истёртые джинсы. Локтями он облокотился на карту, жёстко вдавливая её в ковёр.

- Игорище, не мни карту, - звучит громкий голос Антона.

Игорь поспешно убирает руки с карты.

Рядом, подогнув под себя одну ногу, сидит другой парень. Вторая нога согнута в коленке, на ней лежит подбородок. За прозрачными стёклами очков застыл молчаливый серьёзный взгляд. Этого человека зовут Демид. Он задумался и смотрит в одну точку. Не на Монголию. Куда-то намного дальше. Демид собирается в далёкое путешествие в сторону Австралии и Новой Зеландии. Монголия только начало его пути. Если разложить на полу карты стран, через которые он намеревается проехать, то не останется ни капельки места на ковре. Всё будет усеяно разноцветными странами неопределённой формы с многочисленными надписями около городов: Лючжоу, Пансан, Куала-Лумпур, Наньнин, Самаринда, Бангкок, Аделаида, Шанхай, Вьентьян и так далее.

Склонившись над картой и внимательно её изучая, сидит Антон. На первый взгляд кажется, что ему около сорока лет. Но стоит ему заговорить, стоит вам повнимательнее взглянуть на него и вы совсем растеряетесь в определении его возраста. Я подскажу вам: Антону тридцать лет. Он в зелёной футболке, на которой жёлтыми нитками вышито: «Слава покорителям Афганистана2». Квадрат над словом «Афганистан» означает, что Антон уже два раза побывал в этой «стране счастья», как он сам её называет. Антон был и во многих других странах: в далёкой Африке, в гостеприимной Сирии, в Иране, Иордании, в необычной Индии и ещё в более необычном Пакистане. И это именно он придумал поехать в Монголию, для того, чтобы пройтись вдоль озера Хубсугул.

- Хубз-угол, - расшифровал по-своему это название Игорище.

При этом он имел в виду арабское слово «хубз», которое означает хлеб.

- Посмотрим, насколько хлебным окажется этот угол Монголии, - засмеялся Антон над идеей Игоря.

Ещё около карты сидела девушка. На вид ей было около двадцати лет. На голове - зелёный платок. Она переводила взгляд то на Антона, то на карту, то на окно. По правде сказать, она ещё колебалась, идти ей в этот поход или нет. Её пугали не трудности долгого пути, а трудности человеческого общения. Уже больше месяца Антон, Демид, Игорь и она живут в Иркутске. И не всегда им было легко друг с другом. С Антоном всё хорошо. Он взрослый. Он знает, когда уступить, когда промолчать. А вот эти трое двадцатилетние всё спорили, всё пытались что-то друг другу доказать. А что же будет там в походе? Не дай Бог, поссоримся. За семь-то дней. Особенно, если будет трудно. Все будем злые… И снова придётся идти за ними вслед. Уж этого я совсем не хочу и не умею. Так думала девушка. Её звали Таня. Это была я.

Едем

На обочине дороги, на самом выезде из Иркутска, стою с поднятой рукой. Я всё-таки решила ехать. Пока я одна. Но через день мы должны вчетвером встретиться в первом монгольском посёлке, который называется Ханх.

По мокрой от дождя дороге одна за другой едут машины. Все мимо меня. Иногда водители удивлённо поворачивают голову, чтобы рассмотреть необычное явление – девушку с большим рюкзаком и с поднятой рукой.

Вдруг впереди появляется знакомая высокая фигура. Это Игорь тоже начинает свой путь в Монголию. Подходит ко мне.

- Игорёк, а ты тут как оказался? – обращаюсь к нему.

- Да, вот, в Монголию еду, - отвечает он, подыгрывая мне.

- Правда? – деланно удивляюсь. - И я туда же.

Смеёмся. Игорь, минуя меня, занимает автостопный пост сзади.

Машины всё так же едут, не останавливаясь. Но теперь, после появления Игоря, стоять приятнее. Я улыбаюсь, наблюдая с какой серьёзностью он пытается остановить машины, проехавшие мимо меня.

С Игорем я познакомилась давно, около двух лет назад. По добрым лучистым глазам, сразу можно определить, что это за человек. Игорёк живёт в волшебном городе Санкт-Петербурге. Но находится там всего лишь несколько месяцев в году. Остальное время он путешествует. Как раз после Монголии Игорь собирается возвращаться в свой родной Петербург. А вскорости убежит от тёмной и холодной питерской зимы в тёплую жёлтую Африку.

Я снова оборачиваюсь назад. И вижу, как Игоря забирает машина. Мимо меня проехали, а его взяли. Видимо, он им понравился больше. Впрочем, скоро повезло и мне.

Машина за машиной я добираюсь до посёлка с необычным для бурятской местности названием Жемчуг. Иду по обочине и с радостью замечаю двух людей впереди. Они тоже ожидают попутный транспорт в сторону Монголии. Это - всё те же мои друзья – Игорь и Демид. Направляюсь к ним. Дорога пуста. Но вдруг появляется «уазик» по прозвищу «буханка» и останавливается мне. Внутри я не настойчиво, но с большим желанием, прошу подобрать моих друзей. Конечно же, водитель отзывается на просьбу. Ведь водители – это ужасно добрый народ. Все, с кем бы я ни ездила, хоть один раз, но подберут автостопщика.

«Буханка» привезла нас в соседнюю деревню.

Небо всё более темнело, наливаясь синей краской. Наступал вечер. Мы шли по деревне и думали, ехать дальше или оставаться ночевать здесь. Но где именно? Вдруг с огорода, который был недалеко от дороги, до нас донёсся женский голос:

- Эй, туристы, а ну идите помогать картошку копать.

- А, если поможем, пустите переночевать? – тут же нашёлся Демид.

Женщина не ожидала такой нашей реакции. И захохотав, махнула рукой, давая понять, что пошутила.

Справа из-под дороги вытекал ручей и впадал в низкорослый зелёный лес.

- Ну что, пойдёмте переночуем в лесу, - предложил кто-то из нас.

Мы спустились к речке. Но оказалось, она здесь не одна. Пытаясь обойти многочисленные ручейки, поняли, что без брода не обойтись. Скинули ботинки. И ступили в ледяную проточную воду. Я легко переношу холод. И слишком люблю воду, чтобы капризничать ещё из-за температуры.

Речушки оказались не единственной преградой. Вода не захотела собраться в одном месте. И расползлась по всей прилегающей земле. Мы поняли это, когда ноги стали проваливаться в мокрый песок. Наконец вошли в лес и стали искать место для палатки. Как это часто бывает, когда хороших мест много, никак не можешь остановиться на одном.

- Может, это. Смотрите, здесь и дрова рядом, - предложил Демид.

- Нет. Пойдёмте подальше посмотрим, - запротестовала я.

Мы прошли немного дальше.

- Вот здесь хорошее. И деревья загородят от деревни, - сказал Игорь.

- А, то, может, и лучше было, - задумалась я вслух.

- Да, давайте в любом, - наконец не выдержал Демид.

- Давайте, - согласился Игорь.

- Так, в каком?

Наконец, определились.

- А чью палатку будем ставить? - спросил Игорь.

У каждого в рюкзаке было по палатке. Но долго спорить не пришлось.

- Мне придётся всё вытаскивать, чтобы достать палатку, - усмехнулся Демид.

- У меня она тоже на самом дне, - сказал Игорь.

- Ну, тогда давайте, я свою достану, - осталось согласиться мне.

Сидим у костра. Рядом стоит уютная зелёная палатка.

Как хорошо с огнём! Он оживляет, греет. Он делает лес почти домом, приятным пристанищем на одну ночь.

Мы долго не ложимся спать. Вокруг тихо. Только наши голоса. «Как хорошо, когда ты с кем-то!» - приходит ко мне мысль.

Земля раскрашена жёлтыми листьями и зелёной травой. А небо – серебряными сверкающими звёздами. Как хорошо, что в лесу нет электричества. Ничто не мешает отчётливо видеть звёзды – маленькие окошечки надежды, на завтрашний свет нового дня.

Наговорившись, мы лезем в палатку. И неожиданно оказывается, что моим длинным товарищам она коротковата.

- Ужас! Какая короткая! – удивляется Игорь (прозвище которого, кстати, - Длиннюк).

- Как спать? – недоумевает Демид.

«Ну, вот. Не хотели свои доставать, вот вам и получилось», - думаю я.

- А тебе нормально, что ли? – спрашивает Демид. – Вмещаешься?

- Вмещаюсь, - отвечаю я.

- Хорошо быть маленькой, - констатирует Игорь.

- Я не маленькая, - с напускной обидой отвечаю я.

Никогда не хотела быть маленькой. Да никогда ею и не была. А вот Игорь действительно высокий. Очень. Мне вспомнился случай. Мы шли с Игорем по Москве по тротуару с навесом вдоль ремонтируемого здания. Не помню, с чего начался разговор, но я говорила:

- Всё-таки хорошо быть высоким. Смотришь на всех сверху вниз. И всё видно.

- Да, - согласился Игорь.

И вдруг резкий громкий звук. Игорь согнулся пополам. В этот момент навес закончился деревянной балкой, ограничивающей рост проходящих под ней людей. Вот Игоря она и ограничила со всей силой.

Я не знала, что сказать. Да и что тут скажешь? Но по лицу Игоря было видно, что однозначного ответа на вопрос, хорошо ли быть высоким, у него нет.

Первый снег в дорогу

Мы уснули. А ночью пошёл дождь. Но как-то странно он шелестел по палатке. Может быть, град?

Утром Игорь открыл молнию, выглянул наружу и издал удивлённый возглас.

- Что там? – заволновалась я, предвкушая увидеть что-то неожиданное. И догадываясь, что может ждать нас.

Вторым выглянул Демид. И тоже громко удивился. Наконец, выглянула я и удивилась громче всех. Снег!!! Всё кругом белое: трава и деревья, наш бывший костёр, остававшиеся дрова. Везде, куда ни глянешь, белым-бело. Как случается всегда, после каждого первого снега, тёплой приятной волной меня захлестнуло чувство праздника. Чистый, светлый снег, спустившийся с самого неба.

Некоторое время мы ещё торчали в палатке, обсуждая случившееся. Изнутри она была ярко-оранжевого цвета. От этого ещё труднее верилось в произошедшее природное изменение.

Наконец вылезли наружу. Но в снежки играть не стали. Хватило наслаждения от созерцания. Уже уходя, я вспомнила, что снег можно ещё и потрогать.

По пути к дороге, нас ждал вчерашний брод. Но не один он. Преодолев речку, мы увидели на дороге человека в малиновой куртке и чёрной шапке. Он махал нам высоко поднятой рукой. Вот мы и вместе. Антон догнал нас. Потом он рассказывал, как удивлялся тому, что никак не получалось поймать машину из этой деревни. Решил пройти её до конца. И вот, взглянув направо, обнаружил причину того, что не мог уехать, в виде нас.

Теперь мы вместе. Стоим на дороге. Но уехать всё так же не получается. Не выходит даже стопить толком: разделились на две пары, но всё время соединяемся, болтаем и болтаем. Когда появляется машина, Игорь с Демидом бегут к своим рюкзакам, а мы с Антоном идём к своим. Ну что ж, и постоять хорошо. Тем более в такой компании.

Кругом на золотисто-жёлтых деревьях молоком белеет снег. Чуть дальше вздымаются коричневые горы. Мимо на высокой лошади, со светло-коричневой блестящей на солнце шерстью, проезжает бурят. Но нам он уже кажется монголом.

Наконец машина забирает нас всех в небольшой кузов. Нам по пути до самой границы.

Россия и Монголия разделяются цепочкой гор, которая называется Хамар-Дабан. Из-за неё дорога ползёт вверх. Становится заметно холоднее. И тем более заметно нам, сидящим в кузове на встречном ветру.

Игорь, прячась от холода, улёгся на рюкзак. Но всё время бьётся коленками о дно кузова. Мы с Демидом подставили ветру спины.

- А, Антон, кажется, уснул, - смеёмся мы.

И впрямь, он лежит, не двигаясь, на мешках, наполняющих кузов.

Добрались. Приехали на край России. А ведь отнюдь не каждый краешек нашей страны так легко достичь.

ГЛАВА 2

КАК ЗА СЕМЬ ДНЕЙ ОЗЕРО МОЖЕТ СТАТЬ ДРУГОМ

Неожиданное гостеприимство

Почему так сильно отличается страна на входе и выходе от середины? Может быть, потому, что на входе сидит государство и встречает всех военной формой и строгим лицом. А сама страна – народ, который в ней живёт, ждёт и радуется гостям. Никто не ожидает на себя нападения. Просто, наверное, все заняты другим, думают, как бы получше принять гостей.

Наконец оформлены бумаги, проштампованы паспорта. Мы в Монголии.

До ближайшего посёлка пятнадцать километров. Мы ступили на коричневую каменистую дорогу. И зашагали.

- Машин тут не очень много, - заметил Антон.

- Потренируемся перед Хубсугулом, - ответил Игорь.

Кругом буро-зелёные холмы. Кое-где лески из лиственниц.

Вдалеке виднеются деревянные домики. Мы медленно приближаемся к ним. И вдруг я вижу каких-то мохнатых чёрных зверей.

- Ой, смотрите. Что это? – восклицаю я.

Все вглядываются в шерстяных чудовищ. Антон спокойно поясняет:

- Это яки.

- Яки? Удивительно! Никогда не видела яков, - говорю я.

Мы подходим ближе. И останавливаемся, чтобы получше рассмотреть этих чудо-животных. У яка большая морда с круглыми ноздрями. Немного напоминает морду быка. Но у быков она более тонкая, можно даже сказать, более утончённая. На коротеньком ячьем теле лежит целая гора шерсти, которая свисает почти до земли.

Мы разглядываем животных. А они внимательно наблюдают за нами. «Что за люди странные такие? - наверное, думали они в тот момент. – И глаза уж больно широки. И кожа какая-то белая. А у этого целая гора шерсти на голове. Только не сверху, как у нормальных людей, а снизу».

Проходя по деревне, мы с интересом рассматривали монголов, работающих на своих полях. А они, бросив работу, таращились на людей, идущих с большими рюкзаками по улице.

- Самбайну, - поздоровалась я по-монгольски, решив проверить свои знания языка.

Но монголы молчали. «Наверное, неправильно говорю», - решила я.

А ребята усмехнулись:

- Наверняка, они здесь ещё русский понимают.

Постепенно степи отдалились, и приблизился лес. Дорога легла между высоких лиственниц.

Мы поднялись на очередной пригорок и увидели вдали домики посёлка и светлую гладь озера. Посёлок назывался Ханх, а озеро – Хубсугул.

Шагая мимо высоких лиственниц-великанов, мы вспоминали Африку. Антон - как человек, который там бывал. А мы – как полюбившие этот необыкновенный край земли по рассказам тех, кто был лично с ним знаком.

Присели отдохнуть на дороге. И вдруг «уазик-буханка». Мы не раз ещё встретим эту любимую монголами марку автомобиля.

Из кабины выглядывает коричневое лицо с простодушной улыбкой.

- До Ханха подвезёте? – по-русски спрашивает Антон.

При этом для пущей понятности он жестом указывает нужное нам направление.

Монгол соглашается. И даже тогда, когда мы уточняем, что не заплатим денег за подвоз, он кивает:

- Садитесь.

В кабине молодая монголка и уже старый, безбородый дедушка. Поэтому мы направляемся в заднюю часть машины. Открываем дверку… Весь фургон завален орудиями сельскохозяйственного труда. Вилы, грабли, лопаты. Мы с трудом забираемся поверх этого инвентаря. Затаскиваем рюкзаки. Трогаемся.

По дороге я невольно заглядываюсь на лицо монголки. Гармоничные черты, весёлые глаза, искренняя белозубая улыбка. Как бы сильно ни отличалась она от русских девушек, всё равно я вижу её красивой. Она захватывает внимание, хочется смотреть и смотреть.

За окном появились добротные деревянные дома. Мы въехали в посёлок. Водитель решил высадить нас около магазина. При этом всё же не вытерпел и попросил:

- Ну, заплатите чуть-чуть.

- Но ведь мы же предупредили, что денег не будем платить, - сконфуженно произнёс Антон.

Водитель не ответил и не обиделся. На его круглом лице так же простодушно играла улыбка.

Готовясь к поездке, мы расспрашивали людей, которые уже были в Монголии. Узнали, что здесь за подвоз всегда ждут денег. Поэтому мы и уяснили, что всегда необходимо предупреждать заранее о том, что денег не заплатим. А лучше повторить это не один раз.

Домики посёлка постепенно спускались к воде. Мы подошли поздороваться с озером, о котором уже долго вели разговор, предвкушая поход по берегу. Я присела на корточки и опустила руку в воду. Мы с озером приветствовали друг друга рукопожатием.

Прямо напротив висел красный уголёк солнца. Готовился погрузиться в холодную воду озера и остыть.

Мы зашагали по берегу, проваливаясь в мягкую россыпь мелких светлых камушков.

Впереди двое молодых монголов набирали из озера воду. Они зачёрпывали её большим гладким половником на длинной палке и наливали в бидон. Мокрый черпак блестел на солнце, и казался сделанным из резины.

Когда мы поравнялись с монголами, те бросили работу. Просто и открыто уставились на нас, словно мы были давно знакомы. А теперь они ждут и не понимают, почему мы проходим мимо и не здороваемся.

- Здравствуйте, - наконец произнёс монгол, державший в руках черпак.

- Здравствуйте, - по очереди ответили мы.

Монгол продолжал глядеть на нас в упор. Потом указал на большой деревянный дом, который стоял совсем близко от берега.

- Пожалуйста, пойдёмте, - озвучил он свой пригласительный жест.

«Наверное, гостиница», - мелькнула у меня мысль. Слишком неожиданно прозвучало это приглашение.

Следуя за монголами, мы направились к дому.

- Надо спросить, вдруг это гостиница, - сказала я Антону.

Мы вступили на небольшую, устланную досками и обнесённую забором площадку перед домом. Антон спросил:

- Это бесплатно?

- Да, да. Конечно, - заулыбались монголы.

Удивлённые и обрадованные, мы вошли в дом. Слева находилась кухня. От остального помещения она была отгорожена одной стеной. На кухне что-то делала средних лет монголка. Увидев нас, она заулыбалась и добродушно повела рукой, приглашая заходить. Мы разулись и прошли вперёд. По сути, дом состоял из одной большой комнаты. Лишь в правой стороне возвышалась перегородка, образуя кухню и ещё одну комнату. В этой второй комнате на диване крепким пьяным сном спал старый дедушка. В углу стоял телевизор.

Нас усадили за стол. Немалую часть комнаты занимала печка. Около её стены друг на друге лежали коробки с монгольским чаем.

- О, как много чая! - сделав удивлённое лицо, проговорил Антон.

Хозяйка выглянула из кухни, где она проворно что-то готовила и заулыбалась. В комнате был монгол, пригласивший нас.

- Продаёте? - спросил Антон.

- Да, - ответил хозяин.

- А, откуда чай? Где его делают? В Монголии? – продолжал спрашивать Антон.

- Нет, во Внутренней Монголии, в Китае, - ответил хозяин.

Монгол внимательно вслушивался в наши слова. Видимо, с трудом понимая русский язык. Отвечая, он говорил односложно, стараясь взять слова для ответа из нашего вопроса.

Руками хозяйки на столе появилось угощение. Тарелка с рисом, щедро разбавленным бараниной, сыр, масло, варенье. Хозяйка длинным ножом нарезала хлеб из здоровой прямоугольной буханки, явно домашнего приготовления.

Мы принялись есть, запивая молочным чаем из пиал. Чай хранился в термосе. Это был необыкновенный чай. Он сильно отличается от того, к которому мы привыкли в России. Во-первых, он не чёрный, а зелёный. Во-вторых, это не листья, а в основном палки, которые спрессованы в очень твёрдый брусок. А пахнет он сеном. Монголы довольно долго кипятят его в воде. Потом добавляют молоко, соль и бараний жир.

- Если монголы будут и дальше так нас кормить, я не уеду отсюда до конца визы, - жуя и улыбаясь одновременно, сказал Игорь.

Я не переставала удивляться гостеприимству, неожиданно свалившемуся на нас в первый же день пребывания в Монголии. Так просто прозвучало это приглашение около озера от молодых ребят. Словно они удивились и обрадовались тому, что мы успели дойти до их дома. И нас никто до них не успел пригласить.

После ужина мы, выбирая как можно более простые слова, принялись объяснять, что хотим пройти вдоль озера по западному берегу. Хозяева слушали, одобрительно кивали. И поясняли:

- Дороги нет.

В дом вошла молодая девушка. Когда я спросила, где туалет, она вызвалась меня проводить. По дороге принялась расспрашивать, откуда и куда мы направляемся. Я стала рассказывать. Она внимательно смотрела мне в глаза, боясь пропустить хоть одно слово.

Дома я достала карту, чтобы показать наш будущий путь по Монголии. Все люди, бывшие в доме, кроме спавшего дедушки, сгрудились над картой. И с интересом следили за движениями моего пальца.

Антон, Демид и Игорь легли спать. А мне ещё хотелось пообщаться. Я стала спрашивать, как по-монгольски звучат некоторые слова. Девушка, с которой я познакомилась, охотно отвечала мне. Её звали Цолмонтуяа. Оказалось, что ей уже больше тридцати лет. И у неё несколько детей.

Завтра - первый день похода вдоль озера. Я легла спать, продолжая радоваться и удивляться…

Пешком по Земле

Утром хозяин отправился нас провожать. Когда деревня кончилась, мы попрощались с ним и очутились в сказочно красивом лесу из лиственниц. Бредём друг за другом между деревьями по тропинке, то теряя её, то вновь обретая. Идём по Монголии, а разговор снова об Африке. Антон рассказывает о том, что в Танзании почти в каждой деревне есть пёстро одетые тётушки в пышных юбках, которые продают на улице еду. А иногда просто чай.

Разговор перетекает на другие страны. Но темой неизменно остаётся еда. Перешагивая через брёвна, хрустя по хворосту, мы рассуждаем о том, как сильно по миру распространился чай. И является теперь неотъемлемой частью стола почти что в любой стране мира.

Пробираясь сквозь чащу леса, мы то и дело оглядывались на озеро. Не идёт ли по берегу дорога? Решив, что стоит проверить, спустились вниз. Тут нога почувствовала твёрдую землю наезженной колеи. Конечно, не сильно наезженной. Но следы колёс нам всё же удалось разглядеть. Слева, выбрасывая волны кристальной воды, шумело озеро. В голубом и кристальном, под стать воде, небе светило солнце. Отчётливо был виден другой берег. А впереди, вздымаясь вверх, сверкала ледяная вершина горы Мунку-Сардык. С монгольского, равно как и с бурятского, это название переводится «Вечный ледник». Мы шагали навстречу великой и прекрасной громадине, а взгляд вновь и вновь забирался наверх. И долго задерживался там, не в силах оторваться от ледяного блеска на самой её вершине.

Выстроившись в ряд, немного сгибаясь под тяжестью рюкзаков, мы шли по дороге. Пахло летом и ещё чем-то приятным и сладким. Кажется, счастьем.

В этот день нам предстояло обогнуть верхний уголок озера. И выйти к полуострову, который мы по аналогии с Байкалом нарекли «Святой нос». Вдруг шаги по дороге стали отдаваться громче и громче. Ноги шлёпали по воде, завладевшей пространством.

Решили идти по кромке озера. Под ногами рассыпалась мелкая галька. И вдруг кромка резко оборвалась. В этом месте маленький ручей соединялся с озером неглубоким желобком.

- А, вот и первый брод, - бодро бросил Игорь.

Перекидываясь шутками, мы принялись сбрасывать рюкзаки, потом ботинки, а вслед и штаны. Антон первым отправился проверять глубину. Удостоверившись, что всё спокойно, взял рюкзак и очень быстро очутился на другом берегу. За ним один за другим в воду вошли и мы. У каждого на лице играла улыбка от удовольствия по поводу хоть и небольшого, но приключения.

Снова идём по галечной полоске, отделяющей воду от суши. Идём долго. Неожиданно впереди открывается огромная болотистая дельта реки, сплошь заросшая зелёной травой торчащей из воды. Здесь вброд не пройдём. Придётся возвращаться. Долго тащимся назад. Замечаем более или менее мелкий участок болота. И закатав штаны по колено, смело возвращаемся по нему на твёрдую землю. Дорога.

Впереди показались маленькие белые юрты. Когда мы подошли ближе, то увидели высыпавший из юрт народ. Люди внимательно следили за нами.

- Ну что, пойдём попросим чая, - предложил кто-то из нас.

Мы подошли. Монголы спокойно продолжали на нас смотреть.

- Здравствуйте, - сказал Антон.

За ним поздоровался Игорь, потом Демид.

- Самбайну, - робко проговорила я, решив ещё раз проверить свои знания языка.

Монголы закивали.

- Цай? – спросил Антон. – Цай.

Лица оживились. И одна пожилая женщина жестом пригласила нас внутрь.

Юрта! Ещё в России при мыслях о Монголии она мгновенно вставала в воображении. Теперь я смотрю на неё: крýгом стоят стены без единого окошка. Вверху они принимают форму конуса и становятся крышей. Снаружи юрта накрыта белой плотной тканью, напоминающей брезент.

Нас приглашают внутрь. Чтобы войти, пришлось согнуться чуть ли не вдвое. Внутри тусклый свет. Но горящее в глазах любопытство без труда позволяет рассмотреть обстановку. В самом центре стоит небольшой короб печки. Труба поднимается вверх и выглядывает наружу через круглое отверстие в потолке. Напротив входа - разноцветный яркий комод: тумбочка с зеркалом. К зеркалу приклеены фотографии. Это, наверное, сами хозяева или их родные. А также почтительно расставлены картинки с изображением Будды. По обе стороны от комода расположились кровати, накрытые потускневшими от времени одеялами.

Мы усаживаемся на полу около печки. Хозяйка как всегда из термоса наливает нам всё тот же монгольский чай. Услужливо подвигает тарелку с угощением. Горкой лежат серые прямоугольники сухого сыра. Это твёрдый сыр, о котором мы уже наслышаны. Чтобы откусить кусочек, приходится приложить немало усилий. Секунд через пять сыр хрустнет у вас на зубах. И по языку разольётся немного кислый молочный вкус.

Я поднимаю глаза вверх: в потолке круглое окошко. От него в разные стороны отходят лучи деревянных палок. Опираясь одним концом на окошко, другим на стены, они принимают на себя тяжесть юрточной крыши. Само окошко опирается на два тоже деревянных столба, стоящих в самой середине юрты. Всё выкрашено ярко-оранжевым цветом. Словно огонь из печки разбежался по всей юрте и придал ей ещё больше уюта и тепла.

В юрту входит ещё одна пожилая монголка. Она в отличие от хозяйки понимает по-русски. И мы объясняем, куда направляемся.

- А это что, женщина? – указывает она на меня рукой, недоверчиво сощурив глаза.

- Да, женщина, - отвечает Антон.

Я молча киваю.

- Что, и женщина идёт? – подняв от удивления брови, спрашивает монголка.

- О, эта женщина лучше любого коня, - восторженно отвечает Антон и смотрит на меня.

Я тоже смотрю на него, но уже не киваю. С трудом сдерживаюсь, чтобы не улыбнуться.

Из круглого окошка струится свет и напоминает, что солнце ещё высоко. Помогая друг другу, набрасываем рюкзаки на плечи. И идём дальше.

Основную тяжесть рюкзака составляет еда. Запаслись продуктами, не надеясь встретить в лесу магазины. Уже к полудню часть продуктов захотелось переложить из рюкзака в более надёжное место, например, в желудок. Слева мы завидели коричневый деревянный домик. И свернули к нему, надеясь найти там очаг с огнём.

В доме был очаг. И была молодая монголка. Когда мы один за другим вошли, она, испугавшись, отшатнулась и опасливо встала с другой стороны от печки.

- Самбайну – Здравствуйте, - поздоровались мы и жестами объяснили, что идём пешком вдоль озера, а сейчас хотим приготовить еду.

Видимо, наша пантомима выглядела комично. Потому что мгновенно испуг на лице монголки сменился ясной улыбкой. Её глаза искренне смеялись, делая необыкновенно красивым лицо. Чёрные прямые волосы стянуты на затылке в хвост. На женщине голубой атласный халат с широким запахом. На поясе стянут ремешком. Она стоит, добродушно и ясно смотрит, как мы выгружаем из рюкзаков котелок, достаём гречку. А к её ногам прижимаются мальчик и девочка лет пяти. Чумазые лица, а взгляд серьёзный и немного испуганный.

Антон тихими медленными шагами подходит к печке. На ней круглое отверстие, в которое вставлено широкое полусферическое блюдо.

Монголка предусмотрительно наливает туда воды. А Антон насыпает крупу. Пока она варится, мы раздаём детям конфеты. Но это не снимает с их лиц выражение настороженной озабоченности. Видимо, мы для них слишком непонятное явление.

Гречка сварилась, разместилась в наших больших кружках, выполнявших роль тарелок. Часть гречки осталась хозяйке. Мы поделились и майонезом. Монголка, правильно смекнув, смешала его с кашей. И разложив по пиалам, раздала детям. И сама принялась есть. При этом она ещё более открыто и непринуждённо смеялась. Но детям конфеты понравились куда больше, чем странная коричнево-белая еда.

Оставив монгольское семейство удивляться, смеяться и настораживаться, мы пошли дальше.

Дорога ушла далеко от берега. И легла среди пологих коричневых холмов, которые были усеяны редкой выжженной на солнце травой. Мы спускались с одного холма, поднимались на другой. Смотрели вдаль, оглядывались назад.

Ближе к вечеру, стали чаще останавливаться, скидывая тяжёлые рюкзаки на землю. Антон, Демид и Игорь ложились рядом и закидывали на рюкзаки ноги. Я смеялась чуднóй картине. А мне объясняли полезность такого метода: за время ходьбы много крови скапливается в ногах. Чтобы она возвращалась обратно, надо иногда поднимать ноги вверх.

Теперь, чтобы увидеть ледяные пылающие вершины, нужно было оборачиваться назад.

А впереди? А впереди нам преградила путь по-настоящему широкая бурная река. Дно усеяно камнями. Кое-где огромные валуны высовываются из воды и мирно и величаво оглядываются вокруг.

Через реку был мост. До сих пор мы не встречали в этих краях ничего подобного. Здесь мост доходил только до середины реки. Остальная часть была разрушена. И, видимо, уплыла, влекомая бурным потоком. Антон принялся спускаться к воде. Это было не просто, так как оставшаяся часть моста довольно высоко поднималась над водой. Я решила поискать брод поудобнее.

Река разделялась на два рукава. Первый, неширокий, удалось легко пройти по огромным круглым камням. Вдоль второго я пошла медленно и внимательно. Остановилась около удачного, не слишком глубокого, как мне показалось, брода. Засучила штаны выше колен. В одной руке ботинки, в другой большая толстая дубина, которую я предусмотрительно подобрала у моста.

Осторожно спускаюсь в ледяную воду. Ступаю по каменистому дну, стараясь нащупать ложбинку для ноги. Камни страшно скользкие. Да ещё прикосновение к ним отдаётся болью в натруженных ходьбой стопах. Ну, ничего, как-нибудь потихонечку перейду. Подхожу к середине реки. Поток воды всё сильнее и сильнее. Уже почти невозможно опираться палкой о дно, сносит течение. Вода уже давно захлёстывает на штаны. Страшно. Кажется, вот-вот упаду. Ноги онемели от ледяной воды. Ещё один шаг и …поворачиваю назад. Преодолевая уже пройденные препятствия, возвращаюсь на берег. Обидно.

Оглядываюсь кругом. Антон и Игорь перешли реку около моста. А Демид недалеко от меня. Наверное, у него брод легче. Я переодела мокрые штаны и поспешила к месту, где переходил Демид. Но бегущий пенящийся поток пугает меня. И я не решаюсь снова заходить в воду. Иду дальше.

Вдруг с противоположного берега Антон зовёт меня и машет руками. Из-за шума реки слов почти не разобрать. Рядом стоит молодой монгол в ярко-синем спортивном костюме. Что они хотят сказать? А-а, они показывают место брода. Но здесь река намного шире. Зато, наверное, течение не такое сильное.

Снова ботинки вон. За шнурки привязываю их к рюкзаку. Дубина тоже вон. Слишком тяжёлая. В воду! Она снова мгновенно окутывает ноги холодом, стараясь забраться повыше. Скользкие острые камни. Медленно, шаг за шагом. Вода уже дотянулась до штанов. Колет уставшие ноги. Не сладкая им роль, перетягивать меня вместе с рюкзаком. Все напасти на них. Снова течение становится всё сильнее. Невольно, поддаваясь инстинкту, складываюсь пополам, и руками опираюсь на камни. Скоро берег? Нет, не скоро. Устала. Когда же кончится эта река? На другом берегу за мной напряжённо следит Антон. Наконец берег приближается. И парень-монгол бросает мне палку. Поток воды хватает её первым и пытается унести. Но я резким движением вырываю у него то, что предназначено мне. И благополучно вылезаю на берег. Фуфф.

Антон поддерживает меня под руку, пока я обуваюсь.

- Тут, такие классные деревянные домики. Пустые. Отличное место. Переночуем здесь, - весёлым тоном сообщает Антон.

Я молча слушаю, и мне почему-то ужасно обидно. С таким трудом мне пришлось преодолевать то, что ребята прошли с лёгкостью. Обида плотно сжимает губы. С трудом заставляю себя отвечать, когда Антон начинает спрашивать:

- А в первом месте почему ты не перешла?

- Там течение очень сильное. Боялась упасть.

- А-а-а. Кстати, осторожно: монгол – деньгопрос.

Парень ожидает нас поодаль. И деликатно смотрит не на меня, а в сторону.

- В смысле? – не понимаю я.

- Сказал, что он инспектор национального парка. Просил показать билеты.

Я удивлённо вскидываю на Антона глаза.

А дело вот в чём. Ещё в самом начале нашего пути, недалеко от границы, мы проходили мимо деревянного домика, из которого неожиданно выбежала монголка и зазвала нас внутрь. Там она принялась выписывать нам билеты в национальный парк Хубсугула. Билетов было почему-то по два на каждого. Один за пятьдесят рублей, другой за сто. На самих билетах была написана цена в тугриках. Мы посчитали по известному нам курсу, и получилось куда меньше чем сто пятьдесят рублей. Обижаясь на жульничество монголки, мы решили купить только по одному пятидесятирублёвому билету. Чем рассердили тётку. В знак примирения оставили ей конфеты и ушли.

Эти билеты и просил с нас парень, который оказался ещё одним инспектором парка. Просил, но не настаивал. При мне эта тема уже не поднималась.

Впятером мы стояли у пустого деревянного домика.

- Мы будем спать здесь, - говорил Антон и показывал на дом.

Монгол отрицательно мотал головой.

- Но почему? – спрашивал Демид. – Мы переночуем, а завтра уйдём.

Парень знал несколько слов по-русски и несколько по-английски. Но дело было не в языковом барьере. Монгол упрямо не соглашался оставить нас в домике.

- А где тогда спать? – спросил Игорь, разведя руками.

Монгол оживился. Выражение лица с холодного сменилось на доброжелательное. Он поманил нас за собой.

- Ну, пойдём посмотрим, куда он нас приведёт, - сказал Антон.

Мы отправились вслед упрямому инспектору. Дорога круто запрокинулась в гору. Утомлённые долгим днём пути, мы тяжело дышали на подъёме и мысленно ругали несговорчивого монгола.

Наконец, доплелись до маленького потемневшего от времени деревянного домика.

Солнце уже садилось. Оно собирало свои рассеянные утром лучи, и от этого становилось ярко-оранжевым. А небо напротив, выкрашивалось тёмно-синей краской.

Мы вошли в дом вслед за монголом. Внутри было темно. Маленькие квадратные окошки - слишком узкие ворота, чтобы пропустить слабый вечерний свет.

Парень торопливо зажёг свечи. Принялся разводить огонь в печке. «Поэтому он нас и не пускал в те дома, - догадалась я. – Хотел, чтобы мы к нему в гости пришли».

Разувшись, мы расселись на полу. Монгол забеспокоился, подставляя маленькие, словно детские, табуретки.

- Нормально, нормально. Мы на полу, - успокоил его Игорь.

Свет свечи вырвал из темноты простую обстановку дома. Он состоял из одной комнаты. Кровать, маленький стол с семейством табуреток-крошек, печь-буржуйка. Под окном на узкой столешнице комода стояли многочисленные фотографии, грамоты в рамках и без них.

- Прямо красный уголок, - добродушно усмехнулся Антон.

Мы полезли за продуктами. И скоро на очаге кипела наша гречка. Монгол принялся выставлять перед нами тарелки, полные сладких чуть желтоватых кусочков творога, жирной сметаны, сливочного масла. Он по-хозяйски суетился, стараясь угодить гостям. Мы уже совсем не держали на него обиды. Радовались вместе с ним. В ответ угощали халвой.

После ужина принялись смотреть альбом с фотографиями. Монгол учился в Улан-Баторе. Там он и выучил несколько английских и русских слов.

Когда мы укладывались спать, на улице в ночной тишине раздался топот копыт. Дверь со слабым скрипом отворилась. И в дом вошёл ещё один молодой монгол. На нём был национальный халат серо-коричневого цвета, подпоясанный яркой жёлтой лентой. На ногах – чёрные сапоги. Он внимательно осмотрел нас, неожиданных гостей, занявших почти всё пространство пола. Монголы стали что-то обсуждать шёпотом.

А я вспомнила, что перед сном забыла сбегать на улицу. Осторожно, переступая через засыпающих друзей, вышла из дома.

По пути назад я остановилась. Среди развернувшейся ночной пустоты на голубом полукруглом холме чернел прямоугольный домик. С неба, великодушно освещая эту мирную тишину, смотрела луна. И больше ничего на всей планете.

Как же я оказалась здесь? Так далеко от дома? На этом холме, перед маленьким бревенчатым домиком? Просто вышла из дома и пошла пешком. И пришла сюда. И не так уж далеко ушла. А разве может быть что-то далёкое в своём родном доме, на Земле?

Выйти к ручью

Сегодня нам предстоит пройти полуостров. И снова выйти к озеру. На карте нарисовано болото. Настороженно ожидаем встречи с ним.

Пока озеро нас не оставило, останавливаемся на берегу. Наш первый костёр. Одно удовольствие добывать огонь при таком изобилии сухих веток. Нам по-прежнему сопутствует солнце и ясное лазурное небо. В большом повидавшем виды котелке варится обед. А пока, в воду купаться. В чистую хрустальную ледяную воду. Как приятно окунуться в неё истомившимся телом! Каждой клеточкой напиться животворящей силой воды.

И снова в путь. Земля под ногами становится всё мягче и мягче. Оставленный след потихоньку напитывается влагой. Она начинает просачиваться в ботинки. Долгожданное болото…

Спасают круглые кочки. Трава на них развеялась в разные стороны словно волосы. Прыг, скок. Скок, прыг. Нужно удержать равновесие. Ой! Тянет рюкзак. На стоянке мы предусмотрительно подыскали себе надёжных и нужных спутников - палки-посохи. Ещё одна опора в резвой перескачке по болоту. Лучше всего Игорьку. У него самые длинные ноги. Зато и не каждая кочка подойдёт для того, чтобы на неё опереться.

Порой разбредаемся в разные стороны. Каждый старается проложить свой путь. Снова собираемся.

Наконец, устав прыгать с кочки на кочку, совершаем последний прыжок из ботинок. Долой обувь.

И даже когда болото на время заканчивается, всё равно шагаем босиком. Ощущаем себя странниками, которые ходили в далёкие времена по земле русской.

Мы шли долго. Босиком по камням переходили неглубокие речки. Не один раз вспомнили и порадовались, что идём в самый сухой сезон. А если бы в дожди…

К концу дня впереди показались деревянные домики. Я остановилась неподалёку. Решила подождать остальных. Игорь успел натереть ноги. А Демиду не давал разбежаться тяжёлый рюкзак.

Я заметила черноволосого мальчонку лет пяти. Решила угостить его конфетами. Держала эти сладкие подарки в поясной сумке, наготове для маленького монгольского народца. Мальчишка отнёсся ко мне недоверчиво, но конфеты взял.

Наконец подошёл Антон. А когда подтянулись Игорь с Демидом, мы решили подойти к дому. Около него уже собралось целое семейство. Несколько пар глаз вглядывалось в странных неизвестно откуда взявшихся людей с рюкзаками и посохами в руках.

Мы подошли. Нам дружелюбно улыбались. В центре, облокотившись на забор, в зелёном халате и красивой светло-коричневой ковбойской шляпе сидел пожилой монгол. Очевидно, глава семейства. На наше приветствие он протянул руку. С добродушной искренней улыбкой обменялись рукопожатием. Рядом в лиловом атласном халате стояла, по всему видно, хозяйка. Она не просто улыбалась. Всё её лицо, особенно глаза, светились мягким весёлым смехом. Тут же стояли две молодые женщины. И шевелилось неопределённое число ребятишек.

- Цай, - произнёс Антон волшебное слово.

И нас широким гостеприимным жестом приглашают в дом.

Вслед за нами в дом всыпалась вся семья. Расселись, установились. Мы расположились за низеньким столиком. И нас с головы до ног объяли любопытные, игривые, детски-настороженные взгляды. Хозяйка захлопотала. Появилось угощение. Традиционно вкусный молочный чай. А на десерт макароны с бараниной. Угостившись, я принялась раздавать детям конфеты. Это вызвало куда большую радость у взрослых, чем у детей. Весёлую атмосферу всему дому задавала седоволосая хозяйка. В уголках её глаз искрился такой ребяческий задор, что глянешь на доброе сморщенное лицо, и самому хочется хохотать. Просто так. Не от чего. От жизни.

- Хубсугул явна – Хубсугул идём, - произнесла я, несмело пробуя свои знания монгольского языка.

Монголы понимающе закивали.

- Орсо – Русские, - продолжил Игорь.

Снова одобрительные кивки.

Хозяин тронул рукой свой лысый подбородок. Затем указал на густую чёрную бороду Антона. И восхищённо оттопырил большой палец. Раздался общий смех.

Как бы хорошо не было, но…

- Мы же не будем оставаться. Пройдёмся ещё, наверное, - тихим голосом обратился к нам Антон.

- Пройдёмся, - выразил Демид общее мнение.

Снова вся семья высыпала на улицу, чтобы проводить нас.

Мы отошли уже довольно далеко, а они всё махали и махали нам вслед рукой.

Впереди искрилось озеро. Звало нас к себе. Солнце тянулось к горам, предвкушая скорый отдых. А нам очень хотелось сегодня снова встретиться с нашим Хубсугулом.

Я вырвалась вперёд. Кругом золотой россыпью трав лежала ровная степь. Светилась. Словно за целый день собрала солнечный свет, и теперь он поднимался обратно к небу. Я шла вперёд, направляя взгляд к озеру. От степи, от красоты, от надежды в груди копилось счастье. Поднимало. Хотелось лететь. И я неслась. Вперёд! Усталости – нет. Тяжести за спиной – нет. Есть волшебный день моей жизни. И золотая чуть-чуть волнуемая ветром степь кругом.

Слева мне наперерез скакали четыре всадника. Когда они поравнялись со мной, остановили невысоких покрытых густой шерстью коней и спешились. Четверо молодых монголов в одинаковых тёмно-зелёных халатах, все в чёрных очках, как четыре брата стали передо мной. Я дружелюбно завела беседу, пользуясь теми немногими монгольскими словами, которые знала. Подошёл Антон. И я, осмелившись, попросила прокатиться верхом. Ко мне подвели белую низкую лошадь. Я легко запрыгнула в седло. И с силой сжала ногами бока лошади. Но животное не торопилось пускаться вскачь.

- Чох, чох, - принялись мне подсказывать монголы.

- Чох, - громко произнесла я.

Лошадь тронулась. Как здорово! Кто когда-нибудь катался на лошади (и получал от этого удовольствие) поймёт мои чувства. Верхом на широкой спине доброго чудесного животного, над землёй - необычные будоражащие ощущения.

Антон уже ушёл вперёд. Зато пришёл Игорь. Я спешилась, попрощалась с любезными монгольскими парнями, которые в течение моей короткой верховой прогулки, не сводили с меня глаз.

- Ну что, дойдём сегодня до озера? - бодро спрашивает Антон, когда мы с Игорем и Демидом догнали его.

- Дойдём, - бодро, под стать вопросу, отвечает Игорь.

В этот момент мы замечаем справа в степи дрожащую точку, которая постепенно увеличивается и превращается в скачущую лошадь с всадником.

- Ус угуй – Воды нет, - приблизившись, кричит нам монгол. И указывает в ту сторону, куда мы идём.

- Ладно, - отвечаем мы и продолжаем путь.

Впереди мерцает гладь озера. Нам непреодолимо хочется ночевать сегодня на его берегу. Но солнцу тоже охота ночевать. И оно быстро и просто спускается за гору.

Под ногами раздаётся знакомый хлюпающий звук. Болото. Мы узнаём старого знакомого. В начале испробованная тактика с кочки на кочку. Потом болото стало глубже. Вода всё обильнее просачивалась в обувь. Антон ушёл вперёд. Игорь с Демидом отстали. Сзади раздались их возбуждённые весёлые крики. По ним я поняла, что ребята уже набрали полные ботинки воды, видимо, промахнувшись мимо кочки. И теперь они шагают, не разбирая дороги. Я ещё продолжала сражаться за сухость своих ног. Порой до меня доносился голос Антона. Он нелестно отзывался о болоте, настигнувшем нас сразу после того, как солнце скрылось.

Антон дожидался нас на более или менее сухом кусочке земли.

- Слушай, Антон, что я хочу сказать, - строгим голосом произнёс Игорь. – Я думаю, нам сейчас не надо разделяться. Через двадцать минут станет совсем темно. И мы на хрен растеряемся.

- Давайте. Давайте вместе идти, - живо отозвался Антон.

Мы пошли рядом. Стало совсем темно. Болота не отступали. Но и мы не хотели сдаваться. Да и выхода не было. Не спать же прямо здесь.

В один момент Игорёк невзначай кинул:

- О, луна всходит.

Я оглянулась туда, куда он мотнул головой. И застыла от удивления: на фоне синего неба чернела гора, из-за которой показывался краешек ярко-жёлтой луны. Она блестела и переливалась. Казалось, что кто-то положил на гору большую ложку мёда. И теперь этот мёд, медленно стекает вниз.

Сейчас она ничем не напоминала обычную серебряно-холодную луну. Скорее была похожа на солнце. Казалось, что не случайно сейчас посреди ночи и болота она пришла к нам, сердитым и уставшим.

Я смотрела на неё широко распахнутыми глазами. И чувствовала, как вся наполняюсь любовью. Чувствовала, что Господь сейчас смотрит на нас. И ангелы летают над землёй.

Я сделала шаг и огляделась. Антон и Игорь смотрели на небо. Демид фотографировал. Мы пошли. Но всё оглядывались на луну. Я снова и снова на несколько секунд застывала.

Теперь болота для меня стали мельче и суше. Нет, воды было столько же. Так же темно. И не видно, куда ступать. Но я знала, что мы выберемся.

Наконец вышли на пригорок. Вокруг деревья. А под ногами твёрдая земля. Не проваливается и не хлюпает. Мы остановились в раздумье. До слуха донеслось тихое журчание воды.

- Здесь ручей, - спокойно бросил Демид.

- Да нет, - недоверчиво ответил Антон.

- Шумит, - настаивал Демид.

Мы скинули рюкзаки. И Антон пошёл смотреть. Вернулся, обнадёживающе улыбаясь.

- Да, ручей. Кружкой можно начерпать, - сказал он.

Сидим у жаркого костра. Огонь притягивает взгляд. Пьём чай. Вверху, словно нанизаны на высокие пики деревьев, блестят звёзды.

Всё закончилось благополучно. Всё только начинается…

Сквозь бурелом

- Что-то далеко ушли от берега, - говорю я и тяжело вздыхаю.

- Да, - Антон остановился. – Давай карту посмотрим.

- Давай, - отвечаю я. И оглядываюсь назад.

Игорь и Демид отстали. Но пойдут по тропинке и догонят нас.

- Здесь дорога идёт вдоль берега, - говорит Антон, склонившись над картой озера.

- Дай, посмотрю, - прошу я.

- Пойдём, наверное, обратно, - решает Антон. - Не будем от берега уходить.

Не разбирая дороги, направляемся в чащу леса, чтобы вернуться к озеру. Ногу обволакивает ярко-зелёный мох. «Лес похож на наш брянский. Там ведь тоже сейчас осень. Уже всё жёлтое, наверное. Мама по лесу любит ходить», - мысли уносят меня домой.

Навстречу, сгорбившись, опираясь на посох, хромает Игорь. «Как сильно ноги натёр!» - мысленно отзываюсь я.

- Поворачиваем обратно, Игорище, - командует Антон. – Пойдём по берегу.

Подошёл Демид. Как всегда, со спокойным сосредоточенным выражением лица.

Теперь нас не ведёт тропинка. Мы сами прокладываем дорогу. Но выбор у нас невелик.

Крутая поросшая зелёными деревьями гора вплотную придвинулась к озеру, оставив нам только полоску каменистого берега.

Шуршат и поскрипывают под ногами камни. Шумят волны, мерно набегая на берег. От воды камни становятся тёмными и блестящими.

Стали попадаться сползшие к воде сухие серые стволы деревьев. Ощетинились торчащие в разные стороны корни.

Деревья попадаются всё чаще. Наползают друг на друга. Мы терпеливо перешагиваем, перелезаем, протискиваемся. Но скоро уже и шага не ступишь, чтобы не преодолеть очередное деревянное препятствие.

Бредём молча. Растянулись, отстали друг от друга. Каждый борется с усталостью и ждёт конца трудного пути.

- Увидим хорошую стоянку, станем на ночлег, - ближе к вечеру Игорёк подаёт голос, - а то в темноте вообще не найдём.

Все соглашаются. Но как это часто случается, с того момента, как решил искать место для ночёвки, его долго не бывает. И вместе с тем разгорается желание остановиться, отдохнуть, поесть. Закипает досада. Вкрадываются мысли: «А вот совсем недавно прошли отличное место. Чего тогда не остались?».

Наконец в склоне горы образовалась расщелина. В этом месте когда-то нёсся поток

огромной силы. Он смёл травяной слой. И словно асфальтовым катком утрамбовал и разровнял землю. Выбрав самое гладкое место, Антон с Демидом принялись устанавливать палатку. Я как всегда развожу костёр. Одно удовольствие добывать огонь, когда кругом куча сухих наломанных поленьев и веток.

Горит и дышит костёр. Рюкзаки как верные псы стерегут палатку. На огне греется вкусная своей необыкновенной чистотой вода из озера. Небо обволакивают сумерки. Мы придвинули пенки к очагу. Греемся и отдыхаем. Иногда я подбрасываю в огонь сухие палки и ветки. Кругом их вон сколько! Пламя всё выше и жарче. Я люблю большой огонь. Любуюсь им.

- Таня, ты нас спалишь! - не выдержав, кричит Демид.

Брови сдвинула досада.

- Ну, просто мне нравится, когда много огня, - улыбаясь, объясняю я.

- Тебе нравится, а нам что делать? – серьёзно спрашивает Игорь.

Как он уселся на пенку, так больше и не двигается. Его натёртые ноги и так сегодня уже потрудились. И натрудили ещё новые мозоли.

- Так, сейчас проведём обследование, - вдруг заявил Антон. – Я буду доктором. А ты, Таня, будешь медсестрой. Так, пациент покажите, пожалуйста, на что вы жалуетесь.

Игорь выпятил свою большую ступню, подошва которой покрыта большими серыми мозолями. Антон невольно нахмурился:

- Так, посмотрим. Ага. Медсестра, записывайте историю болезни.

Я сидела с дневником в руках. Взяв на себя роль медсестры, открыла последнюю страницу в тетрадке и стала писать под диктовку Антона:

«История болезни Коновалова И.В. 1985 г. Из г. Ленинграда. Из благополучной семьи. С недостаточным питанием с детства. С детства жаловался. Болел ОРВИ хронически. Травмы тела различной тяжести. Из-за чего тело попёрло вверх…»

В этом месте мы не выдержали и хором захохотали. Один Антон был серьёзным, оставаясь верным своей роли доктора. Он продолжал диктовать, а я записывать:

«…В начале сентября 2006 г. в нижней части тела стали появляться отёки, формой и цветом напоминающие боб».

- Так, Демид, покажи, у тебя есть мозоли? - попросил Антон.

- Да у меня почти нету.

- Таня, а у тебя?

- Есть, - ответила я.

- Тогда пиши: заболевание передаётся воздушно-капельным путём, так как окружающие тоже заразились.

Мы громко смеялись, включая Игоря. А Антон не унимался:

- Сейчас мы посчитаем, сколько этих мозолей. Игорь, протяни мне свою длинную ногу.

Игорь повиновался.

- Раз, два, три, - считал Антон, - четыре… Так, медсестра, запишите: на левой ноге мозолей обнаружено девять штук.

В большом котелке сварилась гречка, и мы, забыв обо всех болезнях, принялись есть.

Когда мы в Иркутске собирались в поход, Игорь как-то спросил:

- Антон, а сколько раз мы будем делать костёр, чтобы поесть?

- Ну, подумай сам, Игорище, - ответил Антон, - охота нам будет днём заморачиваться костром? Я думаю, вечером будем делать, а потом утром. И всё.

Ещё Антон, Демид и Игорь долго и серьёзно думали о том, сколько и какие продукты нужно взять. Однажды во время очередного размышления Демид сказал:

- Чувство голода в походе – это совершенно нормально.

В результате мы запаслись продуктами так, что практически вообще не испытывали чувства голода во время этих семи дней. Кроме обыкновенной еды: гречки, макарон, майонеза, сахара, хлеба, у нас были ещё лакомства: шпротный паштет, шоколадное масло, очень много халвы, конфеты, лимоны.

После того, как мы с удовольствием поужинали, начали ежевечернюю прикостровую беседу. Снова вспомнили второе путешествие Антона в Африку. Эта была длинная и трудная поездка. Много участников, все очень разные, необыкновенные люди. Говорили долго. Антон рассказывал. А мы спрашивали и спрашивали. Как в сказке, оказались в далёком краю. Вернулись уже за полночь.

Сиреневой полоской виднелся противоположный берег. Тёмной насыщенной голубизной окутался небосвод. Созрело круглое жёлтое яблоко луны. И рассеяло по спящему спокойному озеру серебряное мерцание.

По бревну, на половину лежащему в озере, я спустилась к воде. Огляделась, широко раскрылись глаза. Хотелось пить и пить эту ночь. Выпить до дна. Вобрать всё в себя, оставить себе.

«Как же я покину тебя? Уйду от тебя. От озера. Уйду далеко. Ведь это чудесно и неповторимо то, что ты мне даришь, Господи».

Ночь пожалела меня и осталась со мной. И сейчас она во мне. Я вспоминаю её, память так же красиво рисует тот образ. И душа наполняется той чудесной ночной радостью над озером.

Путь нового дня оказался нелёгким. Склон стал более покатый. Но в некоторых местах совсем не осталось галечной полоски. Поэтому иногда приходилось идти поверху, по лесу, перешагивать и подлезать под поваленными сухими деревьями. Когда мы замечали внизу серую полоску гальки, и идти сквозь бурелом надоедало, мы спускались вниз. И шли по кромке воды. Но сухие деревья наступали. Они сползали со склона, преграждая нам путь. Склон вытеснял полоску гальки. И мы снова продирались сквозь бурелом.

- Сколько леса пропадает, - тяжело дыша, обратилась я к Антону. – Чего монголы не приедут и не заберут?

- Как они его отсюда вывезут? - смеялся Антон.

И вправду. Лесу оставалось гнить без проку.

Целый день мы боролись за право идти. Впереди вновь и вновь в озеро врезались мысы. Мы с надеждой смотрели на каждый из них, ждали равнины и облегчения пути.

Наконец склон потихоньку отступил. Ушёл и сухостой. Мы с Антоном шагали по гальке вдоль воды. Огромным счастьем казалось идти по рассыпающимся под ногами камням. Антон ушёл вперёд. И пройдя выступавшую в воду часть земли, скрылся из виду. Я шла вслед. Ребята шагали где-то позади.

Я надеялась за поворотом увидеть равнину. И вдруг навстречу мне в воде около самого берега заиграли миллионы искр. Сквозь большую лохматую ветку лиственницы заулыбалось солнце.

Я прошла поворот берега. И увидела огромный серый валун. Добрый здоровяк стерёг озеро, скреплял его с берегом. Казалось, на него был накинут невидимый канат, соединяющий воду с сушей.

Около камня купался Антон.

Захожу в воду. Озеро великодушно и мягко обдаёт меня прохладой, не леденя, а скорее лаская. Вода чистейшая. Трогай, пей, напивайся на всю жизнь.

- Мы тут с тобой, как в Раю, - шутит Антон.

Вместе смеёмся.

Вылезаю из воды. И забираюсь на большой валун.

- Здравствуй, здоровяк. Лежишь?

- Лежу. Тебя вот держу.

- Так вот ты для чего. Такой гладкий и большой, чтобы на тебе отдыхать после купания.

Пришли ребята, и мы вышли к долгожданному ровному берегу.

Слава Земле!

Поцелуй дороге

- Почему-то, когда иду в гору, становится трудно дышать, - медленно произношу слова, чередуя их со вздохами.

- С чего бы это? – усмехается Игорь.

Мы рады, что отыскали тропинку, но она неутомимо убегает вверх. И тянет нас за собой.

«Когда же заберёмся? – мысли отражают усталость тела. – Нет, всё-таки горы – это не по мне».

Наконец-то стоим на высоте. Смотрим на острые косяки мысов, вклинившиеся в озеро.

Теперь вниз. Но тропинка, словно шутя и издеваясь над нами, теряется.

Спускаемся долго. Кое-где приходится цепляться за корни руками. Но, в конце концов, путь выравнивается.

Далеко впереди зачернели маленькие кубики домов. Как давно мы не видели людей! (Не считая друг друга, конечно.)

Широко улыбаясь, подходим к жилищу. Хозяйка прямо и непринуждённо оглядывает нас с головы до ног. А затем приглашает в дом.

За чаем с сыром и маслом она указывает на перебинтованные ноги Игоря. На его лице появляется наигранное выражение боли и страдания. Все вместе хохочем. А, когда монголка узнала, что мы пришли из Ханха, на её лице появилось неподдельное удивление.

На улице я задержалась, спрашивая у женщины, как звучат по-монгольски некоторые слова. «Лошадь» оказалась «морь». Слово «хорошо» - «сайн». «Красиво» - «сайхан». «Мы» - «бид».

Я поблагодарила и стала торопиться вслед трём удаляющимся фигурам. Все они шли, склонившись под тяжестью рюкзаков и опираясь на посохи. И вдруг все трое в одно мгновенье провалились куда-то по пояс.

«Яма?! Река?!» - замелькали в голове мысли. И я побежала вперёд. «Они пьют что ли из реки?» - не могла я сообразить, видя как ребята наклоняются, опираясь на руки.

В тот момент, когда я подбежала, Антон вскочил, хохоча, и стал наводить на Игоря и Демида объектив фотоаппарата. Всё стало ясно. Они целовали колею. Наконец нашли желанную дорогу и не могли сдержать нахлынувших чувств.

Теперь мы шагали рядом. Дорога не только облегчила путь, но и подняла настроение. От этого сразу прибавилось сил. И мы бодро вышагивали метр за метром.

Скоро впереди зашумела и замерцала на солнце река. Она спускалась в маленькое озеро, отделённое от Хубсугула сухой каменистой насыпью.

- Перейдём вброд, - предложила я.

- Я пойду по кромке, - заявил Демид.

- Я тоже, - произнёс Игорь.

- Но через реку - короче, - удивилась я.

- Да, но… - Игорь указал на свои перебинтованные ноги. – Нельзя мочить.

Все трое повернули влево. «Пойду со всеми, - подумала я. – Или нет…».

- Вы идите так, а я вброд перейду, - неожиданно решилась я.

«Вот сейчас получится что-нибудь не то… Лучше бы со всеми пошла, - беспокоились я мысленно. – Зачем отделяться? Придут первыми и будут меня ждать… Но надо же хоть иногда принимать самостоятельные решения. Не всё же чемоданом быть. Да, как бы там не было, кто бы ни пришёл первым, всё равно хорошо, что решила сделать что-то по-своему».

«Воды всего лишь по колено. И камни не скользкие. Надо побыстрее, чтобы им не пришлось ждать», - думала я, переходя речку.

Торопливо обуваюсь. Убыстряю шаг, стараюсь, чтобы было не сильно заметно. Оглядываюсь на идущие друг за другом фигуры. Постепенно мы сближаемся. И вдруг, всматриваясь вперёд, я замечаю огромную воронку, отделяющую каменистую насыпь, по которой идут ребята, от берега. В этом месте внутреннее озеро втекало в Хубсугул широкой рекой. А на береге стоял и ждал нас человек с европейской внешностью.

Почти одновременно мы пришли к разделительной воронке. Но я на большом берегу, а они на косе.

- А!!! – закричал Антон, громко хохоча. – Женщина нас обманула.

- Но я же не специально, - оправдывалась я.

- Обхитрила нас, - продолжал смеяться Антон.

Ребята принялись скидывать ботинки и штаны. Я по-английски поздоровалась с мужчиной. Его светлые курчавые волосы лежали на голове пышной шапкой.

Мужчина оказался бельгийцем. Вместе с друзьями они уже месяц отдыхали на берегу Хубсугула.

- Вам нравится? - спросила я.

- О! Это лучшее, что я видел в жизни, - ответил бельгиец, вглядываясь в синее сверкающее озеро.

Тем временем Антон переходил реку. Сильное течение сносило его в сторону. Наконец, с громкими возбуждёнными воплями восторга он выбрался на берег. За ним пошёл Игорь. А Демид почему-то решил перейти по отличному от остальных пути. И неожиданно оказался в воде почти по грудь. Сильно намочил нижнюю часть рюкзака. Все трое были взбудоражены и веселы. И продолжали удивляться, как мне удалось перехитрить их.

Бельгиец тем временем вернулся к своим друзьям, которые расположились неподалёку. Одевшись, мы направились к ним. У костра, кроме уже знакомого нам, сидели две девушки и парень с длинными тёмными волосами, заплетёнными в тугие косички - дреды. Рядом стояли монголы-провожатые. Они держали под уздцы низкорослых лошадей.

Нам навстречу поднялся парень с дредами и охотно затеял беседу. Оказалось, он много путешествует. А когда Антон вручил ему свою визитку, тот удивлённо поднял брови:

- Вы Антон Кротов?

- Да, это я.

- О! Я знаю о вас. Я встречался с вашим другом на Памире в Таджикистане.

Мы все внимательно слушали. Кто бы мог быть этот друг?

- Он был с бородой, - пояснил бельгиец.

- Книжник, - захохотал Антон. – Сергей. Его звали Сергей.

- Да, да. Кажется, Сергей.

Мы смеялись, удивляясь неожиданному совпадению. Антон знает Книжника много лет. Этот человек, родом из Вологды. Но живёт в Москве. Он поёт людям песни в метро. А также читает книги. За свою тридцатилетнюю жизнь он прочёл огромное количество книг. О каждой из них Книжник может подробно и много рассказать вам.

Попрощались и, обсуждая интересную встречу, отправились дальше.

* * *

Каждый из нас по-своему наслаждается красотой озера. Но, когда мы заговариваем об этом вслух, то в признании его неповторимости нет разногласий.

Стали вспоминать нашу общую Сирию. Весной мы вчетвером встретились в сирийском городе Хама (конечно, встреча была заранее запланирована). Игорь с Демидом возвращались из Иордании. А мы с Антоном ехали с востока Сирии. Встретившись, вместе поехали в Турцию, где наблюдали потрясающее полное солнечное затмение. Любимая Сирия! В Монголии я вспомню её ещё не раз.

- Антон, а какие самые красивые места в мире ты видел? – спросила я.

- Кольский полуостров, Эфиопия, Танзания. Красивого много. И всё красиво по-своему.

«Как хорошо, что мы идём вместе!» - думаю я.

Вечером у костра вспоминаем, как здорово полтора месяца мы жили в Иркутске. Как много всего было! Скоро мы расстанемся. Демид отправится в далёкое путешествие курсом на Австралию. Игорь мечтает об Африке. Я уеду к себе в Брянск. Буду жить в деревне и писать о Монголии. Антон поедет в Москву, домой.

«Как хорошо, что мы все вместе!» - снова приходит ко мне согревающая мысль.

На следующий день нам начали встречаться туристические кемпинги. Они продвинулись недалеко вглубь побережья Хубсугула. А мы пришли из самой глуши.

Около озера встали на обед. Я отправилась купаться. И как только вылезла из воды, Антон произнёс:

- Скорее одевайся. К нам гости.

Я оглянулась на дорогу. И увидела, как вдалеке скачут несколько всадников.

- Надо угостить их обедом, - предложила я.

- Угостим конфетами. А обеда на всех, наверное, не хватит, - решил Антон.

Скоро гости приблизились. Впереди сидели два молодых парня с европейской внешностью. Сзади ехали двое смуглых монголов, провожатых.

Около нас всадники спешились. Мы начали знакомство на английском. Ребята оказались из Израиля. Один был высокого роста с белокурыми курчавыми волосами, с большим орлиным носом. Мне показалось, что так должен был выглядеть царь Давид. Второй был с тёмно-русыми, тоже курчавыми волосами и милыми приятными чертами лица. Пока мы оживлённо разговаривали. Подоспели макароны. И я шепнула Антону:

- Давай всё-таки их угостим.

- Давай.

Разделили обед на всех, не забыв и про монголов. На лицах появились весёлые благодарные улыбки.

Израильтяне на своих конях тоже направлялись в Хатгал. Там мы и надеялись скоро встретиться.

Попили чай. Угощаясь халвой, израильские гости внимательно её рассматривали и удивлялись.

Когда гости уехали, Антон повернулся ко мне:

- Хорошо, что пригласили их поесть.

- Конечно, - ответила я.

Теперь дорога была широкая. Как раз впору четырём пешеходам. Мы шагали рядом и разговаривали. Решили вспоминать российскую историю. Начали с двухтысячных годов, потом вспомнили советчину и углубились далеко в прошлое. Как невероятно интересна жизнь мира! И как мало я знаю о ней.

Прощание с озером

Сегодня нам предстоит попрощаться с озером, ставшим близким и родным. Сегодня, наверное, придётся попрощаться друг с другом. Но у нас есть загаданный день встречи. Семнадцатого сентября мы снова увидимся напротив российского посольства в Улан-Баторе. Примемся обниматься и улыбаться, рассказывать друг другу, как добирались до столицы.

Первым нас покинул Демид. Точнее это мы его оставили. У него разболелся живот, и он не смог с нами идти. Будет дожидаться попутной машины.

Опираясь на истёртые посохи, пережившие с нами почти весь путь, идём втроём. Сегодня мы непременно попадём в Хатгал. Это посёлок, который, в противоположность Ханху, стоит на южном конце озера.

Нас уже манят новые цели. И мы чуть было, не заметили, как дорога свернула от озера и стала уходить в горы, уже не собираясь приблизиться к воде.

- Давайте хоть попрощаемся с Хубсугулом, - встрепенулся Антон.

- Точно. Чуть не ушли, - поддержала я.

Мы обернулись к воде. И после прощальных слов запели песню, которая уже давно и часто исполнялась нами. Она состоит из двух строк, которые придумал Антон. А мотив взят из песни мультфильма про трёх поросят.

- Нам не страшен Хубсугул, Хубсугул, Хубсугул!

Не боимся Хубсугла, Хубсугла, Хубсугла!

Когда мы ещё в Иркутске готовились к походу, то ожидали холод, дождь или снег. Шутили, а отчасти и вправду думали, что реки будут покрыты льдом. Что ночью придётся мёрзнуть и стучать зубами в палатке. Но в ответ мрачным ожиданиям погода осыпала нас теплом и лаской. Солнце и ясное чистое небо. Тёплые лунные ночи. Бояться Хубсугула и не стоило.

Вернёмся ли мы когда-нибудь на берег этого великолепного озера? Не знаю. Но мы сказали ему:

- До свидания.

Дорога забралась в лес. И стала неутомимо тянуться в гору. Антон заторопился, прибавил шагу. Мне за ним никак не поспеть. Игорь брёл ещё медленнее. Скоро Антон скрылся за очередным поворотом.

Шаг за шагом, всё вверх и вверх. Когда же будет вниз? Устала. Когда же…?

Наконец дорога потихоньку выровнялась. Я оказалась наверху. Вниз коричневой змейкой сползала дорога. Лежали белые кружочки юрт. Частоколом зеленел лес. Но Антона не видно. Значит, не стал ждать. Ушёл вперёд. Почему-то сразу стало тоскливо. Ведь знала, что рано или поздно останусь одна. И сама этого хотела. Да. Но от чего же так тоскливо?

Спускаясь, какое-то время иду с мыслями о том, что здорово всё-таки ходить, когда не нужно забираться в гору. Впереди снова пригорок. Но кто это показался наверху? Антон! Конечно, Антон. Показался и снова скрылся. Неужели дальше пошёл? И не станет ждать? Забралась на пригорок. На рюкзаке, сняв футболку, подставив солнцу жаркую мокрую спину, сидит Антон.

- А я думала, ты убежал.

- Да, я решил побыстрее пройти эти горы. Потом оглядываюсь, а вас нет.

- Мы отстали, - говорю я.

- А Игорище где?

- Там сзади идёт.

- Давай подождём, - предлагает Антон.

Скоро пришёл Игорь. Мы подождали, пока он отдохнёт.

Идти предстояло ещё долго. Солнце щедро лило с неба тепло. А воды не было. Она кончилась. И как-то непривычно, что нет рядом этого огромного водоёма с вкусной чистой водой.

Справа, белея на фоне коричневых гор, появилась низенькая юрта.

- Давайте попросим чая, - предложила я. – Пить хочется.

- Если так будем заходить то туда, то сюда, к вечеру до Хатгала не доберёмся, - строго произнёс Антон.

И добавил:

- Ну, если все хотят, то зайдём.

Все молчали. Игорь чуть слышно произнёс:

- Ну, я бы не отказался зайти.

Молча свернули с дороги. Около юрты на земле сидела старушка и орудовала иглой. Она чинила старое истрёпанное одеяло. Когда мы подошли, старушка оторвалась от работы и остановила на нас спокойный ожидающий взгляд.

- Самбайну – Здравствуйте, - улыбаясь, поздоровалась я.

- А, самбайну, - ответила хозяйка.

- Цай, - попросил Антон.

Лицо старушки преобразилось. Сразу стало оживлённым и озабоченным. Она торопливо встала, подошла к низенькой двери юрты и жестом пригласила войти. Лицо светилось искренней улыбкой радости, которая как в зеркале отражалась и у нас на губах.

Термос, чай. Монголка придвинула бидон с каким-то кисломолочным продуктом. Местная монгольская простокваша.

- В Грузии что-то типа того есть, - заметил Игорь.

И принялся за необычный молочный белый продукт. Антон присоединился. А я воздержалась. На прощание угостили улыбчивую хозяйку конфетами, которым она обрадовалась ни чуть не меньше, чем радуются дети.

Снова разбиваем пыль ботинками. С обеих сторон поднимаются светло-коричневые горы, кое-где разлохмаченные ветвистыми лиственницами.

Снова жарко. Хочется пить.

- А ведь в Судане ещё жарче, - обращаюсь к Антону, вспоминая его рассказы об Африке.

- Намного.

- Как же вы там переносили эту жару?

И Антон начинает красивую суданскую сказку. Мы перемещаемся из Монголии в жаркие жёлто-песчаные африканские пустыни:

…можно сесть около любого дома. Или просто на улице. Не пройдёт и пяти минут, как местные жители начинали зазывать нас в гости.

Заходим в дом или садимся во дворе под деревом в тень. Хозяева выставляют угощенье. Могут со всей деревни собраться люди. Кто с хлебом, кто с фулем из фасоли. Вместе ужинаем. Потом суданцы выносят нам кровати. И мы прямо на улице спим. Наконец в пять утра начинает спадать жара. Так, что даже можно укрыться простынёй. Но в шесть часов солнце начинает всходить. Нужно вставать и переносить кровати в тень. Когда и эта тень исчезает, заносим кровати в дом. А там скоро хозяйка начинает готовить чай, еду. После завтрака идём в конец деревни. Садимся, ждём машину. Новые люди начинают нами интересоваться. Приносят прямо сюда кровати. Потом и чай. Зовут в дом. Но приходит машина. Закидываем в кузов рюкзаки, залезаем сами. И…восемь часов тряски под палящим солнцем. Железный кузов страшно накаляется. Чувствуется каждая кочка. К вечеру подъезжаем к новой деревне. Медленно вылезаем из кузова. Идём по деревне, садимся около какого-нибудь дома и…

Раздались звуки мотора, и мы дружно оглянулись. По сухому каменистому руслу высохшей реки шуршал шинами красный джип. Мы подняли руки. Машина притормозила. Из окошка выглянула монголка с красивым лицом и алыми накрашенными губами. За девушкой бритая голова белого иностранца. Антон по-английски произнёс:

- Можете подвезти кого-нибудь до Хатгала?

Жители джипа долго не могли решить этот вопрос. Наконец согласились. В машину сел Игорь. Мы с Антоном пошли дальше.

- Ну, как? – через некоторое время Антон прервал молчание. – Мне кажется, поход удался.

- Да. Было здорово.

- Ещё долго будем вспоминать.

- Спасибо тебе, Антон, за поход. Я, честно говоря, боялась, что трудно будет идти. А, нет. Оказалось нормально. Даже ни разу не было уж очень трудно. Так, чтобы уж совсем…Наоборот, всё время ловила себя на мысли: как здорово, что мы здесь идём и идём.

- Да ты вообще оказалась пулей Хубсугула. Всё время нас обгоняла. Всё убегала вперёд.

- У меня самый лёгкий рюкзак.

Снова стали вспоминать нашу иркутскую жизнь.

- Тебе ведь понравилось? – спрашивал Антон.

- Очень! Очень понравилось. А больше всего понравилось то время, когда тебя не было. Ты ушёл в поход. И мы с Демидом и Игорем должны были провести тусовку. Мы ужасно волновались. Начали приходить люди. Мы заранее приготовили много чая. А потом стали рассказывать об Академии вольных путешествий. Я стала говорить о том, как сама начала путешествовать. И они слушали. Представляешь? И вопросы задавали. Это так здорово, рассказывать людям что-то интересное. В тот вечер у нас осталось ночевать тринадцать человек. Все что-то спрашивают. Я объясняю: где, что и как. Бегаю туда-сюда. Но так здорово! Потом пришли ещё двое поляков. Попросились переночевать. Мы согласились. А они заявили, что их девять. «Ну, что? Ведите всех», - ответила я. Наварили им еды, чаю. И разместили на кухне. Так классно заботиться о людях, быть кому-то нужной!

Антон внимательно и молча слушал.

Я продолжала:

- Мне нужно придумать что-то своё. То, что я буду делать для других. Ведь не зря же я родилась на земле. Как и любой другой человек – не зря. Нужно найти своё дело. И делать, делать, делать. Для других, для всех. Чтобы каждая минута, каждая секунда была занята. Чтобы утром просыпаться и с радостью вставать, зная, что меня ждут мои дела, что я кому-то нужна и могу сделать для кого-то что-то хорошее.

Я замолчала.

- Ну, так давай, Танюха, придумывай. Созревай. И учись ждать. Всё придёт. Всё у тебя будет. Всё будет классно.

От этих слов захотелось побежать быстро-быстро. Или даже лететь. Что-то переполняло меня. Что-то захлёстывало тёплой волной.

Скоро мы подходили к Хатгалу.

- Разрешите вас поздравить, товарищ Танище, с окончанием похода, - деланно серьёзным тоном заявил Антон. – Мы его прошли успешно. Поздравляю.

Антон пожал мне руку.

- Спасибо. А вас разрешите поблагодарить за то, что этот поход был. Вы же его придумали, - ответила я.

Мы подошли к первым домам. Они стояли на огромном расстоянии друг от друга. Так, что между двумя можно вставить ещё целый дом. А улицы распростёрлись шириной в три дорожных полосы. Но ни асфальта, ни машин не было видно.

Когда-то жители этого села, а скорее всего, их предки пришли сюда из степи. И, видимо, уже не смогли расстаться со степным простором и широтой.

По улицам шагали дети с портфелями за плечами. Заметив нас, они остановились и, забыв обо всём на свете, принялись смотреть.

А мы стали искать магазин. Им оказался деревянный дом с вывеской «Хунс Баараны».

- Посмотрим, что там за бараны, - усмехнулся Антон, и мы вошли внутрь.

После магазина отыскали кафе. Наелись жирной монгольской пищей, напились не менее жирным монгольским чаем и продолжили путь.

Последние дома посёлка. Впереди автозаправочная станция самого простого вида. Две бензоколонки обнесены забором. А около них, сидя на рюкзаках, скучают наши знакомые израильтяне. Встреча обрадовала их не меньше, чем нас. И вслед за приветствием парень со светлыми курчавыми волосами принялся угощать нас конфетами. Вспомнил, как в первую нашу встречу мы угощали их.

- Вы ждёте машину около автозаправки, как в Европе? – засмеялся Антон.

- Да, - непонимающе улыбались ребята.

- Я думаю, надо дальше пойти, - сказал Антон.

Пошли вместе, рассказывая друг другу, как добрались до Хатгала. Впереди на обочине неожиданно показался ещё один сидящий человек. Знакомые чёрные волосы, чёрный свитер. Человек встаёт нам навстречу с весёлой улыбкой на загорелом лице.

- Здравствуй, Демидище, - кричит Антон издалека. – Давно сидишь?

- Давно, - наигранно тяжело вздыхая, отвечает он.

Теперь мы шагаем впятером. Демид рассказывает свою историю пути до Хатгала.

Когда нашли предположительно нужную дорогу, разделились с израильтянами. И устроились ждать. От нас уже начали отползать и вытягиваться тени. Наступал вечер.

Навстречу, по направлению к посёлку, ехал серый «уазик-буханка». Антон решил спросить, не ожидается ли сегодня машина в сторону Мурена, следующего города. Водитель посулил транспорт только завтра, и уехал восвояси. Но, видимо, не поехал сразу домой, а завернул к куму, или брату, или свату. И сообщил, что на дороге томятся ожиданием иностранцы.

Скоро из посёлка к нам нёсся уазик по прозвищу «козёл». Из него вылез монгол с необычно тёмным коричневым лицом. Мы подошли к нему. Начался торг. Водитель сразу, чтобы не оплошать, заломил цену в десять тысяч тугриков (двести двадцать рублей) с каждого. «Тугрики» - ироничное название денег, которое встречается в России, в Монголии является настоящим денежным именем.

Цена в десять тысяч была неоправданно высокой. Мы решительно отказались и направились к своим рюкзакам, оставив недоумевающих израильтян и водителя. Мы уселись и стали ждать продолжения.

- К нам израильская делегация, - давясь смехом, заявил Антон.

- Водитель предлагает везти за девять тысяч, - доложили израильтяне, которые были согласны и на первоначальную цену.

- Нет. Скажите ему, что больше чем за пять мы не поедем, - наигранно строгим голосом ответил Антон.

Израильтяне направились к водителю, который ждал у своей машины.

- Снова идут, - заулыбалась я.

К нам двигался белокурый израильтянин. В одной руке он держал книгу на иврите, которую так и забыл положить в рюкзак.

- Нет, за пять он никак не соглашается. Его крайняя цена - семь тысяч, - произнёс он, когда подошёл.

- Нет. Семь тысяч – слишком много, - сказал Антон.

Мы едва сдерживали смех. Мы торговались ради интереса, ради того, чтобы понаблюдать за всей этой комичной ситуацией.

- Вот израильтяне подумают: «Жлобы эти русские», - смеялся Антон.

Со стороны Мурена приехала ещё одна «буханка». Весь имевшийся в ней монгольский народ высыпал наружу. И обступил нашего водителя, выясняя, в чём дело. Несколько минут спустя они уже направлялись к нам.

- Теперь монгольская делегация, - оповестил Демид.

Молодой монгол в модном вельветовом пиджаке и джинсах принялся объяснять нам, что за пять тысяч никто не возит. Он говорил по-русски.

- А за сколько возят? – спросил Антон.

Монгол на секунду замялся.

- За шесть, - признался он.

- Ну, за шесть и мы согласны.

Большинство остальных монголов в это время принялись освобождать свои организмы от уже не нужной жидкости. При этом получилось, что они обступили нас чуть ли не кругом. В таких ситуациях монголы рассуждают очень просто: «Отвернулся: ты никого не видишь, значит и тебя никто не видит».

- Чтобы мы согласились, они решили нас затопить, - смеялась я.

Наконец водитель сдался и сказал, что повезёт за шесть тысяч. При этом выяснилось, что мы отправимся в Мурен не сегодня, а завтра утром. А чтобы за ночь нас не увёз кто-нибудь другой, водитель позвал нас к себе домой.

Мы не без труда набились с рюкзаками в машину. И затряслись на ухабистой, никогда не знавшей асфальта дороге.

Скоро машина въехала во двор. Но в дом нас не торопились приглашать. Водитель взял грабли и вместе с женой стал расчищать место нам под палатки. Ах, вот оно что! Мы переглянулись с израильтянами и дружно захохотали.

Когда на пустом дворе выросло два палаточных домика, хозяева пригласили нас на чай. Мы захватили свои продукты. Внутри хозяева предложили и свои.

За чаем занялась интересная беседа с израильтянами.

- А вам можно ездить в Сирию? – спросил Антон.

- Нет, нет, нельзя, конечно. Только если неофициально.

- Хорошо было, если бы война кончилась, - сказала я.

- Конечно.

Оказалось, что ребята уже довольно давно путешествуют. Один из них побывал в Африке. Сразу после армии.

Речь зашла о Монголии.

- А вы купались в Хубсугуле? – спросила я.

- Нет, вода же очень холодная. А вы?

- Мы купались, конечно, - гордо заявила я. – Мы и зимой купаемся.

- О! Мы видели по телевизору, как в России зимой на крещение купаются.

- Мы не только на крещение.

Израильтяне переглядывались и сильно удивлялись.

Потом в палатке я сказала, обращаясь к Антону:

- Какие классные израильтяне!

- Обыкновенные, - ответил он.

- А мне кажется, классные.

ГЛАВА 3

В КАРАВАНЕ КАМАЗОВ В УЛАН-БАТОР

Встретились и расстались

Закричал будильник. Нужно вставать. А как трудно! Ещё даже солнышко не проснулось. Но нас ждёт Мурен.

Вчетвером уселись на заднее сиденье уазика. Мы с Антоном и израильтяне с сонными лицами. Да у нас, наверняка, не лучше.

Тесновато. Демид как барин уселся на переднем сиденье. Захлопываются двери. Просыпается, позёвывая, мотор. «Бурубахайр!» – приходит в голову афганское пожелание счастливого пути.

Проехались по улице. И остановились у какого-то дома. Скоро из ворот торопливо вышла пожилая монголка в атласном тёмно-коричневом халате. Куда же её сажать? Оказалось, к Демиду. В Монголии машины имеют неограниченную вместимость. Демид удивлённо подвинулся. И старая монголка, несколько смущаясь из-за близости молодого русского соседа, залезает на сиденье.

Чуть-чуть проехали, и снова остановка. Теперь около знакомой нам бензоколонки. Водитель что-то громко кричит, обращаясь к расположившейся вблизи спящей юрте. Из неё показывается монголка. На ней мужские штаны. И так же по-мужски она что-то резко отвечает водителю. Это заправщица – королева бензоколонки.

Колонки представляют собой ручной механизм. И монголка долго и упорно крутит ручку, чтобы добыть для нас бензин. Устав от кручения, она на минуту останавливается, переводит дыхание, рукой смахивает упавшие на лицо волосы. Все, сидящие в машине, внимательно и молча наблюдают.

Наконец уазик насытился. Трогаем.

Машину непрестанно трясёт. Нас подбрасывает на каждой кочке. Но, несмотря на такую неровную езду, быстро возвращается ещё не успевший рассеяться сон. Сладко окутывает утренняя дремота. Сознанием овладевают грёзы о чём-то хорошем и светлом. Иногда открываю глаза, оглядываюсь и молча улыбаюсь своему полумнимому-полунастоящему счастью.

Когда мы приехали в город, небо уже побелело, омылось от темно-синих ночных красок.

Водитель долго колесил по улицам, не зная где нас высадить. Но Антон вовремя нашёл в путеводителе нужное слово: шуудан – почта.

Первым делом все осаждают Интернет. А я, не имея потребности в интернетном счастье, пишу дневник, возвращаюсь в позавчерашний день:

«13 сентября.

Я выглядываю из палатки. И наблюдаю восход солнца. Мы пошли вдоль берега. Под вечер начали встречаться туристические кемпинги и ненастоящие пустые юрты. Демид начал отставать, так как растянул связки.

Сделали обед. А вслед за ним крутой и тяжёлый подъём в гору. Когда поднимаюсь, очень тяжело дышать.

Вечером обходим мыс. Уже нужно становиться на ночь, но необходимо дойти до Хубсугула. Я иду первой. И идти легко. Выходим к берегу. В песке около дороги ставим палатку.

А по дороге мы много разговаривали. Дорога, наконец, широкая. И это даёт возможность идти рядом, а не разделяться…».

Нужно ведь позвонить маме. Она наверняка уже волнуется.

И хотя у них там, в Брянске, семь утра (а у нас в Мурене двенадцать), звоню. Слышу взволнованный звенящий радостью голос и быстро начинаю говорить:

- Мама, привет. У меня всё хорошо. Мы сейчас в Мурене…В Мурене. Посмотри на карте. Поедем в Улан-Батор… Нет, я не одна. С Антоном и Демидом. Как вы там?... Ну, хорошо.

Маме я сказала правду. Сейчас я с Антоном и Демидом. Но в Мурене мы расстаёмся. В Улан-Батор я отправлюсь одна. Я это решила ещё в Иркутске. Ехать с мужчиной, тем более, с тем, кто настолько сильнее и умнее тебя, это значит, в какой-то мере прекратить думать. Он сам будет думать за вас обоих. Сам будет всё решать, организовывать, планировать. Будет общаться с людьми. А тебе останется следовать, воспринимать и радоваться, что рядом тот, кто всё за тебя сделает. Радоваться или огорчаться…

Одна иду в конец города. Туда, откуда начнётся дорога в Улан-Батор. Позади остались высокие двух- и трехэтажные постройки. Ровным рядом потянулись одноэтажные домики. Навстречу мне нескончаемым потоком идут улыбающиеся дети. Все они одеты в спортивную форму синего цвета. Щёки красные, ещё не остыли после недавних соревнований. Смотрят на меня, и глаза искрятся любопытством. Со всех сторон ко мне летят детские смелые и тихие, вызывающие и весёлые:

- Hello, hello, hello…

А я им в ответ:

- Самбайну.

Удивлённо взлетают брови. Меня провожают долгие недоумённые взгляды.

Но от чего же так тоскливо? Рано или поздно я бы всё равно осталась одна. И я сама этого хотела. Как просто попрощались со мной Антон и Демид! Наверное, рады, что отделались. А, может, просто рады, что я, наконец, принимаю самостоятельные решения, делаю и думаю независимо от них. Да, но от чего же так тоскливо? Словно меня бросили, оставили одну.

Недалеко затормозил уазик.

- Хаша? – Куда? - кричит высунувшийся из машины водитель.

- Эрденет, Улан-Батор, - загораясь надеждой, кричу в ответ.

Он призывно машет рукой.

- Но, мунго байхкью – Денег нет, - предупреждаю я.

Жест повторяется. И я бегу к машине. Она уже полна народу. Но мне находят местечко. Снова улицы, дома. Едем куда-то к центру.

- Чи явэж Эрденет? – Вы едете в Эрденет? – спрашиваю я.

Водитель кивает.

- Ты говоришь по-русски? – обращается ко мне один из пассажиров.

- Да. Я еду в Улан-Батор. Можно с вами в ту сторону? Только у меня нет денег.

Около какого-то дома все выходят. А мы с водителем и ещё двумя оставшимися пассажирами едем дальше. Тормозим. Оглядываюсь: автовокзал. «Ясно, ничего не поняли эти монголы», - грустно думаю я.

Начинаются нудные бестолковые расспросы, куда мне надо, и сколько я заплачу. И никак не могут понять, что я еду бесплатно с тем, с кем мне по пути. Наконец догадалась вылезти из машины. Досадуя на глупых монголов и на себя, снова шагаю в конец города.

Домá остаются позади. А впереди ровная пустынная дорога в Улан-Батор. И… кто-то ещё сидит на обочине. Озаряет надежда: «Может быть, Антон или Демид. Может, баня закрыта. Ведь они туда собирались».

Ускоряю шаг, почти бегу. Навстречу мне взмывают длинные руки. Игорёк! Спешим друг к другу, улыбаясь во весь рот.

- Здравствуй, Игорище!

- Привет.

- Давно сидишь?

- Да, не очень. А где Антон и Демид?

- Они в бане моются.

- Правда?

- Как же ты досюда добрался? Докуда тот джип ехал?

- До Улан-Батора.

- До Улан-Батора?!

- Да. Но меня он вообще никуда везти не хотел. Еле-еле до Хатгала согласился.

- А где ты был в Хатгале? Мы тебя не видели.

- Я на дороге сидел. Недалеко от моста. А вы как?

Мы уселись на рюкзаки. И я стала рассказывать о наших с Антоном и Демидом приключениях по пути в Мурен.

- А ты когда сюда приехал?

- Сегодня утром.

- А где ночевал?

- Около Хатгала. До вечера ждал машину. А потом пошёл в юрту. Там недалеко была. Попросил чая. Потом говорю, можно спать. Они разрешили. А сегодня поймал машину досюда.

- И давно сидишь?

- Наверное, час.

- А почему не берут?

- Так машин нет. За час три было.

- Как три?! Пока я шла, меня столько машин обогнало.

- Они все сворачивают.

- Вот оно что.

Мы принялись ждать, продолжая разговаривать. Я, обрадованная тем, что встретила Игорька, думала: «Ну, значит, не нужно мне пока одной оставаться, раз Господь мне послал Игорька. Может быть, по дороге в Улан-Батор расстанемся».

Мы просидели больше часа. Проехала пара машин. Но водители не поняли, чего мы от них хотим. И жестом показывали, что едут до ближайшего посёлка.

- А, ну, извините, - говорили мы.

А когда машина уезжала, недоумённо рассуждали:

- А нам ведь и близко хорошо. А, может, они совсем и не близко. Надо хоть как-нибудь тронуться отсюда.

Мы снова принимались ждать, твёрдо намереваясь, сесть в первую же попутку.

- А там, в магазине около заправки мороженое за сто тугриков, - устав ждать, сообщил Игорь.

- Да? Ну, так пойдём посмотрим.

Нам не удалось ни посмотреть, ни попробовать мороженое за сто тугриков. Скорее всего, его смели те самые многочисленные школьники, которых я встречала по пути к Игорю.

Зашли в расположившуюся рядом кафешку.

- А я сегодня ещё не ел. Кроме мороженого, - вздохнул Игорь.

- Ну, так поешь, Игорёк. Кто тебе не даёт? Раз деньги есть, значит нужно их тратить.

- Да, - твёрдо ответил Игорь и проглотил, набежавшую от мыслей про еду, слюну.

Перед ним поставили глубокую коричневую тарелку с супом почти из одного мяса. Игорь принялся за завтрак.

Вдруг в окошко я увидела две знакомые фигуры. Мимо нас по дороге топали Антон и Демид.

- Смотри! - крикнула я Игорю и выбежала на улицу.

Вот и снова мы все вместе. Узнав, что Игорище здесь, Антон и Демид поспешили в кафе. Все четверо мы были обрадованы встречей, словно расстались давно. Игорёк принялся по второму разу рассказывать о том, как очутился в Мурене.

Вместе отправились на трассу. Но машин было мало. Нам никак не удавалось объяснить водителям, чего мы от них хотим. И нас никто не брал.

Антон и Демид решили идти на вокзал. Демид торопился в Улан-Батор, чтобы быстрее получить визу Китая. А Антон – домой в Иркутск. А ещё мы все хотели успеть на встречу.

Семнадцатого сентября напротив российского посольства нас будет ждать Владислав, наш общий друг. Первым с ним познакомился Антон. Тогда Владислав был ещё православным священником. И организовал в Курске лекцию Антона по автостопу. Я помню, как Антон рассказывал мне о нём: «Изучает всякие религии. А сейчас пишет работу о сектах. Ездит автостопом. Побывал в Иране. Да, ещё у меня дома мы с ним поднимали штангу по очереди. Начали с одного раза. И дошли до тринадцати. Решили на этом остановиться». При том, что ему тогда было двадцать пять лет. Мне сразу захотелось познакомиться с необыкновенным отцом Владиславом.

Первый раз я увидела его в Москве. Он возвращался из Африки или из Сербии. Высокий, большой, с густой русой бородой. Он мне сразу понравился. Столько хороших слов я уже слышала о нём! Потом я ездила к нему в Курск. Мы встречались там с Антоном, Демидом и Игорем после нашего путешествия по Сирии.

В Курске мы с отцом Владиславом катались на лодке. Я познакомилась с его старшим сыном Артёмкой. И по уши влюбилась в этого пятилетнего мальчика.

Отец Владислав уже не священник. Но я по-прежнему называю его отцом Владиславом.

Семнадцатого сентября он будет ждать нас в Улан-Баторе. Он приехал в Монголию раньше нас. И уже собирался ехать в пустыню Гоби, на юг Монголии, не попадая на встречу. Но потом всё же решил нас дождаться.

Мы с Игорем остались вдвоём на пустынной дороге. Сразу стало тихо. И снова тоскливо.

И вдруг нас подобрал молодой монгол на легковой машине. Он ехал только на десять километров. По дороге мы обогнали караван из трёх камазов с прицепами. Узнав, что мы направляемся в Улан-Батор, водитель начал энергично указывать на камазы:

- Дархан, Дархан.

Дархан – город, который находится на пути в Улан-Батор. От Мурена его отделяет четыреста километров. Мы с Игорем поняли: во что бы то ни стало, надо уговорить камазы взять нас с собой.

Мы вышли из легковушки. И заняли позицию на обочине. Тяжёлым медленным ходом приближаются камазы. Игорь поднимает руку. Я тоже не в силах удержаться. Машины уже совсем близко. Первая подъезжает к нам, проезжает мимо и останавливается. Не скрывая радостного смеха, не чувствуя тяжести рюкзаков, несёмся с Игорем к кабине.

- Явж болохуу шот? – Ехать можно прямо? - спрашиваю я.

- Возьмите нас сколько по пути, в Дархан, - кричит Игорь.

Водитель, пожилой монгол с коротко подстриженными седыми волосами, молча улыбается и отрицательно мотает головой. Потом неторопливо выходит. И идёт к концу машины. Там уже стоят водители двух других камазов, а рядом…Вот это да! Демид.

- А где Антон? - подлетаем мы к нему.

- В другой машине сидит, - отвечает Демид.

Они подсели в камазы по пути на автовокзал.

После минуты совещания с коллегами водитель соглашается нас взять. И мы с Игорем запрыгиваем в кабину.

Но ехали мы недолго, около получаса. Машины свернули с дороги. И остановились. Отстала третья, в которой был Антон. Все высыпали на улицу. Демид достал карту и стал показывать водителям наш бывший и будущий путь.

Вдалеке, на дороге мы заметили идущего человека. Антон. Не столько узнали, сколько догадались. Я побежала навстречу.

- Колесо лопнуло, - улыбаясь, сообщил Антон. – Я вначале сидел, а потом думаю, лучше пройдусь, природу пофотографирую.

Когда монголы узнали о случившемся, то решили отправить одну машину на помощь коллеге. Поехал камаз, в кузове которого были наши с Игорем рюкзаки.

Вчетвером мы присели на жёлтую высушенную солнцем траву и принялись ждать. Шло время. День подходил к концу, а мы обдумывали и обсуждали, как успеть в Улан-Батор к семнадцатому сентября.

Приехали камазы, водители решили разгрузить один самый тяжёлый и медленный. Антон с Демидом стали помогать. И вдруг вдалеке, по параллельной дороге запылила «буханка». Антон побежал наперерез. Бегом вернулся. И они с Демидом, схватив рюкзаки, кинулись к ожидавшей их машине. Ещё раньше мы договорились, что, если будет возможность, то Антон с Демидом уедут за деньги. А мы с Игорем будем добираться автостопом.

Как-то сразу всё потускнело. То ли оттого, что вечер пришёл, то ли, что ребята уехали. Но ведь впереди нас ждёт встреча в Улан-Баторе. Уже послезавтра мы снова увидимся.

А тем временем, водители, закончив разгрузку, принялись готовить ужин. Они выволокли из кузова газовую горелку. Под шипящую струю огня подставили чёрную кастрюлю. Из картонной коробки достали мясо и принялись кромсать его на куски.

Когда мясо сварилось, в кастрюлю посыпалась китайская лапша. А следом - одна небольшая луковица. Видимо, для того, чтобы блюдо при всей своей сытности не оставалось без витаминов. Нас пригласили к столу.

Но неужели сегодня уже не поедем?

- А когда вы приедете в Дархан? – обращаюсь я к единственному говорящему по-русски водителю.

Он небольшого роста, очень худой и с большой овальной головой. На нём кепка и солнечные очки.

- Три дня, - отвечает он.

- Три дня до Дархана?! – удивлённо смотрю на него.

- Три, а может, четыре. Не знаю, - продолжает он.

От Дархана нас отделяют четыреста километров.

- А сегодня мы уже не поедем? – вновь обращаюсь к русскоговорящему водителю.

- Поедем, - улыбается он.

Решили с Игорьком завтра выходить из камазов и ловить легковушку. Иначе не успеем.

Наконец поехали. Мы едем в головном камазе с тем водителем, который взял нас в начале. Он не разговорчив и не общителен. От этого совсем не уютно.

Едем уже в темноте. Мной овладевает сон. Пытаюсь бороться, но не могу. Засыпаю.

Останавливаемся на ночлег.

- А где будете спать? – спрашивает нас маленький худой водитель.

Он настроен очень дружелюбно. На его овальном безбородом с красивыми чертами лице часто появляется улыбка. Он едет с сыном. Парню на вид около восемнадцати лет. Он порой настороженно исподлобья смотрит на нас.

- У нас палатка, - отвечает Игорь.

Когда мы принялись её ставить перед кабиной машины, нам включили дальний свет. Водители собрались кругом, ожидая, что потребуется их помощь. Долго и с интересом рассматривали установленную палатку.

С томлением и без

- Выйдем в каком-нибудь городке или деревне. И там будем дожидаться машины.

В очередной раз обсуждаем с Игорем наше дальнейшее продвижение в сторону Улан-Батора.

Водители, медленно, не торопясь, меняют колёса на одной из машин. Кругом пустота. Голая поверхность Земли. Серо-бежевая степь, окаймлённая коричневыми холмами. Солнце тусклой лампочкой светит сквозь серую пелену неба.

Водители говорят, что завтра будем в Булгане. А там уже асфальт. По нему мы вмиг домчимся до Улан-Батора, до наших друзей. Только нам нужно оказаться в Булгане утром.

Ах, скорее бы поехали. Чтобы забыть о беспокойстве наблюдаю починку продырявленной шины. Движения монгола неспешны и точны. Всё говорит о многолетнем водительском опыте.

Наконец закончили. Ну, и хорошо. Поехали. В кабине пытаюсь разглядеть стрелку на спидометре скорости: двадцать километров в час. Стрелка словно намагничена. Во всю дорогу она не уходит далеко от одной и той же отметки – 20 км/ч.

С трудом рычащий и ругающийся мотор затащил грузовик вверх на холм. Впереди, извиваясь, переплетаясь и снова расходясь, лежат тёмные ленты дорог. Сколько же их? Десять? Двадцать? Сколько угодно. Степь позволяет. Не трудно проложить такую дорогу. Не нужен щебень и асфальт. Нужна идея одного какого-нибудь водителя, проехать там, где никто ещё не ездил. Если этот путь окажется удачным или приглянется второму какому-нибудь водителю, то получится ещё одна дорога среди множества других.

Наш водитель, руководствуясь неизвестно чем, очевидно, своей водительской интуицией, переезжает с одной колеи на другую. Потом снова возвращается на первую. Опять перескакивает на следующую рядом колею. И так бесконечно. А как они ориентируются, в какую сторону им ехать? По солнцу?

Скоро подъезжаем к небольшому деревянному домику. Он с двух сторон обнесён пристройками. Рядом с домом не видно ни души.

Изо всех сил надеюсь, что проедем мимо. Нужно ведь спешить к Булгану, к Улан-Батору, к нашим друзьям. Но шипенье тормозов оставляет мою надежду лишь надеждой. Водитель поворачивается к нам и призывно машет рукой.

Заходим в пустое здание столовой.

Долго готовилась еда. Здесь не ждут клиентов каждую минуту.

Я вышла на улицу. Уныло огляделась вокруг. Нахмурилась. Вся окружающая картина выражает тоску и одиночество. Пусто.

«Хорошо, что я не одна, что мы с Игорем», - мысли ненадолго смягчают образовавшуюся на душе коросту.

Возвращаюсь в столовую. Прошёл уже, наверное, час или больше. За это время можно зажарить целого барана.

Неторопливо поели. Ну, скорее, скорее поехали. Водители снова копаются в своих кузовах.

Трогаем.

Как мы узнали, камазы нагружены солью. Набрав где-то на северо-западе страны, вблизи солёных озёр, монголы развозят её по всей Монголии, по большому круговому маршруту. Сейчас, после месяца пути, они едут домой в Дархан.

Заезжаем в село. Судя по карте, это - Их-Уул. С напряжением смотрю на движения водителя. Машина снова останавливается. Из разных концов села к камазам потянулись люди.

- Будут продавать соль, - делает вывод Игорь.

- Так мы никуда не доедем, - досадую я.

Водитель, с которым мы общались по-русски, уехал на своей машине вперёд. Я подхожу к монголу, рулевому последнего третьего грузовика. Ему около тридцати лет. Он держится от нас отстранённо, но доброжелательно.

Показывая на пальцы и произнося слово «час» по-монгольски, я пыталась узнать, сколько времени мы здесь простоим. С грустью смотрю на оттопыренные водителем три пальца. Три часа. Что же делать? Иду к кабине, где сидит Игорь.

- Я, наверное, пойду.

- Куда? – спокойно спрашивает Игорь.

- Пойду стану в конце села. Может, какая-нибудь машина отсюда поедет рано или поздно.

- Если что, мы тебя заберём.

- Да ну, садиться опять в камаз… А если нас обгонит какая-нибудь легковушка? Попробую уехать.

Забираюсь на кузов, чтобы забрать рюкзак. Он покрыт густым слоем пыли: из тёмно-зелёного превратился в светло-серый.

«А может, остаться?» - никак не могу решиться.

Всё же прощаюсь с водителями и ухожу. Иду вместе с сомнениями: «Что будет дальше? Что я буду делать? Не знаю… А вдруг машин вообще не будет. Как отсюда выбраться тогда?».

Пытаюсь найти конец села и выйти на дорогу. Вдруг вижу третий камаз с русскоговорящим и самым приветливым из всех водителей. Со счастливой улыбкой подбегаю к нему.

- А где дорога на Улан-Батор? Я решила попробовать поймать легковую машину, чтоб быстрее поехать.

Водитель недоумённо смотрит на меня. Потом зовёт в кабину. Он решил сам отвезти меня к нужному месту.

Отъехали от села на два километра. Широкая грунтовая дорога и есть магистраль на Улан-Батор. Камаз не уехал, а стал дожидаться два других грузовика, чтобы поехать дальше.

Я села на рюкзак и принялась ждать. Кажется, на этой дороге и не может ничего появиться. Через некоторое время, не выдержав, подхожу к монголу. Вместе с ним в кабине сын.

- Как вы думаете, будут тут машины? – спрашиваю я.

Водитель выпрыгнул из кабины:

- Нет, машин, наверное, не будет.

- В Монголии мало машин, - с сожалением говорю и спрашиваю одновременно.

- Очень мало.

- А когда вы всё-таки приедете в Булган?

- Завтра приедем, наверное.

- Ну, тогда я с вами опять поеду. Здесь я ничего не дождусь.

- А кто это там идёт? Смотри, - говорит монгол, вглядываясь вдаль. – Твой друг идёт.

Я смотрю вперёд. По полю движется высокая фигура Игорька. Подпрыгиваю и машу руками.

Минут через десять Игорь, наконец, дошёл до нас.

- Ты тоже решил уйти? – радуясь встрече, спрашиваю его.

- Да. Я подумал и почти сразу за тобой пошёл.

- Водители говорят, что тут не будет машин.

- Да, я и сам вижу.

- А завтра мы будем в Булгане, - говорю я.

- Но не утром.

- Нет, утром не будем.

- Не успеем на стрелку к посольству, - говорит Игорь.

- Нет, не успеем, скорее всего. Но что поделаешь, если машин нет? Тут от нас ничего не зависит.

- Да, - вздыхая, соглашается Игорь.

Мы решили покинуть молчаливого водителя, с которым до сих пор ехали. Я села к русскоговорящему монголу, который ехал с сыном. А Игорь к третьему, отстающему.

Въезжаем в долину. Недалеко шоколадного цвета горы. Кое-где бархатно-зелёные островки деревьев. Холмы словно чёрным бисером усеяны стадами овец.

Вдруг среди деревьев появляются верблюды. Мохнатые и спокойные.

Развеялись сомнения, и мир снова стал цветным.

Нас не обгоняла ни одна машина. И я окончательно уверилась, что сделала правильно, продолжив путь с камазами. Радовала доброжелательность водителя. Он сказал, что его зовут Бат. Это сокращённое от Батый. А сына зовут Болт или Олто.

Демид, торопясь, забыл кассету с бардовскими песнями.

И с разрешения Бата заиграла знакомая музыка на родном русском языке. Ещё светлее стало за окном.

«Будь, как будет. Приедем, когда нужно. Как Бог даст». Стало спокойно.

Впереди плыла дорога. Играла музыка. Приятно смотреть на удаляющийся горизонт. Окутанная умиротворением и покоем, с интересном слежу за движениями мыслей в голове: «Ведь мир вокруг такой, каким мы его видим. Как же научиться смотреть на всё с радостью, с любовью? Как научиться не впускать в себя тоску и отчаянье? Ведь каждый миг дан нам не зря, не попросту. Нельзя ничего пропускать. Каждый миг может быть наполнен счастьем. Как же научить себя быть счастливой? Знать, что всё, что ни происходит, всё к лучшему. Что на всё воля Божья… Значит, нам не нужно сейчас быть в Улан-Баторе. Ну что ж, пусть будет так».

Ночью под тёмным мерцающим шатром неба мы ставили палатку. Я уже ни о чём не волновалась. Всё так, как и должно быть.

Мы встретили новый день на огромной степной поляне. Вдалеке её со всех сторон обступили невысокие живописные горы. Надо всем распростёрлась огромная тишина.

Кажется, что это и есть весь мир. Пытаюсь представить себе большие города, толпы людей. И не могу. Воображение отказывается рисовать. Оно до предела наполнено степным простором и пустотой.

«А я хочу к людям. Хочу быть с ними. Хочу что-то делать для них. Я так люблю людей».

Потихоньку заворчал мотор. Всё громче, громче. Зевнул разок и проснулся.

За окном проплывают пейзажи Монголии. Кое-где на отрогах холмов белеют маленькие пушинки юрт. Играет музыка. Качает, убаюкивает, уносит в мир грёз. Кассета кончается. И я снова и снова переворачиваю её и завожу с начала.

Как только останавливаемся, выпрыгиваю из машины и бегу в сторону третьего камаза. Оттуда мне навстречу спешит Игорёк.

- Я уже три песни наизусть выучила. А твой водитель хороший?

- Да, хороший. Пытаюсь с ним беседовать.

- На монгольском? – улыбаюсь я.

- Нет. Достал паспорт, показываю разные визы, называю страны, где был.

- Удивляется?

- По-моему, ему по фигу.

Смеёмся.

- Скоро наши будут собираться у посольства, - произносит Игорь.

- Да. Думают, где там Игорь с Таней застряли.

- Да, они поймут. Они догадаются, что мы так и будем ехать на камазах.

- Они сами по дороге должны были видеть, что других машин нет. Слушай, а что говорили те, кто был в Монголии? Помнишь, в Иркутске был парень Илья. Он рассказывал, как ездил по Монголии.

- То и говорил, что тут никакого автостопа. Машин мало. Да их вообще нет, - отвечает Игорь.

- А если есть, то в них нет свободного места.

Я вспомнила, как на одной из остановок около харчевни просилась в подъехавший джип. Но он был уже полный.

- А если и захотят подвинуться, то уж не бесплатно, - добавил Игорь.

- Да и стопить неудобно. Не понятно, по какой из дорог поедет машина.

- И в Судане так же, - Игорь вспомнил, что говорил Антон.

- Мне теперь Сирия кажется райской страной, - говорю я. - Вышел на дорогу, поднял руку: не первая, так вторая машина берёт.

- Да-а, - задумчиво произнёс Игорь.

Вечером машины остановились около маленького монгольского посёлка. Недалеко друг от друга стояло три-четыре юрты. У коновязи, вкопанного в землю столба, топтались лошади.

Водители, не спеша, отправились в одну из юрт. Через некоторое время вернулся улыбающийся Бат и позвал нас:

- Пойдём. Кумыс пить.

Мы вошли в тусклое пространство юрты. Как почётным гостям нам указали место в её северной части. Около печки, подогнув под себя одну ногу, сидела монголка средних лет с широкими толстыми губами. На ней был грязный шёлковый халат шоколадного цвета. Около противоположной стены на кровати лежала старушка. Она смотрела на нас открытым детским взглядом.

Когда все расселись, хозяйка из стоявшего перед ней бидона половником зачерпнула кумыс и налила в пиалу. Протянула первому из полукруга сидящих людей. Это был Игорёк. Он двумя руками принял пиалу. Настороженно и внимательно взглянул на её содержимое. На поверхности белого молока плавала пенка с вкраплениями соломы. Осторожно, чтобы не затронуть островок мусора, Игорь сделал глоток. В это время глаза всех устремились на него.

- Жестяк, - тихо и чётко произнёс Игорь.

Сдержав порыв смеха, я широко улыбнулась. Игорь протянул пиалу мне. Я приложила губы. Почувствовала сильный кислый запах. Глотнула. Молоко отозвалось на языке острым, немного жгучим вкусом.

Передала пиалу Бату. Но он не брал, указывая на хозяйку. Я протянула пиалу ей. И она, очевидно, следуя традиции, дополнила и так почти нетронутую чашу.

Водители один за другим пили почти до дна. При этом они отдували пенку к другому краю.

Пиала обошла полукруг сидящих. Вернулась к монголке. Та снова, наполнив её, протянула Игорю. На его лице от удивления подпрыгнули брови. Я уже не могла сдержать смех. Весело улыбались водители.

- Пей, пока будешь песни петь, - шутил Бат.

Вдруг самый молодой из водителей, который не говорил по-русски, с лукавой усмешкой пропел:

- Ни слищны в саду даше щорохи…

Во внимательной тишине Игорь немного отпил. Когда пиала оказалась у меня в руках, я тоже почувствовала на себе взгляды. И, подчиняясь неведомо откуда нахлынувшему азарту, выпила почти всю пиалу до дна.

- Хорошо, - одобрительно закивал Бат.

За вторым кругом пиала пошла по третьему. Нам пододвинули тарелку с угощеньем: беловатыми плоскими кусочками твёрдого сыра. Для того чтобы откусить, нужно в течение нескольких секунд со всей силой врезаться в него зубами. Кроме сыра на тарелке лежали маленькие лепёшки хлеба, источавшие резкий неприятный запах бараньего жира.

На улице началась разгрузка соли. Её меняли на кумыс. Хотя монголы называют кумыс айрагом.

К Игорю подошёл молодой парень и предложил сфотографироваться на лошади. Когда Игорь на неё уселся, кобыла принялась резво крутиться на одном месте. Лошади в Монголии низкорослые. От этого длинноногий Игорь выглядел ещё смешнее верхом на беспокойной маленькой кобылке. Я не удержалась от смеха. Да и не давал удержаться выпитый кумыс.

Уже стемнело, а Булган всё не показывался. Я уже не беспокоилась, но не могла не думать о тех, кто был мне дорог, с кем я с огромной радостью встретилась бы. Бы… Значит так нужно. Но одна мысль никак не отпускала меня.

Однажды ещё в Иркутске я возвращалась в наш старенький деревянный дом, ставший за два месяца родным. Я ехала с Аршана, интересного места около Байкала, где бьёт множество минеральных источников, и стоит гора, которая называется Пик любви. У нас в доме всегда было много гостей. И я не удивилась и не придала большого значения, когда в большой комнате увидела двух незнакомых белокурых парней. Один из них говорил с явным акцентом. Оказалось это ребята из Литвы, Мариус и Юстас. Мы познакомились и подружились. Но Мариус скоро уехал обратно в Литву писать дипломную работу. А Юстас решил остаться, как он тогда думал - на пару дней. Он оказался очень интересным человеком. Рассказывал о том, как долго жил в Мозамбике. Преподавал там детям компьютеры и географию. С восхищением рассказывал об Эфиопии. И совсем другое, чем я слышала раньше – о Европе. Он хотел задержаться в Иркутске на три дня, а остался на три недели. Потом уехал в Монголию. Отправился в неё за несколько дней до нас. При том поехал сразу в Улан-Батор по короткой быстрой дороге через Кяхту старинный приграничный городок. Я знала, что Юстас не собирался долго задерживаться в Монголии. Перед ним лежал долгий путь в Новую Зеландию.

Вглядываясь в темноту, в кабине трясущегося камаза я думала: «А вдруг он всё-таки задержится в Улан-Баторе, чтобы встретиться с нами. А я не приеду и не увижу его». Я хмурила брови и высчитывала дни, по которым получалось, что Юстас уже давным-давно должен быть в Китае.

Очередная остановка. Бат выходит. Я решаю заговорить с его сыном. Всё время нашего пути он искоса бросал не меня настороженные взгляды.

- Олто? – уточняю его уже известное мне имя.

Парень испугался, не ожидав вопроса.

- Олто? – повторяю я, указывая на него.

Кивает.

- Таня, - указываю на себя.

- Та хэдэн настай вэ? – Сколько тебе лет? – спрашиваю его.

- Арван найм – Восемнадцать, - ответил он.

Я видела, как он несколько раз вместо отца вёл машину. Показываю на руль, на него и большой оттопыренный палец руки в знак одобрения:

- Сайн – Хорошо.

Настороженность сменяется красивой светлой улыбкой, обнажая белый ряд зубов.

В это время возвращается Бат. Заметив наш разговор, он с улыбкой обращается к сыну по-монгольски. Я догадываюсь, о чём он его спрашивает: «Олто, ты уже по-русски выучился говорить?».

Скоро меня начинает сковывать сон. И я, не в силах сбросить его, засыпаю.

Когда пришло время ставить палатку, оказалось, что мы не доехали до Булгана шестнадцать километров.

- Завтра в Булгане выйдем. И будем стопить легковушку, - засыпая, бормочу Игорю.

- Ага, - сонно отвечает он.

Good morning, Улан-Батор

Когда утром мы приехали в Булган, состоящий из одноэтажных деревянных домов, выходить из камазов совсем не хотелось. Мы поехали дальше в сторону Эрдэнэта. Это второй по величине город в Монголии.

На одной из остановок разговариваем с Игорем. Я пою ему очередные выученные мной песни. Музыка играет постоянно.

Вдалеке в клубах пыли увидели серый движущийся коробок. По направлению к нам ехал «уазик-козёл».

- Попробуем остановить? – спрашиваю я.

- Давай, попробуем.

Машины уже несколько раз попадались нам. Но брать не хотели. Какого же было удивление, когда на нашу просьбу водитель ответил кивком!

- Только мунго байхкью – Денег нет, - не веря своему счастью, произнесла я.

Водитель снова кивает. Бегом к камазам. На кузов за рюкзаками. Прощаемся с водителями, благодарим.

Всё ещё не веря, едем в уазике. Непривычно ощущать скорость больше двадцати километров в час. В машине кроме водителя двое пассажиров.

Скоро мы въезжаем в Эрдэнэт: огромные трёхэтажные дома, шум снующих по улицам машин, идущие по тротуарам люди. Мы отвыкли от всего этого в тишине пустынных степей. Удивлённо и жадно оглядываемся вокруг.

Водитель притормаживает у тротуара. К машине подходит монголка с пачкой денег в руках. Водитель оборачивается назад, наклоняется и из-под наших ног достаёт большую светло-жёлтую шкуру барана с красной изнанкой. Мы, молча, ошарашено, переглядываемся с Игорем. Скоро высадили и нас.

Меньше чем за полчаса мы прошли весь город Эрдэнэт. За высокими трёх-, четырёхэтажными зданиями видно, как совсем недалеко громоздятся горы. Там город заканчивается.

На дороге остановился вездесущий серый «уазик-буханка». На переднем сиденье мы впервые за всё время путешествия увидели русского. И то, он оказался белорусом.

С машины в машину мы добрались до города Дархана. Нас не покидало удивление. День ещё не кончился, а мы успели преодолеть двести километров. Неужели уже сегодня будем в Улан-Баторе?! Эх, так бы, да днём пораньше! Хорошо, если Демид нас дождётся. Как здорово было бы увидеть его! Но ведь он может заказать китайскую визу и, пока она будет делаться, уехать кататься по Монголии.

Снова пространство вокруг, как ковром, уложено степью.

Около нас останавливается чёрная легковая иномарка. За рулём молодой мужчина в кепке. Больше похож на китайца, чем на монгола. Рядом молодая девушка. Она оборачивается к нам. На лице дружелюбная улыбка.

- Откуда вы едете? – спрашивает она по-русски.

Мы рассказали свою историю. Девушка заинтересовалась. Протянула пакет семечек. Объяснила, что вместе с корейцем они едут в Улан-Батор.

- Он тоже путешествует, - сказала она, глазами указывая на водителя.

В один момент мы вдруг резко остановились. Перебросившись с водителем парой фраз, Каша́, так звали девушку, повернулась к нам:

- Камера, камера, - заговорила она, указывая на коробку на заднем стекле.

Игорь быстро достал. Внутри оказался огромных размеров фотоаппарат. Кореец снимал странно разлинованное поле.

Скоро мы свернули с дороги.

- К его друзьям заедем, - пояснила Кашá.

- А надолго? – спросила я, опасаясь приехать в Улан-Батор слишком поздно, когда уже будет трудно искать место для ночлега.

Тем более такое, за которое можно не платить. У меня в нагрудном кошельке лежали две истёртые бумажки, две тысячи тугриков. Это равно сорока шести российским рублям. «А, может быть, удастся и здесь остаться, - мелькнула у меня мысль, когда мы подъезжали к юртам. – А завтра утром будем в Улан-Баторе».

Около юрт приятным цветом зеленело капустное поле. «Правильно, здесь же корейцы живут. Не баранов же им разводить. Их и так достаточно».

В большой просторной юрте не было ни комода с изображениями Будды, ни земляного пола. Напротив, стояла новая мебель, кухонный шкаф. На себя обращала внимание идеальная чистота. Радушно улыбалась хозяйка, молодая женщина в красивом коричневом платке. Она не была похожа на монголку, ни лицом, ни обстановкой своего жилища.

«Как здесь уютно! - подумала я, оглядываясь кругом. – Стены стоят крýгом вокруг тебя. Наверное, приятно было бы в юрте зимой. С друзьями. Кругом метель, ветер, вой. А мы сидим себе вокруг печки. А ещё лучше просто очаг с живым огнём. Сидеть вокруг него, смотреть на горящее пламя, прислушиваться к завыванию ледяного ветра, пить чай. И радоваться, наслаждаться близостью друзей, от которых ещё теплее, чем от огня. И чувствовать благодарность метели за то, что загнала нас в юрту. Круглую, уютную.

А, может, и вправду дом должен быть круглый, без углов?».

Тем временем хозяйка несёт нам кофе. А потом тарелку с зеленовато-жёлтыми ломтикам какого-то фрукта. Напоминает вкус дыни. Не верится: фрукт после стольких дней баранины. На

наше удивление появляются ещё и большие красные помидоры. Сегодняшний день словно взялся отблагодарить нас за томительную камазную езду.

На улице девушка Кашá позвала нас за собой. Среди деревьев вилась худенькая речушка. На берегу суетилась стайка корейцев. Они вооружились сетью необычной квадратной конструкции. И охотились ею на рыбу. Улов не заставил себя ожидать. Из сети в специальный контейнер посыпалось, блестя чешуёй, несколько небольших рыбок.

Кашá зовёт к машине.

Уже вечер, а Улан-Батора всё нет и нет. Воздух за окном становится мутным и тусклым, всё меньше пространства поддаётся взгляду. Наконец Каша оборачивается и озабоченно говорит:

- Сейчас въедем в Улан-Батор…

- Хорошо, - улыбаемся мы.

-… где вы будете ночевать?

- Посмотрим в Интернете. Друзья должны оставить адрес, - говорит Игорь.

- Но, не факт, что они оставят, - вставляю я.

И думаю: «Мы ведь толком и не договаривались об этом ни с Демидом, ни с Антоном. Да, может, и нет никакой вписки. Это отец Владислав упоминал о ней. Но ведь прошло столько времени. Уже и темно. И даже, если будет адрес, приходить в гости слишком поздно тоже неправильно. Вдруг Кашá пригласит нас к себе в гости. А завтра мы бы поискали друзей».

Но, ничего не отвечая, Кашá поворачивается к лобовому стеклу.

Потоком гудящих машин нас внесло в город. Падающий от фонарей свет ложился на бурлящую дорогу. Вдоль улицы выстроились дома с горящими клеточками окон. Мы с Игорем жадно припали к стеклу, по которому стекали капли городского дождя. Словно оркестром город торжественно встречал нас хором своих многочисленных нескладных звуков. Заставлял волноваться и невольно раздвигал губы в улыбку. Всегда и радостно и страшно перед чем-то большим и новым.

- Вы тогда высадите нас где-нибудь около Интернета, - попросила я девушку.

- Хорошо, - отозвалась она.

- Вот, там было написано «Интернет», - заволновался Игорь, - там справа.

Но нам на это ничего не ответили.

Через некоторое время Игорь снова нетерпеливо произносит:

- Вон, снова Интернет.

- Может, вы нас здесь и высадите? - присоединилась я.

Но машина продолжала ехать вперёд. «Поскорей бы уже. Ведь темно. Мы так ничего не успеем найти. Что тогда делать? Не нужно было, наверное, вечером приезжать в город. Переночевали бы в какой-нибудь юрте», - сбегались и разбегались мысли.

Не меньше меня волновался Игорь. Но Кашá указала рукой вперёд:

- Здесь дорогóй. Там дальше будет дешёвый, хороший.

«А вдруг вписка где-нибудь здесь. Лучше сейчас узнать. А потом уже и двигаться в какую-нибудь сторону. Вот пристали корейцы. И не высаживают. Какие упрямые!» - невольно закипало раздражение. А его накипь мутила взгляд. Не позволяла видеть, насколько правильно и последовательно всё шло. И к чему вело нас.

Мы ехали по городу уже минут двадцать. И только, когда, сгорая от нетерпения, мы с Игорем стали наперебой просить высадить нас, машина припарковалась к обочине.

- Там впереди русское посольство, - произнесла Кашá.

- Ага, хорошо, - ответили мы.

А сами торопливо выскочили из машины. С новой силой в уши ворвался городской нескладный гул. Улица запружена машинами. По тротуарам толпами и по одиночке шагали монголы. Молодые люди и девушки, все в модной европейской одежде. «Так вот, где собрались все машины, - усмехнулась я про себя. – А мы их там искали в степи. И монголы все сюда съехались».

- Так, вот зачем они везли нас так долго, - произнесла я, когда мы оказались на свободе, - хотели к посольству привезти.

- На хрена нам оно? Давай скорее искать Интернет, - отозвался Игорь.

И добавил:

- Мы опоздали на стрелку ровно на сутки.

Полчаса на поиски счастья

Мы обогнали молодого парня монгола, который двигался удивительно смешной походкой. Он, видимо, старался показать ею свою независимость и пренебрежение ко всему окружающему.

- Самбайну. Хана Интернет? – Здравствуйте. Где Интернет? – обратилась я к нему.

Парень удивлённо уставился на нас. Потом помотал головой, мол, не знаю.

Мы побежали дальше. Скорее, скорее, уже больше восьми часов. Снова и снова обращаемся к молодым улан-баторчанам. Один паренёк лет четырнадцати в ответ произнёс слово «Post» - почта. Но до нашего чересчур взволнованного ума не смог дойти его смысл. Какая-то девушка указала на переулок. Мы бросились туда, жадно вглядываясь в светящиеся вывески. Но нигде не видно желанного слова «INTERNET». Повернули обратно на большую улицу. Видимо, она - одна из главных. Вышли к перекрёстку. И тут же атаковали стоящего у края дороги парня:

- Интернет хана? – Интернет где?

Парень указал на высокое здание у противоположной стороны дороги. На крыше стояли огромные буквы, складывая слова: «ШУУДАН. ГЛАВПОЧТАМТ».

- Точно, почта, - засмеялся Игорь.

- Блин, нам же говорил один парень: Post. Вот, дураки!

На светофоре - зелёный свет, мчимся к зданию. Внутри – к первой же стойке:

- Интернет?!

Женщина равнодушно указывает рукой налево. Вбегаем в просторный светлый зал. Но компьютеров нигде не видно. Назад к стойке. Снова жест, указывающий налево. Да, что же это такое?! Наконец замечаем ступеньки у стенки. Взлетаем. Компьютеры! Платить нужно минимум за тридцать минут. Игорёк достаёт деньги. Я вытаскиваю блокнот и ручку, чтобы, не теряя времени, записывать адрес. Мы за компьютером. Не проходит и минуты, как Игорь диктует мне номер телефона. Демид догадался нам его оставить. «Встретить бы Демида. Хоть бы дождался!».

- Записала? – спрашивает Игорь. – Зовут Влад, напиши.

- Влад? Русский значит?

- Пойдём звонить.

Женщина, которая заправляет компьютерами, указала нам на телефон здесь же рядом. Тонкие музыкальные пальцы Игоря скачут по циферблату. Занято. Снова набираем. И снова занято. Вдруг лицо Игоря становится строго сосредоточенным. «Дозвонился», - догадалась я.

- Здравствуйте. А можно Влада… Это Влад?... Нет?... А это звонят Игорь и Таня. Нам ваш телефон дал Демид… Ага, записываем.

Я покрываю лист каракулями адреса, который диктует Игорь. Чувствую, как звонко ударяется о рёбра сердце.

Игорь кладёт трубку.

- Не прошло и полчаса, как мы всё сделали, - гордо и счастливо произносит он.

- Ну что, куда ехать?

- Нас встретят сейчас. Демид тут, - озаряет он меня сладкими словами.

УРА!!!

- А кто говорил? Что за вписка? - спрашиваю я.

- Не знаю. Какие-то русские парни. Пойдём вниз. Я сказал, что мы у главпочтамта.

Мы спустились на первый этаж в просторный холл.

- А ты объяснил, как мы выглядим? – вдруг встрепенулась я.

- И так увидят. По рюкзакам понятно.

- Точно.

Но через пару минут я снова заволновалась:

- Ты же сказал, что мы будем ждать у главпочтамта. Они подойдут посмотрят, а нас нет. Пойдём выйдем.

Игорь задумался.

- Внутрь зайдут, посмотрят. Не дураки же, - наконец ответил он.

- Зайдут, не зайдут… Пойдём лучше выйдем.

- Ну, пойдём.

Но на улицу нас не пустил дождь. Он с новой силой напустился на город. Мы остановились на широком крыльце, отделённом от улицы стеклом.

Каким светлым стал вечер! Отвечая, падающим с неба каплям, я вполголоса запела одну из песен с кассеты, которую три дня слушала в камазе:

- Я вас люблю, мои дожди,
Мои тяжёлые осенние.
Чуть-чуть смешно, чуть-чуть рассеяно
Я вас люблю, мои дожди.
А листья ластятся к стволам.
А тротуары словно зеркала.
И я плыву по зеркалам,
В которых отражаться некому.
Где, как сутулые моржи,
Машины фыркают моторами…

И всё было точно так. Налитые водой, сверкали тротуары. Выпуская клубы газа, фыркали машины.

И я вспомнила, как совсем ещё недавно, каких-то два месяца назад, в Брянске пел эту песню мой новый хороший знакомый. Стоял июнь, осенью и не пахло.

Теперь я стою в центре Улан-Батора. И радуюсь дождю и сладко чего-то дожидаюсь.

- Так они не увидят наши рюкзаки, - снова всполошилась я, оглядывая нашу дорожную поклажу, которая стояла на полу, прислонившись к стеклу. И тоже наблюдала за дождём.

- Я лучше одену свой, - решила я.

Вместе с нами на почтовом крыльце прятались от дождя молодые монгольские девушки и парни. Все они, словно сговорившись (а так чаще всего и бывает, только негласно), были одеты не в меру модно, ярко и вызывающе. «Удивительно! Как будто телевизора насмотрелись, какого-нибудь MTV. Даже в Москве так не одеваются, - думала я. - А ведь нас могут и не заметить тут, среди толпы».

- Пойдём, Игорь, станем на улице под козырёк, - предложила я.

Мы вышли. Но что-то долго уже нет никого. «А, может быть, они уже приходили и не заметили нас. Что это за русские парни? Какой- то Влад… И какими окажутся? Хорошо, если интересными. Здорово, что Демид будет свой».

Мягко сыпал дождь. Сладко, но тревожно ждать кого-то в незнакомом городе.

На кого смотреть?

Вдруг из плывущей мимо толпы взлетают вверх чьи-то руки. Ещё быстрее начинает биться сердце. Губы расплываются радостью. Мы с Игорем вглядываемся… Юстас! А рядом Демид! Весело и широко улыбаются нам. Хватаем рюкзаки и летим к ним.

- Юстас, откуда ты здесь? – восклицаю я. - Ты разве не уехал в Китай?

- А разве Демид не сказал? Я ещё давно писал ему, что буду здесь.

- Нет, не сказал. А я и не думала, что увижу тебя ещё когда-нибудь.

- Я думал, ты знаешь. А Демид не сказал?

На Юстасе зелёные штаны и бежевая футболка без рукавов. Светло-коричневые, чуть рыжие короткие волосы густо покрывают голову. Небритая щетина больше походит на короткую бороду.

Демид всё в той же чёрной кофте, что была на нём, когда мы виделись в последний раз в Мурене. Только голос изменился. Почему-то охрип.

Повернувшись к Юстасу, Демид недоумённо говорит:

- Да и так понятно, что ты здесь будешь. Известно, что ты китайскую визу делаешь.

- А что у тебя с голосом? – спрашиваю я.

- Не знаю. От орехов, наверное.

- Мы тут кедровые орехи едим всё время, - поясняет Юстас. – Хочешь? – протягивает мне горсть тёмно-коричневых маленьких шариков.

Я мотаю головой.

Мы идём по улице. И чаще, чем делаем шаги, задаём друг другу вопросы. Один за другим.

- А Антон уехал? – спрашиваю я.

- Да. Сегодня утром на поезде, - отвечает Демид.

- А вы вчера, значит, без нас собирались.

- Да, мы и поняли, что вы не успеете, - признался Демид.

- Мы на этих камазах и ехали три дня, - в свою очередь признался Игорь.

С четырёх сторон мы осыпали друг друга вопросами. И не успевали отвечать. Поэтому Демид с Игорем пошли впереди, а мы с Юстасом отстали.

- А что за вписка здесь? – поинтересовалась я.

- У Мидхата, - ответил Юстас. - Он классный парень.

- Кто он? Монгол?

- Русский.

- Русский? А почему с таким именем?

- И Влад здесь. Ты же его знаешь?

- Какой Влад?

- Он из Москвы в Иркутск прилетел. Сейчас уже две недели сидит в Улан-Баторе.

- Отец Владислав что ли?

- А я уже больше двух недель тут. Недавно ходили в бар. У! Гуляли. Ужас. Утром только пришли домой. Голова потом болела.

Скоро все вместе мы вошли во двор, образованный высокими кирпичными домами. Подходя к одному из подъездов, Юстас запел:

- О, дом родной. Дом мой родной.

И добавил:

- Уже больше двух недель в Улан-Баторе! Надо скорее в Китай.

Заходим в квартиру. Прихожая до отказа наполняется людьми. Вышел отец Владислав. Постригся! Почему?

- Мир вам, отец Владислав, - обращаюсь к нему.

- И вам мир, - смущённо улыбаясь, отвечает он.

Нас знакомят с Мидхатом, владельцем квартиры. Передо мной стоит парень с длинными светлыми волосами. И искренно, словно старым друзьям, улыбается нам. Мы проходим в большую комнату. Не часто приходилось мне видеть такую обстановку. Большой мягкий белый диван. Телевизор. Куча колонок. На низеньком стеклянном столике стоит пара раскрытых ноутбуков.

Все говорят одновременно. Что-то спрашивают меня. Нужно усилие, чтобы сообразить, что ответить. И столько нужно рассказать! Спросить Демида, как они добрались, когда расстались с нами. Поговорить с отцом Владиславом. Ведь столько всего изменилось с тех пор, как мы виделись последний раз. И с Мидхатом нужно обязательно поговорить. Сразу видно, что он замечательный. А мы и не знали, найдём ли ночлег сегодня. Да ещё хотели остаться с корейцами.

Я растерялась, не знала на кого смотреть, с кем говорить, что делать. Наконец пересилила себя, оторвала ото всех. И пошла в душ. Вот когда чувствуешь настоящее наслаждение от воды. Всё тело отзывается на её чудесную силу.

На кухне всё же удаётся что-то спросить у Демида. Машина, в которую они сели, была не автобусом. Но согласилась везти только за деньги. Больше суток они ехали к Улан-Батору. Провели нелёгкую ночь в пути. Успели даже заблудиться. В Улан-Баторе встретились с Владиславом. И Антон уже успел на поезде отправиться обратно в Россию. А Демид с удовольствием общается со всеми, кого я уже видела и кого мне ещё предстоит увидеть.

- А вы нас покормите? – спросила я Демида.

- Нет, конечно. Здесь не готовят.

- Почему? А что едят? – не поняла я.

- В ресторане. Здесь это даже дешевле, чем готовить самим.

- Неужели? – удивилась я.

В большой комнате гремели голоса Владислава и Юстаса. Они успели подружиться. И уже наслаждались общением, которое в основном состояло из шуток Владислава в адрес Юстаса. Темой шуток неизменно был Советский Союз и всё, что с ним связано.

Как нам рассказал Юстас, в Литве с негодованием и гневом вспоминают то время, когда страна входила в состав СССР. Даже коммунистическая партия находится у них под запретом. Во всей Литве с неприязнью вспоминают всё, что связано с тем временем. Отец Юстаса участвовал в антисоветских демонстрациях в начале 1990-ых годов. И сам Юстас прекрасно помнит события того времени, когда Литва добивалась свободы.

- Моника давно ушла? – спрашивает Демид.

- Давно, - улыбаясь, отвечает Владислав.

- А куда она? С Тибо со своим разговаривать по скайпу? – уточняет Юстас.

- Да. Накрасилась перед уходом. Там же с видео, - уже смеясь, говорит Владислав.

- А кто эта Моника? – в свою очередь интересуюсь я.

- Это венгерка, - объясняет Владислав. - Мы с ней на границе познакомились. Это она нашла в Интернете адрес Мидхата. Стою я на границе, она ко мне подходит и спрашивает по-английски: «Вам нужна помощь?». Я по-английски отвечаю: «Нет, спасибо». Она: «А откуда вы?» - «Из России». Она уже по-русски удивлённо: «Из России?».

Скоро пришла и сама Моника. Невысокая девушка с каштановыми волосами и горящими живыми глазами. Она говорила с акцентом, но быстро и красочно.

Все мы, кроме Мидхата, отправились в ресторан. Ночной Улан-Батор шумел и блестел. А мы шли по его главной улице. Между «постоянными» жителями этого города: Демидом, Владиславом и Юстасом, долго вёлся спор о том, в какой ресторан идти. Наконец остановились на монгольском, в котором они были совсем недавно.

В ресторане Юстас и Владислав рвали друг у друга меню. А Моника рисовала в блокноте морковку, чтобы показать её официантке.

Утром мы ехали в камазах по голой безлюдной Монголии. А теперь я сижу с ними. И улыбаюсь как ребёнок. И счастлива.

Дома на уютной чистой кухне, в которой ничего не готовят, Мидхат стал рассказывать нам о Монголии. Он работает здесь геофизиком уже около года.

Сейчас в Монголии настоящий бум по добыче полезных ископаемых. Больше всего добывают угля. Причём его продают в основном китайцам, у которых и так самый большой в мире запас. Но покупать у монголов, видимо, дешевле, чем добывать самим. А может, есть и другие причины такой политики. Ещё добывают медь. В Эрдэнэте ещё в советское время построили большой завод по добыче этого ископаемого. Также сейчас из монгольской земли берут золото. При том большая часть предприятий по добыче строится на европейские инвестиции.

- А сколько же всё-таки монголов в стране? – задала я давно интересующий меня вопрос.

- Два с половиной миллиона, - ответил Мидхат.

- А в Улан-Баторе сколько из них?

- Миллион.

- Ужас!

- Зато на каждого монгола приходится по пять лошадей.

Мидхат рассказывал долго и интересно. Вспоминал свои прежние путешествия по Индии и другим странам. Я так и не поняла до конца, кто он. И как умудряется совмещать работу и путешествия? Ведь он ещё и живёт в Австралии. А сам, несмотря на такое странное имя, русский и родился в России. Всё это мне предстоит узнать позже, когда я буду возвращаться из пустыни Гоби. Я намерено заеду в Улан-Батор, чтобы встретиться и пообщаться с Мидхатом. А завтра он уезжает, точнее, улетает на вертолёте в командировку. А все мы остаёмся в его гостеприимной квартире.

Кто-то предложил смотреть фильм. И все отправились в комнату. А мы остались разговаривать с отцом Владиславом.

Вдруг выяснилось, что он пишет стихи. Я никогда раньше не знала об этом и даже не могла представить. Я попросила прочесть что-нибудь.

- Я не помню наизусть, - сказал он.

- Ничего не помнишь? - с сожалением спросила я.

- Ничего, - ответил он.

А потом немного помолчал и добавил:

- Кое-что есть в тетрадке.

Он взял толстый блокнот и прочитал стихотворение, которое называется «Монгольская воля»:

Пью кумыс, размышляю о времени,
Что течет не спеша.
Я - кочевник монгольского племени
И моя здесь душа
Выйду дымом из юрты затерянной
Расстелюсь по степи
Убаюкаю песней размеренной
Спи, родимая, спи!
А под утро, как странник случайный
Возвращусь за теплом.
Я - монгольский кочевник нечаянный
Здесь мой дом

Потом прочитал белый стих. Я никогда не слышала, чтобы так звучал его голос.

Мы долго разговаривали с ним. Он стал рассказывать о том, что происходило и происходит в православных духовных семинариях. Он принимал экзамены у служащих батюшек. Мало кто из них толком знает Священное писание. Он специально просил разъяснить ему какие-то моменты в церковной службе. И среди его знакомых священников не все могли ответить или говорили неправильно. Притом, что каждый день они ведут эту службу в церкви.

Я видела, как трудно ему было. Если бы я могла помочь…

Ради встречи с ними

Проснулась рано, хотя и легла вчера поздно. Вокруг столько всего интересного и интересных!

Потихоньку встали и все остальные. Беседуем на кухне за чаем.

Отец Владислав стал показывать мне фотографии своей маленькой дочери. Её зовут Лера. Ей сейчас около трёх месяцев. Слышим громкий голос Юстаса:

- Ну что, вы пойдёте есть или нет?

- Да, пойдём, - отвечает Влад, - только Мидхат просил убраться здесь. Сегодня придёт сестра хозяйки квартиры за какими-то вещами.

- Ну, я тогда пошёл в Интернет, - недовольно отвечает Юстас.

- Подожди, сейчас мы досмотрим, - говорит отец Владислав.

- Сколько вас ждать? Я хочу есть, - ещё более недовольно заявляет Юстас.

У него громкий, порой довольно грубый, голос.

Юстас начал путешествовать ещё давно. Сначала объездил всю Европу. Потом направился в Африку. И остался там. Но не навсегда. Вначале на полгода, потом на год. Учил детей. Рассказывал, что местный учитель географии не знал, например, того, что уже не существует Советского Союза. А на руке Юстас, кроме медного браслета, носил ещё простую верёвочку. Это один из учеников подарил её.

- А они любили тебя? - недоверчиво спрашивала я.

- О! Ещё как! - отвечал он, довольно улыбаясь.

- А ты их? Ты любишь детей?

- Если бы не любил, не работал бы. Не для денег же мы туда ехали. Там платили столько, что хватало только на еду.

Из Монголии Юстас поедет в Китай. А потом в сторону Австралии. И, если удастся, то в Южную Америку. Получится кругосветка.

Юстас всё же решил не ждать нас и ушёл в Интернет. А мы досмотрели фотографии, отложили уборку на потом и пошли кушать.

- Ну, куда сейчас пойдём есть? – спросил Влад у Демида, когда мы вышли на улицу.

- Не знаю.

- А пошли в китайский ресторан, - предложила Моника.

- О, пошли. Там очень симпатичная монголка одна есть, - улыбаясь, проговорил отец Владислав.

Можно только догадываться, из чего готовят блюда в китайском ресторане. Самым явным был рис и зелёный чай. Из чего сделано остальное, осталось непонятно. В ресторане мы были самыми весёлыми, по крайней мере, самыми шумными из всех посетителей.

Пришло время расплачиваться. Отец Владислав взглянул на меня:

- У тебя есть деньги?

- Есть.

- Сколько?

- Две тысячи тугриков.

- Понятно. Я заплачу.

- Давай, я хоть часть денег дам. Тысячу, например.

- Не надо, - строго произнёс он.

Дома мы спрятали вещи в комнату Мидхата (чтобы сестра хозяйки не догадалась о том, сколько нас здесь на самом деле). И отправились гулять с отцом Владиславом.

Моника тем временем очередной раз пошла в российское посольство. Уже около двух недель она в Улан-Баторе. И занимается только тем, что каждый день ходит в российское консульство, стараясь получить визу. Для этого она и приехала в Монголию. Приехала из Улан-Удэ – столицы Бурятии. Там она изучает русский язык. Притом, что на самом деле учится в Берлинском Университете. Когда она решила изучать русский язык, в университете её спросили: в каком городе России ты хочешь его изучать. Моника ответила: Улан-Удэ. Когда она рассказывала нам об этом, мы громко смеялись. И она вместе с нами.

- Надо же было выбрать в России такую глушь, - удивлялся Влад.

- Конечно, если бы рядом не было Байкала, я не выбрала бы этот город, - оправдывалась она. И прибавляла:

- Это действительно глушь.

Её студенческая виза закончилась. И она приехала в Улан-Батор продлевать её. Но всё не так просто. Посольство не спешило выдавать визу. Нужно приглашение от университета, справку о том, что у неё нет СПИДа и другие разные бумаги. Притом, что консульство работает только час или два в день.

И вот, снова Моника разговаривает по телефону, пытаясь разобрать, что говорит ей невнятный голос на том конце провода.

На улице мы опять заговорили с отцом Владиславом о том, что сейчас происходит в его жизни. Даже Улан-Батор был не так интересен, как он.

Мы шли вдоль шумной наводнённой машинами улицы. Монголы обгоняли нас и шли навстречу. Молодые люди одеты в европейскую одежду. Кое-где попадались бабушки, дедушки, реже женщины среднего возраста в национальных монгольских халатах из яркой шёлковой ткани.

Повсюду продают кедровые орехи. Здесь они намного дешевле, чем в Иркутске. Поэтому мы едим их в большом количестве. Здесь их едят все. Как в России семечки.

- А давай сходим в музей Далай-ламы, - предложил Влад.

- Давай.

Необыкновенные здания музея. Крыши из бамбука. А на стенах - пёстрые цветные рисунки. Мы вошли внутрь. Батюшки! На потолке, на стенах, кругом нарисованы растерзанные человеческие тела. И страшные боги в виде чудовищ. Мне стало не по себе.

При выходе лежала тетрадь для отзывов. Мы не удержались и написали: «Бог един». А внизу зачем-то пририсовали символ Академии вольных путешествий – большую летящую птицу с огромным клювом и маленькими крыльями.

Как выглядит Улан-Батор сверху? И хоть с небольшой высоты, но всё же было интересно увидеть абсолютно ни на что не похожий в Монголии город. Мы смотрели на него, поднимаясь на колесе обозрения. Видели, где город уже заканчивался. Его ограждала цепочка невысоких светло-коричневых гор. С одной из них на нас смотрел герой и любимец всех монголов – Чингисхан. Его огромный портрет белым цветом был нарисован на склоне горы.

Центр города шумит ещё громче. Мы пришли к главпочтамту, около которого только вчера стояли с Игорьком и с неопределённостью. Рядом большая площадь со светло-розовым памятником Сухэ-Батору, основателю социалистической Монголии.

Возвращаться домой было ещё рано. Там находилась сестра хозяйки. Мы заранее договорились со всеми встретиться у дворца борьбы, который находился недалеко от дома Мидхата.

По дороге встретили Игоря с Демидом. И вчетвером пришли к круглому, похожему на здание цирка, дворцу. Скоро подошёл Юстас. Почему он не хочет разговаривать со мной? Ведь мы так здорово подружились в Иркутске. Что произошло? Я спрашиваю его о чём-либо, он односложно отвечает и всё.

- Что случилось? – тихо спрашиваю его.

- Нет. Ничего, - отвечает он и отворачивается.

Пришла Моника. Потом подошёл Мидхат. Когда мы гуляли, отец Владислав купил подарок брату – шахматы - вырезанные фигурки необычной формы на доске из войлока. Она сворачивается в трубку и прячется в два колпачка. Глядя на них в собранном виде, сразу и не догадаешься, что это такое.

Отец Владислав и Юстас уселись играть. По лицам было видно, что они настроены решительно, никто не хочет проигрывать.

Тем временем Моника стала учить нас игре в кости, которая называется Коцкапоки. Но интереснее была не сама игра, о тот азарт, с которым играла Моника. Из неё так и брызгали и рассыпались во все стороны эмоции. Девушка-феерверк!

Самое лучшее в игре - выбросить одинаковое число на всех шести костях. Это и называлось Коцкапоки. Поэтому Моника, а за ней и мы, перед тем как бросить кости, приговаривала: «Коцкапоки, Коцкапоки». Громко радовалась, если выбрасывала большое число. И с гневным выражением лица что-то говорила на венгерском, если выпадала неудобная комбинация.

Мы, не переставая, шутили и смеялись. И радовались, что все вместе.

- Юстас, а дай мне, пожалуйста, фотоаппарат. Он за тобой лежит, - попросила я.

- Нету здесь, - ответил он, когда обернулся и ничего за собой не обнаружил.

- Как нету? – я подскочила и оббежала вокруг всех.

Фотоаппарата не было. Все поднялись и стали смотреть кругом.

- Это, наверное, бомжи украли, которые подходили, – предположил кто-то.

- Наверное.

Несколько минут назад к нам подошли двое грязных и не совсем трезвых монгола. Один из них стал приставать к Владу и Юстасу, показывая на шахматы. А второй стоял рядом.

- Он положил пакет рядом. Я думал он хочет сесть. Я сразу за свой фотоаппарат схватился, - возбуждённо объяснял Юстас.

- Вот видишь, тебе главное свой фотоаппарат, - с наигранным упрёком заявил Влад.

- Да, я не знал, что тут её фотоаппарат лежит, - всерьёз стал оправдываться Юстас.

- Я сама виновата, - сказала я, - надо было не класть где-то, а рядом держать. Теперь буду знать.

- Зато избавилась от своего плохого ФЭДа,- невозмутимо проговорил Игорь.

Эта история нас взбудоражила. И после выяснений, что и как произошло, стало ещё веселее.

Наконец Мидхат сказал, что сестра хозяйки унесла свои вещи. Их оказалось несколько чемоданов. И мы пошли домой.

Вечером собрались в большой комнате. Завтра нас будет уже меньше. Первым отделится хозяин квартиры Мидхат. Утром он улетает в командировку. А пока мы все вместе наслаждались общением.

Как раз в это время в Венгрии происходили какие-то волнения. Народ выступал с демонстрациями против правительства. Моника узнала об этом из Интернета. И очень возбуждённо рассказывала нам, потом не выдержала, перешла на английский, который она знала лучше чем русский.

- Это революция! – смеясь, кричала она, поднимая вверх руки.

Стали говорить о разных странах, о Монголии.

- А мне Улан-Батор очень нравится,- говорил отец Владислав.

- А ты хоть за всё время, что в Монголии, побывал ещё где-нибудь кроме Улан-Батора? – спросила я.

- Да, мы с Юстасом ездили в Хархорин, древнюю столицу Монголии. Честно говоря, хорошо, что он меня вытащил. А то, я бы так и просидел всё время в Улан-Баторе. Нет, но это супер-город! Он не даёт мне из него уехать. Я собирался в Гоби ехать. Уже несколько раз. В начале решил забить на стрелку, не дожидаться вас. Но потом всё же решил дождаться. Потом, после того, как Антон с Демидом приехали, снова решил ехать. Уже даже рюкзак собрал. Но Кротов меня этим айрагом напоил вечером. И мне как стало плохо. Моника смотрит на меня и испуганным голосом говорит: «Ой, ты побледнел!». Помнишь, Петровна? - обратился он к Монике.

На её лице показалась наигранно милая улыбка:

- Помню.

- И я не поехал, – продолжал отец Владислав. - А послезавтра улетаю в Иркутск. Хочу хоть на Байкал съездить. А то, что это, побывать в Иркутске, и не увидеть Байкала?

- А у меня завтра поезд на границу. Послезавтра уже Китай. Класс! Там тепло, - сказал Юстас.

- А как вы в Хархорин ездили стопом или за деньги? - спросила я.

- Стопом, - ответил Влад и довольно улыбнулся. - Мы сразу решили ехать только без денег. Так интереснее.

- И сколько ехали? – спросила я.

- Двое суток! – засмеялся Влад. – Триста шестьдесят километров – двое суток.

- Я в машине свою рубашку забыл, - сказал Юстас.

- И что, одни футболки остались? - спросила я. - Как ты так ездишь без тёплых вещей?

- О! Когда сюда приехал, в Улан-Батор, здесь вообще снег лежал. Замёрз. Кошмар!

- Ну, так купи себе что-нибудь.

- В Китае куплю.

Удивительные вещи Юстас рассказывал про Англию, где жил и работал полгода. Рассказывал о том, что в Лондоне есть такие районы, где живут одни индусы, например, или одни арабы, или негры. И когда попадаешь в такой район, кажется, что попал в другую страну. Люди ходят в своей национальной одежде. Если это район арабов, то возвышаются мечети, шумят восточные базары.

Юстас рассказывал много интересного.

Как я очутилась среди этих удивительных людей? За что мне это? Как я всему этому рада! И ведь мне самой надо много делать для того, чтобы быть достойной их, чтобы им было интересно со мной. Но, если сейчас я с ними, то, наверное, чем-то уже заслужила это. Удивительно! А какая я была раньше. Например, в десятом классе. Нет, в десятом я даже и не думала и не могла бы подумать, что такое бывает. И что такое может быть в моей жизни. Тогда меня занимало бессмысленное – погулять вечером, познакомиться с каким-нибудь парнем и избежать проблемы со школой.

А как я на первом курсе впервые была в Москве. И мы с подружкой остановили на улице мужчину и попросили нас сфотографировать. А это оказался иностранец! Сколько радости-то было! Мы потом следили за ним и хотели что-нибудь сказать на английском, но не решались.

Вот почему мы с Игорем так долго и скучно ехали на этих камазах. Я тогда чуть не пожалела, что поехала в Монголию. Стала думать, что путешествия – это, наверное, не моё. Пускай другие ездят, если им это нравится. А мы просто должны были приехать сюда! Ради одной только встречи со всеми ними и стоило приехать в Монголию.

Вечером мы смотрели фильм, который назывался «Good morning, Vietnam!» (Доброе утро, Вьетнам!). Нам было смешно и весело. И не столько от самого фильма, сколько от того, как мы его смотрели. Нам друг с другом было смешно и весело. Часто звучавшую в фильме фразу: «Good morning, Vietnam!» мы быстро переделали в «Good morning, Улан-Батор». И потом не раз громко произносили, даже провозглашали её, чтобы выразить своё замечательное отношение к этому городу, который собрал нас вместе.

Снова: «Good morning, Улан-Батор!»

Утром уехал Мидхат.

А днём поезд у Юстаса.

- Можно тебя проводить на вокзал? – спросила я его.

- Можно, конечно, - ответил он.

На автобусе мы доехали до нужной остановки и молча пошли к вокзалу.

Подошли к поезду. Юстас показал билет проводнице. Но в вагон заходить не стал. До отправления оставалось ещё двадцать минут. Мы отошли и присели на каменный выступ стены.

- Завтра будешь уже в Китае, - проговорила я.

- Хорошо. Наконец-то Китай.

- А что, Монголия тебе не понравилась?

- Я две недели в Улан-Баторе просидел. Надоело… Монголия…

Мы подошли к поезду. Через минуту он отправляется. Юстас зашёл в вагон.

Когда мы расставались в Иркутске, я и подумать не могла, что мы встретимся. Встретились, и тут такое! Зачем я тогда так отреагировала на то, что он говорил про бар. Лучше ничего не сказать, чем сказать то, что может обидеть. Но хорошо, что выяснилось. Теперь я буду знать.

Когда мы ехали на вокзал, Юстас показал мне большой буддистский монастырь. Иду к нему пешком по проспекту Мира.

Высокие яркие красно-зелёные здания монастыря. И много людей вокруг. И ещё больше голубей. Укутанные красно-жёлтой тканью с бритыми головами иногда проходят монахи. Перед дацанами, зданиями монастыря, стоит целый ряд барабанов. Люди идут вдоль них и крутят каждый барабан. Внутри лежат свёртки бумаги с написанными на них молитвами. Не нужно учить, читать, произносить их. Достаточно просто покрутить барабан. Достаточно?

Я присела на ступеньки около барабанов. Удивительно - я в Монголии. Надо же! По Улан-Батору хожу, как по родному городу. А ведь я так далеко от дома. Не представляю себя там.

Я вернулась в квартиру Мидхата. Как хорошо мне здесь, в этом доме, со всеми ними!

А вечером мы отправились на площадь, чтобы устроить там представление. У Моники есть три «волшебные» палочки, которыми она здорово жонглирует. А у Мидхата есть светящиеся шары на верёвках. Крутишь их, и они рисуют красивый огненный узор в воздухе.

Отец Владислав, Моника, Демид, Игорь и я смелой походкой вышли в центр площади к памятнику Сухэ-Батору.

- Good morning, Улан-Батор!

Моника принялась жонглировать, я крутить шары, а Демид удивлял народ с помощью ещё одного приспособления: между двух палок натянута верёвка. Ослабляя и натягивая её, подбрасывается вверх и ловится пластмассовая штука в форме песочных часов.

Монголы, бывшие на площади, окружили нас. Принялись наблюдать, аплодировать. Моника подошла к одному молодому парню и протянула ему орудие своего весёлого труда. Парень охотно взял и на потеху всем стал пробовать повторить её движения. Появились новые желающие. Всё больше и больше. Тем временем Моника взяла у меня шары. И стала крутить их по-настоящему, вызывая своим мастерством общий восторг. В воздухе крутились горящие обручи. Подбежали смеющиеся дети и стали просить покрутить шары. Моника дала. Но первым делом они спутали верёвки.

Мы долго таким образом общались с жителями Улан-Батора. И не нужно было слов. По улыбкам, которые не сходили с лиц, было ясно, как хорошо мы друг к другу относимся. Желающих попробовать было очень много. Наконец мы устали. И когда уже собирались уходить, подошла стайка ребят. Судя по внешнему виду, у них не было дома или он был очень плохой. Они стали просить дать им попробовать. Но это был как раз тот момент, когда Моника уже устала объяснять всем, что представление закончено, и нам пора уходить. Дети сочли отказ за оскорбление. Наверное, они увидели его причину в своём отличном от других положении. Дети стали громко кричать на нас. Судя по интонации, что-то неприятное. Я подошла к Монике. Ей с трудом удалось забрать у публики свои жонглёрские палки.

- Дай мне их на одну минуту, - попросила я.

- Таня, пойдём. Мы так никогда не заберём у них. Детей не остановишь. Я знаю. Я была в детском доме. Там вообще очень трудно уговорить их остановиться.

- Ну, дай на одну минуту. Очень надо.

- Пойдёмте есть, - сказал отец Владислав.

Я объяснила, зачем мне нужны палки. Они ничего не ответили. Моника протянула мне их. Я подошла к ребятам. Они недоверчиво смотрели на меня. Потом осторожно взяли протянутые им палки. И стали пробовать. Постепенно злое выражение на их лицах сменилось улыбкой. Поиграв три минуты, они спокойно возвратили палки после первой же моей просьбы.

ГЛАВА 4

ТЕПЕРЬ ТОЛЬКО Я И МОНГОЛИЯ

В столицу Чингисхана

Ещё очень, очень рано. Отчего же шум? Хочется спать… Да, это же отец Владислав собирается. Сегодня у него самолёт.

Подскакиваю, чтобы проводить его. Стою в прихожей, чтобы не мешать ему собираться. Молчу, чтобы не разбудить остальных.

- Зачем встала? – шёпотом спрашивает он.

- Чтобы тебя проводить.

Не отвечает… Одевает рюкзак, накидывает сумку с ноутбуком. И вдруг протягивает мне бумажку – пять тысяч тугриков.

Уставилась на него:

- Зачем? Не надо.

- Бери, - строго говорит он.

Я взяла.

- Спасибо тебе большое! Ты и так много для меня сделал. Спасибо.

Он поспешно открывает дверь. Оборачивается и бросает:

- Всё. Пока.

- Пока. Спасибо тебе.

Так всегда: люди делают что-то хорошее и торопятся уйти, чтобы не слушать благодарности. А ты даже не успеваешь толком попрощаться.

В этот день Моника, наконец, получила свою желанную российскою визу.

- Получила же. А почему грустная? – спрашиваю я.

- Она только с тридцатого сентября. До того, как она начнётся, ещё девять дней. Я надеялась, что раньше дадут. Но двадцать девятого вечером я уже буду на границе. А сейчас в Гоби! Буду на верблюдах кататься, - она счастливо смеётся.

А может, и мне поехать с ней в Гоби?

Здесь в Улан-Баторе я решила продолжить путешествие по Монголии. Съездить в Хархорин, туда, куда ездили Юстас и отец Владислав. Этот город сделал своей столицей Чингисхан.

И обязательно поеду в Гоби. Куда так стремился отец Владислав и не попал.

Одной всё-таки страшно. Может, с Моникой? Но она никак не может определиться, когда поедет, сегодня или завтра. А ждать кого-то – это всегда рискованно. Можно и самому не успеть. Но ведь ехать с кем-то легче. Как я останусь одна?

* * *

Темнеет. Я иду по пустой дороге. Вокруг степь прячется в сумерки. Где буду ночевать? И последняя машина не пригласила в гости. Но у меня, слава Богу, есть палатка. Отойти от дороги и поставить. Страшно. Сейчас бы людей. Как хорошо с людьми. А ещё этими волками пугают.

Юрт вокруг не видно. Но впереди горят огни какого-то посёлка. Нужно дойти до него.

Вдоль дороги пристроились двухэтажные домики кафешек. На крыльце одного дома я увидела женщину. И свернув с дороги, направилась к ней.

- Хархорин дзам? – Дорога в Хархорин? – спросила я, чтобы начать разговор.

Женщина закивала. И удивлённо глядя на меня, стала что-то говорить по-монгольски. Видя, что я не понимаю, она жестом спросила: «Идёшь пешком?». Я кивнула. «Одна?» - показала она. Я снова киваю. Потом показываю на раскрытую дверь позади неё и, также пользуясь жестом, спрашиваю: «Можно спать?».

Женщина закивала и рукой пригласила входить. Я вошла в кафе. Внутри светло, тепло и уютно. Справа - стол, слева расположилась стойка. Стены оббиты деревом. Напротив был вход в кухню, из которого скоро появилась пожилая монголка в ярко-сиреневом национальном халате. За ней вбежала маленькая девочка лет восьми.

Меня усадили за стол. Принялись расспрашивать на монгольском. Я стала на монгольском рассказывать.

- Би орсо. Би явна Хархорин – Я русская Я иду в Хархорин.

«Пешком?» - спросила пожилая монголка жестом.

В ответ я жестами стала изображать, как я иду пешком. Потом подъезжает машина, я сажусь в неё и еду. Моя пантомима вызвала общий добродушный смех.

Рассказала, как мы с друзьями шли по берегу озера Хубсугул. Как очень медленно ехали потом на камазах до Улан-Батора. Как теперь я иду и еду, чтобы посмотреть Хархорин.

К концу моего недолгого повествования в кафе собрались люди. Одна девушка хорошо говорила по-русски. И стала переводить мне вопросы интересующихся. Самый главный был как всегда: «Не страшно ли мне одной?». Как всегда я ответила, что не настолько страшно, чтобы сидеть дома и никуда не ездить.

- Ты голодна? – спросила девушка.

- Чуть-чуть.

- Что ты хочешь есть?

Ну и вопрос. Можно ответить только одно:

- Хлеб.

Девушка улыбнулась, перевела остальным и вышла на улицу.

Через некоторое время она появилась с буханкой черного бородинского хлеба и банкой сгущенки в руках. Эти продукты – редкость в Монголии. Хлеб, в основном, только белый.

Скоро слушатели разошлись. Зато появился термос с чаем, рис с бараниной. Вчетвером мы принялись за ужин. Старая монголка жестами изображала мою худобу. И рисовала в воздухе пузо, выражая, таким образом, пожелание по отношению к моей фигуре.

Около стены я расстелила спальник. Как хорошо, что я с людьми! И спать сегодня я буду в тёплом человеческом жилище.

* * *

Я очень быстро двигалась к Хархорину. Но на расстоянии меньше чем пятьдесят километров машины закончились. С удовольствием шагаю по дороге, наблюдая интересный бег мыслей в голове: «Отчего во время путешествия вдруг становится страшно или грустно? Ведь не нужно ничего бояться. Всё идёт так, как нужно. Зачем волноваться тогда, когда от нас вообще не зависит исход каких-нибудь событий? Вот бы научиться этому. Тогда вообще всё будет очень просто».

Сзади послышался шум мотора.

В Хархорин я въехала верхом на мотоцикле. Ветер врезался в лицо. И вместе со скоростью и опасением упасть веселил и раздвигал губы в улыбку.

Вдалеке я увидела стену, состоящую из огромных белых ступ. Эта одна из четырёх стен, которыми был огорожен монастырь. Я подошла к большим деревянным воротам, потянула за кольцо и вошла внутрь. Слева в неровном ряду стояло несколько дацанов. К каждому из них вела мощённая камнем дорожка. Справа было небольшое поросшее травой поле.

Я направилась к дацанам. Каждый из них отличался от остальных. Яркие, разноцветные, с рисунками и узорами на стенах. По дорожкам между дацанами ходили монахи. Они были одеты традиционно в красно-жёлтые халаты. Я стала неподалёку и принялась наблюдать. Помимо взрослых, по дорожкам ходили и громко переговаривались дети – мальчишки от восьми до четырнадцати лет. На них был такой же яркий наряд, как и на взрослых монахах. Когда они шли толпой, то напоминали шумную стайку разноцветных птиц. Если по дороге шёл один мальчик – ученик, то голова его была опущена. Он смотрел под ноги серьёзным внимательным взглядом.

Я недолго пробыла в монастыре. Обошла все здания, иногда заглядывая внутрь. И отправилась дальше на поиски черепахи. В Улан-Баторе отец Владислав показывал мне на фотографиях большую каменную черепаху, которая живёт недалеко от монастыря. Искать пришлось недолго. Интересно, как такое водное животное доползло до пустынных степей Монголии? Наверное, китайская культура принесла его сюда. Каменными глазами черепаха взирала на то, как каждый день на неё приходят смотреть туристы из разных стран мира. Наверняка, они ей порядком надоели. А ещё больше надоели свои же – монголы, продавцы сувениров, которые ежедневно окружают черепаху и совсем по-другому, нежели она, смотрят на туристов.

За монастырём лежал посёлок из одноэтажных деревянных домов. В самом его конце возвышалась гора, на которой располагалось непонятное сооружение. Я решила посмотреть. А затем, наверное, буду двигаться обратно к Улан-Батору.

На горе возвышались три стены с изображёнными на них картами. Каждая показывала один из периодов роста Великой Монгольской Империи во времена Чингисхана.

Зато в противоположную от посёлка сторону открывалась необыкновенная по широте панорама. Посередине волнистыми синими линиями лежали река и отходящие от неё мелкие речки. Они расположились на огромном пространстве. Справа и слева от этой долины коричневыми могучими треугольниками возвышались горы.

Я стала спускаться с горы. И мне стало грустно. Грустно оттого, что не понятно, куда теперь ехать. Если сейчас выезжать из Хархорина, то неизвестно, где меня застанет ночь. Хорошо было бы переночевать здесь. Но найти ночлег в туристическом городе не просто.

У подножия горы тёк канал. Я стала умываться. Вокруг никого не было. И я опустилась на колени, чтобы помолиться. Весь вчерашний и сегодняшний день у меня совсем не было возможности спокойно, не торопясь, обратиться к Богу…

Сразу стало хорошо и не страшно.

Разукрасил добротой

По дороге, которая вела от горы к посёлку ехала машина. Я решила поднять руку, не веря, что она остановится. Но машина затормозила. За рулём сидел мужчина лет сорока. Он знал несколько слов по-русски.

Мы въехали в посёлок. И остановились у его дома. Я попросила воды, показывая на пустую бутылку. Он пригласил меня в дом.

Оказалось, что он художник. На стенах висели его картины. На столе лежала деревянная доска, на которой художник вырезал узор. Он показал на керамического Будду. Его он тоже сделал сам. Деревянная дощечка предназначалась как подставка для Будды.

Мужчина усадил меня за стол. А сам ушёл. Но скоро появился с плетёным хлебом в руках. Извинился, что нет чая. И предложил масло и сахар. Я с удовольствием приняла угощенье. Мужчина включил телевизор. На экране появилась масса жира в виде двух человеческих фигур. Транслировали соревнования по сумо. Художник принялся за незаконченную работу. Вооружившись инструментом, он стал вырезать что-то на дереве.

Я тем временем, наслаждаясь бутербродами с маслом и сахаром, рассматривала комнату. Слева стояла полка, на которой было навалено множество книг. Справа - комод с зеркалом. На нём стояли картинки, изображавшие Будду. На стене висел музыкальный инструмент, устройством похожий на скрипку. Тоже со смычком. Но с квадратным, более длинным, чем у скрипки, корпусом.

Когда я поела, мы на машине отправились искать, как я поняла, жену художника. Но нашли не жену, а сестру жены. Она была учительницей, преподавала английский язык и знала русский. Втроём мы приехали домой.

За окном постепенно стало темнеть. Мы включили свет и принялись разговаривать. Точнее, меня стали расспрашивать. Я рассказала о себе. Потом стала отвечать на вопросы о России. А потом мне самой стало интересно узнать об их жизни. Оказалось, что художник бывал в России. Побывал даже в Санкт-Петербурге. Мне показали фотографии тех лет.

Притом художник профессионально занимается творчеством. На дороге, ведущей к Хархорину, стоят красивые въездные ворота из покрашенного металла. Выяснилось, что эти ворота делал художник. На мостах города, перекинутых через канал, стоят глиняные львы со смешными выражениями, изображающими злость. Оказалось, что эти львы тоже дело рук и фантазии художника.

Художнику не первый раз приходится общаться с иностранцами. На фотографиях он показывал французов, которые каким-то образом участвовали в его творчестве. А потом пригласили во Францию его сына. Всего у художника и его жены трое детей. Двое сыновей учатся в Улан-Баторе в университетах. Один изучает японский язык, второй учится на инженера. А младшая дочь учится в школе. И одновременно работает. Продаёт в туристическом магазине изделия отца.

Скоро домой пришла жена. Монголка маленького роста с необыкновенно доброй и открытой улыбкой. Она работает врачом. Чуть позже к ней приходили соседи. Они привели своего больного сына подростка. Их напоили чаем. Жена художника что-то долго говорила матери мальчика.

Затем мы все вместе принялись готовить ужин. Он должен был состоять из супа. С особой экономией, как мне показалось, начистили овощи. И щедро положили в суп баранину.

Разговор продолжался. Я спросила, чем занимаются люди в Хархорине. Оказалось, что раньше в городе было несколько разных заводов. Но теперь они не работают. Доход приносят туристы. Есть школа и больница. Сказали, что при Советском Союзе было лучше. А художник, долго подбирая слова, произнёс, наконец, что между монголами и русскими существует братство.

Домой к Демиду

Ранним утром следующего дня я шагала к выезду из города. Вчерашняя неожиданная встреча с художником и приглашение в гости до сих пор казались мне необыкновенными. Вдруг я услышала:

- Вы говорите по-английски?

Я обернулась и увидела мужчину, европейца на вид, в инвалидной коляске.

- Да, - ответила я и остановилась.

- Вы не знаете, работает ли банк? – он указал на здание, которое располагалось рядом.

- Не знаю.

- А вы не могли бы посмотреть?

- Да, конечно, - произнесла я, поняв свою несообразительность.

- Мне нужно поменять пятьдесят евро.

Банк работал. Но менять деньги согласился только через двадцать минут. Пока ждали, мы разговорились.

- Откуда вы? – спросила я.

- Из Италии. А вы?

- Из России. Вы путешествуете?

- Да. Я езжу на своей машине.

Рядом с нами стоял легковой автомобиль. Его заднее сиденье было завалено вещами.

Итальянец с первой минуты оправдал моё представление о своей темпераментной нации. Сразу принялся рассказывать о своём путешествии. Из Европы через Россию он приехал в Среднюю Азию – Казахстан, Узбекистан, Таджикистан, Киргизия, потом Китай, Монголия. Теперь собирается обратно в Россию. Но ему не просто получить российскую визу.

- Я знаю одну венгерку, - вспомнила я знакомую историю, - она уже вторую или третью неделю пытается получить в Улан-Баторе российскую визу.

- О! Я знаю её.

- Правда?! – удивилась я

- Да. Она рассказывала мне свою историю.

- Её зовут Моника.

- Я не помню имени, но девушку знаю.

- А откуда вы её знаете?

- В Улан-Баторе – одно российское посольство.

Когда двадцать минут истекли, я вошла в банк и обменяла евро на тугрики.

- Большое спасибо вам, - благодарил итальянец.

- Не за что. Счастливого вам пути.

Идти стало легче и приятнее. Меня уже не пугал путь домой.

Возвращаться по той же дороге, по которой я приехала, совсем не хотелось. На карте из Хархорина в Улан-Батор была другая дорога через город с интересным названием Дашинчилен. Но оказалось совсем не просто узнать, где находится выезд в эту сторону.

Недалеко от монастыря я остановила «уазик-буханку». В окошко высунулась молодая монголка в очках. С огромным трудом она пыталась вспомнить английские слова, чтобы объяснить мне: дороги через Дашинчилен нет. Есть только та, по которой я приехала в Хархорин. Пытаясь что-то произнести по-английски, она всё время произносила французские слова. В машине кроме неё и водителя был ещё французский турист. А женщина была его гидом. Наконец я поняла и поверила ей. Выяснилось, что они как раз едут в сторону Улан-Батора и могут взять меня с собой. Отлично! Но перед этим они хотят ещё осмотреть монастырь. Ну что ж, посмотрю и я ещё раз.

Я направилась к двухэтажному зданию, которое не было похоже на дацан. В прошлый раз оно привлекло меня тем, что около него толпилось много маленьких монахов, точнее - учеников.

Сейчас возле здания было пусто. Вдруг из дверей высыпала кучка ребят, ярких бордово-жёлтых птенцов. Все с бритыми головами. Один из них нёс в руках большой таз, наполненный ветками какого-то дерева. Перед зданием стоял большой металлический чан. Он был накрыт крышкой. И раньше он обращал на себя моё внимание. Но для чего он нужен, оставалось непонятным.

Мальчишки шумной гурьбой, озарённой множеством детских улыбок, подошли к чану и высыпали в него содержимое таза. Обступили кругом. Я догадалась, что они кого-то ждут. Один парень руками изобразил, как он чиркает спичкой о коробок. Я достала из поясной сумки спички и протянула им. Секунду на лицах недоумение. Затем, не теряя время, один из мальчишек зажёг ветки. И все вместе они взгромоздили крышку на чан. Из отверстия в крышке тугой плотной лентой потянулся серо-голубой дым, неся с собой приятный и терпкий запах горящих веток. Сделав своё дело, ребята направились к зданию, по дороге продолжая смеяться и толкать друг друга.

По всей видимости, это была школа. Как сильно она должна отличаться от нашей обычной школы. Вместо чёрно-белой формы - красно-жёлтая. Вместо физики и математики они изучают историю буддизма и разучивают многочисленные молитвы. А на переменах по заданию учителя выбегают на улицу, чтобы возжечь благовоние в честь Будды.

Монголка-гид потратила много времени, чтобы объяснить мне: другой дороги в Улан-Батор нет. И, тем не менее, уже больше часа мы едем, меняя колею на колею, совсем не по главной дороге, ведущей из Хархорина в Улан-Батор. А приедем, как потом выяснится, в Дашинчилен.

Вдалеке виднеются невысокие горы. Мы приближаемся к ним. И я вижу овальные взгромождённые друг на друга камни. Словно отекший со свечи серый воск образовал эти необычные горные массивы.

Песок под колёсами становится ярко-жёлтым. То справа, то слева от дороги появляются необыкновенные по окраске островки растений. То сочно-оранжевая стайка невысоких стебельков без листьев, то размашистые кусты зелёной травы, из которой торчат длинные жёлтые стебли, то красные или бордовые пятна мха. Словно едем по сказочному месту. И оно не хочет нас отпускать. Водитель явно не ориентируется в дороге. Это заметно по тому, как часто он съезжает с одной колеи на другую, разворачивается, делает лишние крюки.

Но мы благополучно достигаем Дашинчилена. На площади посёлка собрались люди. Базарный день. Но еду не продают, а дают пробовать. Дегустационный день. Я тоже попробовала немного: в одном месте салат, сделанный неизвестно из чего, в другом – какой-то молочный продукт. А затем отправилась в конец деревни искать путь в столицу.

Довольно быстро дорог стало несколько. По одной колее запылила машина. Я бросилась наперерез. Машина меня заметила и остановилась. Но оказалась заполнена людьми. Сзади уже было три или четыре человека. Всё понятно. Машина уехала. Но недалеко. Подумав за этот короткий путь, она вернулась. Взяла меня к себе. Долгим и страшно неудобным показался мне путь до Улан-Батора.

* * *

Город встретил меня дождём, как и в первый приезд. Но это был счастливый дождь. Сейчас я знала, что меня ждут. Я словно вернулась домой. Приятной кажется каждая минута, когда ты идёшь по знакомым улицам, выходишь на знакомой остановке, подходишь к дому, с которым связано столько хорошего. И знаешь, что тебя ждут и тебе будут рады.

Дверь открыл Демид. Посмотрел на меня, поздоровался. Потом вернулся в зал, сел на диван перед телевизором, взял в руки бокал с лимонадом.

- Ездил куда-нибудь, Демид? – спросила я, догадываясь об ответе.

- Нет. Зачем? – проговорил он тоном, которым произносят что-то само собой разумеющееся.

Я взглянула на экран. Был включён российский канал.

- Что, наслаждаешься Монголией?

Демид улыбнулся.

* * *

Я гуляю по Улан-Батору. Осень. Тротуары устланы жёлтыми прощальными пятнами уходящего тепла. Порой эти листья напоминают мне о России. Отчётливо и резко всплывает образ и ощущение родной страны. Она кажется мне милой и любимой.

Целый вечер мы самозабвенно путешествовали с Демидом по всем тем странам, в которых нам предстоит побывать. А ещё путешествовали по своей будущей жизни. Рисовали её такой, какой нам хотелось её видеть.

- За это время, что я в Улан-Баторе, у меня полностью сложилась картина будущей жизни, - говорит Демид.

И продолжает:

- Я даже знаю, что буду делать, когда приеду домой, в Саратов. Столько дел! Боюсь, из-за этого будет сильнее хотеться домой.

- А что ты хочешь делать? – спросила я.

- Пока не скажу. Но если получится, то это станет очень важным в моей жизни.

- Здорово! Мне тоже хочется многое делать. Поэтому, долго задерживаться в Иркутске не буду. Сразу домой поеду. Хочу жить в доме в деревне. И заниматься там всякими полезными делами. Хочу хоть одно какое-нибудь дело сделать. Сама.

Утром Демид уходил в посольство за визой. А я уезжала в Гоби. Мы увидимся с Демидом не скоро. Он хочет ехать долго, год или два.

- Желаю тебе, Демид, всего самого хорошего, - прощалась я. - И чтобы твоё путешествие было таким длинным, как ты сам захочешь.

- И у тебя пускай тоже всё получится в жизни так, как ты сама хочешь.

- До свидания, - я протянула ему руку.

ГЛАВА 5

КУСОЧЕК СИРИИ В МОНГОЛЬСКОЙ ПУСТЫНЕ

Юрта изнутри

У меня есть пять дней в одну сторону и пять дней в другую, чтобы попытаться встретиться со знаменитой пустыней Гоби. «Гоби» - название звучит, словно, имя восточной царицы.

Следующий большой город на юге от Улан-Батора – это Мандалговь. Буду двигаться навстречу ему. Мидхат говорит, что в нём уже начинается сама пустыня.

Мандалговь находится совсем недалеко. Но дело вовсе не в количестве километров. Мы с Игорем отлично знаем, что можно три дня преодолевать расстояние в триста километров.

* * *

- Оставайся у нас ночевать, - говорит мне монгол лет сорока.

К его юрте меня привёз маленький грузовичок. Было ещё около четырёх часов вечера, о ночлеге думать рано. Но я решила остаться. Интересно посмотреть, как они живут. Ведь если приходить в юрту только для того, чтобы переночевать, то ничего увидеть не получится.

Грузовик уехал, а я осталась. Монгол, который меня пригласил, довольно хорошо говорил по-русски. В юрте была ещё его мать. Пожилая монголка с доброжелательными чертами лица и гладкими седыми волосами, выглядывающими из платка.

- Жена сейчас уехала в Улан-Батор, - рассказывал монгол. – Поехала к дочке. Будет рожать.

- Кто, жена? – переспросила я.

- Да.

- Ого. А сколько ей лет?

- Нет. Дочка будет рожать. А другая живёт с нами. Рядом в юрте.

Мама семейства принялась готовить ужин. Огромным прямоугольным ножом стала резать небольшую луковицу. В чане на печке вскипала вода.

- Я измеряю погоду, - продолжал рассказывать монгол.

- Как? – не поняла я.

- У меня приборы. Хочешь посмотреть?

- Конечно.

Мы вышли на улицу. Около юрты стоял столб с ящиком наверху. Монгол перешагнул через низкое ограждение и по лестнице стал карабкаться к ящику. Открыл дверцу.

- Я записываю, какая погода. И потом посылаю в Улан-Батор.

- А как вы посылаете?

- По телефону.

Поселение состояло из четырёх или пяти юрт. Около одной паслась лошадь.

- А можно покататься на лошади? – спросила я, загораясь желанием.

- Да, можно.

Я без труда запрыгнула на низкорослую лошадку. Монгол принялся водить её за повод. Но я попросила проехаться самостоятельно. Лошадь пошла шагом, потом перешла на рысь. Но потом почуяла, что на ней не строгий и не опытный наездник, стала упрямиться и лениться.

В юрте мы поужинали. Традиционным и единственным блюдом – бараниной. На этот раз она была немного разбавлена макаронами и маленькой луковицей.

Скоро пришла монголка в ярко-фиолетовом халате. На вид ей было около сорока лет. Она держала в руке белое пластмассовое ведро. Что-то сказала по-монгольски метеорологу. И они вдвоём вышли из юрты. Интересно, куда они направились? Я вышла следом. Оказывается, они собирались доить лошадей, которые паслись совсем близко.

Рядом к натянутой между двумя кольями верёвке были привязаны жеребята. Монгол отвязал одного из них и подвёл к лошади. Тот начал громко пить молоко, прижимаясь к матери. Но ему дали такую возможность не надолго. Осторожно оторвав жеребёнка от вымени, монгол прислонил его к шее кобылы. А женщина, бесшумно ступая по земле, подошла к лошади и стала её доить. Она нацедила совсем немного молока. И пошла к другой лошади.

- А если лошадь увидит, что её доят? – спросила я, когда мы отошли от табуна.

- Нет. Нельзя. Тогда она станет бить ногами.

- А если жеребёнка не подводить, то молока не будет?

- Не будет. Совсем мало будет.

- И сколько раз вы вот так их доите в день?

- Пять или шесть раз.

Мы вернулись в юрту. Пришли монголы соседи. Один из них, мужчина, стал большим ковшом перемешивать в бочке лошадиное молоко.

- Зачем это? – спросила я.

- Чтобы был айраг. Крепкий.

Мне протянули пиалу.

- Попробуй. Очень полезно.

- Я знаю. Я уже пила, - ответила я и сделала глоток.

Включили телевизор. Он казался здесь чем-то неестественным. Но все внимательно смотрели. Как я ни старалась не пялиться на экран, яркая картинка всё равно притягивала взгляд. Среди всего прочего показывали иркутские новости с переводом на монгольский язык.

Ас-саляму Алейкум

Вдруг на улице загудел мотор. Через некоторое время в юрту вошёл молодой монгол. Он был небольшого роста, широкий в щеках и талии. Незнакомец о чём-то поговорил с хозяином. Потом взглянул на меня. И, видимо, поинтересовался, кто я такая. Хозяин ответил. Монгол ушёл. И вдруг в юрту вошёл другой человек. Его лицо было смуглое, но вовсе не с монгольскими чертами. Большие карие глаза, усы. Он поздоровался с хозяином. Потом внимательно посмотрел на меня и сказал по-русски:

- Здравствуйте!

Я удивлённо уставилась на него:

- Здравствуйте.

- А вы тут путешествуете в Монголии? – спросил человек.

Я принялась рассказывать о своём предыдущем пути по стране.

- А вы откуда? – закончила я вопросом, недоумевая, кто бы мог быть этот человек, так замечательно говорящий по-русски.

- Я из Сирии, - ответил он.

- Из Сирии?!

«Вот это да!» - подумала я. И призналась:

- А, я была в Сирии.

- Вы были?! Когда?

- В этом году. Весной.

- А где именно? – сириец внимательно на меня смотрел и радостно улыбался.

- В разных городах. Въехали мы в Аль-Камышли. Потом Дейр-эз-зор, Пальмира, Хама, Хомс, Дамаск, Алеппо.

- О! И как вам Сирия?

- Супер! Замечательная страна. Автостоп отличный. Вышел на дорогу, и вот тебе машина. И люди очень хорошие. Нас всё время приглашали в гости.

- А вы были одна?

- Нет. С друзьями. С теми же, что и в Монголии. А что вы делаете в Монголии? Тоже путешествуете?

- Нет. Я живу здесь. Уже восемь лет. У меня жена монголка. Мы живём в Улан-Баторе.

- А откуда так хорошо русский знаете?

- А, я до этого много жил в России, в Москве.

- А почему в Сирии не живёте? У вас ведь там так хорошо. Еда очень вкусная. Фаляфили.

- О! Фаляфили! – с восторгом произнёс сириец. И на его лице появилось выражение наслаждения.

Фаляфили – это распространённое в Сирии блюдо. В круглую тонкую лепёшку заворачиваются гороховые котлетки, помидоры, мята. Одним таким «сэндвичем» легко наесться.

Увидев, как действуют на сирийца воспоминания о кухне его страны, я подумала, что и сама непрочь повспоминать. Особенно здесь в Монголии, до краёв полной жирной бараниной. Я продолжала:

- Хумус, суп из гороха, у вас тоже хороший.

- О, хумус! – вторил мне сириец с удвоенным аппетитом на лице.

- И фуль из фасоли тоже вкусный.

- Да! Да! Фуль. Откуда вы знаете?

- Но я ведь была там. Так почему же вы не живёте в Сирии?

- Я хочу. Я уже собираюсь туда поехать. И жену увезти. И жить там. Но, честно говоря, если бы можно было, я бы жил в Москве.

- Почему? А почему нельзя?

- С визой трудно. А в Москве хорошо, очень хорошо.

- А чем вы здесь занимаетесь?

- Я охочусь на соколов.

- На соколов?!

- Да. А вы хотите к нам в гости? Здесь недалеко совсем. У нас там… Как это? Ужин по-арабски.

Я представила себе юрту, обвешанную и устланную красными восточными коврами. И жену монголку - готовящую ужин по-арабски. Но как же уехать, когда меня уже пригласили на ночлег? Ведь хозяева могут обидеться. Во всё время нашего разговора с сирийцем они молчали и внимательно слушали. «Нет, наверное, нельзя вот так взять и уехать», - думала я. Тем временем сириец отправился смотреть, не починили ли его сломавшуюся машину. Когда он вернулся, я спросила:

- А как вас зовут?

- Мухаммед, - ответил он.

- О, как пророка. А сейчас же рамадан, - сказала я.

- Да, но я не соблюдаю.

Мне ничего не оставалось ответить.

Мухаммед повторил своё приглашение в гости. Мне было ужасно интересно отправиться с ним.

- Я боюсь, что обидятся, - я чуть заметно указала в сторону, где сидел хозяин юрты

- О, нет, - ответил Мухаммед. – Не обидятся.

И вправду, хозяин ни сколько не огорчился. А напротив, принял с улыбкой мои слова о том, что я собираюсь покинуть его.

Впереди среди абсолютной ночной темноты показался слабый огонёк юрты. С колеи на колею мы приближались к ней. За рулём Мухаммед. Заднее сиденье занято какими-то коробками. Поэтому на переднем нас двое: монгол, с которым приехал Мухаммед, и я.

Машина останавливается около юрты. Неподалёку белеется ещё одна. Я выхожу и медленно, преодолевая стеснение, вхожу в юрту. Посередине стоит высокий человек с такой же, как и у Мухаммеда, смуглой кожей, с арафатовкой – сирийским красно-белым платком, на голове. Я догадываюсь, что это сириец. На нём светло-жёлтые брюки и белая кофта. На полу сидит ещё один мужчина, одетый в тёмно-синий спортивный костюм. Я вижу, что ему не больше тридцати лет, но на его тёмной голове уже много седых волос. Мне кажется, что это тоже сириец. Здесь еще один парень, молодой монгол.

На стенах висят платки-арафатовки. На полу одеяла. Вдоль стен мешки и свёртки.

«А где жена монголка? Куда же я приехала?» - не без испуга думаю я.

Мухаммед что-то сказал высокому сирийцу и вышел на улицу.

«Надеюсь, Мухаммед объяснил, кто я такая. И что он сам пригласил меня», - думала я, видя, как строго на меня смотрит человек в арафатовке. Я села на пол. Тем временем молодой монгол, исполнявший роль повара, как я потом узнала, собирал на стол, точнее на пол. Появилась большая тарелка с белой горой риса и кусками баранины в центре.

«Я, наверное, неправильно поняла, - думала я. – Жена Мухаммеда, наверное, в Улан-Баторе. А здесь они работают. Наверное, не поехала бы, если бы знала, что здесь одни мужчины. Но всё будет хорошо. Я думаю».

Сириец в арафатовке был главным. Я видела, что он не понимает, откуда и зачем я здесь (по крайней мере, мне так казалось), поэтому чувствовала себя ужасно неловко. Оказалось, что он говорит по-русски. Но намного хуже, чем Мухаммед.

- Меня пригласил Мухаммед, - робко произнесла я.

Но сириец никак не прореагировал. Наверное, не понял или не расслышал. Когда, всё было готово для ужина, он обернулся ко мне:

- Можете помыть руки, - он указал на пластмассовый кувшин с водой.

Говорил он с сильным акцентом. Но всё было достаточно понятно. Я вышла на улицу. Мне в помощь был послан монгол-повар. Он полил мне на руки воду, подал мыло.

Мы уселись вокруг блюда с едой. Пять мужчин и я.

- Как вас зовут? – наконец обратился ко мне сириец.

- Таня, - ответила я.

- А меня Саад, - сказал он и посмотрел на повара. - Нур, дай Тане ложку.

- Нет, нет. Мне не надо, - забеспокоилась я.

- Мы будем есть руками.

- Я тоже.

Но руками есть рис оказалось непросто. Я пыталась брать его пальцами. Но, как я ни старалась, часть всё равно оставалась на штанах или на полу.

Саад стал потихоньку задавать мне вопросы. Его взгляд стал мягче. Я почувствовала, что всё будет хорошо.

Я очередной раз рассказала о том, как путешествую по Монголии. Объяснила, как встретилась с Муххамедом, и как он пригласил меня в гости.

Тут и Муххамед оживился. Стал что-то говорить Сааду по-арабски, упоминая слово «фаляфили».

- Вы тоже из Сирии? - обратилась я к Сааду.

- Да. Я настоящий араб, - произнёс он гордо.

- А я была в Сирии.

- Правда?

- Да, - ответила я.

И по второму разу стала говорить о том, как сильно мне понравилось там.

- Да, у нас очень хорошая страна. Ты хочешь кушать – на тебе кушать. Хочешь спать – на тебе спать.

- Да, да. Точно так и было.

– А вы из России? – спросил Саад.

- Да.

- Я жил в России, - заявил он.

- Правда?

- Конечно. Из какого вы города?

- Вообще из Брянска. Это недалеко от Москвы. А сейчас живу в Иркутске.

Саад резко повернулся ко мне.

- Да ведь это мой второй родной город, - произнёс он. – Я жил в Иркутске. У меня там был ресторан. Моя жена из Иркутска.

- Ваша жена – русская?

- Конечно.

- Удивительно. Как её зовут? – спросила я.

- Таня, - ответил Саад.

- Таня?! Тоже?! – я удивилась тому, как много объединяет нас.

Саад был тоже удивлён. Я поняла, что у него только вид строгий. А сейчас уже и не строгий совсем. Он открыто и доброжелательно смотрел на меня. Мне показалось, что я встретилась с близкими друзьями.

- Да. Она и сейчас там, в Иркутске, - рассказывал Саад о жене. - И я закончу здесь и тоже к ней поеду.

- А чем вы здесь занимаетесь?

- Охотимся на соколов.

Снова непотная фраза. Зачем они на них охотятся? Едят, что ли?

- А зачем они вам? - спросила я.

- Продаём в Саудовскую Аравию. Там их учат. Становится, как домашнее животное. С ними потом охотятся на дроф. Ты ела дрофу?..

- Нет.

- …очень вкусное мясо.

Саад повернулся к парню в спортивном костюме:

- Эрка, принеси того сокола, которого мы сегодня поймали.

Эрка, парень с проседью в волосах, был небольшого роста, с коренастой сильной фигурой. Я уже поняла, что это не сириец, а тоже монгол. Через некоторое время он вошёл в юрту. В руках у него был небольшой сокол с коричневым замшевым шлемом на голове. Ноги связаны.

Саад снял замшевую шапку. И сокол, с испуганно распахнутыми глазами, замотал головой в разные стороны.

- Ну что, - задумчиво произнёс сириец, - отпустим его?

Все внимательно смотрели на сокола. Саад взглянул на меня. И увидел, как мои глаза выражали не меньший, чем у сокола, испуг и удивление.

Я думала, что соколы должны быть больше. Что это - могучее сильное животное. Передо мной, опрокинутая на спину, лежала и испугано мотала головой небольшая, почти полностью белая птица.

Я не могла отвести взгляд. Впервые видела эту птицу так близко.

- А можно погладить? – спросила я.

- Можно, - ответил Саад.

У сокола были стянуты крылья, отчего он не мог двигать головой. И я не боялась, что он причинит мне вред своим клювом. Но ведь он боялся. От прикосновения ему ещё страшнее. И всё равно, рука безжалостно тянется к гладким тёплым перьям. Не могу преодолеть желание. Хоть и знаю, чего это стоит птице.

- Отпустим, - решает Саад.

- А почему? - интересуюсь я.

- Он не подходит. Цвет не тот.

- А какой должен быть?

- Надо светлый: белая грудь и белая голова. А у этого грудь тёмная. Смотри.

Среди белых перьев на груди птицы были и коричневые.

- А зачем нужны именно белые? Они что, охотятся лучше?

- Нет. Просто таких, - Саад указал на птицу, - никто не купит. Всем нравятся белые.

Саад встал и направился к выходу. Я пошла следом. На улице Саад освободил лапы и крылья сокола от верёвок, отошёл подальше от юрты и разжал руки. Птица упала на землю. Потом забила крыльями и скрылась в темноте.

- И много вы поймали соколов? – спросила я, когда мы вернулись в юрту.

- Около пятидесяти. Здесь был целый лагерь. Много юрт. Сейчас все разъехались.

- А это у вас такая работа, охотиться на соколов?

- Сейчас да, работа. Я работал во многих странах.

- О, где? Расскажите.

- Я был в очень многих странах.

- В каких?

- Ты лучше спроси, в каких он не был, - вмешался Мухаммед.

- Вы были в Чаде или в Центральной Африке? – спросила я, зная, что это страны, в которых бывают не часто.

- Нет, не был. Я был в Марокко. Был в Пакистане…

- О! Ну, и как вам Пакистан?

Антон рассказывал много удивительного об этой стране. Очень острые блюда и не менее острые нравы. Эта страна сильно отличается от всего остального мира. К ней ещё не близко подобралась европейская цивилизация. Этим своим жёстким отличием она и понравилась Антону.

- Мне не понравилась, - сказал Саад.

- Не понравилось? Почему? - искренно удивилась я. Так как уже впитала симпатию к этой стране из слов Антона.

- Очень грязно. Очень. Они там дикие. Нет, не понравилось.

- А где вы ещё были?

- Был в Саудовской Аравии.

- О! И как там? Расскажите. Просто мало кому удаётся попасть туда. Очень трудно получить визу.

- Правда? Это так?

- Да. Только с хаджем. А вы были в хадже?

- Только в умре.

Умра - это малое паломничество. Совершается в течение всего года и, в отличие от хаджа, необязательно для мусульман.

- Как же там, в Саудовской Аравии? Расскажите.

Мы уже давно закончили ужин. Саад закурил трубку. По юрте рассеялся ароматный запах табака.

- Они там не культурные.

(«Не кульчурные» говорил Саад, неправильно произнося слово. Он и другие слова говорил не правильно, но всё было более или менее понятно.)

- А как ещё? - продолжал он. – Только пятьдесят лет назад они стали такими богатыми, когда нашли нефть. До этого кто они были? Никто. Бедуины. Ты знаешь, кто такие бедуины? Жили в пустыне. И всё. Они не культурные. В школу только недавно начали ходить. Дети что-то знают, а взрослые нет. Они там не работают. Просто сидят и всё. У них много нефти. Они богатые. Я работал там.

- А что вы делали?

- Я работал в компьютерной фирме.

В это время парень, исполнявший роль повара, подал чай. Знакомый жестяной чайничек. Точь-в-точь как в Сирии. Не оттуда ли и в правду? Я беру одну из кружек.

- Бери эту, - Саад указывает на самую большую.

Вспомнил, как в рассказе о Сирии я жаловалась, что в их стране очень маленькие чашки. Говорила, что в России пьют из больших.

Саад о чём-то говорит с Мухаммедом на арабском. Приятно слушать «родную речь». Приятно всё в этой тёплой, светлой дружелюбной юрте. Словно дома. Среди близких друзей.

Я вышла на улицу... Темно. Шумит генератор. Я смотрю на звёзды и на свои мысли. «Удивительно! Как так могло получиться, что я встретила этих сирийцев? А ведь могла и мимо проехать. Хорошо, что я осталась у того монгола. А ещё не хотела от него уезжать… Они такие классные, родные…».

Когда я вернулась, разговор зашёл о религии.

- Сейчас ведь рамадан, - говорю я.

Рамадан – это месяц, во время которого мусульмане должны держать пост, не есть от восхода до заката.

- Да, но мне хорошо, - отвечает Саад. – Молитва сокращена. Я в дороге, поэтому ешь, сколько хочешь.

Саад встал, подошёл к коробкам и мешкам, наваленным в одном «углу» юрты. Достал большую пластиковую упаковку с чем-то коричневым и тяжёлым внутри. И протянул мне. Это были финики. Прямо из Сирии два килограмма фиников.

- Это подарок, - произнёс он.

- Шукран, - ответила я, вспомнив, как будет звучать слово «спасибо» на арабском.

- А как в Саудовской Аравии? Они там действительно верят и соблюдают или это просто как закон? Вера у них искренняя? – продолжила я разговор.

- Да, да они верят.

Завтра Саад, как всегда, отправится на охоту.

- Это ведь, наверное, страшно интересно? – спрашивала я, тая желание посмотреть, как это происходит.

- Это очень интересно, - ответил Саад.

- А можно мне с вами поехать?

- Конечно. Поехали.

Даже спать в эту ночь было уютнее и теплее, чем обычно.

Охота на соколов

Я хочу видеть рассвет. Впереди небо над горизонтом залито ярко-жёлтой краской. Готово к тому, что из-под земли вот-вот покажется солнце. Иду вперёд, будто смогу так скорее с ним встретиться. Уже далеко ушла от юрты, а рассвета всё нет и нет. Пойду назад и буду оглядываться.

Я уже около юрты. Какое же ты неторопливое, солнце.

«Интересно, а как же они охотятся на этих соколов? Увижу сегодня. А потом вернусь в Россию и буду всем рассказывать. Часто бывает во время путешествий всяких людей, что им удаётся увидеть что-то необычное. Сколько таких историй я слышала у Антона дома, где собирается много интересного народа! И у меня будет своя история».

Все проснулись и торопливо готовятся к делу. Нур растапливает печку, греет воду. Мухаммед возится с машиной. Ему помогает большой круглый монгол с узкими глазами. Именно с ним был Мухаммед вчера вечером, когда мы познакомились. Эрка освобождает для меня место на заднем сиденье. Оно всё завалено клетками с птицами. Зачем нужны эти птицы, я узнаю позже. Саад раскуривает трубку, ждёт, когда всё будет готово и угощает меня чаем с печеньем. Как хорошо быть другом самого главного! Саад ведёт себя словно шах. На секунду можно представить, что мы где-нибудь в Аравийской пустыне. На улице около шатра стоят в ожидании верблюды. А я в гостях у богатого могущественного шаха. Я – гость из далёкой русской страны. Мне уважение и почёт.

- Готово, - говорит Эрка, заглядывая в юрту.

- Поехали, - командует Саад.

Мы встаём, накидываем куртки. В путь! На охоту!

Вокруг светло-коричневые холмы и сопки. Перед машиной слабая колея. Их здесь очень много. И может быть ещё больше. Достаточно выбрать направление, проложить путь, и вот, твоя дорога. Намного больше дорог другого вида. Их проложили не люди, а суслики. Земля усеяна круглыми тёмными пятнами норок, от которых как лучи в разные стороны отходят пешеходные дорожки. Это верный знак того, что в этой местности водятся соколы.

За рулём Саад. То и дело он останавливает машину. Берёт мощный чёрный бинокль и, как хищник, внимательно и сосредоточенно высматривает добычу. У Эрки тоже бинокль. Но его взгляд, когда он смотрит, намного мягче и проще.

Целый час мы едем, часто останавливаясь и наблюдая, не покажется ли где-нибудь желанная птица. В воздухе появилась чёрная дуга крыльев. Но это не сокол, говорит Саад, это беркут.

- Если мы не увидим сегодня хорошего сокола, то всё равно поймаем одного, чтобы тебе показать, как это делается, - говорит Саад.

Я благодарно киваю головой.

Наконец мы замечаем одного. Машина набирает скорость. Мы подъезжаем ближе. Саад с удвоенным вниманием вглядывается в бинокль.

- Да, он, - говорит Саад. – Эрка, готовь кота.

Машина останавливается, Эрка выскакивает, достаёт из багажника клетку, а оттуда небольшую птицу размером с голубя. Это и есть котá. И это приманка для сокола. Вместе с ней Эрка возвращается в машину. Я разглядываю птицу. Она светло-коричневого кофейного цвета, вся усеяна тёмными небольшими пятнышками. Настоящая курочка-ряба. Маленький клюв и испуганный взгляд. Я оглядываюсь на остальные клетки. В них есть и обыкновенные голуби. Но, как потом рассказал Саад, на них соколы клюют хуже. Потому что не знают голубей. А котá для них более привычны и вкусны.

Тем временем Эрка с зеркала, прикреплённого к лобовому стеклу, снял одну из ловушек. Она представляет собой петли, сделанные из лески, две резинки, которые одеваются на крылья кота, и верёвочки, которые привязываются приманке к ногам.

Всё готово. Саад на малой скорости подкрадывается ближе к соколу. Открывает окно, берёт приманку и резким движением выбрасывает её в окно. Затем давит на газ. И мы мчимся в обратную сторону. Чтобы сокол не подумал, что вслед за кота придём мы.

Я вижу, как в воздухе трепыхается маленькое тёмное пятнышко. Больше ничего не успеваю заметить. Теряю из вида птиц. Мы резко останавливаемся. Саад с утроенным вниманием вглядывается в бинокль.

На газ! Мчимся к тому месту, где отпустили приманку. Переезжая с колеи на колею на большой скорости, машина резво и опасно подпрыгивает. Эрка оборачивается ко мне:

- Держись.

Указывает на ручку над дверью.

Я замечаю, как около земли бьются распростёртые крылья сокола. Мы мчимся за ним. Потом Саад резко тормозит, выскакивает из машины, за ним Эрка. Следом я. Саад приближается к соколу. И осторожно берёт его за нижнюю часть тела, предварительно аккуратно сложив ему крылья. У него на лапах на леске болтается мёртвый кота. Сокол схватил его, чтобы съесть, и угодил лапой в одну из петель. А когда захотел избавиться от остатков обеда, разжал когти, и кота повис у него на лапах. Сокол уже не может взлететь, слишком тяжело и неудобно.

Я смотрю на пойманную птицу. Вижу, как недоумённо она оглядывается на Саада. У сирийца недовольное лицо.

- Плохой? - спрашиваю я.

- Да, - отвечает он, продолжая грустно и испытывающе смотреть на сокола. – Тёмная грудь. Придётся отпустить.

- Хочешь? – обращается он ко мне. И его взгляд немного оживает.

- Да. Только вначале сфотографирую.

Саад становится ещё более весёлым после того, как я сняла его с птицей. Он берёт фотоаппарат и протягивает сокола мне.

- Но, я не знаю, как держать, - восклицаю я.

- Просто за лапы.

Аккуратно беру. У меня в руках свободная и гордая птица. У меня возможность прикоснуться к дикой природе.

И именно мне дано право отпустить птицу. После того, как Саад фотографирует, поднимаю сокола вверх и размыкаю руки.

Благодаря тому, что ты не белый, а коричневый, ты не будешь домашним животным. И никогда не будешь охотиться на дроф, а только на сусликов. Они, наверняка, вкуснее, ведь к ним подаётся свобода.

Сон о сыне

Солнце уже высоко. Мы сидим на ковре около машины. Настало время обеда. Позади ещё одна победа над дикой природой. Она досталась нам не так легко, как первая. И поэтому было ещё интереснее. На этот раз сокол был «жирнасом». Так назвал его Саад. Это значит - хитрая опытная птица. Когда приманка оказалась у неё в лапах, она заметила нас и догадалась не разжимать когти. Поэтому ей удалось свободно летать между двумя холмами. В этом она тоже поступила удивительно умно. Когда мы приближались к одному холму, она летела на следующий, и так далее. Иногда мы теряли её из виду. Саад уже отчаивался.

- А если мы не найдём, - спросила я, - то сокол погибнет?

- Нет. Он потом просто перегрызёт леску.

Мы всё же поймали «жирнаса». Но на его груди оказались спасительные коричневые перья.

Эрка расставлял перед нами консервы, мыл помидоры, распаковывал печенье. Но, прежде чем есть самим, Саад и Эрка вытащили клетки с голубями и с кота. Поставили на землю, насыпали зерна. Клетки с кота были накрыты плотной тканью.

- А зачем это? – спросила я у Саада.

- Если будет открыто, они начнут биться об клетку, чтоб улететь. Не видят проволоки.

Пообедав, Саад сказал, что нужно отдохнуть. Лёг на ковёр, надвинул арафатовку на глаза.

- Расскажи что-нибудь, Таня, - обратился он ко мне.

- Да, что я расскажу? Лучше вы расскажите. Вы больше меня видели интересного, - ответила я. – Где вам больше всего понравилось?

- В Марокко хорошо. Там есть всё для каждого. На каждый вкус.

- В каком смысле?

- Там огромные пляжи. Есть пляжи, где купаются голые, а есть только для женщин-мусульманок. Есть океан, есть горы, есть пустыня. Есть мечети, конечно. А если ты не верующий, никто тебя ругать не будет. У короля Марокко две дочери. Он говорит: «Одна дочь ходит без платка. И я ни разу не сказал ей, чтобы она одела платок. Другая ходит в платке. И я не сказал: сними платок». В Марокко есть для каждого человека, там много разного.

- А как в России? Вам нравится?

- У меня жена русская. Конечно, нравится.

- Мы когда ехали с другом в Иркутск, - я вспомнила, как мы с Игорем добирались до Иркутска автостопом, - то видели много птиц. И соколов, наверное. Почему вы там не ловите?

- В России не разрешают.

- А здесь вы охотитесь легально?

- Да, у нас есть лицензия. Мы платим четырнадцать тысяч долларов за каждого сокола, когда перевозим через границу. А Мухаммед нелегально.

- Так он не на вас работает?

- Нет, он сам на себя.

- Интересно, а почему в России не разрешают даже за такие деньги? – задумалась я.

- Не знаю. Но в России самые лучшие соколы. Белые. А здесь, в Монголии, белые вообще не живут. Здесь только коричневые. Но белые просто в определённое время прилетают из России.

- Эрка, - Саад поднял голову и посмотрел на монгола, - ты пока смотри, нет ли сокола близко. Я тоже буду смотреть.

Он опустил голову на ковёр и надвинул платок на глаза.

Эрка чуть заметно улыбнулся.

- А ваша жена сейчас в Иркутске вас ждёт? – спросила я.

- Да.

- А она мусульманка?

- Нет. Но я ничего не говорю. Пусть она смотрит. Пусть сама решает. Ей нравится эта религия. Но она говорит, что не примет ислам, - ответил Саад и добавил:

- У нас скоро будет бэби.

- Правда?!

- Угу.

- Здорово! Поздравляю!

- Мы очень долго ждали.

Саад оживился. Он стал говорить быстро и много:

- Она долго не могла забеременеть. Ходила к врачам. Всё плакала. О! Как же тяжело было. Они ей давали всякие таблетки, гормоны. А ей от них плохо. Она нервничает, плачет. Ой, сколько мы пережили. Но я никогда её не ругал. Я понимал, что это значит для женщины. Я её успокаивал. Но это было очень трудно… И однажды я увидел сон. Мне приснилось, что у нас будет сын. И мне нужно назвать его Ахмед. И он должен быть мусульманином. А Таня, жена, в начале не хотела, чтобы он был мусульманин. И я рассказал ей сон. А через некоторое время доктор сказал, что она беременна. Она не поверила. Говорит мне, пойдём к другому доктору. Я ей говорю, Таня - ты дура, Бог дал тебе ребёнка, а ты не веришь. И мы пошли к другому доктору. Он тоже сказал, что она беременна. Она говорит, пойдём ещё к другому. И третий ей сказал. Она поверила. А потом говорит мне, что после моего сна, она решила, что, если Бог даст ей сына, то он будет мусульманин.

Во время своего рассказа Саад смотрел на меня. А я пыталась представить себе его жену, с таким же как и у меня именем.

- А известно, кто будет, мальчик или девочка? Или ещё рано? – спросила я.

- Нет, не рано. Несколько раз смотрели, но не видно.

- Значит, так нужно.

- Да, конечно. Значит, так Бог хочет.

Удивительно, но Саад всё время говорил именно слово «Бог» и, наверное, ни разу не назвал Его арабским словом «Аллах».

Некоторое время мы сидели молча.

- А где вы живёте в Сирии? – наконец я догадалась спросить об этом.

- Около Алеппо. Я напишу тебе свой телефон. И если будешь рядом, позвони. И я приглашу тебя в гости.

Я даю блокнот. И Саад, кроме телефона, пишет мне свой электронный адрес.

Потом заговорили об исламе.

- А, как вы думаете, почему нельзя есть свинину?

- Я не знаю. Так Бог сказал, - ответил Саад. И добавил:

- Свинина вкусная.

- А вы откуда знаете? – опешила я.

- Я пробовал.

- Да?!

- Конечно, я не могу так, чтобы не попробовать, что это такое.

- А алкоголь вы пробовали?

- Да. Пробовал.

Речь зашла о многожёнстве.

- В Сирии – это не очень часто, несколько жён, - рассказывает Саад.

- Но мы встречали одного сирийца, у которого было три или четыре жены.

- Но, это не часто. Вторую жену нужно заводить, если есть такие причины. Если первая не может иметь детей, например.

- А вы будете заводить себе ещё жену?

- Я? Нет, я не буду. Даже, когда мы думали, что у нас не будет детей. Я говорил Тане, что ещё одной жены у нас не будет.

Наконец решили продолжить охоту.

- А почему Эрка всё время молчит? – спросила я, когда мы ехали в машине дальше.

- Он всегда молчит. Хорошо, с тобой можно говорить. А он молчит, - ответил Саад.

Эрка безмолвно улыбался.

- Откуда ты так хорошо знаешь русский? – спросила я его.

- Вот, знаю, - неопределённо ответил он и улыбнулся.

- А у тебя есть жена?

- Да нет у него жены, - ответил за Эрку Саад.

И продолжил:

- Вот, опять молчит. Мне надо за него отвечать. Вот такой.

Третий, пойманный нами сокол, снова оказался негодный. И голова и грудь были тёмными.

- Этот совсем плохой, - сказала я, когда Саад догнал его и взял в руки.

- О, две недели и из тебя, Таня, будет настоящий охотник.

Смущённо и довольно улыбаюсь в ответ.

Этого сокола я снова отпустила на свободу.

- А как вашей жене жить в Сирии? Ей нравится? – мы продолжали разговор в машине.

- Она всегда дома сидит. Я ей говорю, иди познакомься с кем-нибудь. Не хочет. Сидит дома.

- Она хорошо готовит? - спросила я, чтобы продолжить разговор о жене.

- Вообще не умеет.

- Да? – я улыбнулась тому, как твёрдо сказал это Саад.

- Я готовлю.

- А вы хорошо готовите?

- Конечно. Но здесь, в Монголии, одно мясо…

- Точно.

-…первый день Нур готовит баранину, второй день снова баранину, третий день опять баранину. Я говорю: нет, я буду есть консервы. Теперь научил его готовить рис.

- О, и меня научите. Я не умею.

- В России нет риса. В России рис только для каши.

Я смеюсь, услышав из уст сирийца правду, которую уже давно знаю.

Пришло время возвращаться. С одной стороны я была рада, что нам не удалось лишить свободы ни одной птицы. Но с другой, глядя на недовольное лицо Саада, я жалела о неудаче.

- А вы раньше каждый день ловили по соколу? – спросила я.

- Нет, что ты, - засмеялся он.

Вслед заулыбался Эрка.

- Если бы мы каждый день ловили по соколу, у нас было бы уже много. Нет, конечно, не каждый.

Я немного успокоилась. Значит, не я причина неудачной охоты сегодня.

- Ну, тебе понравилось? - спросил Саад.

- Конечно, понравилось, очень. Очень интересно.

- Ну, слава Богу, - облегчённо проговорил Саад. – Значит, и нам понравилось. Хорошо.

По дороге назад разговор снова зашёл о России.

- У вас невозможно что-то делать официально, - рассказывал Саад. – Я прихожу к какому-нибудь начальнику, всё объясняю. Мне нужно то-то и то-то. Например, свой бизнес. Но он не соглашается. Потому что он сам боится. У него самого нечисто и он боится.

В юрте нас ждёт горячий ужин. Снова вкусный рис, не перемешанный с бараниной. Снова едим руками. Саад видит, что у меня не очень хорошо получается. Также у Эрки и у монгола, напарника Мухаммеда.

- Нужно сначала слепить. Вот так пальцами, - объясняет Саад. И показывает, как сделать из риса колбаску.

- А потом большим пальцем – оп.

Он упирается пальцем в нижнюю часть колбаски. И она направляется в рот.

Я пробую, и у меня получается.

- Молодец, - хвалит Саад.

Когда мы закончили ужинать, я обратилась к Сааду:

- Завтра я поеду дальше.

- Мы отвезём тебя на дорогу, - говорит Саад. – Когда будешь возвращаться, заезжай.

ГЛАВА 6

ДАЛЬШЕ В ГОБИ

Дарханские туристы

Стою одна на дороге. Смотрю, как уезжает джип. Мы очень тепло попрощались с Саадом. Наконец машина скрылась.

Под ногами жёлтая, утрамбованная колёсами дорога. Иду. Кругом такая же жёлтая пустота.

«А что будет, если вообще никакая машина не приедет? Вдруг это не та дорога, по которой ездят. Интересно, а волки здесь есть? Когда ехала в Хархорин, то волками пугали. Ну, и что? Всё равно выбора у меня нет. Не стоять же на месте…

Интересно, а есть рядом населённый пункт. Юрты есть везде… Наверное. Но пока их что-то не видно».

Иногда оглядываюсь назад. Нужно увидеть машину (если она появится) как можно раньше. Вдруг она решит ехать по параллельной колее. Тогда нужно бежать ей наперерез. Но чем больше я оглядываюсь, тем меньше мне верится, что здесь что-то может ездить.

«Если машин совсем не будет, может, набреду на какую-нибудь юрту. Надеюсь…».

Оглядываюсь. Что-то блестит вдалеке. Машина! Становлюсь у края дороги, поднимаю руку и внимательно слежу. Она приближается. Уже, наверное, заметили меня. Поднимаю руку ещё выше. Улыбаюсь.

Машина уже совсем близко. Поравнялась со мной. Вижу, как пассажиры прильнули к окнам. Все смотрят на меня. На лицах крайнее удивление. Машина проезжает мимо и едет дальше. Как же так?! Оборачиваюсь и смотрю с таким же, как и у пассажиров, удивлением на лице.

Чуть поодаль автомобиль тормозит. Тороплюсь к нему. Но не бегом, чтобы ещё больше не напугать людей. Подхожу. Двери закрыты. На меня через окошки широко раскрытыми глазами смотрят монголы. Начинаю говорить. Наконец открывается стекло.

- Самбайну. Явж болохуу шот? Мандалговь – Здравствуйте. Можно ехать прямо? Мандалговь, - говорю я.

И добавляю:

- Би орсо. Би жуулчин. – Я русская. Я турист.

Открывается передняя дверца. Молодой парень спрашивает, говорю ли я по-английски. Я киваю. И по-английски прошу подвезти меня до Мандалгови.

Меня впускают на заднее сиденье. Рядом сидит девушка с европейской внешностью и белыми вьющимися волосами. С другой стороны упитанный монгол средних лет. Я по-английски объясняю, что путешествую по Монголии. Но разговор со мной продолжается недолго. Пассажиры машины возобновляют беседу между собой, которую, по-видимому, я прервала своим неожиданным появлением.

Выяснилось, что девушка из Австралии. Она работает здесь, в Монголии. А сейчас они едут в Гоби на геологическую разведку, связанную с углём. Австралийка так быстро говорила по-английски, что мне с трудом удавалось что-нибудь понять. Все бывшие в машине монголы, включая водителя, тоже говорили по-английски.

Наконец мы приехали в город.

Мандалговь. Я не знала, доберусь ли вообще до этого города. И вот, мне понадобилось только два дня, чтобы сделать это. А в запасе ещё три, чтобы продвинуться дальше в Гоби. Потом надо будет поворачивать обратно в Улан-Батор.

Джип с австралийкой уехал. Я не стала просить везти меня дальше. Отправилась на выезд из города. Следующий большой город на карте – Даланзадгад. И это последний город Монголии на юге. Я прикинула, что до него ещё около трёхсот километров. И у меня ещё три дня. Неужели доеду?! Вперёд в Даланзадгад!

* * *

Солнце склонялось к горизонту. Сколько я уже сижу на дороге? Семь, восемь, десять часов… Да и непонятно, на какой дороге сидеть. Одна, большая и широкая, выходит из города. Она без асфальта. Асфальтированные дороги кончились ещё под Улан-Батором. Я думала, что это и есть дорога на Даланзадгад. Но проезжий мотоциклист утверждал, что дорога находится дальше. Я отправилась по направлению его руки. В один момент обернулась назад и увидела, как по дороге, которую я только что оставила, проехал автобус. Бросилась бежать, при этом крича и махая руками. Но разве заметят с такого расстояния? Ну, раз уж всё равно пропустила, пойду искать ту дорогу, о которой говорил мотоциклист. Набрела на колею. Рядом ещё одна и ещё, как всегда. Сколько я просидела здесь на рюкзаке? Не знаю. Вдруг вижу, как по первой дороге снова едет машина. Вновь бросаюсь к ней… Уехала.

Опускаю за картой руку в карман. Нету. Наверное, выпала в месте, где я сидела и откуда принялась бежать. Обшарила всё кругом. Карта исчезла. Но ведь ветра совсем нет. Да и не такая она, обклеенная скотчем, лёгкая, чтобы её могло унести так далеко.

«А может, это знак? Может, мне не надо ехать дальше в Гоби? Может, меня там ждёт что-нибудь плохое? Может, стоит вернуться в Улан-Батор?», - приходят ко мне мысли. Позади шесть, семь, восемь часов ожидания машины.

Вернулась на широкую дорогу. И поплелась в сторону Мандалгови. Постараюсь найти ночлег. А завтра по-точнее выясню, где дорога на Даланзадгад.

Вдруг навстречу мне пылит маленький грузовичок. Не верится, что он может остановиться. До него проезжал караван из трёх джипов. Они промчались мимо.

Я поднимаю руку. И грузовичок тихо и спокойно тормозит около меня. Из кабины выходят две женщины и мужчина. Они не знают русского. Пытаюсь по-монгольски объяснить им, что мне нужно в сторону Даланзадгада. И после того, как я несколько раз повторяю: «Явж болохуу шот – Ехать можно прямо», мужчина заводит машину, мы вместе с женщинами залезаем в кузов. Поехали. Но недолго, словно, только для того, чтобы выполнить мою просьбу. Грузовик снова тормозит. Около получаса, сидя в кузове, я и женщины по-монгольски и по-русски что-то говорили друг другу, спрашивали, показывали жестами, улыбались, смеялись, отчаивались друг друга понять. В результате машина поехала поперёк дороги прямо в степь.

«А как я потом буду выбираться на дорогу? Сейчас как заедем куда-нибудь», - думала я. И вдруг увидела, как впереди перпендикулярно нам едет серый «уазик-козёл». Водитель грузовика, судя по тому, как сильно мы с монголками стали подпрыгивать в кузове, тоже его заметил. Раздался призывный гудок нашего грузовичка. «Уазик» затормозил.

Из него один за другим вышли три монгола. Один, самый упитанный, был в малиновой рубашке, штанах защитного цвета, такой же безрукавке и кепке. На вид ему было около сорока. Второй был очень худой с морщинистым лицом и почти без зубов. На нём были чёрные джинсы, кожаные куртка, жилетка, кепка и чёрные очки. Ему было около шестидесяти. Третий был приблизительно такого же возраста, что и второй. У него тоже были не все зубы. И не было одной руки.

Женщина принялась что-то громко им объяснять. При этом она указывала на меня. Вдруг оказалось, что монгол в кожаной куртке говорит по-русски.

- Мне нужно в сторону Даланзадгада, - обратилась я к нему.

- Мы едем в Даланзадгад, - ответил монгол.

- А можно мне с вами? Только если можно без денег, бесплатно.

- Поехали, - ответил монгол и по-монгольски обратился вначале к своим друзьям, а потом к женщине.

Та со счастливой улыбкой смотрела на меня.

- Баярлаа – Спасибо, - улыбнулась я в ответ.

Вчетвером садимся в «уазик». Я еду в Даланзадгад!

- Давно из Америки приехали? – с переднего сиденья ко мне обращается монгол, который говорит по-русски.

- Я не приезжала из Америки. Я из России.

- А женщина сказала, что вы американка, но хорошо говорите по-русски.

- Нет, она не правильно поняла. Я русская. Я путешествую по Монголии. А сейчас еду в Даланзадгад.

- Мы тоже туда едем. А потом в горы. Там недалеко есть горное ущелье. Очень красиво.

- А вы из Мандалгови? – спрашиваю я.

- Нет, мы из Дархана.

«Вот почему он так хорошо говорит по-русски, - подумала я. – Дархан ведь совсем близко от границы с Россией».

Монгол принялся рассказывать:

Они втроём хорошие друзья. Раньше работали вместе. А теперь все на пенсии. Каждый год они ездят по Монголии. Выбирают маршрут и путешествуют на своём «уазике».

- Он новый, - с гордостью заявил мужчина.

Хотя машина принадлежала не ему, а тому монголу, который был за рулём.

Мужчина, который со мной беседовал, был единственный, кто из них троих говорил по-русски. Он продолжал рассказывать. Уже около трёх дней, как они выехали из Дархана. Успели побывать в Улан-Баторе. И заехали в ещё одно место, которое, судя по словам монгола, невероятно красивое.

- Мы скоро будем останавливаться на ночь, - сказал он. – Тут недалеко есть гостиница.

- А я, наверное, переночую где-нибудь рядом в палатке. А завтра, если можно, снова с вами поеду в Даланзадгад. Просто у меня не очень много денег.

- А у вас есть палатка? – переспросил мужчина.

- Да.

- И у нас тоже. Мы тоже в палатке спим. У нас всё своё. И сами себе готовим кушать. А я думал, у вас нет палатки, поэтому сказал про гостиницу. Тогда мы ещё проедем.

Не прошло и десяти минут, как машина свернула с дороги.

А вокруг уже Гоби. Но пустыня не ровная. Кое-где на ней есть небольшие возвышения. Вокруг них и кружил наш уазик, пытаясь выбрать наиболее удобное место. Наконец остановились.

- Здесь переночуем, а завтра поедем, - ещё раз пояснил мужчина. – Сейчас покушать сварим.

- Хорошо. Я пока буду ставить палатку, - ответила я.

А сама думала: «Интересно, а как они будут еду варить? Здесь же нигде нет дров. Неужели у них есть газовая горелка? Да ну, навряд ли».

Мужчины принялись вытаскивать из машины свои вещи: рюкзаки, сумки, тюки, свёртки. Когда они выгрузили всё, что нужно, то заняли, таким образом, обширное пространство около машины. А я к этому времени уже почти закончила ставить свою палатку.

«И всё-таки интересно, неужели у них есть газовая горелка?». Монгол, говоривший по-русски, начал вместе с водителем ставить свою палатку. А третий тем временем, держа в руке мешок, отошёл чуть подальше. Из мешка на землю посыпались небольшие деревянные палки. «Так вот оно что! – догадалась я. – Но неужели из этого, они намереваются сделать костёр, и что-то на нём приготовить?». Волоча за собой пустой мешок, монгол куда-то отправился.

Сходила и я за ближайший холм. А когда вернулась, увидела, что уже стоит большая синяя палатка монголов, чуть поодаль в землю вбиты три железных прута. На них опирается котелок. А под ним горит огонь. Из чего же огонь? Монгол вернулся не с пустыми руками. В мешке он принёс кизяк – сухой навоз, который собрал вокруг нашей стоянки. Правильно! Тут же кругом его навалом. Деревянные палки нужны только для того, чтобы разжечь огонь. А потом кизяк уже сам отлично горит.

Я принесла конфеты и гречку, которые у меня были:

- Давайте, может, сварим, - предложила я.

- Нет, нет. Мы сейчас сварим… Сначала чай.

В котле закипела вода. В неё посыпался зелёный чай, скорее напоминающий сено с палками. А вслед за чаем - соль. На столе, постеленном на земле куске ткани, появился чёрный хлеб, печенье, варёное мясо в железной коробочке и молочный продукт, напоминающий творог. Монголы положили куски мяса в кружки, накрошили туда хлеба, положили творог и всё залили чаем. Один из них ел ложкой. Двое других китайскими палочками. Я ограничилась печеньем с творогом и чаем, в котором очень сильно чувствовалась соль.

Настал вечер. У костра сидели русскоговорящий монгол и я. Двое остальных ушли гулять. Мужчина снова стал рассказывать о том, как они путешествуют по Монголии, сколько интересного им удалось повидать и сколько ещё предстоит.

- Мы очень любим тишину, - говорил он. – В городе не так. А здесь хорошо. Тихо. Мы иногда слушаем тишину. Сядем и молчим.

Вокруг чудесное безмолвие. Я смотрю на пустыню кругом. В вечернем цвете она кажется сиреневой и немного жёлтой. В праздничном окончании дня небо располосовалось разными цветами. Воздух очищен тишиной. Легко дышать, мыслить и чувствовать. Легко воспринимать и прислушиваться к тому, что мы должны услышать.

Снова встречаюсь с любимыми

Весь этот день в машине. Как интересно ехать и думать обо всём! Я вспоминаю своих любимых. И почему-то сейчас мне особенно сильно хочется увидеть их. Чувствую, как соскучилась.

Как там мама?! Наверное, волнуется. Вспоминаю о папе, о своём брате Максиме. Я так люблю его. Но мы не дружим с ним. Мы не понимаем друг друга. И всё равно я люблю его. Даже заметила, что часто в друзьях мне видится что-то напоминающее брата, черты его лица, жесты, улыбка.

Вспоминаю об Антоне. Как мы встретимся с ним, когда я вернусь?! Как я обрадуюсь, и он, наверное, тоже.

А как там наш Демид? Уже в Китае. Когда мы теперь с ним увидимся? Мне хорошо с ним, когда мы вдвоём говорим о чём-то важном. Но это бывает очень редко.

Игорёчек! Как сильно я люблю его!

И как важен для меня отец Владислав! Как много он сделал для меня! Именно он один из тех, кто чем-то напоминает мне брата.

Вспоминаю о Юстасе. Ни в чём нельзя обвинять людей. Как он с поднятыми вверх руками встречал меня в Улан-Баторе, и сильно изменился после того, как я упрекнула его за ночной клуб.

Вспоминаю о Монике. Фейерверк! Обязательно встречусь с ней в Улан-Удэ.

С большой любовью вспоминаю о своей бабушке. Я уже никогда её не увижу. Но ведь люблю и продолжаю думать о ней.

Я вспоминаю своих разных друзей. Даже тех, с кем я встречалась всего один раз в жизни.

Сейчас мне очень сильно хочется увидеться со всеми ними.

А ведь, когда я вернусь в Россию, то собираюсь жить в деревне. Как я буду там без людей?! Мне страшно об этом думать.

* * *

Я надеюсь, что этим утром мы всё же доедем до Даланзадгада.

Вчера ехали целый день. И снова остались ночевать в пустыне. Это не такая пустыня, которую я представляла себе в детстве. Здесь нет жёлтых волнистых барханов, здесь вообще нет песка. Земля усеяна маленькими камешками. Кое-где торчат небольшие слабые кустики травы.

Зато вчера мы встретили здесь тех, кто всегда ассоциировался у меня с настоящей пустыней. Верблюдов. Мы увидели их вдалеке от дороги. Я прильнула к окну. Монголы сразу поняли моё желание, свернули с дороги и направились машину к верблюдам.

Их много. Целое стадо. Они небольшого роста, мохнатые, всех оттенков коричневого цвета. Внимательно смотрят на нас. Я хочу подойти ближе. А они настораживаются. Я говорю с ними. И они подпускают меня. Глажу густую тёплую шерсть. Серьёзный, но добрый взгляд. От прикосновения ощущаю внутри тепло и нежность. Больше всего умиляют самые маленькие из них. Непропорционально длинные ноги, резкие движения. Хочется погладить, но к ним не подойти.

В этот день мы заезжали в одну юрту. Дарханцы искали кумыс.

- Сейчас он очень полезный, - говорил мне монгол в кепке.

Нас радушно принимали, как гостей и желанных покупателей. И даже стали угощать. Но угощенье состояло из мяса с мясом. На полу лежала широкая деревянная доска с кусками баранины, видимо, варёной. А рядом - большой нож. Монголы по очереди брали его, отрезали кусок угощения и отправляли в рот. Я не стала есть.

Мы едем. И впервые за всё время путешествия по Монголии я увидела ровную пустоту до горизонта. Перед поездкой все говорили о том, что Монголия - это сплошная степь. Но только сейчас я попала в такое место. До этого было озеро, леса, потом сопки, холмы и горы. А теперь я оглядываюсь кругом, и ничего. Но эта пустота не пугает, а наоборот успокаивает.

Постепенно впереди из-за полоски горизонта стал подниматься город.

- Таня, - обратился ко мне монгол, - угадай, сколько километров до города.

- Я не знаю. Может быть, десять или пятнадцать.

- Мы поспорили с ним, - и монгол указал на мужчину без руки. – Вот интересно, кто прав.

Наконец Даланзадгад. Я всё-таки добралась до этого города.

Мы недолго задержались в нём. Почти сразу отправились к горному ущелью.

- Там очень красиво. Там есть вечный снег, - говорил русскоговорящий монгол.

Из степи начали вставать горы. Мы приближались к ним, и они становились всё выше и выше.

Мы направляемся в национальный парк. Но дорогу найти не просто. Едем вдоль гор. За очередным поворотом большое стадо коз. Они здесь на водопое. Но нет ни реки, ни озера. Их водопой - это глубокий колодец. Яма колодца на поверхности обложена широким бетонным кольцом. На нём стоит пожилая монголка и за длинную верёвку тянет из глубины резиновое ведро. Мы останавливаемся рядом. Монголка маленького роста, очень худая. На ней серые штаны, яркая разноцветная кофта, тёмная жилетка, на голове платок.

Мужчины подходят к ней, угощают сигаретами. А взамен просят попробовать почерпнуть воды. Она легко передаёт верёвку. Рядом с колодцем цементный желоб. Около него куча коз. Все они ждут воды. Мохнатые животные с длинной прямой шерстью белого или коричневого цвета. Рядом лошадь. И я с разрешения хозяйки сажусь верхом. После меня монголы тоже залезают на лошадь, чтобы сфотографироваться. Не менее резво, чем остальные, это делает мужчина без руки.

Но нам нужно продолжать путь.

В ущелье у сказки

Между высокими коричневыми горами проложена дорожка. Я иду по ней и оглядываюсь вокруг. Монголы остались где-то позади. Мне хочется побыть одной в этом интересном и необычном крае. Между горными стенами течёт речка. Вода обволакивает камни, волнует зелёную траву. То и дело мне перебегают дорогу маленькие светло-коричневые животные. Их тут очень много. Это, наверное, сурки. Здесь должны быть и другие животные. Об этом говорила табличка на въезде в национальный парк. Но я больше никого не вижу, только сурков. Зато не прячутся растения. Их здесь много. Им неплохо живётся около воды. То там, то здесь взгляд ловит красный, жёлтый, оранжевый куст.

И вот, мне представляется, что где-то на вершине одного из хребтов на меня сейчас смотрит гордый олень или горный баран с закрученными рогами. И я воображаю, как течёт здесь жизнь, когда нет людей. Животные спустятся с высоты. Подойдут к ручью. Придёт горный баран со своим семейством. Начнёт пить. Но потом они учуют снежного леопарда, который тоже здесь водится. И семья баранов удалится, уступая место хищнику. В небе начнут кружить грифы.

- Таня!

Я услышала далёкий крик. Вроде бы зовут меня. Или нет.

- Таня, - снова донеслось сзади.

Это, наверное, монголы меня ищут. Пойду. Но нужно уже от них отделяться. Слишком сильно они обо мне заботятся, будто я маленькая девочка.

- Ну, как тебе, нравится? – спрашивает меня монгол в кожаной кепке, когда я вернулась к ним.

- Конечно. Очень нравится.

Сами монголы в ещё большем восторге, чем я. Они постоянно фотографируют. И ни одного кадра без себя.

На выходе из ущелья, там, где располагалась площадка для машин, продавал свои сувениры молодой монгол в малиновом халате и чёрных штанах. Вырезанные из дерева сурки, птицы, бараны. Здесь он их и делал. Я остановилась, чтобы посмотреть. Монголы стали с ним разговаривать.

Садимся в машину. Едем, но не по той дороге, по которой приехали сюда.

Среди гор стоит юрта.

- Будем сегодня ночевать в гостинице, - обращается ко мне монгол.

Я не совсем его понимаю, жду, что будет дальше. Но из юрты никто не показывается.

Монголы смело заходят внутрь. Я следом. Внутри жилая обстановка. Скоро на мотоцикле приезжает продавец сувениров. Оказалось, что он сдаёт нам эту юрту на сегодняшнюю ночь.

Потихоньку юрта заполнилась вещами. Мой рюкзак, тюки и сумки монголов. Печь холодная, а мы голодны. Выхожу на улицу. Рядом коробка с небольшими палками. Здесь по склонам гор стелется низкий густой кустарник. У него древесный, тонкий ствол. Зелёная часть растения напоминает ветви пихтового дерева. Высохшие кусты и служат здесь дровами.

Закладываю их в печку, развожу огонь. Мужчины расстелили на полу свои тёплые одеяла, уселись и играют в карты. Только один монгол, с которым мы говорим, иногда помогает мне.

В большой полусферический чан наливаем воду. И после того, как она закипает, щедро направляем туда баранину. Я слежу за огнём. Надо, чтобы вода кипела, но не очень сильно. Дров немного, иду собирать ещё.

Возвращаюсь в юрту с охапкой палок. Мужчины по-прежнему играют в карты. Я снова к печке. Чувствую себя настоящей монгольской хозяйкой. Мясо уже, наверное, сварилось, засыпаю в него макароны. Слежу за огнём. Подметаю пол около печки: от дров много мусора.

Наконец мы ужинаем. В юрте нет электричества. Я пораньше ложусь спать. Монголы укрывают меня одеялами сверху спальника. Заботятся. Но эта чрезмерная отеческая забота начинает меня раздражать. Нужно скорее отделяться от них…

Большой город. Шумная запруженная машинами улица. Много людей. Мокрый тротуар. Дождь. Я босиком в закатанных джинсах, в зелёной рубашке. С головой укутана в куртку, скачу по лужам и смеюсь. Навстречу прохожие. Я смотрю, улыбаюсь им. Подкидываю куртку вверх и смеюсь. Вода в лужах тёплая. Осознаю, как приятно шлёпать босиком по воде. Смотрю в лица людям и хочу, чтобы они поняли, что и так можно. Я знаю, что поживу в городе и стану такой, как они. Уже не смогу бегать босиком по лужам. Но пока я помню. Пока я только что пришла из настоящего мира. Я смеюсь по-настоящему. Я счастлива…

Просыпаюсь от звука низких мужских голосов. Раннее ранее утро. Юрту освещает слабый тепло-оранжевый свет из печки. Монголы сидят около неё и тихонько разговаривают. В окошке в крыше – единственном во всей юрте – ещё темно.

Закрываю глаза. Но не сплю, а дремлю, впадая во власть сладких грёз.

Утро с баранами

Уже светло. Я всё же крепко заснула.

В юрте пусто. Выхожу на улицу. По дороге, которая ведёт куда-то дальше вглубь гор, идёт монгол, с которым мы всегда разговариваем. Зовёт меня рукой.

- Хочешь посмотреть на горных баранов? – спрашивает он, когда я подбегаю.

- Хочу. А где они?

- Вон там, - монгол указывает наверх одного невысокого холма, который, как и остальные, устлан низким зелёным кустарником.

- А остальные там? – спрашиваю я.

- Да. Они с биноклем. Покажут тебе.

Я тороплюсь. Между кустарником ползёт тропинка. Я пока не вижу остальных монголов. Наверное, они за одним из каменных возвышений. Но, вроде, иду правильно.

Становится тяжело дышать. И я чувствую, как сильно стучит сердце. В груди больно и тяжело. Только что я спала, и сердце работало в пол-оборота. А теперь трудится во всю мощь, чтобы помочь мне взобраться на гору.

Наконец на самой вершине вижу двух монголов. Один - овальный в малиновой рубашке, второй в светлой кепке с тёмно-коричневым цветом лица. Ещё один подъём, и я около них.

Они внимательно смотрят вдаль через бинокль. А когда я подошла, протянули его мне. С нетерпеливым предвкушением, направляю бинокль туда, куда указывают мне монголы. Но ничего особенного не замечаю. Охватываю биноклем большую площадь, но нигде ничего нет. Монгол в малиновой рубашке подходит, вытягивает руку совсем близко от меня, так, чтобы мне было легче понять, в какую точку нужно смотреть. Я внимательно всматриваюсь через бинокль. Но ничего не вижу. Поправляю резкость. Ничего. Бинокль забирает монгол в светлой кепке. Кивает головой в знак того, что он видит баранов, и, что я смотрю в правильную сторону. Потом бинокль берёт круглый малиновый монгол. И, судя по его радостному лицу, он тоже видит баранов. Я напрягаю зрение и смотрю без бинокля. Чтобы заметить хотя бы движение животных, а потом рассмотреть их увеличенных в бинокль. Но ничего. Тем временем, монголы обмениваются весёлыми репликами, как мне кажется, о том, как им повезло в настоящей природе увидеть диких животных. Мне тоже очень хочется. Такой шанс!

- А что они делают? – спрашиваю я.

Монголы немного понимают по-русски. И знают некоторые слова.

- Они кушают, - отвечает мне монгол без руки.

- Ах, кушают.

Снова у меня в руках бинокль. Монголы наперебой протягивают руки, тычут пальцами вдаль. Подношу бинокль к глазам. Неровный каменистый склон одной горы, склон другой. Но нет ничего, что можно было бы принять за баранов. Монголы забирают бинокль, чтобы удостовериться в том, что бараны на месте. В знак этого на их лицах появляется довольное выражение.

Ну, почему я не вижу этих баранов?! Где они?! Почему я смотрю и не вижу их?! А они видят. Такая возможность! Потом я смогла бы рассказать о том, что видела настоящих горных баранов. Но я не вижу их!

Монгол в белой кепке принялся камушками выкладывать направление, по которому следует смотреть.

«Да, ну их этих баранов, - в отчаянии думаю я. – Не вижу, и не надо». Но монголы упорно призывают меня попробовать ещё раз. Сколько мы уже мучаемся? Двадцать минут, тридцать, сорок… Всё же подношу к глазам бинокль. Вдруг замечаю движущиеся точки. Просто колышутся три или четыре тёмные точки. Это и есть бараны.

- Вижу, - сообщаю я.

Монголы широко и радостно улыбаются. Ещё раз берут бинокль. И наслаждаются зрелищем. Ведь это так здорово, это такая возможность увидеть в настоящей природе диких животных! Даже мне посчастливилось. И хоть видела баранов недолго, но, кажется, что насмотрелась вдоволь.

С небом наедине

Я лежу на краешке зари,

Обнимая голубую землю…

Говори со мною,

говори,

Речь свою не прерывай – я внемлю…

Из стихотворения «Молитва» Марии Романушко

До Даланзадгада сорок километров. Должен же кто-нибудь ехать из этого национального парка обратно в город.

Уже больше часа я жду машину. Справа от меня одноэтажное здание. Это музей природы Гоби. За ним в ряд стоят две юрты. Там продают сувениры. Затем ещё одно небольшое здание. И рядом шлагбаум. Но его не для кого поднимать. Машин нет. Людей тоже не видно. Даже работники музея и продавцы сувениров не показываются. А если машины не будет сегодня целый день?

Может быть, надо было поехать дальше с дарханцами. Они тоже направляются в Улан-Батор. Но не через Даланзадгад. В музее, куда мы заходили перед тем, как въехать в ущелье, они на карте нашли ещё одно интересное место, очередную природную достопримечательность. И решили отправиться туда. Я бы тоже могла поехать с ними. Но чувствую, как в последние два дня расслабилась, стала привыкать к тому, что меня куда-то везут, что самой уже не надо волноваться и даже думать. Нет, я не хочу так. Хочу путешествовать сама, как бы трудно это не было.

Уже больше двух часов сижу на рюкзаке. Перечитываю книгу Антона «134 ответа на 134 вопроса». Я взяла её для того, чтобы подарить кому-нибудь. Дочитала.

Достаю из рюкзака маленькую синюю книжку «Новый Завет». Эту книгу я взяла для себя. Но в голове волнуется мысль о том, уеду я отсюда или нет. Поэтому читать трудно. Меня хватает не надолго.

Медленно, шурша шинами, ко мне направляется большой чёрный джип. Останавливается около меня. Спереди и сзади открываются окошки. На переднем сиденье женщина европейской внешности в чёрных очках и с пышными кудрявыми волосами. Сзади из окошка выглядывает загорелое лицо молодого монгола. Обращаюсь по-английски, наверняка, женщина должна понять:

- Мне нужно в Даланзадгад. Можете меня подвезти?

- Но мы не едем в город, - отвечает она. – Мы едем в кемпинг. Здесь недалеко.

Ну что ж, нет, так нет. Джип уезжает. А я направляюсь в маленькое деревянное здание, которое располагается неподалёку. Выхожу и вижу, как машина возвращается обратно. Бегу к ней.

- Мы не можем оставить вас здесь, - улыбаясь, говорит мне женщина.

Из задней двери выскакивает парень. И жестом приглашает меня внутрь. В машине ещё водитель. А на заднем сиденье нас трое: я, парень, который выходил из машины, чтобы впустить меня, и ещё один молодой монгол. Каждому из них на вид не больше двадцати пяти лет, а то и меньше. Я пытаюсь говорить с ними. Но они не знают русский. Им всё же удаётся спросить моё имя. Я представляюсь. Вслед каждый, включая женщину, называет своё имя. И протягивает мне руку.

Но ведь они едут в кемпинг. А что дальше? Что-нибудь получится.

Скоро мы добрались до места. На ровном гобийском поле большим кругом стояло несколько белых юрт. Их было больше десяти. Меня повели к одной из них. Навстречу нам шёл высокий мужчина в очках. Ему было около тридцати лет. Он торопливо повязывал на голову бандану. Его предупредил о моём появлении один парень, который раньше всех выскочил из машины.

- Здравствуйте, - говорит он.

- Здравствуйте, - отвечаю я.

И обрадованная тем, что он говорит по-русски, торопясь и сбиваясь, объясняю ему, что мне нужно в Даланзадгад.

К нам подходит ещё один мужчина. Ему на вид больше тридцати. Он с пухлыми щеками и небольшим круглым животом. На голове редкие чёрные волосы. Он, так же как и первый, в очках. На нём серо-оранжевый свитер и пёстрые штаны. Но он ведёт себя спокойно, не торопясь и не волнуясь.

Меня приглашают в юрту. Вслед за мной входят оба мужчины в очках, несколько парней, с которыми я приехала, молодая девушка. Мужчина в серо-оранжевом свитере обращается к ней. Девушка выходит из юрты. И возвращается с термосом в руках. Потом появляются три белые фарфоровые коробочки, с кофе, молоком и сахаром. Сама делаю себе кофе. Мне подвигают печенье. Все внимательно на меня смотрят. Я рассказываю о том, что путешествую по Монголии.

- Одна? – спрашивает мужчина в серо-оранжевом свитере.

- Да.

- И не страшно у нас здесь?

- Страшно в России.

Все монголы дружно хохочут. Я продолжаю рассказ. Они внимательно слушают. Хотя не все понимают русский язык.

Объясняю, что мне нужно в Даланзадгад.

- Завтра туда будет мотоцикл, - говорит всё тот же мужчина с пухлыми круглыми щеками.

Выяснилось, что он и есть хозяин кемпинга.

- О, это хорошо, - отвечаю я. – А можно я сегодня где-нибудь здесь переночую?

- Да, можно.

- Только, у меня нет денег, чтобы заплатить.

- Да ничего. Просто поболтаем вечером. Я русский уже почти забыл. А как тебя зовут?

- Таня.

- А меня Болт.

Монголы потихоньку расходятся по делам. Мы остаёмся с Болтом разговаривать. Он оказался очень интересным и образованным человеком. Рассказал о себе. Зимой он живёт в Улан-Баторе вместе с женой и маленькой дочерью. А летом переезжает в кемпинг, который ему и принадлежит. Жена и дочка летом тоже вместе с ним. Они совсем недавно уехали домой в Улан-Батор. Болт говорит, что ему больше нравится жить здесь, в степи, в Гоби, чем в городе. И вообще он любит Монголию. Говорит, что здесь всё чистое, всё настоящее.

Решаю идти погулять. Ещё день. Солнце высоко.

Я иду вперёд. Всё дальше и дальше от юрт. Вокруг ровная искристо-жёлтая степь. Передо мной прозрачно-голубое небо. Я иду всё быстрее и быстрее. Что вдруг со мной происходит? Это мои мысли, мои чувства, или это Твой голос? Я опускаюсь на землю. Вместится ли во мне то, что Ты даёшь? Да. А хватит ли слов, чтобы рассказать об этом? А зачем тогда нужна вся эта книга, если в ней не будет самого главного об этом?

Я попала в эту страну, прошла много дней пути. Я подготовилась, чтобы услышать Тебя.

Сижу и слушаю, и говорю с Тобой.

- Да, я знаю о ней. И каким бы истёртым и истрёпанным не было это слово. Всё равно по-другому не назовёшь. Я знаю, что это любовь. Я знаю, что она в каждом из нас. Самая светлая и чистая в момент, когда Ты вкладываешь её в нас. Но как сделать так, чтобы она не обрастала коростой и грязью. Чтобы мы всё-таки слышали её. Как научиться любить тех, кто рядом, несмотря ни на что. Он пришёл к нам и показал.

- Сейчас я могу говорить с Тобой. И я слышу Тебя. Даже сейчас, когда я пишу, я чувствую, что Ты рядом.

- От Твоего голоса текут слёзы. Но в мире не может быть ничего лучше этого для меня.

- Покажи мне этот путь. Умоляю Тебя. Как научиться всегда помнить о том, что на всё Твоя воля? Как научиться всегда думать о Тебе?

- Ты показываешь мне сейчас всю планету. Я вижу, что она совершенна. Здесь, в ровной степи, сотворённой Тобой, это хорошо видно. Там, в больших городах, мне будет труднее это заметить.

Я встаю и иду к юртам. Шепчу: «Господи, не оставляй меня. Господи, не оставляй меня».

- Я теперь не хочу расставаться с Тобой, когда Ты был так близко. Мне даже не хочется к людям. Всё, чего только можно желать, это быть с Тобой так, как я была сейчас. Но я заставляю себя идти назад к людям.

Захожу в юрту и говорю про себя: «Господи, не оставляй меня. Господи, не оставляй меня».

* * *

Мы снова разговариваем с Болтом. Вспоминаем историю Монголии. Он рассказывает, из-за чего их страна так близко подружилась с нашей. Дело в том, что Монголия – это практически вторая страна (если не считать Народный край Тува, который потом стал частью СССР), ставшая социалистической. Их первым вождём был Сухэ-Батор. До сих пор сохранились памятники и улицы с его именем. Но ни у кого в Монголии нет такой славы, как у Чингисхана.

- Он создал самую большую империю в мире, - гордо говорит Болт.

Когда мы с отцом Владиславом гуляли по Улан-Батору, то часто встречали карты мира, на которых ярко обозначены границы созданного Чингисханом государства.

- А как Монголия перестала быть социалистической? - спросила я.

- Сразу после СССР, - ответил Болт. – Как Союз перестал быть, так и у нас люди стали недовольны.

- А сейчас лучше стало?

- Сейчас да. А несколько лет назад было совсем плохо. Машин совсем не было. Вам было бы трудно путешествовать.

- Интересно, а что сейчас производят в Монголии? Кроме того, что добывают уголь, золото и медь.

- Кашмир производят в Улан-Баторе.

- Что это? Это такая ткань, вроде бы.

- Это ткань из шерсти козы. У меня тоже есть своё стадо коз.

- Правда? А зачем вам? Для шерсти?

- Да. А больше козы ни для чего не нужны.

- А мясо?

- Мясо козы́ не едят.

- Совсем?

- Только самые бедные.

- А что-нибудь ещё производят в Монголии?

- Из верблюжьей шерсти делают одеяла.

- А ещё что-нибудь?

Болт задумался:

- Не знаю.

Я вспомнила, что рядом Китай. Оказалось, что монголы не очень его любят. Это обусловлено историческим поведением Китая по отношению к Монголии.

Мы говорили целый вечер. Болт казался мне близким другом. Когда пришло время ложиться спать, девушка, которая приносила кофе, отвела меня в отдельную юрту. Сейчас кемпинг пустовал. В одной из юрт жила американка Сьюзан. Та женщина, которая была в машине, когда монголы подобрали меня на выезде из национального парка. Я спрашивала у Болта, приезжают ли к нему в кемпинг русские. Он ответил, что ни разу никого из России не было.

Следом за девушкой я вошла в юрту. Внутри было темно. Электричество есть только у Болта. Девушка зажгла свечу. Справа и слева вдоль круглых стен стояли кровати. Посередине стол, с двумя стульями. Перед ними печка. На стене висел рукомойник. Я ни разу не видела в юрте ничего подобного. Так же, как и ни разу не оставалась в юрте одна. Уютно и спокойно. Тем более что я не одна. Я всё так же шепчу про себя Его имя.

Вытаскиваю спальный мешок. Со второй кровати стягиваю одеяло. Сегодня ночью будет тепло. Осталось только сходить перед сном на улицу. Выхожу из юрты.

Вокруг ночь. Такая, которую мне до сих пор не приходилось видеть. Ровную тарелку степи накрыл огромный тёмно-синий шатёр. Но он не ограничивает, а наоборот пропускает дальше. Своими мириадами звёзд, которые рассыпались на нём от края до края. Густой светлой полосой тянется млечный путь. Убегаю от него взглядом. От одного скопления звёзд к другому. Соскальзываю до горизонта. Над самым его краем снова висят звёзды. Их не меньше, чем на самом верху. Посмотрите когда-нибудь ночное небо повнимательнее. Опуститесь взглядом к горизонту. Так вот, а там - всё в звёздах. Такое может быть?

Сегодня первый день октября. До окончания моей визы осталось семь дней. Интересно, что за мотоцикл должен увезти меня в Даланзадгад? Болт показал мне на юрту, которая стоит довольно далеко от остальных. В ней живёт сторож, у которого есть мотоцикл. Но сейчас он поломан. Болт говорит, что сегодня должны приехать друзья сторожа, которые будут чинить мотоцикл.

В ожидании гуляю среди юрт. Из одной выходит парень. Он был вчера в машине, когда я приехала сюда. Машет мне рукой - зовёт. Подхожу. Две юрты соединены вместе. Это столовая. В одной юрте кухня, где готовится еда. А во второй столы, где её едят.

Парень приветливо мне улыбается. На нём белая футболка и светло-голубые джинсы. В руках большой кухонный нож. Он что-то режет на разделочной доске. И одновременно пытается говорить со мной. Парень знает несколько слов по-английски. И мне удаётся понять, что сегодня у его друга, того, который вчера был за рулём, день рождения. В подарок парень готовит для него какое-то блюдо из овощей и мяса. Ему помогает та самая девушка, которую я видела вчера. На вид ей не больше восемнадцати. У неё длинные волосы, стянутые в хвост, и веснушчатое лицо. Она говорит не много. И не часто улыбается. В остальное время у неё строгий серьёзный взгляд.

Постепенно юрта наполняется остальными обитателями кемпинга. Приходит Болт, за ним второй мужчина в очках, ещё один парень. И, наконец, сам именинник. Сразу становится весело и шумно. Именинника тягают за уши. Парень, который готовит для него еду, что-то говорит мне, указывая на своего «новорожденного» друга. Болт переводит:

- Говорит, что он, - Болт указывает на молодого водителя, - похож на осла из мультфильма «Бременские музыканты».

Все дружно хохочут. А затем поют хором на мотив песни друзей из мультика:

- Е, е-е, е-е.

Когда угощенье готово, все вместе мы проходим в другую часть юрты. Из нескольких столов строится один длинный. Меня, как гостя, сажают ближе к торцу, где сидит именинник. За ним Болт и его коллега в очках. Остальные уже после меня. Руками девушки на столе появляется еда, пиво и кока-кола.

Чокаемся стаканами за именинника. Все смеются, что-то говорят друг другу наперебой, шутят и снова дружно хохочут. А я сижу и не понимаю ни слова. У меня на лице улыбка. Но она абсолютно ничего не выражает и поэтому всё время сползает куда-то на пол. Я стараюсь её вернуть. Надо же придать лицу хоть какое-нибудь выражение. Впервые осознала, насколько это трудно, когда ты в весёлой компании, но смысл шуток (и вообще веселья) не понимаешь.

С первой возможностью встаю из-за стола. Помогаю девушке убрать грязную посуду. Болт хочет меня остановить, мол, сама справится. Но я настаиваю. В кухонной части двойной юрты мóю посуду и думаю о том, когда же всё-таки будет транспорт в город.

* * *

Можно ли уместиться на мотоцикле без коляски вчетвером, с рюкзаком в придачу? Да, конечно. Это же Монголия. При том, что один из четверых - ребёнок. Его можно просто держать на вису.

Я дождалась мотоцикла. Но как далеко мы уедем таким образом?

Приехали друзья сторожа. Его мотоцикл они не починили, но согласились взять меня с собой. За рулём высокий монгол с маленькими чёрными усами. Одной рукой он держит руль, другой - двухлетнего ребёнка. За ним сижу я. Одной рукой держусь за водителя, второй держу двенадцатикилограммовый рюкзак. За мной ещё один монгол в тёмно-малиновом национальном халате. Он помогает мне держать рюкзак. И старается удержаться на мотоцикле. Ведь ему достался самый краешек.

Юрточный кемпинг остаётся позади. А что впереди? Ведь до города сорок километров. И вроде бы он совсем в другой стороне.

Мы ехали недолго. Закончили свой путь около «уазика-буханки».

Машина стоит с раскрытыми настежь дверками. В неё собирают юрту: монгольская семья перекочёвывает на новое место. Около машины медленно копошатся несколько человек. Больше всего суетится худая молодая женщина. Собранные в пучок волосы растрепались. Её всё время тормошит, что-то требуя, маленький ребёнок, который путается под ногами. У неё грустное и одновременно злое выражение лица. Мужчина, который вёл мотоцикл, оказался её мужем. Как только мы приехали, они принялись ругаться.

Здесь же ходит ещё одна женщина. Ей около тридцати лет. На ней кожаная истёртая куртка и чёрные обтягивающие брюки. Волосы на затылке стянуты в хвост. Накрашенные глаза и губы. Она иногда наклоняется, чтобы подобрать очередную вещь и, не торопясь, направляется к машине. Но она только делает вид, что помогает. Намного чаще, она обращается к высокому мужчине с маленькими чёрными усами (мужу худой женщины) и что-то весело ему говорит. Он отвечает ей. При этом его лицо, которое только что выражало злость по отношению к жене, становится небрежно-игривым.

Так же, не спеша, двигается ещё один молодой мужчина. Как потом выяснилось, её брат. На нём спортивные синие штаны, которые ему явно велики. И тёмная куртка, с длинными, тоже не по размеру, рукавами.

Есть ещё один мужчина. Мне он не понравился больше всех. На нём вылинявшая светло-голубая джинсовая куртка и тёмно-серые штаны. Он лукаво и нагло смотрит кругом.

Я поняла, что никто из этих людей, даже те двое мужчин, которые привезли меня, не понимают, зачем я здесь. И я тихо, стараясь быть как можно более незаметной, стою поодаль и жду. Хочу тоже помочь в сборе юрты, но не решаюсь. Жаль, что не застала тот, момент, когда непосредственно разбирали целую юрту. Раньше мне приходила мысль, что это должно быть интересно. Теперь осталось смотреть, как последние её части перекочёвывают с земли в машину.

При этом машина уже полная и, кажется, что места не осталось. Но монголы, не обращая на это внимание, всё равно кидают в открытые дверки палки, тюки. И только когда те начинают падать, мужчина, хозяин сложенной юрты, запрыгивает на торчащие из машины доски, берётся руками за крышу, а ногами пытается утрамбовать уже наваленное внутрь машины. Это получается у него не очень хорошо. Что-то падает на землю, что-то ломается. Наконец около машины осталось валяться только то, что на новом месте монголам не потребуется.

Теперь нужно уместиться людям. Все столпились у кабины, зовут меня. И мы начинаем аккуратно усаживаться в два ряда. В результате в кабине оказалось шестеро человек и два ребёнка. В десяти сантиметрах от моего лица находилось лобовое стекло. Как бы не выбить это лобовое стекло лбом, когда станем подпрыгивать на кочках. Сзади меня сидел монгол в широких синих штанах. А между нами, вроде бы, был ещё ребёнок. Его ноги больно упирались мне в спину.

В кабину взяли ещё бьющиеся вещи: термосы и посуду.

Куда же я приеду с ними? Перед тем, как залезть в машину, я попыталась объяснить, что мне нужно в Даланзадгад. Но, что мне на это ответили, осталось непонятным.

Мы проехали не больше двадцати километров. И снова остановились в степи. Здесь будет новое место жизни молодой семьи. Так же небрежно, как собирали, теперь монголы выкидывают вещи из машины. Здесь я в полную силу помогаю им.

В кемпинге Болт рассказывал мне о том, что монголы переезжают четыре раза в год. И при этом они возвращаются на старые места. Выходит, что они просто циркулируют по одному кругу. Монголы кочуют для того, чтобы перегнать скот на те места, где есть корм. Ведь на прежнем месте через какое-то время его уже не остаётся.

- А где они берут воду? – спрашивала я Болта.

Сколько раз я задумывалась об этом, наблюдала. И далеко не везде находила около юрт реку или водонапорный насос.

- Там есть колодцы, - ответил Болт.

Машина пустая. А вся земля около неё завалена многочисленными частями юрты и разной домашней утварью. Вдруг раздался резкий звук мотора. К нам подъехал мотоцикл. За рулём сидел молодой мужчина. Сзади него женщина. Одной рукой она держалась за мужчину, а в другой у неё был завязанный в платок свёрток. Это оказалась большая тарелка риса с мясом и термос с чаем. По-видимому, это старые друзья - соседи. Расположившись на земле, монголы принялись отмечать новоселье. Пригласили и меня.

До окончания визы осталось пять дней. Как минимум день мне нужен для того, чтобы добраться от Улан-Батора до границы. Мне бы только до Даланзадгада, а там…

Наконец мы едем к городу. Водитель, женщина в кожаной куртке, её маленький сын лет шести или семи, её брат и я. Мы едем очень быстро, меняя колею на колею. Торопимся успеть, пока совсем не стало темно. И вдруг резкий звук. Водитель с трудом удерживает руль. Останавливается. Выходим из машины. И с сожалением и досадой смотрим на лопнувшее переднее колесо. Но ничего страшного, можно поменять. Почему же водитель не достаёт запасное колесо? А разве я видела в пустом кузове какое-нибудь колесо? Нет.

Очень быстро темнеет. У женщины есть мобильный телефон. Водитель пытается дозвониться до помощи. Мы ждём. Наверное, к нам приедут. Проходит пять минут, десять, двадцать. Мужчины уже сняли колесо. Наконец вдалеке заблестели фары. Скоро к нам подкатила легковая машина. Из неё вышел человек, отдал шину и укатил обратно в город. Почему же я не попросилась вместе с ним? Но не использовать же людей, как ресурс, который бросать, когда истощится.

Уже в темноте подъезжаем к городу. «А где же буду ночевать? Навряд ли эти монголы пригласят меня. Посмотрим», - говорю себе. Волнуюсь.

Мы остановились около юрт. Я поблагодарила и собралась уходить. Потом обернулась и жестами спросила, можно ли здесь поставить палатку. Вдруг меня под руку взяла какая-то женщина, которая вышла встречать приехавших. Вместе мы зашли в одну из юрт.

Внутри она наполнялась оранжевым облаком света от свечи. Было тепло и уютно. На полу, на разложенных одеялах, лежал мужчина средних лет и маленький ребёнок. Они оба внимательно уставились на меня, когда я появилась в юрте. Женщина указала мне на кровать. Она не менее внимательно, чем её муж и внук (как потом выяснилось) смотрела на меня. Я села на кровать, она на стул. И хоть света было не много, я всё равно ясно видела добрую улыбку женщины, обращённую ко мне.

Только что я ехала среди холодной ночи и не знала, где буду спать, волновалась, переживала. А теперь сижу в уютном человеческом жилище. И греюсь душевной теплотой хозяев. Спасибо Тебе, Господи!

ГЛАВА 7

КОНЕЦ И НАЧАЛО

Песни с англичанами

Вдаль уходит извилистая дорога в Улан-Батор. Справа от неё мирно пасутся верблюды. Сзади ещё так близко город Даланзадгад. Там, далеко-далеко - граница с Россией. Нас разделяет намного больше, чем просто шестьсот километров, обозначенных на карте. Между нами - неизвестно сколько дней пути.

Как бы мне так научиться не волноваться? Ведь сейчас от меня точно ничего не зависит. Нужно просто ждать. И я жду - час, два, три, четыре. И чем больше жду, тем труднее убедить себя в том, что волноваться не стоит.

Дует ветер. Вокруг светлая желтизна – привычный цвет Монголии. А ведь какой я только её не видела. Искристо-синяя и насыщенно зелёная она была вдоль озера, песочно-золотая на пути в Хархорин, разноцветная оранжево-зелёно-жёлтая около Дашинчилена, сиреневая в пустыне Гоби, когда мы останавливались на ночёвку с дарханцами, шоколадно-коричневая в горном ущелье.

Я рада моему путешествию, но всё же волнуюсь о том, успею ли в Улан-Батор за эти, оставшиеся у меня, четыре дня. А ведь мне ещё хотелось пообщаться с Мидхатом. Я поняла, что он очень интересный. Но не успела насладиться этой его интересностью.

Думаю о том, как вернусь в Иркутск. Так сладко представлять себе это! Как я подойду к нашему дому. Уже, наверняка, будет вечер. Поднимусь по лестнице. Тихо-тихо сниму ботинки, скину рюкзак. А Антон ничего не будет знать, не будет ожидать, что я уже вернулась. Я зайду и скажу:

- А вот и я.

И он обрадуется и…

На дороге показался «уазик-козёл».

Я долго объясняла, что мне не обязательно в сам Мандалговь, что можно просто сколько-нибудь в ту сторону. Меня взяли. Как всегда машина немножко полная. Вся её задняя часть завалена мешками, набитыми чем-то мягким, но объёмным. На мешках полулежат (потому что по-другому никак нельзя) мужчина и женщина. На переднем сиденье – ещё одна женщина с ребёнком на коленях.

Я редко встречала в Монголии глупых людей. До сих пор.

Водитель принялся меня расспрашивать. Понятно, ему интересно, кто я и откуда, как оказалась в их краях. Он, наверное, и о себе хотел рассказать. Мне, конечно, тоже интересно. Но…

- Я не знаю монгольского языка. Я не понимаю тебя, мужик, - в очередной раз повторяю неуёмному монголу.

Бесполезно. Он снова поворачивается ко мне, чтобы спросить что-то на монгольском. Он не знает русского, а я не знаю монгольского. Все слова, которые я выучила, я ему уже давно сказала. И много раз повторила:

- Би ойлгохгуй байна – Я не понимаю.

Но сколько бы раз я не произнесла это, он всё равно не понимает, что я не понимаю. И вновь и вновь отворачивается от лобового стекла, чтобы что-то у меня спросить. Благодаря тому, что интерес ко мне у него больше, чем интерес к дороге, мы то и дело слетаем с колеи. При этом машина здорово подпрыгивает.

Монгол пытается повторить свои вопросы несколько раз. Может быть, он думает, что я глухая. А может, это он глухой. И я громко говорю ему:

- Би ойлгохгуй байна – Я не понимаю.

Наш «разговор» продолжался до тех пор, пока мы не приехали в посёлок. Здесь любознательный водитель высадил меня.

Я сегодня ещё ничего не ела. Захожу в магазин, чтобы купить хлеб. А потом к небольшой квадратной будке, от которой отходит шланг с водой. Набираю бутылку. Теперь нужно найти конец посёлка, а самое главное - нужную дорогу.

Вдруг почти в самом конце села слышу сзади шум мотора. Оборачиваюсь: «буханка», а на ней надпись по-английски и по-монгольски: «Туристы». Наверняка, они в Улан-Батор. Поднимаю руку. Машина останавливается. Из неё выглядывает девушка и говорит, что у них совсем нет места. Я вижу, что их и так там уже много. Машина уехала. А я пошла дальше. Замечаю, как «буханка» свернула к магазину и остановилась.

Шагаю вперёд. Почти кончились дома. На чём же я уеду отсюда? Меня обгоняет знакомая «буханка» и останавливается. Подбегаю к дверке. Снова выглядывает молодая монголка и приглашает меня внутрь.

В машине куча народу. Притом, что большинство из них - люди с европейской внешностью.

Меня усаживают на сиденье. А девушка устраивается на полу. Оставшееся от людей место завалено рюкзаками, одеялами, сумками, подушками.

Трогается.

- Вы говорите по-английски? – кто-то спрашивает меня.

- Да.

- Откуда вы? – спрашивает женщина, сидящая напротив.

Она мне кажется очень красивой. Ей около тридцати пяти лет. На ней малиновый свитер и чёрные брюки. Волосы спрятаны под симпатичную серую шапочку. Она в очках.

- Я из России. А вы? – спрашиваю в свою очередь.

- Мы из Англии, - отвечает она.

Рядом с ней сидит молодой парень монгол. У него редкие, очевидно, совсем недавние усы. И короткие чёрные волосы. С места около водителя выглядывает и улыбается молодая девушка монголка. Слева у окна сидит довольно упитанная англичанка с чёрными кудрявыми волосами. Я мельком вижу, что на заднем сиденье гнездятся ещё несколько человек. Все внимательно смотрят на меня.

Я держу в руках бутылку воды и только что купленный хлеб. Я даже уже начала его есть по дороге. Зачем-то, в этот момент, решаю продолжить свой обед.

- Можно я поем? – обращаюсь с просьбой неизвестно к кому. - Я сегодня ещё не ела.

Слышу звуки удивления и торопливые предусмотрительные слова:

- Конечно, конечно. Мы не будем спрашивать.

Кудрявая женщина вдруг резко наклонилась, будто неожиданно что-то вспомнила, взяла с пола коробку, и протянула мне:

- Хотите ореховую пасту, шоколадную, джем?

Я снова оглядываюсь. Девушка специально села на пол, чтобы уступить мне место. Его в самом деле не было.

Господи, спасибо Тебе! Господи, покажи, что я могу делать. Научи, что я могу сделать для этого мира. Ведь для меня уже так много. Спасибо Тебе, Господи!

Я очень быстро отказываюсь от идеи есть сейчас. Машина так подпрыгивает на кочках, что не просто отпить из бутылки.

- Я путешествую по Монголии автостопом, - говорю я по-английски.

Поняв, что я могу говорить, англичане дают волю своему интересу.

- Вы путешествуете одна?

- Да.

- А сколько вам лет?

- Двадцать.

Раздаются возгласы удивления. Кто-то восторженно произносит:

- Вы очень храбрая!

Парень на переднем сиденье говорит что-то по-монгольски. Девушка, которая уступила мне место, переводит на английский:

- Он говорит, что ему двадцать один год, но он бы не поехал вот так один по Монголии.

Дружный смех. А потом я начинаю рассказывать о том, как в начале нас было четверо. И мы шли вдоль озера Хубсугул. Потом уже вдвоём ехали на камазах. Я настолько красноречиво описываю, как не легко нам было три дня ехать на камазах со средней скоростью двадцать километров в час, что все мы снова дружно смеёмся. Рассказываю, как уже одна побывала в Хархорине, в Даланзадгаде и даже дальше, в горном ущелье. Слушатели не перестают удивляться.

- А вам не страшно одной вот так путешествовать?

- В Монголии не страшно. Здесь все хорошие, - отвечаю я и в свою очередь спрашиваю. – А вы тоже путешествуете?

Женщина, которая сидит напротив, рассказывает, что они участвуют в экологическом проекте, связанном с пустыней Гоби. Некоторые из них уже не первый раз приезжают в Монголию. Она указывает рукой на заднее сиденье:

- Билл приезжает уже пятый или шестой раз. Правильно, Билл?

Я оборачиваюсь, чтобы увидеть того, о ком она говорит. На заднем сиденье тесным рядком расположились четверо. Средних лет мужчина в голубой рубашке с седыми редкими волосами. У него малиновый цвет лица, видимо, от жары. Это и есть Бил. Рядом женщина в очках. Ей уже больше сорока лет. Недлинные кучерявые с проседью волосы, очки. У неё серьёзное выражение лица.

- Это - Маргарет, - сказала мне женщина в малиновом свитере, когда принялась всех представлять.

- Это её муж Ален, - она указала на мужчину рядом с Маргарет.

У него уже полностью седые волосы. Он тоже в очках. И очень похож на свою жену. Можно было бы подумать, что они брат и сестра. Рядом самая молодая из всех англичан. Её белые волосы не достают до плеч. Яркие голубые глаза. Светлый цвет кожи. Кажется, что она вся сделана из какого-то белого материала, фарфора или бумаги.

Парень, который сидит напротив меня, представляется сам. Его зовут Угаа. На нём майка светло-коричневого цвета без рукавов, специально, чтобы было видно, какие сильные у него руки. Защитного цвета армейские штаны, высокие чёрные ботинки. Он то одевает, то снимает смешную национальную шапку из белого войлочного материала.

Невольно заглядываюсь на лицо девушки, которая сидит на полу. У неё очень выразительные глаза. Узкие, как у всех монголов, и в то же время большие и широко-раскрытые глаза. Правильной формы губы, родинка на левой щеке. Она знает, какая у неё внешность. Это видно по её взгляду. Кажется, что она немного стесняется своей красоты, часто прячет взгляд. Она много улыбается. Её зовут Булга.

Женщина, которая всё мне рассказывала (и почему-то осталась для меня безымянной), пояснила, что молодые монголы – это студенты из уланбаторского университета, которые учатся на экологов.

- Спой русскую песню, - не без труда произнося английские слова, обращается ко мне Угаа.

Очень неожиданно звучит эта просьба, и я отказываюсь. Но Угаа настаивает, к нему присоединяется кто-то из англичан. И я нахожу выход из положения:

- Лучше ты спой монгольскую песню.

Парень смущённо улыбается, мотает головой.

- Спой, - говорю я.

Угаа ещё больше смущается. Потом вдруг смотрит мне прямо в глаза и начинает петь. Все с вниманием прислушиваются. А я, не отрываясь, смотрю ему в глаза. Он тоже смотрит на меня. Но иногда отводит взгляд. У него не сильный голос. Но он поёт серьёзно и искренне. Медленно течёт мелодия, наполненная непонятными мне словами.

Я ещё раньше отметила для себя приятное звучание монгольского языка. Потом в Улан-Баторе Мидхат будет рассказывать о необычной музыкальности, которую он замечает практически во всех монголах. Я и сама не раз удивлялась тому, как стройно и правильно они воспроизводят какую-нибудь мелодию, например, одним только свистом.

- Теперь ты, - говорит Угаа, когда заканчивает свою песню.

- Я не умею. Давай лучше ты.

Но он настаивает. Ну что ж, до поездки мне не раз говорили, что в Монголии будут просить петь. Уже несколько раз я слышала такие просьбы, но отнекивалась. А теперь решила спеть:

- Ой, цветёт калина в поле у ручья,

Парня молодого полюбила я…

Все притихли. Я смотрела в окно и чувствовала, как густо и горячо щёки наливаются краской. Вдруг в конце песни громкие аплодисменты.

- Теперь вы, - я сразу же обратилась к англичанам.

Минута совещания. И вот, раздаётся не совсем складный хор английских голосов.

Потом снова запел Угаа. А после песни опять просьба ко мне. Я уже не против, но из головы сразу вылетели все песни.

- Какую? Я не знаю.

С переднего сиденья оборачивается девушка и с сильным акцентом напевает:

- Миллион, миллион, миллион алых роз…

- Ой, нет такое я петь не могу, - улыбаясь, говорю я.

Ещё одна просьба от Булги:

- Александра, Александра – это город наш…

- Да, это хорошая песня. Но я не знаю слов.

Тогда монголы вспоминают мелодии из советских мультиков. А это идея! И я пою:

- Ничего на свете лучше нету,

Чем бродить друзьям по белу свету.

Тем, кто дружен, не страшны тревоги.

Нам любые дóроги дороги…

Я пою с удовольствием. Монголы подпевают в куплетах. Когда песня заканчивается, мы дружно хлопаем и смеёмся. Угаа протягивает мне блокнот.

- Он просит записать ему слова, - поясняет Булга.

Она хорошо знает английский и служит переводчиком между водителем, двумя другими ребятами монголами и англичанами.

На кочках, промахиваясь ручкой мимо бумаги, пишу с большим трудом. Потом мы снова поём, и снова, и снова, и снова…

* * *

Степь и небо тускнеют, предвещая вечер. Англичане ехали в Улан-Батор. Но я попросила довезти меня до Мандалгови.

- Сегодня мы не успеем в Мандалговь, - немного озабоченно произнесла женщина в малиновом свитере. Мы обычно устраиваем кемпинг. У вас есть палатка?

- Да.

- Отлично. Тогда, может, станете с нами?

- Конечно, я была бы рада.

- А завтра утром мы приедем в Мандалговь.

* * *

Голая степь в этот вечер застроена несколькими палатками. Около машины шипит газовая горелка. Угаа склонился над большой, почерневшей от копоти, кастрюлей. Сегодня он повар. Кто-то достраивает свой палаточный домик, кто-то возвращается с прогулки по округе. Я стою и разговариваю с Биллом. Улыбаясь, он сообщил, что когда-то ходил на курсы русского языка.

- И что вы знаете на русском? – спросила я.

- На самом деле немного. Мы, в основном, шутили там. У нашего преподавателя было отличное чувство юмора. Но я выучил некоторые слова: «до свидания», «спасибо» и ещё помню, как говорят в России собаки - «гав-гав».

- А в Англии разве не так? - сквозь смех спрашиваю я.

- Нет, в Англии по-другому.

И Билл изображает разговор собак в Англии.

Речь заходит о литературе.

- Мне нравится русская литература. А вам? – спрашивает Билл.

- Да, конечно. Я очень люблю нашу литературу. Классическую.

- Я недавно прочитал Булгакова «Мастер и Маргарита». Вы читали?

- Конечно. У нас в школе проходят.

- Вы поняли? Я нет. Это очень сложно. Мне кажется, в школе дети не могут такого понять. Я помню, что дочитал, когда был в кафе. Я сел и молчу, а в голове много мыслей. Но это очень сложная книга. Вы поняли?

- Я думаю, что часть поняла. Но в ней много смыслов. Нужно читать не один раз.

Выяснилось, что в английских школах совсем не проходят русскую литературу.

- А разве вы не изучаете мировую литературу и среди неё русскую?

- Только в университете.

- У нас в школе изучают английскую литературу. Например, Шекспира точно изучают.

- Да. Шекспир.

Разговаривать с Биллом было интересно, но не легко. Он говорил на английском очень быстро. Я не всё успевала улавливать. А ему казалось: раз он понимает, что я говорю, то и я должна всё понимать. Переспрашивать было бесполезно. Повторял с такой же скоростью.

Угаа порадовал нас супом с разными овощами и, конечно, с бараниной. Когда пришло время десерта, я принесла из палатки финики. Они вызвали громкое удивление и радость. А когда рассмотрели упаковку и обнаружили, что финики из Сирии, мне пришлось рассказать историю встречи с сирийцами.

После ужина мы сидели под небом. Англичане с восторгом вспоминали дни, проведённые в пустыне. Я с восторгом смотрела на них, так и не понимая до конца, как может быть так много хорошего для меня.

Меня снова попросили спеть песню.

- Эту, - пыталась объяснить женщина в малиновом свитере, - там, где «ес-ес-ес».

Я запела. Угаа вдруг встал и убежал куда-то. А вернулся с телефоном в руке. И попросил спеть с начала, чтобы он смог записать.

* * *

Когда на следующий день мы подъехали к Мандалгови, я попросила:

- А можно, я выйду в самом конце города? Там легче ловить машину.

И вдруг услышала с разных сторон обращённые ко мне фразы недоумения:

- Ты не поедешь с нами в Улан-Батор?!

- Тебе не нравится с нами?!

- Нет, нет что вы, - я торопилась оправдаться, - конечно, нравится. Но ведь так вам неудобно. Я занимаю много места.

- Всё нормально, - успокаивали меня. – Едь с нами.

- Спасибо вам большое.

- Едешь?

- Да, я буду рада.

Восторженный смех и аплодисменты. И у меня внутри тоже. Ещё столько времени наслаждения общением!

С Мидхатом в Австралию

А впереди город. Я снова в Улан-Баторе. Англичане отправятся в гостиницу. Студентов водитель развёз по домам.

А я? Я очень надеюсь, что Мидхат дома. Тогда он улетал в командировку. А сколько она длится? Даже, если не всё то время, что я была в Гоби, его ведь могли послать в новую командировку.

Раздала англичанам визитки с адресом в Брянске. Навряд ли они когда-нибудь окажутся там. Но им было очень приятно.

Не спеша, иду по городу, ставшему уже таким знакомым. Навстречу - густой поток людей. Как их много! И машин не меньше.

Когда въезжали в город, я смотрела в окно, как в телевизор. Большой, шумный, запруженный автомобилями он воспринимался нереально. Интересно было наблюдать, но не хотелось в него выходить.

Площадь Сухэ-Батора. Здесь мы с Моникой, Демидом, Игорем и отцом Владиславом устраивали представление.

Проспект Мира. Как часто мы ходили по нему все вместе. Знакомые здания, магазины. Образы друзей в голове.

Главпочтамт. Самое любимое моё здание во всём Улан-Баторе. Здесь мы ожидали и волновались. Здесь нас встретили друзья. Друзья… Будет ли Мидхат дома? Я специально рассчитала время, чтобы оставить на общение с ним.

Знакомый круглый дворец борьбы. Здесь Моника учила нас играть в Коцкапоки. Тем временем происходило противостояние «советского» и «антисоветского» - Влад пытался обыграть Юстаса в шахматы. А бомжи тырили мой фотоаппарат.

Высокие дома из светло-коричневого, почти жёлтого кирпича. Подхожу к последнему. Будет ли Мидхат дома? Я надеюсь. Подходя к этому подъезду пятнадцать дней назад, после того, как Демид с Юстасом встретили нас, Юстас громко восклицал:

- Дом! Дом родной!

Дожидаюсь лифта. Вместе со мной заходит женщина монголка.

- Арав - Десять, - говорю по-монгольски номер этажа.

Женщина молча нажимает кнопку.

Я словно знаю язык. И она может подумать, что знаю. Я словно живу здесь. Здорово!

Дверному звонку некого подозвать, чтобы мне открыли. Мидхата нет дома. Спускаюсь и присаживаюсь около подъезда. Подожду. Если Мидхат не придёт, попробую найти какой-нибудь парк для палатки.

Достаю синюю тетрадку. Листаю первые страницы. Здесь писал Антон. «Скоро я увижу его. Он, наверное, не ожидал, что я так надолго задержусь в Монголии. Сколько дней прошло с тех пор, как мы расстались?... Тогда было пятнадцатое сентября, а сегодня третье октября. Восемнадцать дней. Он, наверное, ждёт меня. Скоро приеду. Побуду ещё пять дней в Монголии. Наслажусь до конца. А шестого к границе. Седьмого заканчивается виза. Значит, у меня ещё будет день в запасе. А может, перейти границу прямо седьмого? Наверное, лучше так не рисковать. Заеду ещё к Монике в Улан-Удэ. Наверняка, к ней уже прилетел её француз. Посмотрю на них. А Антон удивится: виза кончилась, а меня всё нет. Потом приеду в Иркутск. Приду к нашему дому. Тихонько поднимусь по лестнице… Вот, Антон, наверное, обрадуется. И я тоже…».

Листаю тетрадь дальше. С этих страниц она из рук Антона перешла ко мне. Здесь мой дневник. Чёрной пастой исписано много страниц.

Поднимаю голову: Мидхат. Смотрит на меня и широко улыбается. У него белые волосы ниже плеч, собраны в хвост. Небольшая бородка. И голубые глаза светятся.

- Пойдём, - произносит он. Но кажется не словами, а одной только улыбкой.

Подхватываю рюкзак. Вот, и снова всё хорошо, как всегда.

- Ну, как съездила? – уже в лифте спрашивает он.

- Хорошо. Очень. А как ты в свою командировку? Я боялась, что тебя не будет.

- В командировку нормально. Но у меня тут случилось кое-что. Сейчас расскажу.

- Что? – нетерпеливо задаю вопрос.

- Да квартиру обокрали.

- Как?!

Мидхат открывает дверь. Мы заходим в квартиру. Никак не оправившись от удивления, не отрываясь, смотрю на Мидхата.

- Ночью залезли, - продолжает он, по-прежнему улыбаясь.

- Тебя не было?

- В том то и дело, что был.

- Как же так?

- Ключом открыли. Я ничего не слышал.

- А что украли?

- Ноутбук, телефон, фотоаппарат. Жаль: на ноутбуке была вся моя работа за последние недели. Я, конечно, всё отправлял в Австралию. Там всё сохранилось. Но удобно, когда это под рукой. А больше всего жаль фотоаппарат. Хороший был. Много со мной поездил. Теперь здесь другой надо искать.

- Да, я всё, - продолжал он. – Я уже успокоился. Один день поволновался. Теперь по фигу.

- А милицию вызывал?

- Да. Смешные такие приехали. Всё спрашивали, не приводил ли я девок. Я говорю: нет. Они снова спрашивают. Походили, посмотрели. И ушли.

Распаковываю вещи. Хочется сказать: приятно вернуться домой. Так воспринимается место, где тебя радушно принимают, где можно успокоиться, никуда не торопиться и не ехать. Сколько ещё будет таких домов, пока я действительно доеду до дома. В начале Иркутск, потом Москва, и только потом Брянск.

Мидхат ушёл к друзьям. А я осталась со своим дневником.

* * *

Вечером следующего дня.

Я так и знала, что Мидхат окажется замечательным. Всё время улыбается. Необыкновенно светло и искренне. С удовольствием смотрю на него.

- А почему такое имя, Мидхат? Я никак не могла понять, кто ты по национальности.

- Я из Башкирии. Потому и имя такое.

- А какое полное?

- О! Мидхат Шамилевич Измайлов.

- Супер! А как Влад узнал про тебя?

- Он на границе познакомился с Моникой. А она мой адрес нашла в Интернете в «hospitality club». Я, как узнал, что буду здесь жить, сразу адрес в Интернете разместил. Я ведь совсем недавно на этой квартире. Сейчас вспомню… Да в тот же день, как я переехал, Юстас позвонил. Потом Моника с Владом приехали.

- А потом Антон с Демидом, да?

- Да. Потом вы с Игорем.

- Смешно так получилось, - рассказывал Мидхат. - Когда Моника с Владом приехали, мы по-английски разговаривали. И с Юстасом тоже по-английски. Потом Влад спрашивает: «А ты откуда?». Я говорю: «Из России». Опа. А Моника: «И ты тоже из России?». Потом выяснилось, что Юстас был в этом вашем доме в Иркутске. Влад рассказал, что тоже там был, и вообще хорошо знает вас. Всё так интересно.

- А почему ты в Австралии живёшь?

- У меня там жена и дочка.

- Ничего себе! Дочка большая?

- Не-а. Три года.

- А как зовут?

- Иман.

- Ого! Это же по-арабски значит «вера».

- Ага. Это жена, когда в Африке была, чего-то ей понравилось это слово. Вот она и назвала.

- А жена австралийка?

- Да. А познакомились мы в Непале.

- Ты и в Непале был? А ещё где?

- Ещё в Индии, Таиланде, Малайзии, Индонезии, один день в Корее.

- Как так?

- Там была самолётная пересадка. А ещё я долго работал в Канаде. А до этого на севере в России, в Норильске. Это один из моих самых любимых городов.

- Ты тоже любишь путешествовать? А про Кротова, про Академию вольных путешествий ты что-нибудь знал?

- Да, я видел в Интернете. Даже читал какую-то книжку. А путешествовать, конечно, люблю. Я для того и пошёл на геофизика учиться, чтобы путешествовать. Работа связана с тем, чтобы ездить.

- А где учился? В Уфе?

- Нет, в Москве. В Зеленограде. Там у меня очень много друзей осталось.

- И ты не скучаешь по России? Как же ты живёшь в Австралии?

- Нет, честно говоря, не скучаю. В Австралии всё совсем по-другому. Там по-другому относятся к человеку. Там, чтобы у тебя ни случилось, вплоть до того, что палец порезал, идёшь к полицейскому. И он помогает. Обязательно. А в России милиция что? Мой бывший начальник тоже считал, что без родины жить нельзя. И не уехал, когда мог. А сейчас мы встречаемся с ним. И он говорит, что жалеет, что не уехал. Потому что, для того, чтобы что-то сделать в России, тебе нужно столько бумажек написать, по стольким кабинетам походить. А самое неприятное, что всё время нужно унижаться. Вот, он, например. Он честно готов заплатить все налоги. Но для того, чтобы у тебя их приняли, нужно столько выслушать и вытерпеть! Поэтому я совсем не жалею. Приехать – да. Я приезжаю в Россию с удовольствием. К родителям приезжаю раз в год. В Москве тоже бываю иногда.

- А дочка твоя была в России?

- Конечно. Бабушке, моей маме, привозил показать. Они друг от друга в восторге. Возил однажды жену с дочерью в Питер.

- Ну, и как им?

- Да, вообще. Жена просто офигела. Ещё бы. Вся история Австралии уместится только в небольшой части Петербурга. У них же там совсем немного истории. Ты знаешь, откуда вообще взялось государство Австралия?

- Нет.

- Туда привезли каторжников из Англии. Но они не знали, что находятся где-то не в Англии. Они смотрели на горы, недалеко от того места, где работали. И думали, что стоит им перебраться через них, и они выберутся к остальным людям. Но никому не удавалось перейти. Слишком высокие были горы. А потом кто-то перебрался и увидел, что они не в Англии. Потом была война. Аборигенов уничтожали.

- А сейчас их там много?

- Нет, не много. Они прикольные очень.

- Ты их видел?

- Конечно. Я ведь много ездил по Австралии. Тоже по работе.

- А как же ты сейчас с семьёй общаешься?

- Я летаю к ним каждые два месяца на две недели.

- Скучаешь же ведь, наверное?

- Да. Но что поделаешь? Тем более что мне нравится работать здесь. Мне нравится Монголия. Мне нравится здесь жить. Здесь всё такое другое, интересное. Когда мне предложили поехать в Монголию, я сразу согласился.

- А раньше в Австралии работал?

- Да. Но там было неудобно то, что в командировку могли послать в любой момент. А здесь точно знаю, когда буду дома.

- Скучаешь же по дочке?

- Конечно. А она раньше думала, что, когда я уезжаю, то живу это время в самолёте. Она знала, что папа едет в аэропорт, потом его долго нет. А потом он возвращается. А теперь она уже знает, что папа едет в Монголию. В последний раз собирался, она что-то рисует. Я спрашиваю: «Что рисуешь?». Она: «Монго-о-олию». «А что в Монголии?» - «Папа».

Я смогла увидеть всё, о чём мне рассказывал Мидхат. Он показал мне свои фотографии. Маленькую темноволосую Иман, жену Антуанету, его одни из самых любимых городов: Норильск на севере России и Торонто в Канаде. Их дом в Австралии. Его маму в Башкирии. Его молодость с друзьями в Зеленограде.

А потом мы отправились с ним по странам, в которых он был. Я много слышала об Австралии, Таиланде, Индонезии. И даже думала, что надо будет когда-нибудь туда съездить. Но я не представляла себе их. А теперь, вот они, передо мной. Мидхат говорит о них, и я словно там.

Огромный океан вокруг Австралии. Синий, с бушующими пенисто-белыми волнами. Летом Австралия жёлтая, голая с высохшими деревьями. А середина лета – это январь. И Новый год тоже летом. Не только без снега, но порой и без воды. С водой в Австралии обращаются аккуратно, бережно. Она там по счётчику. И её строго экономят.

Сочно-зелёная Новая Зеландия.

- Необыкновенно красивая, - говорит Мидхат. – Я ездил туда с семьёй.

Оказывается, первый раз Мидхат приехал к своей жене и ребёнку в Австралию из Индии через Таиланд, Малайзию, Индонезию.

- Таиланд очень хороший, - рассказывал Мидхат, - если держаться подальше от всяких туристических мест. Чем дальше от городов, тем гостеприимнее люди. Они вообще там очень добрые.

Малайзия с огромными небоскрёбами. И ещё более мусульманская, чем Индонезия.

А в своё первое серьёзное путешествие Мидхат отправился в Индию. Я слышала много противоречивого об этой стране. В основном нехорошего. Когда я сказала Мидхату, что многие ругают Индию и индусов, он рассердился:

- Пускай не ездят. Да, они там всё время просят денег. Но она всё равно классная. Там нужно почувствовать эту особую жизнь. Индия, как целый мир.

Теперь я увидела страны, в которые уже давно хотела поехать. Может быть, они останутся для меня только такими, какими мне их показал Мидхат. А, может, я и впрямь побываю там.

- Я, на самом деле, очень хочу в Австралию, - призналась я. - Хотя бы для того, чтобы английский выучить хорошо. Ведь лучше учить язык в стране, где на нём говорят, чем пять лет сидеть в институте.

- Ну вот, приезжай.

- Там же легко найти работу?

- Да. Где-нибудь на ферме или в конюшне.

- О! Я обожаю лошадей.

- Там очень хорошие люди. Они будут во всём тебе помогать. Когда я ехал по Австралии, то не переставал удивляться, какие они там все отзывчивые. Но сейчас со стопом там тяжело.

- А ведь они должны чем-то отличаться. Ты видел что-нибудь другое?

- Да, конечно. У них, например, ни фига нет обеда. Они позавтракают. Потом что-нибудь перекусят в обед. Зато на ужин как нажрутся. И спать ложатся. У них там столько толстых! И они всё время едят очень много хлеба. Я говорю жене, что это вредно. Бесполезно, не слушает меня. Они мне в начале удивлялись: подойдёт время обеда, я залезаю в холодильник, вытаскиваю, что там осталось после ужина. А остаётся много. Потому что готовят много, всё не съедают, но выбрасывать тоже не любят. Хорошенько пообедаю. И отлично.

- О! А я сейчас с англичанами ехала: то же самое. Утром чай попьют с шоколадной пастой. В обед какие-то консервы. А на ужин уже хорошенько поедят. Странно, ведь обед как раз то время, когда нужно хорошо поесть на весь день. А не на ночь наедаться.

- И я про то же.

- А ещё чем отличаются?

- У них английский совсем другой. Я когда приехал… И хоть знал уже хорошо английский потому, что работал в Канаде долго. Но там, в Австралии, в начале ничего не понимал. Мне тесть говорит что-то, я только улыбаюсь и всё. Они его страшно сокращают.

* * *

Днём, когда Мидхат уходил на работу, я гуляла по городу. Нашла на карте русский район, который называется Москва. И решила туда сходить, поискать кого-нибудь, поговорить.

Магазин. Выцветшая тусклая вывеска. Буквы на магазинах такие же, как в моём детстве. Захожу внутрь. И прилавки точно такие же: белые и почти пустые. А за прилавком… абсолютно совковая продавщица. Пышной шапкой лежат осветлённые до белизны волосы. Синяя форма. Недовольное выражение лица. И почему-то в тёмных очках. Со мной она, конечно, не захотела разговаривать.

Чуть дальше православная церковь. Небольшая пустая комната на втором этаже. Большие окна. Несколько икон на стенах. Никого нет. Из соседней комнаты, слышно, что играет видео на русском языке с записью паломничества.

Почему-то на улице мне совсем не уютно. Хочется скорее убежать домой. Как тихо было в пустыне. Но дело даже не в тишине.

Под снегом домой

Так вот зачем меня поверг

В пучину страха и сомнений!..

Чтоб в это утро возвращенья

Мне улыбнулся чистый снег...

Из стихотворения «Утро возвращения» Марии Романушко.

Будильник звенит в шесть часов. Сегодня шестое сентября. И я еду домой.

Ровно месяц, как я уехала из России.

Гуляя по Улан-Батору, я вдруг увидела жёлтые листья на тротуарах. И ясно ощутила, что хочу домой в Россию. Теперь хочу.

Выхожу из дома… А на улице идёт снег! Снег в Монголии! Первый раз за всё время. До этого я только удивлялась, что в сентябре в Монголии так тепло. Чем ближе к дому, тем больше родного.

Выхожу на проспект Мира. Мой последний взгляд на эту улицу. Уже настолько знакомую, полную смыслов, вызывающую цветную цепочку воспоминаний.

Автобуса нет. Ещё, наверное, не проснулся. Тогда пойду пешком.

Улица почти полностью пуста. Машин нет. Почти совсем нет людей. Только снег повсюду. Вверху, внизу на асфальте, в воздухе и в пространстве. В ответ ему во мне играет музыка. Под хороводом снежинок я еду домой. Я счастлива!

* * *

Интересно, пройду ли сегодня границу. Время ещё есть, но немного. Если не получится, тогда завтра.

Меня предупреждали, что границу можно перейти только на такси. Потому что пешком проходить нельзя, а машину поймать трудно. Но денег не осталось совсем.

Перед воротами из сетки параллельно друг другу тянутся две очереди машин. Подхожу к первой машине в одной из очередей. Как только прозвучала моя просьба, вызвалось несколько желающих меня перевезти. Но за деньги. Говорю:

- Денег нет.

Желающие исчезли, кроме одного. Он показал на зелёный микроавтобус. Подхожу к нему, объясняю, что мне нужно. Монголка суетливо начинает объяснять, что они с мужем возьмут меня. Но я должна за это перевезти для них несколько курток, должна сказать на таможне, что они мои. Ну что ж, делать нечего. Я соглашаюсь и радуюсь, что нашлась возможность перейти границу.

Монголы очень волнуются, суетятся и торопятся.

- А сегодня мы перейдём границу? – спрашиваю женщину.

- Не знаю, - нервно отвечает она, всматриваясь вдаль беспокойным взглядом.

Я тоже начинаю волноваться. А вдруг, переход границы здесь – это такое дело, что и завтра мы можем не перейти. Хорошо, что я оставила день в запасе.

Наконец мы подъезжаем к таможне с монгольской стороны. Торопливо заходим в здание. Подходим к стеклянной будке, около которой выстроилась очередь монголов.

Пришло время ставить штамп в мой паспорт. Таможенник - молодой высокий монгол с военной выправкой. Безупречно сидит форма. Смотрит на паспорт… Почему же так долго смотрит? Не понимаю. Что-то считает. Неужели просрочена? Но ведь ещё день.

Он что-то с ухмылкой говорит по-монгольски. И резким движением ставит выездной штамп.

- Что сказал таможенник? – спрашиваю в машине.

- Сказал, что сегодня последний день визы.

- Как последний?

«Ведь виза тридцать дней. А мы поставили седьмого сентября». Считаю. «Если к седьмому сентября прибавить тридцать дней, то выйдет как раз шестое октября. Ужас! А если бы в сентябре было тридцать один день?... А если бы я сегодня добралась до границы позже?... Но теперь, слава Богу, всё нормально. Перейду сегодня и не просрочу».

Машина подъехала к ещё одним воротам из сетки. За ними Россия.

Наш микроавтобус уже полный. Кроме монголов здесь ещё русские. Но встреча с ними не вызывает у меня чувства радости. Это челноки, которые таскают китайские товары из Монголии в Россию. В основном женщины. Они жутко суетятся, ругают таможенников, сыплют пошлыми шутками и громко ржут. Я сижу рядом, и мне хочется съёжиться, хочется убежать из этого микроавтобуса. С нетерпением жду, когда нас, наконец, пропустят в Россию. Беспокоит ещё и то, что на таможне придётся говорить неправду про куртки.

Почему же нас не пропускают?

Спрашиваю монголку:

- Мы ведь сегодня точно перейдём границу?

- Нет. Могут вернуть, - нервно отвечает она.

- Как?! Мы же уже прошли монгольскую таможню. Нас же назад не пустят.

- Ну, и что? Всё равно могут вернуть.

Я широко раскрываю глаза. Что же тогда делать? Но ведь штамп с сегодняшним числом уже стоит. Неужели завтра поставят другой? Что тогда делать, не знаю.

- А почему нас не пропускают? - снова спрашиваю монголку.

- Там есть уже много машин.

- Но ведь таможня ещё через два часа закрывается?

- Нет, раньше.

- Почему? Ведь в одно время с монгольской.

И тут ко мне поворачивается одна из русских:

- В Монголии уже перевели время на зимнее, а в России ещё нет.

Чем дальше, тем больше все суетятся и волнуются. Как я ни старюсь, не могу себя успокоить. Чувствую отвращение ко всем этим накрашенным страшным русским женщинам. А они смотрят на меня. Одна из них спрашивает с недоумением:

- А что ты делала в Монголии?

- Путешествовала.

На её лице ещё больше удивления:

- А что там путешествовать? Там же нечего смотреть. Всё одинаковое.

- А вы были в Монголии?

- Восьмой раз сейчас.

- А далеко от границы отъезжали?

- До Дархана доезжала.

- Ну, вот дальше есть много чего интересного.

Нет, она не понимает.

Им ужасно хочется в родную Кяхту. Их там ждут тёплые дома, мужья. А их не пускают. Поэтому они страшно ругают таможенников.

Вдруг узнали, что у меня последний день действия визы. Одна высунулась из машины и стала громко кричать военному. Он стоит в будке, чуть дальше ворот.

- Эй! Тут у нас девушка, у неё сегодня последний день визы. Пропусти нас.

Они и раньше обращались к военному с просьбой, чтобы нас пропустили. Они даже знали его имя – Сергей.

Через некоторое время одна из женщин выходит из машины и снова начинает орать:

- Ну, Серёж, пропусти. Виза заканчивается. На самом деле.

Снова никакого эффекта. В машине очень холодно. Но на мне уже одета одна из четырёх курток, предназначенных для перевозки. Это монголка объяснила, что с собой можно перевозить только три одинаковые вещи. При этом нужно доказать, что они для личного пользования.

Вдруг к воротам с другой стороны подходит военный и кричит в нашу сторону:

- У кого виза заканчивается? Идите сюда с паспортом.

Я выскакиваю из машины. Все с надеждой смотрят мне вслед. Таможенник проверяет паспорт, смотрит на меня:

- Берите вещи. Идите сюда.

Бегом к машине. На ходу расстёгиваю чужую куртку. Хватаю рюкзак.

- А мы?! А нас?! – слышу крики негодования.

- Не знаю. Сказал брать вещи и идти.

Мы с военным проходим в ворота. Подходим к его будке. Около неё шлагбаум.

- Сейчас будет наша машина ехать, я вас посажу.

Я улыбаюсь во весь рот. Не выдержав, говорю:

- Спасибо большое. Всё-таки, значит, я дома.

Наконец машина провозит меня ещё пятьдесят метров. И я оказываюсь под крытым коридором. Слева - здание таможни. В одну из будок подаю документы. Военные никак не могут понять, на чём я приехала. Объясняю, как так получилось, рассказываю, что уже месяц путешествую. Сажают меня снова в микроавтобус с челноками-монголами. Один из них слышал мой рассказ таможеннику. Выражает восторг:

- Какая вы смелая! А теперь домой?

- Да. Завтра поеду в Иркутск.

- А где ночевать будете?

- Не знаю пока.

- А давайте я вас приглашу в гостиницу.

Я с подозрением смотрю на монгола. На российской стороне всё завалено снегом. Холодно. «Посмотрю, что будет. Если что, просто уйду», - думаю я. И как только мы оказываемся в России, нагружаемся огромными сумками и идём к ближайшей пятиэтажке.

На этой стороне уже наш город - Кяхта. Несколько пятиэтажек и огромное пространство, заставленное тёмными деревянными домиками. Отвыкшая от такого скопления домов, смотрю удивлённо.

Гостиница оказалась обыкновенной квартирой, наполненной до отказа монголами-челноками и их товаром. Они ходили с озабоченным видом, что-то считали и пересчитывали на калькуляторе, записывали в тетрадочки. Я присела на кухне. Парень-монгол куда-то делся.

Скоро оказалось, что в этой «гостинице» уже нет места.

- Пойдём в дом. Тут знакомые бабка и дед, - сказал монгол, когда снова появился.

На улице было уже темно и страшно холодно. Под ногами морозом скрипел снег. Мы подошли к деревянному дому с высокими воротами и принялись стучать. Нам неохотно открыл дед лет семидесяти. Оказалось, что они с бабкой часто впускают монголов на ночлег за деньги. Их «гостиница» стоит двадцать рублей. В одной из комнат стояли кровати, предназначенные для частых «гостей».

Ночь прошла спокойно.

* * *

Я шла по утреннему городу. Я в России. Кругом русские дома и русские люди. И деревья тоже русские.

Удивительно, что водителям можно спокойно объяснить, что тебе нужно. И даже можно разговаривать с ними. Ведь у нас с ними одинаковый русский язык.

Когда оказалась около Улан-Удэ, не смогла дозвониться до Моники. И решила ехать сразу в Иркутск. Успею ли сегодня доехать? Надеюсь.

Долго вдоль дороги тянулся Байкал. Большое синее море. Вот, я и снова вернулась к тебе. Сколько всего хорошего я видела от тебя с июля, пока жила в Иркутске!

Посёлок Слюдянка. Тут Байкал заканчивается. И сильно извилистой дорогой начинается финишная прямая к Иркутску. Чем ближе, тем сильнее чувствую сердце. Оно иногда сжимается, но не от боли, а от предвкушения.

Темнеет, но я уже знаю, что сегодня приеду в Иркутск.

* * *

Я приехала в город поздним вечером. Меня высадили около железнодорожного вокзала. Это довольно далеко от нашего дома. Но у меня нет ни копейки денег на автобус. Пойду по городу пешком.

Большой мост через Ангару. Когда мы с Игорьком в середине июля только приехали в Иркутск, этот мост был закрыт на ремонт. Люди ходили по нему пешком. Мне всегда нравились пешеходные улицы. А тут целый, очень широкий, пешеходный мост.

Под ним Ангара. Я хорошо знаю эту реку. Мы дружим с ней. Наш дом стоит совсем недалеко от набережной. И я часто приходила к воде, чтобы яснее понять, что чувствую и думаю.

Сейчас она встречает меня. А как ещё объяснить ярко-синий блеск воды, усеянной серебряными искрами? Я иду по мосту вдоль чугунных перил. Сейчас я встречусь с моим любимым другом. Я вернулась во второй родной для меня город. Я вернулась домой в Россию.

Я иду и слышу, как поёт город вокруг меня. Это очень красивая песня. Я оглядываюсь на улицу, на дорогу с бегущими машинами, а вижу весь мир. И слышу, как он весь поёт для меня. И чувствую в себе что-то большое. Это опять сердце? Волнуется и переживает? Нет, это что-то внутри сердца. Внутри меня всей. Это моя любовь к миру, подаренному мне Богом.

Мост всё не кончается. Мне и не хочется, чтобы он кончался. Я иду по мосту между двух берегов. Сколько будет тянуться этот мост? Сколько лет счастья мне дано?

ЭПИЛОГ

Что было дальше с теми о ком, я написала

С отцом Владиславом мы встретились в Москве.

Двадцать девятого октября в пять утра пришёл мой поезд из Иркутска. В эту ночь менялось время. Переводили часы с летнего времени на зимнее. А он приехал на вокзал на последнем метро и прождал всю ночь, и даже на час больше.

Выхожу из вагона, жду. Идёт, не спеша, и улыбается. А сколько во мне торопливой, рвущейся наружу радости!

- Ты выполнила весь мой план по Монголии. И в Гоби съездила, - говорит он в вокзальном кафе, когда мы дожидаемся открытия метро.

Мне приятно это слушать. Хоть чем-то их удивить. Хоть что-то значить для них!

Отец Владислав собирается надолго в Африку. Но не уверен, что поедет. Я снова благодарю его за то, что он сделал для меня в Монголии.

До сих пор продолжает делать.

За время, пока писалась эта книга, он побывал в Польше, в Мекке, в Португалии и даже…снова в Монголии.

Я приехала к Монике в Улан-Удэ из Иркутска. Она ещё больше светилась и испускала брызги фейерверка потому, что к ней, наконец, приехал её любимый француз, Тибо. Было интересно наблюдать за ними. Они необыкновенные. Например, тем, как реагируют на всё, что происходит вокруг них в России. Но об этом будет отдельный рассказ.

Они дождались сибирской зимы. Ничего подобного они до сих пор не видели. А потом отправились в Среднюю Азию: Казахстан, Киргизию.

С тех пор, как я попрощалась с Демидом, мы больше не виделись. Но, слава Богу, мы общаемся с помощью электронных писем. Демид путешествовал по Китаю. Быстро проехал Лаос. Сейчас вот уже несколько месяцев он в Таиланде.

Игорёк в Африке. По письмам видно, как ему нравится. Не зря он туда так стремился. Уже позади Египет, Судан, от которого Игорь в восторге. Сейчас он познаёт необыкновенную Эфиопию.

От Юстаса я получила совсем немного писем. Знаю, что он долго был в Китае, встречался там с Демидом. Потом путешествовал по Лаосу, Камбодже. Долго был в Таиланде. Сейчас он в пути дальше на юго-восток.

От Мидхата я получала немного очень тёплых писем. Он летал в Австралию к семье. Ездил в Иркутск. А сейчас по-прежнему работает в Монголии.

Я встретилась с Антоном не в день своего приезда в Иркутск и не так, как ожидала.

Я зашла по лестнице, сняла ботинки. Но не успела первой войти. Дверь открыл парень со смутно знакомым лицом. И я поняла, что Антона нет. И вправду, он ушёл в поход.

- Он завтра приедет, - сказал Кирилл. Так звали этого парня.

Я не расстроилась. Я понимала, что всё так, как и должно быть.

Весь следующий день я ждала. И, вот, слышу знакомые шаги на лестнице. Открывается дверка. Я выбегаю навстречу. У меня нет слов, только безумно улыбаюсь.

- А приехала? Привет, - спокойно бросает Антон и строгим голосом продолжает, - Почему родителям не звонила?

Я опешила от такого приёма. С трудом произношу:

- Денег не было звонить. Но сейчас я уже позвонила.

- А СМСку из Улан-Батора не судьба было послать? - всё так же жёстко продолжает он.

Потом торопливо проходит в комнату. Удивляется тому, что кругом беспорядок, что куда-то делись его книжки с печки, где они до этого лежали.

- Ну как, покаталась? Всё нормально? – между делом бросает он.

- Да.

И больше у меня нет слов. Просто не могу говорить. Слишком удивлена и ошарашена. Хотела столько рассказать! И не могу говорить совсем.

Антон разбирает рюкзак после похода, что-то делает. Я беру книжку, которую читала до того, как он пришёл. Проходит какое-то время.

- Какой-то ты другой, - не выдержав, произношу я.

- Да, тут не понятно, что в доме. Всё вокруг другое и я другой.

Проходит ещё время. Он возвращает на место книги. Наконец понемногу успокаивается. Успокаиваюсь и я.

Вечером мы сидим и рассказываем друг другу о том, что было, пока мы не виделись. Мы рады встрече.

Осталось мне…

Я живу в деревне. Одна. Зима. Холодно и пусто. Снега нет. И я очень жду его, чтобы стало уютнее жить одной в зиме. Моя деревня маленькая. Я в ней никого не знаю. Иногда хожу в соседнюю деревню за молоком.

Что же я делаю здесь? Пишу о Монголии.

Как можно жить одной?

Каждое утро я просыпаюсь и первое, что делаю – это вспоминаю о моих любимых. Да, именно, моих любимыхлюдях. Их много, и я хотела бы, чтобы их было ещё больше. Но я безумно радуюсь тем, кто есть у меня.

Снова утро. Лежу с закрытыми глазами. И смотрю на землю. Я отчётливо вижу её. Разноцветные, жёлто-зелёные материки и синий океан вокруг них. Это не бумажная картинка. Я вижу живую планету. Она жива людьми, которые в ней, которых я знаю и люблю. Австралия для меня – это Мидхат. И поэтому континент кажется светлым, широко улыбающимся. Где-то в Китае сейчас Демид. А вся юго-восточная Азия кажется мне цепочкой стран, вытянувшихся дорогой для моего друга. Я никогда не была в Европе, но теперь после Юстаса, а особенно после Моники, она представляется мне шумной весёлой доброжелательной толпой интересных людей. Мне это видится, несмотря на логику, что все интересные уехали из своей Европы и путешествуют по миру.

Африка - жёлтый континент, по которому сейчас гуляет Игорёк.

В какой-то части Земли сейчас отец Владислав. Я не знаю, в какой.

Я живу в деревне одна, наполненная всем миром. Мне даже не нужно мечтать о путешествиях. Я уже путешествую. Я живу во всём мире, с моими любимыми людьми.

Это Он привёл меня в Монголию, чтобы показать весь мир. Теперь я с ним иду дальше…

Конец

15 февраля 2006 года