Казалось, кто то резко крутанул мою реальность, и я из солнечного ташкентского дворика оказалась внезапно на заснеженной платформе станции Арчеда.
Перечитывая "Дар" Набокова я вспомню себя, 12 летнюю: "Совершенно прелестно, совершенно безлюдно. Но что же я-то тут делаю, посреди стерескопической феерии? Как попал я сюда? Точно в дурном сне, удалились сани, оставив стоящего на страшном русском снегу моего двойника в американском пальто на викуньевом меху. Саней нет как нет: бубенчики их--лишь раковинный звон крови у меня в ушах."
И брат, наверно, тоже был ошарашен, хотя он младше. Вот он с соседом дядей Серёжей рыбачит на Сыр-Дарье.
А вот он на русском снегу в январе 1992 го...
Страшный русский снег. ... Только пальто у нас были совсем ни на викуньевом, а на рыбьем меху. Папа лишь был в тулупе бараньем, откуда он его взял ума не приложу... Его даже приняли тогда за носильщика и крикнули, чтобы и за ними потом заехал.
Мы приехали в Россию. Навсегда. Мне кажется, зима 91-92 была самой снежной и холодной. А, может, нам, разнеженным ташкентским теплом, так казалось?
Помню, папа сразу купил всем меховые кроличьи шапки и валенки. Валенки высокие, в них было трудно ходить, они не гнулись. Особенно было трудно подниматься на железнодорожный мост. За мостом находился рынок, который к нашему удивлению работал только в выходные.
О том, что в России не все и не всегда ходят в валенках зимой, мы поняли позже, но тогда нам казалось, что мы пропадём без меха и войлока...
С самого начала мы жили в бараках на окраине города. Помню меня поразило огромное поле, много снега. Мальчик с собакой бегали по этому полю, и там были ещё свёрнутые рулоном скирды сена. Мальчик сказал, что тут живут "химики". Я думала, это учёные, а оказалось, заключённые...
Песни тогда были тоже какие-то все трагические... Они как бы тоже горевали о том, что мы уехали из родного города. "Больно мне больно,не унять эту злую боль"- пел Казаченко. "Ах, ты доля, моя доля, дальняя дорога..."- подпевал Газманов. "Хуто-хуто Хуторянка...!"- пела Ротару нам, приехавшим из столицы в маленький городок, которого и на карте настенной мы не нашли.
А Минаев предлагал танцевать, не смотря ни на что: "Вы готовы пойти со мной? Вы готовы? Вы готовы?"
Помню, мама уехала за деньгами от проданной квартиры в Ташкенте. А мы с папой кайфовали: он покупал в магазине банки варенья смородинового, мы намазывали его густо на белый хлеб и это был наш ужин! Он ведь тогда не знал, что скоро нам и на хлеб не будет хватать... Не то, что на варенье...
И зима будет долгой...
