Самоё трудное в моём командирстве этого смутного периода службы было поддерживать дисциплину в эскадрилье. Только полёты приводили полк в нормальное состояние, но полёты становились редкостью для личного состава. Боевое дежурство никто не отменял, натренированность лётного состава в полётах падала, количество лётчиков, имеющих право нести боевое дежурство, постепенно уменьшалась. И те редкие лётные смены, которые удавалось провести полку, были направлены на то, чтобы продлить сроки для опытных лётчиков — они принимали на себя всю нагрузку боевого дежурства. Молодёжи, а их было две эскадрильи, на лётных сменах доставались крохи, зато, именно молодёжь и ходила в наряды по охране городка. На ежедневных построениях эскадрильи отсутствовало много офицеров, находящихся в различных нарядах, а это усложняло контроль за дисциплиной и слаженностью подразделения.
Авиатехника тоже страдала от нехватки комплектующих, какая-то часть самолётов простаивала из-за выработки ресурса и не вытаскивалась на полёты. Остаток ресурса считали скрупулёзно по таким бортам, перед каждой лётной сменой инженер полка отчитывался и принимались решения на подъём самолётов во время полётов. Самолёт считался боеготовым, но ресурс берегли для проверок боеготовности полка с реальным вылетом и на случай боевых действий. Истребительный полк — не планерная школа! Да и на вывод полка из Закавказья надо было беречь ресурс, такая перспектива уже прорисовывалась в ближайшем будущем, хотя и не озвучивалась официально. Грузины тоже мечтали заполучить городок и аэродром со всем содержимым — летать у них некому на истребителях, зато продать можно или сдать туркам на металлолом.
Были в полку самолёты, которые уже давно не летали и инженерно-авиационная служба полка уже смирилась с тем, что с этих самолётов стали брать исправные блоки на летающие самолёты. А это было категорически запрещено делать. Но контролёры из московских штабов перестали появляться в полку, только телеграммы слали, чтобы мы не поддавались на провокации. Исправные самолёты полку нужны были уже для самообороны, для сдерживания самих попыток провокаций со стороны местных, для устрашения боевиков. Был один момент, когда командир полка принял решение поднять самолёт с блоками неуправляемых ракет и лётчик — один из замов комполка — совершил демонстрационный полёт на городом на предельно малой высоте. Горячие головы уговаривали командира, для пущей убедительности, сделать пуски по вершине горушки, у подножия которой и располагались жилые массивы Сенаки, но командир не согласился — он и так много на себя брал этим подъёмом.
У технического состава, тоже пропадающего в нарядах, навыки обслуживания и подготовки авиатехники ухудшались. Морально-психологическое состояние личного состава в условиях социальной неопределённости и недостатка материального обеспечения никак не способствовала качеству обслуживания полётов. Мало того, что сами лётчики были неуверенны в своих навыках, так и технический состав уже не внушал такого доверия к своей работе, как в былые времена. Не говоря уже о состоянии самих самолётов, ведь в обиходе появилось понятие «условно боеготовый самолёт». На таком самолёте можно было взлетать и производить посадку, но имелись неисправности оборудования, не влияющие на безопасность полёта. Например, не функционировал бортовой радиолокационный прицел или система вооружения. Это уже был не истребитель, а самолёт для отработки техники пилотирования. Приходилось и с этим мириться ради полёта, но всё это подрывало систему безопасности полётов, развращало авиаторов и прививало халатность в работе.
Участились случаи отказа авиатехники в полёте. У нашего молодого лётчика отказала радиосвязь, но старлей справился с этим отказом, действовал правильно и благополучно приземлился. Хорошо, что серьёзных отказов, приведших к аварии или катастрофе, не было.
После прихода к власти в Грузии бывшего партаппаратчика Шеварнадзе, обстановка временно разрядилась и командир полка убыл в отпуск. Никто отпуска не отменял, всё шло по графику. Офицеры пользовались возможностью вывезти на попутных транспортниках из Закавказья семьи и даже личное имущество, расплачиваясь с экипажами за услугу перевозки чачей, кутаисским коньяком или рублями. Странно, что перевозки членов семей начальство никак не регулировало, всё держалось на инициативе командиров транспортников. Зато из центра пришёл приказ, запрещающий перевозить личные автомобили на транспортниках, что, естественно, взвинтило тарифы на переброску легковушек. Слава Богу, у меня такой проблемы не было — не купил себе авто, будто предчувствовал, что можно будет её лишиться.
И во время отсутствия командира полка у меня в эскадрилье произошло неприятное происшествие, доставившее мне много переживаний и разносов от начальства.
Поскольку вывоз семей и имущества стало массовым явлением, приходилось регулировать очерёдность офицеров в этом деле, вести учёт, чтобы обосновать свой отказ в пользу другого офицера. У меня отпросился на пару недель в отпуск «студент», горел желанием перевезти в Питер вещи, нажитые за короткую службу своим трудом, а потому — ценные для него. Отпустил старлея, а вскоре выяснилось, что он убыл в город трёх революций с табельным оружием. Во как ценится то, что своим горбом заработал, даже пистолет захватил, чтобы охранять свои шмотки по дороге. У меня состоялся нелицеприятный разговор с начальником штаба полка, который при этом внушил и мне опасения в возможном дезертирстве «студента» с оружием. Второй раз меня «студенты» подводят с оружием: у того автомат отобрали, этот сам уехал с пистолетом. Еле уговорил начштаба не докладывать в дивизию об этом случае, мол, «студент» вернётся ещё до возврата комполка из отпуска, сдаст пистолет и всё останется шито-крыто. Зачем неприятности начштаба, командиру полка от дивизионного начальства, в сводки армейские попадём…
Начштаба дал указание командирам подразделений проверять наличие в оружейке табельного оружия убывающих в отпуска и на каждом построении третировал меня своими страшными взглядами, мол, где твой «студент». Где-где? В законном отпуске!
«Студент» из отпуска не торопился, отгулял его по полной и я успел получить своё от прибывшего из отпуска командира полка за бардак с учётом оружия в эскадрилье. Уговорил командира подождать сутки в надежде, что мой отпускник вернётся с оружием. Он и появился, табельное оружие вернул, благо, не подвернулся ему случай нарваться на досмотр. Обошлось. Сделали ему начальники внушение, но «студент» был уверен, что имел право расхаживать с оружием в отпуске, мол, офицеру это разрешено, и остался при своём мнении. Но история на этом не закончилась.
В скором времени в плане прилёта бортов на наш аэродром появились несколько транспортников для переброски офицеров с семьями в республики. Начальник штаба полка объявил на построении, что там будут места, можно отправить членов семей в Россию. «Студент» тут же из строя сделал заявку на отпуск для переброски очередной партии своего имущества домой. Я отказал ему, но офицер стал громко возмущаться, мол, имею право. Пытался его урезонить, но «студент» объявил, что он улетит и без моего разрешения. Достал этот «демократ» меня! Пожелал ему счастливого пути и, обернувшись к начальнику штаба полка, попросил обратить внимание на списки убывающих транспортными самолётами, чтобы там этого офицера не было. Начштаба кивнул головой. Но «студент», видимо, не до конца понимал полномочия должностных лиц аэродрома и думал, что согласия командира экипажа будет достаточно. Признаться, я даже был бы рад дезертирству «студента» - одним паникёром в эскадрилье станет меньше.
После посадки транспортников на аэродроме студент на следующем утреннем построении не появился, начальник группы доложил, что тот пытается улететь. Я махнул рукой, мол, никуда он не улетит, пусть дорогами добирается.
Все борта убыли с аэродрома, и «студент» появился на очередном построении со скучным видом — узнал кое-что новое о системе, в которой проходил службу. Я не удержался, съязвил по поводу его быстрого возвращения из «отпуска», но «студент» этот раз был не в настроении и промолчал. Начальник штаба полка эту сцену заметил, подошёл и сообщил мне, что ему пришлось ссадить «студента» с одного транспортника, по причине отсутствия того в списках пассажиров. Потом он заметил, что этот офицер крутится у других самолётов, стараясь не попадаться на глаза начштабу полка, пришлось предупредить командиров экипажей транспортников, чтобы они не вздумали взять на борт дезертира. А зачем экипажам лишние неприятности? Сухопутная дорога для «студента» была слишком опасной. Да никто из гарнизонных с семьями уже не выбирался из Закавказья автобусами или поездом. Вот назад приходилось возвращаться одиночно железной дорогой, если не было возможности сесть на транспортный самолёт, летевший к нам на аэродром.
А в полку - по указанию из ВВС - приступили к сокращению штатов полка. Начали с лётного состава, технического и так в полку не хватало. В первую очередь попали офицеры, выслужившие право на пенсию от министерства обороны. Так в этом списке оказались и мои приятели — Никодимов и Пилюшкин. Последний был штатным РП, он был постарше нас, а однокашник Никодимов увольнялся с должности штурмана-программиста. Никто из них не расстроился от этого известия — самое время валить из Закавказья. Вот во что вылился старый новогодний спор — кто первым уволится. Одновременно все увольняются, разве что — приказ разными датами будет.
